Зов высокой травы » Страшные истории на KRIPER.NET | Крипипасты и хоррор

Темная комната

В тёмную комнату попадают истории, присланные читателями сайта.
Если история хорошая, она будет отредактирована и перемещена в основную ленту.
В противном случае история будет перемещена в раздел "Бездна".
{sort}
Возможность незарегистрированным пользователям писать комментарии и выставлять рейтинг временно отключена.

СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ

Зов высокой травы

© Алан Кранк
28.5 мин.    Темная комната    Parabellum    21-10-2024, 14:17    Указать источник!
1

   Андрей решил, что ему показалось, но Дима повторил:
   – Я перебил всех крыс и высыпал остатки порошка в унитаз.
   Красное лицо Димы блестело от пота, хотя за спиной на подоконнике лежал снег. Челка прилипла ко лбу. Он поправил ворот рубашки, достал левой рукой из нагрудного кармана пиджака авторучку и начал щелкать кнопкой.
   – Звучит, как признание наркодилера, – прокомментировал Витя и выпустил дым в камеру.
   Андрей ненавидел, когда он так делал. Было ощущение, что он выпускает дым тебе в лицо. Правую сторону экрана затянуло серым.
   – Я больше не могу работать над проектом, – голос Димы задрожал. – Все материалы я уничтожил. Вы должны сделать то же самое. Остановитесь. Или вы оба умрете.
   – Почти напугал, – ответил невидимый Витя. – Но до Хеллоуина еще неделя.
   – Я не шучу. Он сказал, что убьет меня, если я не прекращу испытания, – ответил Дима. – Что убьет нас всех.
   – Кто «он»?
   – Я не могу объяснить.
   Глаза Димы заморгали. Казалось, он вот-вот расплачется.
   – Не можешь объяснить?
   Облако дыма развеялось, и сквозь него проступило бледное, перекошенное от злобы лицо Вити.
   – Тогда я тебе кое-что объясню. Я не знаю, о чем шепчут тараканы в твоей голове, – голос Вити становился все громче и громче, как будто кто-то подкручивал бегунок с громкоговорителем в правом углу рабочего стола. – Но я точно знаю, что ты не можешь просто взять и бросить работу. Не имеешь права. Ты должен ее закончить.
   – Подожди, – вмешался Андрей. – Давай разберемся. Дим, я понимаю, конец года, запарка на работе. Мы можем подождать, пока ты решишь свои вопросы. Сколько надо? Неделю? Две?
   Дима склонился над клавиатурой так, что на экране была видна только его лысеющая макушка. Авторучка продолжала щелкать, отбивая секунды.
   – Нет никакой запарки.
   – Тогда что?
   

Авторучка щелкнула в последний раз. Дима бросил ее на пачку аккуратно сложенных бумаг на краю стола. Стало так тихо, что Андрей услышал, как гудит вентилятор в системном блоке под столом и как за стеной в отделе мутагенеза уборщица елозит шваброй по полу.
   – Я не хочу умирать. Вот и все.
   Его голос задрожал, а рука потянулась к клавиатуре.
   – Дим, подожди…
   Левая половина экрана погасла.
   – Вот ведь мудак, – сказал Виктор и воткнул окурок в служившую пепельницей банку из-под кофе.
   Андрей поморщился, но не ответил. Да, когда оскорбляют твоего друга, это касается и тебя. Но если один твой друг катит бочку на другого, то это уже что-то вроде внутреннего диалога.
   – Его опять замкнуло, – сказал Витя, – как на прививке от СПИДа в институте. Можно попробовать поговорить с ним еще, но, по-моему, делов не будет. Нам нужен новый биохимик. У меня знакомый есть в Волгограде. Не хотел связываться, но придется. И давай расходиться, а то я еще поспать хочу, прежде чем домой ехать.


2

   Ящик с луковицами гладиолусов под кухонным столом мешал выпрямить ноги. Юля четвертый год притворялась великим цветоводом, не желая признаться, что они купили эту унылую хатку с клочком земли только потому, что квартира той же площади стоила на неподъемные полмиллиона дороже.
   – Как успехи на работе? – спросила она, когда вторая баранья котлета исчезла с тарелки Андрея.
   Сын не торопился допивать чай и внимательно разглядывал надкушенный бублик. Разговоры родителей его интересовали намного больше, чем уроки.
   – Димка объявил брекзит.
   – В смысле, внял голосу разума и отказался принимать дальнейшее участие в вашей научной самодеятельности?
   – Не знаю, чей это был голос, но да.
   Брови Юли приподнялись. Лицо приняло заинтересованное выражение.
   – И вы, конечно, поссорились?
   – Конечно.
   – И ты как всегда оказался на стороне альфа-самца из Екатеринбурга.
   Она все больше походила на воспитателя в детском саду, озабоченного проступком одного из своих подопечных.
   – Юль, хватит. Иногда бывает интересно послушать про архетипы и паттерны, но не сегодня. Хочу поужинать в компании жены, а не автора диссертации «Ссора и компромисс».
   – А тебе не приходило в голову, что Дима просто наконец-то проявил здравомыслие?
   – Он проявил свинство.
   – Андрей, научное открытие в современном мире может сделать международная группа ученых с бюджетом в несколько миллионов долларов, а не компания из трех кандидатов наук с дырявыми карманами. Ваш так называемый проект – это бред сивой кобылы. И кобылу эту зовут Витя.
   Сережа рассмеялся и подавился бубликом.
   – А ты не подслушивай, когда взрослые разговаривают, – сказала Юля. – Допивай чай и пойдем проверять ботанику. Ты меня, конечно, извини, – подытожила она, снова обращаясь к Андрею, – это не мое дело. Но мне кажется, тебе не стоит разбрасываться друзьями. Тем более из-за такой ерунды.


3

   Утром следующего дня сломался амплификатор. Запасного на складе не оказалось. Месяцем раньше его забрал Донцов. «Научная самодеятельность» была окончена, но оставалась еще и основная работа. Работа, за которую Андрею платили деньги и которой он не хотел лишаться.
   – Пиши заявку, – сказал Фисенко. – Сразу два в ремонт и повезем. Антонова как раз документы на конкурс готовит.
   – Какой еще конкурс? До отчета месяц остался.
   – У тебя отчет, а у меня антикоррупционное законодательство. Спроси у Донцова или у Петренко. Может, к ним присоседишься.
   Покидая кабинет, Андрей не удержался и хлопнул дверью.
   Присоседишься… Как же задолбала эта формулировка. Как и приобретение канцтоваров за свои деньги. Как и поездки на семинары с командировочными по двести рублей в день. Ну ничего. Скоро будет праздник и на нашей улице.
   Донцов отказал, сославшись на слишком дорогие праймеры, за которые отвечает он лично. Петренко согласился. Но лаборатория будет свободна только после четырех. А единственная Игорева лаборантка Оля сказала, что не может задерживаться после работы. Надо забирать ребенка из сада. Неувязки и отказы нервировали. Казались обидными и существенными. До тех пор, пока в четверть двенадцатого не зазвонил телефон.
   – Алло. Андрей? Это Олег, брат Виктора. Сегодня ночью Виктор умер. Похороны в четверг в двенадцать.
   – Как?
   Вопрос сам вывалился изо рта, и к желанию выяснить причину смерти не имел никакого отношения.
   – Самоубийство. Вы были друзьями. Я решил, что должен вам сообщить.
   Вызов сбросили.
   Андрей рассеянно сел на стул и посмотрел журнал вызовов. Номер незнакомый. Код оператора – не местный. Его назвали по имени. Это может быть ошибкой. Возможно, какой-то знакомый. Кто-то из одноклассников, однокурсников, дальних родственников, просто тезка.
   Он набрал Витю. После четвертого гудка думал сбросить и побыть еще немного в неизвестности, но трубку взяла Ленка.
   – Алло, – ответил хриплый едва узнаваемый голос.
   Сомнения исчезли.
   – Лен, мне очень жаль.
   Она расплакалась. В памяти всплыл мокрый от пота лоб и часто моргающие глаза Димы. Он сказал, что убьет меня, если я не прекращу испытания. Что убьет нас всех.


4

   В Екатеринбурге было на двадцать градусов холоднее, чем дома. Перевязанные черной лентой гвоздики в руках остекленели. Андрей шел по обледенелым улицам и заглядывал в пустынные заметенные снегом дворы пятиэтажек. Это должно быть где-то здесь. Вот автосалоны, вот высотка с магазинами на первом этаже. В гостях у Виктора он был раз в жизни, шесть лет назад, летом, после конференции по гепатиту. Теперь заблудился. Дома были похожи друг на друга, как кости домино. Можно было взять такси, но он поехал на маршрутке, чтобы на сэкономленные деньги купить в ларьке аэропорта пару теплых перчаток. Деньги были Юлины. «Возьми, – сказала жена, не дожидаясь, когда он спросит ее об этом, и протянула тощую пачку купюр, отложенных на покупку кухни. – Шкафы могут и подождать».
   Андрей понял, что он у цели, когда увидел сбившихся в кучу людей у дальнего подъезда. «Слава богу. Все-таки нашел», – облегченно вздохнул он. И тут же одернул себя, напомнив, зачем эти люди здесь собрались. Чему радуешься? Вдоль бордюров, опираясь на самшиты, стояли похоронные венки. Темно-зеленые, с крупными красными цветами и черными лентами. Когда он подошел поближе, на лентах проступили надписи из золотых букв: «Любимому папе и мужу». «Сыночку». «Брату».
   Гроб был закрыт. Его обнимала старуха в черном. Должно быть, мать. Жидкие седые волосы, выбившиеся из-под платка, скрывали ее лицо. У подъезда на лавке сидела Лена. С красными от слез и мороза кругами вокруг глаз. С обеих сторон к ней жались дети. Мальчик и девочка. Когда Андрей заезжал в гости, девочки еще не было и в планах. Андрей подумал, что если бы умер он сам, то Юля с Сережей точно так же сидели бы на лавочке перед гробом. И случись это на пару месяцев раньше, наверняка Юля нарезала бы с цветника гладиолусов. Он поставил гвоздики в пластмассовое ведерко перед гробом и подошел к лавке.
   – Привет, Лен, – сказал он.
   – Привет, Андрей, – сказала она и подвинула к себе дочку. – Садись.
   Андрей сел. Стандартное «как дела?» явно не годилось для продолжения разговора. Он выбирал между «мне очень жаль» и «как это случилось?» до тех пор, пока Лена не заговорила сама.

 – Как Юля?
   – Нормально.
   – Сережа?
   – И Сережа.
   Вдаваться в подробности показалось Андрею неуместным.
   – А у нас вот… Сам видишь. Как это могло произойти, ума не приложу. Почему? Что было не так? Ты знаешь, в последние дни он перестал разговаривать со мной и с детьми. Он вообще сильно изменился. Ты не заметил?
   Андрей прокрутил в памяти последние сеансы связи. Худое лицо с живыми пытливыми глазами. Сигарета в зубах. Тонкие, но сильные пальцы, часто барабанящие по столу.
   – Нет.
   – А я да. Но не понимала, что происходит. Спросишь – молчит. Кругом ведь одни секреты. Верно? Туда не смотри. Это не читай. Это были наркотики, Андрей? Вы делали наркотики? – Она спросила об этом как бы между делом. Как о чем-то само собой разумеющемся. Небольшое уточнение и так хорошо известного обстоятельства.
   – Он испытывал их на себе, – продолжила Лена, не дожидаясь ответа, – верно? Кололся или глотал. Тут уж не знаю. А потом всю ночь шатался по квартире. Скажи мне, а почему он, а не ты?
   – Лен, мы не делали никаких наркотиков.
   – Ты врешь, Андрей. И он мне тоже врал. Вы врали мне оба.
   Она громко разрыдалась. Дети расплакались следом за ней. Перед Андреем возникла пожилая женщина с крючковатым носом в серой куртке с капюшоном.
   – Разрешите? Я смогу ее успокоить.
   – Да. Конечно.
   Андрей поднялся с лавки и отошел к двум мужикам, живо обсуждавшим вопрос, что должны нести впереди: гроб или крест.

5
   На кладбище было еще холоднее, чем в городе. На обледенелых деревьях каркали голодные вороны. От автобуса до могилы было не меньше двухсот метров пешего хода. Процессия шла молча. Гроб, сменяя друг друга, несли восемь человек. Андрей вслушивался в хруст мерзлого снега под ногами и поглядывал по сторонам.
   Кресты. В какую сторону ни посмотри, кресты. Тысячи крестов как напоминания о тысячах умерших. И о Боге. Что-то в христианской концепции было лишним. Либо идея любви к Богу, либо кресты на надгробиях. Может ли тот, чье имя неразрывно связано со смертью, рассчитывать на любовь смертных? Уважение – да, поклонение – да, страх – да. Но не любовь.
   Яма выглядела как огромный, неподвижно раззявленный рот. Вечно голодная земля терпеливо ждала. Переваривать Витю она будет так же неторопливо. По миллиграммам, но до конца. Пока не останутся одни кости. Ребята в черных спецовках с надписью «Ритуал» на веревках опустили в яму гроб и отошли к торчащим из земли лопатам.
   У края могилы появился Дима. Должно быть, он приехал сразу на кладбище. Левой рукой он неловко подобрал три мерзлых кома и бросил их на крышку гроба. Он сильно изменился с последней их встречи. Обрюзг, потолстел и постарел. Пятисантиметровый портрет на экране, который Андрей видел чуть ли не каждый день, лгал. Огромный масштаб съедал мелкие, но многочисленные и значимые изменения, составлявшие реальный облик.

   – Привет, – сказал Андрей и протянул руку.
   Дима молча отвел взгляд и втянул голову. Как будто обиделся и замялся. Андрей успел списать это на счет их последнего разговора, прежде чем Дима вытащил из кармана правую руку и помахал ею перед лицом собеседника. Из рукава куртки торчала свежая культя. Заботливо обтянутый кожей обрубок с перетяжкой точно посередине, как кончик сосиски.
   – Он откусил мне руку две недели назад.
   Андрей отступил на шаг, как будто ему в лицо плеснули холодной водой. Вода смыла прежние мысли. Их место занял образ безобразно аккуратной культи и жестокое объяснение.
   – Охренеть.
   Две бабки, стоявшие ближе остальных, замолкли и обернулись.
   – Он хочет, чтобы исследование прекратилось. И он его прекратит. Жаль, что я не смог объяснить это Вите.
   Дима ткнул Андрею в плечо изуродованной рукой, а потом указал на яму. Трое могильщиков уже взяли лопаты в руки и нетерпеливо топтались на месте.
   – Нам не следовало заглядывать туда, Андрей. Мы разбудили древнее зло. Дикое и сильное. Вопрос намного сложнее, чем создание устойчивой молекулы теломеразы и пары сопутствующих белков. Это тайна. Чужая тайна. Понимаешь? Того, кто ее откроет, ждут не лавры первооткрывателя, а смерть.
   Андрей пытался смотреть Диме в лицо, но взгляд снова и снова возвращался к торчащему из рукава обрубку.
   – Дима, ты сам понимаешь, какую чушь ты несешь? Что случилось с рукой?
   – Ерунда. Есть вещи намного страшнее. Ты пока еще можешь выйти сухим из воды. Да, мы работали несколько лет. Мы долго к этому шли. Но оказались мы не в райских кущах, как обещал Витя, а на проклятом кладбище. И отсюда надо бежать что есть мочи. Жизнь дороже шести уже прожитых лет.
   Дима сунул культю в карман, развернулся и пошел к машине. Больше Андрей его никогда не видел.

6
   Справа, за стеклом иллюминатора, сквозь облака пробивались огни города. Слева сухая старуха листала мятый номер «Сторожевой башни». «Кажется, свидетелей Иеговы запретили», – рассеянно подумал Андрей и снова погрузился в размышления. Вчерашний разговор на кладбище и образ обрубленной руки не шли из головы.
   Дима всегда был мечтателем. В институте он бредил вакциной от СПИДа, а работать над теломерами согласился, предполагая попутно создать препарат, замедляющий старение. Романтик. Настоящий ученый и идеальный инкубатор для шизофрении.
   Самолет провалился в воздушную яму. Волна вибрации пробежала от кабины пилотов до хвоста. Сзади донесся беспокойный шепот, запричитала женщина, и расплакался ребенок. Старуха положила журнал на колени и повернулась к Андрею.
   – Вам не страшно?
   – Немного, – признался Андрей.
   – Мне тоже. Думаю, это Бог дает нам знак, – старуха вытаращила глаза и подняла палец вверх. – Напоминает о заветах. Дает возможность исправиться. Возможно, для кого-то эта возможность – последняя.
   – Может быть, – согласился Андрей, – зачем такие прозрачные намеки? Мне кажется, для всех было бы лучше, если бы он выражался яснее.
   – Нет. Бог прячется. Если помните, и воскресшего Христа видели только апостолы. Бог не может вдруг явить себя людям. Это противоречит его плану.

   Андрей потер подбородок, скрывая улыбку.
   «А мы его нашли», – мог бы сказать он бабушке и рассказать о проекте.
   Но слушать до конца полета протухшие цитаты из священных писаний не было никакого желания. Ради приличия он покачал головой, словно задумавшись над услышанным. Потом отвернулся к иллюминатору.
   Мозг экстраполировал не слишком оригинальную «Гипотезу прозрачных предупреждений» на события последних дней. Витя покончил с собой. Дима лишился руки и рассудка. Самолет, в котором летит Андрей, трясется так, что, кажется, вот-вот упадет, завершив зловещую картину. Богопротивный образ проекта проступал грязным черным пятном сквозь белые листы с химическими формулами.

7
   Из соседней комнаты донесся пронзительный будильник жены. «У „Нокиа“ самый мощный динамик», – всплыли в памяти слова продавца-консультанта МТС. Андрей открыл глаза.
   Как было бы хорошо, если бы и смерть Вити, и увечья Димы – все оказалось сном. Длинным, очень сложным, логичным, неестественно реальным сном. Но на прикроватной тумбочке лежали купленные в Екатеринбурге перчатки, а у двери стояла дорожная сумка, к ручке которой был приклеен стикер «Багаж Аэрофлота». Вчера он вернулся слишком поздно, чтобы разобрать ее.
   Андрей встал с кровати и вышел в прихожую. Сережка спускал воду в ванной. Юля заправляла за собой диван, хотя вчера в кровать они ложились вместе. На ней была белая майка и красные пижамные шорты, что означало начало цикла. На все остальные дни у нее была длинная ночнушка голубого цвета.
   – Еще раз с возвращением, – сказала жена. – Выспался?
   – Да.
   – Счастливчик.
   – Я снова храпел? – Андрей изобразил улыбку из серии «извините, что так глупо вышло, но ничего не мог с этим поделать».
   – Хуже. Как ты себя чувствуешь?
   – Нормально.
   – Ты ничего не помнишь?
   – Нет. А что случилось?
   Юля села в кресло, набрала в легкие воздуха и шумно выдохнула. Психологическая практика подготовки к серьезному разговору.
   – Не знаю что, но выглядело это довольно жутко. Около трех ты начал ворочаться и бормотать.
   Она говорила вдумчиво, глядя прямо перед собой, как будто припоминая детали минувшей ночи.

   – Я толкнула тебя локтем и отодвинулась на край. Когда я проснулась во второй раз, ты уже крутил головой по сторонам и дергал ногами так, как будто схватился руками за высоковольтный кабель. Я включила ночник. Лицо у тебя посинело и перекосилось. Вены разбухли, как вшитые под кожу черви. Сперва мне даже показалось, что это не ты. Я подскочила с кровати. Хотела вызвать скорую. И как дура два раза подряд набрала на сотовом ноль-три. Во сне ты повторял одно и то же. Сначала мне показалось, что это пустой набор звуков. Черт. До сих пор мурашки по коже. Лучше бы я не вслушивалась.

   Она на секунду замолчала, ожидая комментариев или объяснений. Но Андрей промолчал. Прежде чем выдвигать предположения, он хотел бы услышать всю историю до конца.
   – И что я сказал?
   – Ты сказал, что если мы не остановимся, то умрем. Так и сказал. Повторил это раз сто. И говорил ты это не просто в темноту. Да, глаза были закрыты. Но я уверена, что ты обращался ко мне.
   Андрей стал кое-что понимать. Остановитесь, или вы оба умрете. Так говорил Дима. Проклятые слова засели в мозгах и вывалились изо рта ночью. Как у Сережи год назад после «Властелина колец», когда он всю ночь во сне убегал от голлума.
   – А потом все вдруг закончилось. Как будто ничего и не было. Ты перевернулся на бок и замолчал. Лицо расслабилось и посветлело. Дыхание выровнялось. И трясти начало меня. За остаток ночи я выпила полфлакона валерьянки, но все равно не смогла заснуть. И вернуться в кровать тоже.
   Юля замолчала. Немой вопрос «так что это было?» повис в воздухе. Ответ мог быть либо формальным, либо пугающим. Андрей выбрал первое.
   – Это из-за похорон. Все время об этом думаю. Прости.
   Юля подняла брови и заглянула ему в глаза. Из жены она моментально превратилась в психолога, жаждущего конкретики. И возможно, вопреки желаниям Андрея, она бы ее получила, но в комнату вошел Сережа.
   – Привет, папка, – крикнул он и бросился Андрею на шею.
   – Привет, парень.
   Андрей даже не знал, чему обрадовался больше: возможности избежать дополнительных расспросов или встрече с сыном.
   – Как дела в школе?
   – Новых оценок нет. На четверг Пушкина наизусть задали.
   – Вчера ходил на плаванье?
   – Да. А что ты мне привез?
   «Два кармана сомнений и сумку со страхами», – хотел сказать Андрей первое, что пришло в голову. Но шутка вдруг показалась не смешной. Совсем не смешной.

8
   После обеда, вернувшись из столовой, Андрей заглянул в почтовый ящик. Там лежало непрочитанное письмо от Виктора, отправленное четыре дня назад, тем вечером, когда они в последний раз разговаривали по скайпу.

   «Я не удержался и позвонил Диме. Хотел, как ты говорил, разобраться. Разобрался. У парня съехала крыша. Вторую неделю он разговаривает с Богом. А с понедельника уходит из института. Думаю, он рассказал начальству о своем Новом Знакомом, и его попросили. Не хочется думать, что проект произвел на него такое воздействие, но взаимосвязь „тема исследования – бред больного“ прослеживается.
  Дима собирается уехать на побережье. К тетке, под Туапсе. Сказал, что купит участок и построит теплицу. Огурцы-помидоры и все такое. В общем, все. Тук-тук, я в домике. Я посоветовал ему на следующем свидании спросить у Бога выигрышную комбинацию „Русского Лото“, чтобы было, с чего начать карьеру огородника. На том мы и простились.
   Теперь что касается дела. Я отправил данные Валере (его электронка в прикрепленном файле) и посылаю их тебе. Посмотри, что получается. Из шестидесяти семи твоих номеров по меньшей мере четыре будут работать. Остается только выяснить которые. До конца года он обещал закончить. Готовься к золотому дождю и продвижению по службе. Я думаю, это будет Нобелевка с одновременным причислением к лику святых. (История повторяется. Про апостола Андрея я уже где-то слышал.)
   Материалы в „Физиологию“ я сдал. Публикация будет в январе.
   Вчера по пути с работы заходил в автосалон „лексуса“. Шкура неубитого медведя будоражит воображение. Хотя разумнее, наверное, сначала сменить квартиру на дом.
   Все. Пока. До связи.
   P. S. Только по-прежнему не пойму, почему это не сделали до нас. Чисто технически работа могла быть проделана еще в восьмидесятых. Эти четыре тысячи локусов выглядят как заросший бурьяном пятак посреди огромного перепаханного поля. Дай бог, чтобы этот огрех был в мировой микробиологии, а не в наших головах».

   И ни слова о намерении покончить с собой. Юля рассказывала, что самоубийцы подолгу вынашивают роковую мысль. Эти люди рождаются с миной в голове, таймер которой запущен. Они слышат обратный отсчет и часто обсуждают возможность ухода из жизни с родными и близкими. Но вот оно – письмо, написанное за несколько часов до прыжка из окна. И в нем ни слова о смерти. Возможно, где-то между строк и прячутся темные, неуловимые, как Бог, тени фатальных мыслей. Но знал ли о них сам Витя? Похоже, что нет. И желание прыгнуть вниз вдруг возникло у него, когда он уже стоял у окна.
   Андрей открыл прикрепленный файл и пробежал по странице глазами. Виктор отправил на испытание в Волгоград еще номера, но результаты были ясны и без них.

   За безобидными столбиками цифр скрывалось невероятное по своим размерам и значимости открытие. Да, шесть лет назад Витя обещал интересные результаты, но к такому не был готов никто. Неудивительно, что у Димы помутился рассудок. Тропинка, на которую они вышли, уводила далеко за пределы привычного миропорядка. Невозможно допустить самостоятельное возникновение табуретки, после того как под верстаком обнаружены молоток, ножовка, рубанок, гвозди и десяток досок. (А они обнаружили намного больше.) Существование изделия доказывает существование Создателя. Либо Создателей. И это серьезней, чем открытие закона всемирного тяготения или энергии атома. Намного серьезней. Жизнь на Земле была создана. Они это выяснили, и они могли это доказать.
   Андрей встал из-за компьютера и подошел к окну. Через два часа Петренко должен был освободить лабораторию.

9
   Дома Андрей появился в начале одиннадцатого. Юля как обычно встретила его у входной двери. Но вместо того чтобы повиснуть на шее, она отступила на три шага назад, в глубь коридора, и отвела взгляд куда-то в сторону.
   – Что-то случилось? – спросил Андрей.
   – Нет, – голос звучал тускло и отрешенно, – просто устала. День дурацкий. Я пойду спать. Ты скоро?
   Последние слова она произнесла как будто через силу. Это было что-то посерьезнее обычных проблем на работе.
   – Да, скоро. Как Сережа?
   – Просил одеяло полегче. Но на вторник обещают снег. Я не стала менять.
   Холодно и сдержанно. Как будто они вдруг снова стали незнакомыми людьми. То ли обида, то ли чувство вины. Андрей вспомнил компьютерщика, о котором жена рассказывала на прошлой неделе. «Очень интересный молодой человек», – сказала она. В тот момент ему показалось, что этот интерес был не только профессиональным.
   – Юль, что случилось?
   Она наконец взглянула ему в глаза. После этого сказать еще раз, что все в порядке, язык не поворачивался.
   – Я… Не знаю, как это правильно объяснить… Не могу забыть то, что произошло ночью. Даже смешно. Каждый день копаюсь в чужих мозгах и вдруг оказываюсь совсем не готова к такой ерунде. Ты меня понимаешь?
   На сжимавшем телефон кулаке побелели костяшки. Она отступила еще на шаг.
   Остановитесь или умрете. Вы все умрете.

   Да, теперь он понял. Она боялась его. С ума сойти. Она напугана до чертиков, и с трудом сдерживает себя, чтобы прямо сейчас не убежать и не запереться в ванной. За одну ночь он превратился для нее в чудовище. Возможно, в самое страшное чудовище, с которым она когда-либо сталкивалась. Как она вообще вернулась домой, да еще и привела сюда сына? Как у нее повернулся язык спросить «ты скоро?» Что она должна была чувствовать, готовясь очутиться в одной кровати со своим кошмаром? Черт бы тебя подрал, Дима. Черт бы тебя, спятившего идиота, подрал.
   Андрей сел на пуфик у двери и потер пальцами лоб.
   – Юль, я не знаю, что произошло ночью. Психологический срыв во сне. Временное умопомрачение. Сердечный приступ. Или что-то еще. Но чем бы оно ни было, оно прошло. Я уверен, это больше не повторится. Со мной все в порядке. Слышишь меня?
   Жена снова искоса взглянула на него. Но задержала взгляд на секунду дольше.
   – И не надо смотреть на меня как на восставшего из ада Чикатило.
   Она вяло улыбнулась.
   – Извини. Это было действительно страшно. И сейчас… Понимаешь, такие вещи не проходят бесследно.
   – Хочешь, я лягу в зале? – спросил Андрей.
   – А ты не обидишься?
   Он подумал, что сама бы она этого никогда не предложила, и проглотил вдруг возникший в горле ком. Какой компьютерщик? Дурак ты, если мог подумать о таких глупостях. Это твоя женщина, и ничья больше.
   – Нет. Тем более, кажется, я ничего не теряю.
   Он кивнул на ее красные шортики. Юля рассмеялась.
   – Ближайшие два дня точно. Я буду ждать твоего возвращения. Ну, скажем, например, в среду.
   Страх в ее глазах уступил место облегчению. И все же поцеловать его на ночь, как это она всегда делала, когда уходила спать первой, она не решилась.

10
   Сережа проснулся от шороха за окном. Если бы не одеяло с Винни Пухом, он бы не услышал этот слабый шелестящий звук. Одеяло было слишком жарким, и он всю ночь то накрывался им с головой, то сбрасывал с себя, разгоняя сон. Мама сказала, что скоро выпадет снег и все станет на свои места.
   Снаружи кто-то терся о стену. Кто-то большой и сильный. Мальчик представил кавказца Артюховых. Они отпускали его с цепи на ночь.
   – Нет, на этот раз ты себя не обманешь, – прошептал голос в голове. – Это звук трущейся о стену одежды.
   Смутный пугающий образ, силящийся оформиться в слово, забрезжил в сознании. И Сережа чувствовал, что, обретя твердые очертания, это нечто станет сильнее и страшнее в тысячи раз. Тогда смутная тревога превратится в цепкий ужас. И это неминуемо случится, если он сейчас же не прекратит думать об этом.
   Он резко сел в кровати. Звук исчез. Сережа посмотрел вокруг.
   В комнате было темно. Сквозь стекло на стол, заваленный учебниками и тетрадями, падал желтый лунный свет. Обычно он собирал портфель с вечера, но в этот раз собирался утром повторить Пушкина. Как там начинается?
 
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя! Тятя! Наши сети
Притащили мертвеца…»
 
   – Вот ты и попался.
   Сердце забилось чаще, как будто урок литературы уже начался и его вызвали к доске. Даже сильнее. Намного сильнее.
   Зачем он только послушался Лешку? «Ходишь в бассейн – бери про утопленника». Глупая шутка была смешной только до тех пор, пока он не начал учить стихотворение. До тех пор, пока мрачные персонажи умершего классика не ожили в его воображении. Лешки в тот момент рядом уже не было.

   Сережа сел на подушку, поджал колени и набросил на спину одеяло. За окном по светлому от луны небу бежали темные прозрачные облака. А ниже линии горизонта чернел провал. Мокрая земля перекопанного огорода выглядела как огромная черная дыра. Дождь, поливавший весь вечер, прекратился. Было так тихо, что Сережа слышал, как в подвале горит котел, как тикают часы на стене в кухне и как кто-то вкрадчиво скребется под окном.
   Нельзя было его учить. Даже читать было нельзя. Лучше бы ему поставили двойку.
   Прекрати. Это всего лишь собака.
   Он подполз по кровати к окну и посмотрел сквозь стекло вниз.
   – Где ж мертвец?
   – Вон, тятя, вон!
   В темноте что-то двигалось. Не прямо под окном, а ниже. Он вгляделся во тьму и увидел внизу чью-то голову в вязаной шапочке с помпоном. Это был очень низкий человек. Либо ребенок, либо карлик.
   Сережа отодвинулся от окна. Ему вдруг очень сильно захотелось к маме. И пусть завтра она будет смеяться над ним, а отец станет укоризненно качать головой. Один раз можно. И он бы побежал в спальню к родителям. Немедленно. Но как слезть с кровати? Едва он ступит на пол, за ногу схватится костлявая холодная рука того самого утопленника, запутавшегося в сетях.
   – Но как он может быть одновременно за окном и под кроватью?
   – Очень просто.
   Сережа вздрогнул. Надо было выбрать другое стихотворение. Как Лешка. Про зиму. Но теперь уже поздно. Он выбрал утопленника. А утопленник выбрал его.

11
   – Елки зеленые, – Андрей сел и ощупал ладонями поясницу, потом шею.
   Тело ныло, как будто он спал на кирпичах. Проклятый диван. Андрей провел рукой по простынке и нащупал выступающий стык между спинкой и матрацем. Одна-единственная небольшая неровность превратила мебель в орудие пыток.
   В доме было необычно тихо. Андрей встал с дивана и прошел по комнатам. В зале никого. В спальнях тоже никого. В туалете и ванной свет не горит.
   – Юля, – на всякий случай крикнул он.
   Никто не отозвался.
   Андрей посмотрел на часы. Тревога сменилось досадой. Вот черт. Половина девятого. Сейчас Юля записывает в блокнот жалобы очередного пациента, а Сережка решает линейные уравнения. И если он сам через полчаса не окажется на работе, Фисенко гарантированно наябедничает начальству.
12
   Без пяти девять, когда позвонил Дима, Андрей стоял в пробке в шести кварталах от института.
   – Ты сделал, как я тебе сказал? – спросил Дима.
   С первых слов стало ясно, что Дима пребывает в прежнем параноидальном настроении.
   – Нет. И вообще-то нормальные люди сперва здороваются. Как твоя рука?
   – Не отросла. Это мое последнее предупреждение, Андрей. Уничтожь материалы, или ты умрешь.
   Багажник белой «БМВ» за лобовым стеклом продвинулся вперед на пять шагов и замер.
   – Знаешь, эта фраза с самого начала показалась мне не очень смешной. А сейчас она вызывает у меня труднопреодолимое желание послать тебя на хер, – ответил Андрей.
   – Я звоню не для того, чтобы тебя развеселить. Я хочу помочь.
   – Да что с тобой происходит?!
   Андрей посмотрел на часы. Пешком было бы быстрее.
   – Со мной? Лучше подумай о том, что происходит с тобой. Начни с вопроса «кто ты?». Что ты есть, Андрей, по сути? Где твое место в этом мире? Ты подобрался к ответу очень близко. И никогда, слышишь, никогда он не позволит тебе сделать последний шаг. Куры на птицефабрике должны иметь расплывчатое представление о мясокомбинате. Уничтожь все данные, и будешь жить дальше.
   Андрей вспомнил последнее Витино письмо. Взаимосвязь между бредом сумасшедшего и темой исследования действительно четко прослеживалась.
   – Целая философия. Ты понимаешь, что тебе следует обратиться к врачу?
   Дима шумно проглотил слюну. Андрей ждал, что он сбросит вызов. Но ошибся.
   – Это Бог. Бог приказывает тебе остановиться, Андрей. Он хочет, чтобы ты уничтожил все данные. Не знаю почему, но сам он это сделать не может.
   Андрей свернул на объездную. Припаркованные по обе стороны автомобили сужали проезжую часть до ширины кузова. Управление одной рукой в таких условиях могло обернуться встречей с аварийным комиссаром.
   – Я все понял, Дим. Иди поливать помидоры. За меня не переживай. Когда станет совсем туго, я вызову на помощь отряд джедаев. Будь здоров. Если что – звони.

13
   День Андрей провел за компьютером. Сначала вбивал данные по гепатиту в программу корреляционно-регрессионного анализа, потом отписался Валере и изучал новые требования к оформлению годового отчета. Но все это время его мысли непрерывно витали вокруг результатов «научной самодеятельности».
   Работа близилась к завершению, и от этого ему становилось немного не по себе. Он привык работать над проектом и не был готов его закончить. «Комплекс бесконечной работы», – так бы обрисовала его ощущения жена. Через месяц он получит цифры от Валеры. Они подтвердят предыдущие данные и лягут последним пазлом в общей картине. Все. Теорема доказана. Но что с нею делать дальше? Нести результаты в мир должен был Витя. Теперь его нет.

   Они не поверят. Никто не поверит. Это настолько невероятно, что никто даже не попытается проверить результаты или повторить опыт. Вы хотите сказать, что она вертится? Это самая изумительная глупость, которую я когда-либо слышал. Да, отказ поверить в истину лучше пыток инквизиции, но это не решает проблемы.
   Не поверят? Да тебе даже некому об этом сказать. Для твоего института это не профильный вопрос, а на заседания Академии наук тебя не приглашают. Черт. Да ты даже не можешь обсудить этот вопрос с Фисенко. Он гарантированно спросит, откуда взялись химикаты на проведение работ по вопросу, не имеющему ни малейшего отношения к тематическому плану исследований института.

   И что остается? Написать статью и отправить ее в «Физиологию»? Разослать материалы по профильным институтам, отделам и кафедрам? Выступить с открытым обращением к жителям планеты Земля? М-да. Вместо обещанных Витей «Лексуса» и особняка, скорее всего, его ждут годы мытарств.

14
   Когда Андрей вернулся с работы, Юля купалась, а Сережа в трусах ждал его на кухне.
   – Ты почему не спишь? – спросил Андрей.
   Часы на стене показывали без четверти одиннадцать.
   – Пап, я хочу тебе что-то сказать.
   Сережа переминался с ноги на ногу.
   – Давай говори и иди ложись.
   Андрей заглянул в холодильник. На верхней полке стояла кастрюля с макаронами, а где-то в дверке должен был лежать хвост сырокопченой колбасы.
   – Ночью под окнами кто-то лазил, – сказал Сережа.
   – В смысле?
   – Кто-то топтался под окном и скреб стену. Какой-то человек. Я боюсь его.
   Андрей забыл, зачем полез в холодильник, хлопнул дверкой и сел на табуретку напротив.
   – И как он выглядел?
   – Карлик в вязаной шапочке с бубончиком и с палкой в руке. Он что-то ковырял ею под ногами. Не знаю что, было темно. Я посмотрел и сразу отошел от окна. Боялся, что он меня увидит.
   Кажется, кошмары мучают не одного тебя.
   Андрей обнял сына за плечи и прижал к себе.
   – Я думаю, это был сон. Знаешь, так бывает. Ты проснулся, умылся, что-то сделал, с кем-то поговорил, а потом вдруг оба-на – и ты просыпаешься.
   – Это был не сон.
   – Значит, тебе показалось. Если это случится еще раз, разбуди меня, и мы вместе посмотрим на этого карлика. Договорились?
   Сережа кивнул.
   – Ты уже говорил об этом маме?
   Сережа отрицательно покрутил головой.
   – И не надо. Ей своих страхов хватает. А пока иди ложись. И если вдруг что-то тебя снова напугает – буди меня.

15
   Макароны Андрей разогревать не стал. Поел холодными и запил их чаем.
   Фонарь лежал в нижнем ящике кухонного шкафа. Разряжен. Последний раз Андрей пользовался им в июле, когда отключали свет. Андрей воткнул его в розетку. Пятнадцать минут ожидания, прежде чем он начал мало-мальски светить, тянулись вечность.
   На улице по-прежнему шел мелкий моросящий дождь. Мелкие капли часто мельтешили перед фонарем. Видно было не дальше чем на два шага перед собой.
   За забором громко лаял кавказец Артюховых. Надетые на босу ногу полуботинки терли щиколотки. Сквозь запахнутую наскоро куртку продирался холодный ветер.

   Если под окном у Сережи действительно кто-то ходил, должны были остаться следы. Как минимум у стены ванной, где раздолбили бетон, когда меняли канализацию.
   Окно детской спальни выходило в огород. Между двором и огородом была низкая калитка на шпингалете. Андрей вошел в нее и очутился за домом.
   Следы он обнаружил сразу, как только шагнул с асфальта на белую бетонную полосу отмостки. Куски размокшей грязи, прилипшие к краю бетона. Тот, кто недавно гулял здесь, вытер ноги, прежде чем направиться во двор. Грязные следы, наполовину смытые водой, уводили в темноту.
   Все тайное становится явным.
   Если только никто эту тайну не охраняет.
   Он подошел к окну спальни сына. Тут же под левой ногой чавкнуло. Андрей почувствовал, как холодная грязь, перевалив за край полуботинка, коснулась голой ноги.
   – Вот черт.
   Андрей посветил вниз. Под стеной лежала большая куча грязи, в которой увязла нога. Откуда здесь земля? Он направил фонарь на цветник, в мельтешащую дождем мглу, туда, где летом росли гладиолусы. Луч света провалился в темноту. Потом выскочил на жухлую траву. И снова провалился.

   Перед Андреем были две прямоугольные ямы, выкопанные вдоль отмостки фундамента. Одна побольше. Другая поменьше. Он шагнул к краю меньшей и посветил вниз. Ровные гладкие стенки. Вода на дне рябила от мелких капель дождя. О глубине можно было судить только по выбранному грунту. Он долго смотрел вниз. До тех пор пока ему не стало казаться, что яма затягивает его.
   Яма? Ты назвал их ямами? Присмотрись внимательней. Такую же яму ты видел три дня назад в Екатеринбурге. Это могилы, Андрей. Две свежевыкопанные могилы. Одна – для взрослого. Другая – для ребенка.

16
   Андрей вернулся в дом, дважды повернул ключ в замке и подергал за ручку. Посмотрел на часы. Без четверти двенадцать.
   Мозги работали холодно и четко, как будто их погрузили в ведерко со льдом. Ключи от машины на тумбочке, одежда Сережи на вешалке (Юля всегда гладит ему все с вечера), документы и деньги (остаток сбережений на покупку кухни) – в спальне на полке. Только не ввязываться в разговоры и объяснения. Быстро. Разбудить жену, собрать ребенка и уехать куда угодно, лишь бы подальше от двух сырых ям под окном. От этого зловещего места, бывшего когда-то их домом.

   Голова как ведерко со льдом? Нет. Ты думаешь так, словно твои мозги чебуреком плавают в кастрюле с кипящим маслом. И в этом чебуреке рождаются смертельно опасные глупости. Возможно, в полном соответствии с планами чертова землекопа. Он как раз ждет, когда вы с перепугу выскочите под дождь в темноту. И не пытайся понять, зачем ему убивать вас. Причины могут быть понятны только этому парню с лопатой. А может быть, непонятны и ему. Не дергайся и приготовься защищаться. Это лучшее, что ты сейчас можешь сделать.

   Андрей прошел на кухню, выдвинул ящик стола и достал самый большой нож.
   Думаешь, он все еще здесь? Сережа видел его вчера ночью. Две ямы, а не три. Вчера у этого психа что-то пошло не так.
   Он заглянул в спальню к жене, потом в детскую. Юля и Сережа спали.
   «Пусть спят. Не нужно переполоха. Перепуганного до чертиков папы более чем достаточно», – прошептал он вслух и усмехнулся.
   Он вернулся на кухню и посмотрел в черное окно. Жаль, что во дворе нет света. А ведь Юля сорок раз просила поставить какой-нибудь фонарь. Тот, кто стоял снаружи, мог спокойно наблюдать за всем, что происходило внутри дома. Он мог не торопясь обойти вокруг. Заглянуть в каждое окно. Ему нечего было бояться. Темнота надежно скрывала его. Бог прячется.
   Андрей подошел к окну и задернул занавеску.
   Спрячемся и мы.

   Стало тихо. Как будто весь мир погрузился в сон. Спала жена. Спал сын. И луковицы гладиолусов в ящике под столом тоже спали. Не спал только Андрей и тот, кто выкопал могилы. Если он, конечно, все еще был здесь. А это было невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.
   Ночь шла медленно, как будто упираясь. Минутная стрелка нехотя очерчивала циферблат. Каждую половину круга он поднимался со стула и обходил спальни. Потом возвращался на кухню. Наводил себе кружку крепкого чая. К четырем началась изжога, и вместо чая он стал пить воду с содой.

17
   Бледный поздний рассвет Андрей встретил в детской спальне. Сережа ворочался во сне, чувствуя приближающийся подъем. За стеклом по черной пашне огорода ходили вороны. Две пустые могилы, ждущие своих покойников, отсюда не были видны. Они находились слишком близко к стене. Но если внимательно присмотреться, можно было заметить, что трава на цветнике грязная и притоптанная.
   – Привет.
   Голос за спиной заставил вздрогнуть и повернуться. В дверях стояла Юля и сонно потягивалась.
   – Теперь моя очередь тебя пугать.
   Он усмехнулся. Если он скажет, что находится в четырех метрах от нее за стеной, то разговоры во сне покажутся ей забавным происшествием.
   – Мы снова друзья? – спросил он.
   – И даже больше. Сегодня вечером возвращайся. Я надену голубую ночнушку и буду тебя ждать.

   Она поцеловала его в щеку (наконец-то) и пошла в ванную. По спине побежали мурашки. Ее пустая безмятежность выглядела так же пугающе, как могилы у окна. Безмятежность, означающая абсолютную уязвимость. Ее самой и сына.
   «Надо засыпать эти чертовы ямы, – сказал себе Андрей. – Сегодня же».
   Но планам этим не суждено было сбыться. Позвонил Петренко, сказал, что подхватил грипп и сегодня лаборатория свободна с самого утра.

18
   Бессонная ночь не способствовала работоспособности. В голове все смешалось: маркеры, праймеры и могилы под окном детской спальни. Перед выходом из дома он еще раз осмотрел их. Ямы оказались не такими глубокими, как ему показалось ночью. Но в том, что это были именно могилы, сомнений не возникало. Рядом с ямами он нашел перемазанную в грязи лопату – ту самую, которой два месяца назад перекапывал огород. Ночной гость неплохо ориентировался во дворе, если смог в потемках отыскать инструмент. Он подумал о Диме и тут же оборвал себя. Не глупи. Дима был у тебя в гостях лишь однажды и вряд ли мог запомнить, где стояла лопата. К тому же теперь он калека.

   В начале первого Андрей оставил Олю мыть ванночки для электрофореза, а сам вернулся в кабинет, включил чайник и позвонил жене.
   – Привет, – ответила Юля, – бассейн закрыт. Воду меняют. Так что мы уже дома. Ты ночью забил раковину заваркой. Приедешь, будешь чистить.
   Сообщение о том, что жена с сыном дома одни, заставило его поежиться. Но судя по спокойному голосу Юли, все было в порядке.
   – Да. Хорошо, – ответил он (после того как я свожу тебя за дом, ты надолго забудешь про раковину). – У меня есть предложение на вечер.
   – Романтический ужин?
   – Поездка к твоей маме.
   – Непредсказуемость – твое второе имя, дорогой. Но я только «за». Кстати, где вчера тебя черти носили?
   – Ты о чем?
   (А ты не догадываешься?)
   – О грязных вещах в корзине. Синие штаны, финский свитер с оленями, черная ветровка. И кто тебе разрешал брать мою синюю шапку с помпоном?
   Она сказала что-то еще, но Андрей ее не слышал. Он снова слышал Диму. Вы умрете. Вы оба умрете. Он вспомнил боль в пояснице после первой ночи на диване, историю про карлика в вязаной шапке с бубончиком и страх в глазах Юли. Бог прячется. Не добрый дедушка на небесах, а спрут, запустивший щупальца в мозги. Андрей зажмурился до фиолетовых пятен перед глазами. Вдруг стало ясно, почему могил было не три, а две. Он чувствовал, как проваливается в собственные мысли. Они засасывали, затягивали, как черные ямы ночью под дождем.
   – Ты меня слышишь? – прокричала в трубку Юля. – Я говорю, где ты умудрился так вымазаться?

   Он представил, как берет нож, тот самый, с которым сегодня ночью он бродил по дому, и направляется в спальню к сыну.
   – Я не могу тебе этого объяснить. Со мною что-то происходит. Вы должны уехать, Юля. Срочно.
   Она выдержала паузу, а когда заговорила, он услышал не жену, а специалиста по психологии.
   – То есть ты не помнишь, когда и как вымазал одежду?
   – Нет. Забери Сережу, и уезжайте из дома. Не говори мне куда. Я не должен этого знать.
   – Андрей, ты должен успокоиться.
   Он представил, как Юля держит карандаш в руке и записывает в своем блокнотике каждое его слово, как она всегда делает, разговаривая с пациентами по телефону.
   – Я знаю, о чем ты думаешь. Диссоциативное расстройство идентичности. Раздвоение личности – в миру. И ты ошибаешься. Это заболевание встречается реже, чем шаровая молния. Есть мнение, что его вообще не существует. И есть сопутствующие симптомы, и они мне известны, и у тебя их нет.
   Твоя проблема – это глубокое нарушение сна. Сомнамбулизм. Не такая уж и большая редкость. У меня было два таких пациента. В обоих случаях мы решили проблему. Так что возвращайся спокойно домой, и мы тобой займемся. Это как раз по моей части.
   – Юля, это может быть что угодно.
   – Не может.
   – Уезжай.
   – Нет. И прекрати командовать. Хочешь, я сама к тебе приеду? Возьму Сережку, и через полчаса мы будем у тебя.
   – Не надо. Я перезвоню.
   – Приезжай. Я буду ждать. Пока.
   Динамик сухо щелкнул, как Димина авторучка. Андрей убрал телефон в карман и посмотрел на мелко трясущиеся пальцы.

19
   Он запер дверь туалета на шпингалет и открыл кран. Пригоршня ледяной воды, растертая по лицу, помогла сбросить накатившую волну страха и собраться с мыслями.
   Как она сказала? Глубокое расстройство сна? Сомнамбула? Да, это было бы здорово. Намного лучше, чем злобный Бог внутри, обеспокоенный раскрытием тайны своего существования. Чем спрут, запустивший щупальца в мозги и спрятавшийся в черепную коробку. Тук-тук, я в домике. Будем сажать помидоры.
   Но Юлин диагноз не объясняет Витино самоубийство, Димино сумасшествие, увечье и угрозы. Слишком много совпадений.
   Ты подобрался к ответу очень близко. И никогда, слышишь, никогда он не позволит тебе сделать последний шаг. Куры на птицефабрике должны иметь расплывчатое представление о мясокомбинате.

   Андрей посмотрел на отражение в зеркале. Мокрые взъерошенные волосы, круги под глазами и побледневшие от страха губы. Через час Оля уйдет домой, он сдвинет стулья и поспит хотя бы пару часов. Хоть лунатизм, хоть всемогущий спрут, суть одна. Источник опасности в нем самом. Потеря контроля над телом происходит во сне. Дома он должен появиться выспавшимся.
   – Я не уверен в том, что ты существуешь, – сказал Андрей отражению в зеркале, – но все же предупреждаю. Я написал двенадцать отложенных писем. Если с моей семьей или со мной что-то случится, завтра в одиннадцать часов утра письма разлетятся по адресатам. О результатах исследования узнают еще как минимум двенадцать человек. Это так. На всякий случай. Как крещение Сережи и отпевание отца.

   Андрей замолчал и придвинулся вплотную к зеркалу, коснувшись его носом. Светло-серая радужная оболочка с радиальными линиями, несколько темных точек, черный, как будто слегка пульсирующий зрачок в центре. Ничего особенного. И все же ему казалось, что из зеркала кто-то молча на него смотрит.
   – Поговори со мной, как ты говорил с Димой. Я сделаю все, как ты хочешь. Обещаю. Но сначала ты должен поговорить со мной. Прямо. Безо всяких намеков и недомолвок. Как мужчина с мужчиной. Или, если хочешь, как Бог с человеком.

20
   В соседней комнате что-то стеклянное упало на пол и разбилось. Сережа проснулся. В комнате было темно. Черное окно было как будто замазано снаружи грязью. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. За дверью закричала мама.
   – Отойди от меня. Я позвоню в полицию. Ты меня слышишь?
   Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца… Он не полез в окно, а зашел в дверь.
   Несколько секунд мальчик завороженно смотрел на игру теней в полоске света из-под двери. Потом слез с кровати и открыл дверь. Яркий свет ослепил его. Сережа прищурился. Огромная расплывчатая фигура медленно шевелилась у дивана. Он оказался больше, намного больше, чем ему показалось тогда у окна. Черты становились четче, и Сережа увидел родителей.

   Они стояли рядом. Мама впереди. Отец сзади. Как если бы обнимал ее. И она обнимала его, закинув руки вверх и назад. Где-то в альбоме была такая же фотография. Потом Сережа увидел, что лицо мамы синеет. Налившиеся кровью глаза вываливались из глазниц. Она смотрела на Сережу. Раздувшиеся пунцовые губы беззвучно шевелились. Ее руки вцепились во что-то невидимое на затылке. Как если бы она примеряла невидимые бусы, которые делили ее худую шею на пунцово-красную и бледно-белую части.
   За спиной у нее был не отец, как ему показалось сначала, а мертвец. Он запрыгнул маме на спину, вцепившись руками в волосы, и тянул голову на себя. На нем была сбившаяся набок маска из лица папы. Из-под маски проступали острые уродливые черты. Он тоже смотрел на Сережу и улыбался.
   – Иди ко мне.
   Голос был старым и скрипучим.

   Мама начала медленно опускаться, как если бы вдруг собралась сесть на несуществующий стул. Ее тонкие обессилевшие руки упали вниз и повисли над полом.
   Убийца заботливо уложил ее на пол, продолжая держать кулаки у нее за затылком. Сережа бросился к окну, нащупал ручку, отвернул и потянул ее на себя. Холодный влажный ветер растрепал волосы. Сломанная москитная сетка легко выскочила из зажимов и упала вниз. Прежде чем выпрыгнуть, он обернулся.
   Мертвец стоял в дверном проеме в пяти шагах от окна. Длинные руки едва не касались пола. В левой руке был зажат черный шнур зарядки от телефона. Он медленно шагнул вперед.
   – Иди ко мне.
   Сережа спрыгнул. Приземлился на ноги и больно ударился пятками о бетон. Сверху что-то мазнуло его по голове. Он шагнул в сторону и поднял глаза. Свесившаяся из окна неестественно длинная рука тянулась к лицу. Тело, застрявшее в оконном проеме, дергалось, пытаясь просунуться еще глубже.

   Бежать.

   Калитка замкнута. Ключи дома. Можно перелезть. Только босиком легко проткнуть ногу о штырь засова.
   Он еще раз взглянул вверх. Утопленник исчез. В пустом окне ветер шевелил занавесками.
   Нет. Теперь только не во двор. Через огород. Через сетку к соседям. Не к Артюховым. У них собака. К Еремеевым. Стучать в окна. А вдруг тетя Валя не сможет победить это чудовище? Лучше через их двор на улицу и куда-нибудь подальше отсюда. Быстрее.
   Сережа сделал два шага и вдруг провалился. С громким шлепком он упал в ледяную грязь. Правую ногу пронзила боль. Он попробовал подняться и не смог. Чернота обступила его со всех сторон. Ветер стих. Сережа запрокинул голову и увидел черный ссутулившийся силуэт на фоне прямоугольника неба.
   – Нет, – прошептал Сережа.
   Мертвец спрыгнул вниз. Холодной грязью ляпнуло в лицо. Сережа выставил руку, но нащупал только пустоту.
   – Я здесь, – услышал он из-за спины и почувствовал, как тонкий шнур впивается ему в шею.

21
   Андрей закричал от боли и проснулся. В левый глаз как будто воткнули раскаленную проволоку и медленно проворачивали ее. Он коснулся больного места кончиками пальцев. Проволока погрузилась глубже и пронзила мозг.
   – О, черт.
   Он лежал не на стульях, а на полу. Не в рабочем кабинете, а дома, в зале. В комнате горел свет. Прямо перед лицом торчала ножка перевернутого кресла. Опираясь на диван, он медленно поднялся с пола. Двери в комнаты были открыты. Из детской тянуло сквозняком.
   Андрей оглядел себя. Перемазанные по колено в грязи джинсы, порванная рубашка, грязь на босых ногах. Словно он бегал босиком по огороду. Или…

   Не надо «или». Никаких «или», или ты свихнешься прямо здесь и прямо сейчас.
   Вы умрете. Вы все умрете.
   – Юля?
   За окном было темно. Часы на стене показывали начало седьмого. Тяжело переставляя ноги, глядя на пол и стараясь не наступить на осколки кружки, он доковылял до спальни.
   Пусто. Еще четыре шага до детской. Холодный ветер из окна трепал занавески. За занавесками открытая створка окна билась о раму. На полу валялось синее одеяло с Винни Пухом.
   Не хочешь выглянуть в окно и посмотреть, что там делается на клумбе?
   От этой мысли его бросило в дрожь.
   Забудь. Плохие мысли могут материализоваться. Пусть это был скандал. Скандал, который положит конец их семейной жизни. Она забрала с собой вещи и сына и уехала к маме. Помнишь, как тогда, десять лет назад? Да. Пусть он окажется неудачником, не сумевшим прокормить семью. Пусть она бросит его и он больше никогда не увидит сына. Разве этого мало?
   А грязь? А открытое окно? А сломанные ногти?
   Андрей сел на диван.

   На журнальном столике рядом с его «Самсунгом» лежали окровавленные маникюрные ножнички и глаз. Грязными выбитыми пальцами, скривившись от боли, он взял его в руку. Привет мистеру Хайду от мистера Джекила. Упругий, подсохший, с красным шматком спутанных сосудов. Андрей развернул его зрачком к себе. Глаз как будто смотрел на него сквозь ссохшуюся матовую роговицу.
   Там под опухшим веком ничего нет. И это был не просто скандал.

   Шесть лет назад ты впервые постучался в дверь. Тебе никто не ответил. Ты постучался еще раз и начал дергать за ручку. Тебе сказали с той стороны: «Уходи». Ты не послушал и стал ломиться внутрь. И тогда дверь открылась. Медленно, со скрипом. Совсем немного. Так, чтобы нельзя было разобрать, что там, за ней. Но достаточно широко для того, чтобы оттуда, из темноты, просунулась чья-то рука, вырвала тебе глаз и сделала кое-что еще.
   Теперь ты доволен? Доволен, черт возьми?
   – Я все понял. Не надо. Я выкину все реактивы и отформатирую жесткий диск. Уничтожу письма. Не надо. Прошу тебя. Ты же не только всемогущий, но и всемилостивый.

   Помнишь, я спрашивал тебя, кто ты? Так вот знай. Ты зомбированный муравей с личинками глистов в голове, забравшийся на высокую травинку в ожидании барана. И существуешь ты только потому, что являешься звеном в превращениях этой личинки.
   – Как скажешь, только оставь в покое мою семью.
   Андрей нащупал телефон в заднем кармане джинсов. В журнале вызовов ее номер был первым.
   Длинные гудки. Сколько их прошло? Два или три. Лучше два.
   Давай же, возьми трубку, скажи, что ночью я снова стал чудить. Что ты собрала сумку, забрала Сережу и уехала к маме. Что после всего случившегося ты подашь на развод, что я буду платить алименты. И что дом ты заберешь себе, а мне оставишь ипотеку, что…
   Конец вызова.
   – О боже, черт, черт. Юля! Сережа!
   Он набрал снова и убрал трубку от уха. Показалось? В детской спальне еле слышно пиликал звонок «Нокии».
   И это самый громкий звонок в мире?

   Андрей опустил телефон и двинулся на звук. Медленными короткими шагами.
   Ты ведь знал. С самого начала знал, что произошло. Это был не просто скандал. Дурные мысли материализуются.
   Он подошел к окну и отодвинул в сторону колышущуюся занавеску. Разбитое окно щерилось остриями торчащих из рамы стекол. Сквозняк захлопнул створку, и звук исчез.
   Створка открылась. Телефон снова тихо запиликал.
   Смотри, какая прелесть. Ты ведь шел к этому долгих шесть лет.

   Андрей высунул голову в окно. На месте большой ямы был холм. Звук шел из-под земли.
   Ты скоро? Я буду тебя ждать.

22
   «Я разрешил меня искать, но не находить». Так сказал оживший утопленник, маниакальное второе «я» отца, убившее мать. Сергей снова чувствовал шнур, впившийся в шею, холод, сырость и страх, перебивающий все остальное. Остро, как будто и не было девяти лет, прошедших с той ночи. Потом хватка ослабла. Утопленник не собирался его убивать. Только напугать отца возможной расправой. Подчинить себе.
   Оказавшись здесь, между первым и вторым корпусами диспансера, Сергей всегда вспоминал ту ночь. Скорее всего, из-за небольшого заброшенного фонтана с прямоугольной чашей, напоминавшей ему яму, в которую он тогда свалился. И каждый раз повторение мыслей и чувств было настолько полным, что Сергею казалось, будто кто-то водит его по кругу.

   Прихрамывая на правую ногу, он медленно поднялся по разрушенным ступеням к высоким двустворчатым дверям. За ними склеп живых мертвецов, по коридорам которого бродит тело его давно умершего отца.
   – Ездит, – мысленно поправил себя Сергей. – Не бродит, а ездит.
   После инсульта отец перестал говорить и ходить, и теперь передвигался исключительно на инвалидной коляске.
   Сергей соскреб о железную чистилку прилипшие к ботинкам гнилые листья и локтем (в руках были пакеты) толкнул дверь.
   Старик дежурный с желтыми прокуренными усами проверил документы и заглянул в список посетителей. Щелкнуло реле. На вертушке загорелась зеленая стрелка.
   – Знаете, куда идти, Сергей Андреевич?
   Сергей кивнул.

   Комната свиданий находилась в световом кармане длинного коридора. Каталка с отцом стояла у окна. Перед каталкой стоял стул, а за спиной отца – санитарка с толстыми руками и пустым лицом. Как будто та же, что была в прошлый раз.
   – Здравствуйте, – кивнул Сергей женщине и наклонился к отцу. – Привет, пап.
   Он пожал сухую ладонь, лежавшую на подлокотнике. Безвольная кисть стала еще костлявее и тоньше.
   Сергей поставил пакеты перед креслом и сел на стул.
   – Я привез тебе котлет из баранины, как ты любишь, и толченки. Ленка вчера до полуночи готовила.
   Высохшее лицо с пустой глазницей на месте левого глаза оставалось обращено куда-то в сторону.
   – Там еще вещи всякие: рубашки, майки, два спортивных костюма. Тот, что зеленый, я себе брал. Оказался большой.
   Единственный глаз отрешенно смотрел поверх плеча Сергея, в серое осеннее небо за стеклом.
   – Хотел поменять, но забегался. Суета. Сам ты тут как?
   Сергей где-то читал о старинном обычае викингов, когда вдовы моряков выходили к морю и звали домой своих утонувших мужей. Сейчас он делал то же самое. Стоял на краю опустевшего отцова сознания и кричал в пустоту. Как будто забрасывал снасть в глубокую черную воду.

   – Как он? – спросил Сергей санитарку. – Как будто еще похудел.
   – Да, человек уменьшается, а сахар растет. Стараемся держать диету. Но иногда и инсулин подкалываем.
   – А ночные припадки?
   – Все по-прежнему. Виктор Васильевич говорит, что вряд ли здесь мы добьемся прогресса.
   – Я привез кое-что. Мне кажется, это должно его заинтересовать.
   Сергей достал из кармана куртки сложенные вчетверо листы, развернул их и положил больному на колени. Четыре ксерокопии из двенадцатого номера «Физиологии» за две тысячи одиннадцатый год.
   – Пап, смотри, что я откопал. Твоя последняя. В соавторстве с дядей Витей и дядей Димой. Я прочел ее.
   Пустой взгляд отца скользнул по листам и вдруг зацепился за строчку с названием. Лицо зарябило, как лужа под дождем. Тонкие пальцы задрожали.
   – Не моя тема. Но насколько я могу судить, материал по-прежнему актуален, – продолжал Сергей.

   Под тонкой серой кожей задергался кадык. Отец раскрыл рот, как будто собираясь что-то сказать? Неужели на этот раз получилось? Сергей почувствовал, как в заброшенных им в темноту небытия сетях что-то пошевелилось.
   – Удивительно, как до этого никто не додумался раньше. Хочу показать этот материал Лешке. Теломеры по его части.
   Прежде матовый тусклый глаз вдруг заблестел и сфокусировался на шее Сергея. Из черных вод безумия он вытянул свой улов. Тятя! Тятя! Наши сети… Сергей отодвинулся, вдруг узнав под маской из кожи острые черты мертвеца. ИДИ КО МНЕ.
   Щеки как будто вдруг впали еще глубже, резко очерчивая нижнюю челюсть. Синие вены на шее вздулись червями. Утопленник затрясся в хриплом смехе, раскачивая коляску. Листы бумаги попадали с коленей на пол.
   Он вернулся. Вновь оживший кошмар, убивший мать и забравший отца, теперь вернулся за ним.
   Беги. Но только снова не свались в яму.
   Сергей не мог пошевелиться.

   Ты сам выбрал стихотворение, ты сам вызвал меня сюда из темноты. Я РАЗРЕШИЛ МЕНЯ ИСКАТЬ, НО НЕ НАХОДИТЬ.
   – С вами все в порядке? – перекрикивая смех, спросила санитарка.
   Одной рукой она держала отца за запястье, другой – прижимала его трясущееся тело к спинке кресла.
   – Да. Извините, – пересохший язык с трудом ворочался во рту.
   Отец давился смехом, кашлял и снова смеялся. Громче и громче.
   – Он переволновался. Пульс не меньше ста сорока. Надо вколоть успокоительное.
   – Конечно.
   – Если хотите, приходите завтра.
   Она развернула коляску. Толстая правая рука легко подхватила пакеты. Коляска покатилась в темноту коридора. Из коляски, ни на секунду не смолкая, летел громкий смех.

   Оцепенение спало. Сергей поднялся на ноги. Он не мог больше находиться здесь. Как ребенок, вытянувший те проклятые сети, теперь он бежал прочь. Разрывающий, дикий, неудержимый смех из глубины коридора летел за ним вдогонку. И вместе с сумасшедшим отцом что-то смеялось внутри Сергея.


55 просмотров
Предыдущая история Следующая история
СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ
0 комментариев
Последние

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
KRIPER.NET
Страшные истории