— Уважаемые пассажиры, просьба до конца полета оставаться на своих местах. Через несколько минут произойдет стыковка со станцией. Благодарим за выбор нашей компании!

Люди в корабле зашуршали и закопошились, несмотря на предупреждение пилота. Многие собирали вещи, кто-то успокаивал своих чересчур возбужденных деток, а некоторые только проснулись после включения громкой связи. Все готовились к выходу.

Гарик дописал последние строки шапки для своей статьи, быстро пробежался глазами по напечатанному и выключил планшет. Вещей он с собой практически не брал — все самое необходимое уложилось в небольшую спортивную сумку. Оставалось только ждать стыковки.

Когда в салоне раздался сигнал и голос пилота сообщил об удачной посадке, пассажиры спешно потянулись к выходному шлюзу, переваливаясь с боку на бок в толпе, словно группка пингвинов.

У Гарика закружилась голова, к горлу подступил ком. Он плоховато переносил искусственную гравитацию пассажирских кораблей, хотя летать ему приходилось достаточно часто. Такая работа, что поделаешь. Парень сунул в рот спасительный стабилизационный леденец, и через несколько минут ему стало чуть лучше.

Шлюзование проходило медленно, народ ругался и злился друг на друга, но Гарик старался не обращать на все это внимание. Все его мысли были поглощены предстоящим интервью. Всю дорогу до Марса он не находил себе места. Да что там! Как только ему пришло то самое письмо от знаменитого в прошлом профессора Силантьева, Гарик просто забыл, что такое сон.

Письмо было очень интригующим. Сам Силантьев, которому принадлежало столько открытий в области исследования ближайшего космоса, после пятилетнего молчания решил рассказать о причинах своего внезапного ухода из науки. И не кому-нибудь, а именно Гарику! Гарику, который, конечно, уже имел определенную известность в журналистских кругах, но не являлся самым знаковым человеком в своей профессии. Все это было удивительно и волнующе.

Загадка Силантьева волновала многих. Такой успешный и видный ученый в один момент оборвал свою карьеру, ошарашив всех своим сообщением об уходе. Резко свернул все свои проекты, разогнал команду и отвергал любые предложения об интервью. С его именем было связано столько разных важных событий мирового масштаба, что журналисты долго не могли успокоиться, пытаясь нарыть сенсационные подробности исчезновения Силантьева с небосвода космологии. Но все их попытки были тщетны.

Тем страннее и невероятнее выглядело то письмо. Почему Силантьев решил прервать свое молчание спустя пять лет? И почему Гарик? Во всем этом угадывался какой-то подвох, но какой, Гарик не понимал.

Силантьев жил на самой окраине Новой Москвы, так что добираться туда Гарику пришлось на ховертрейне, станция которого, к счастью, располагалась сразу же около космодрома. Голова все еще немного кружилась, но уже от слишком свежего воздуха искусственной атмосферы планеты. Гарик на Земле-то на природу выезжать не любил, а тут было еще хуже. Для молодого журналиста куда приятнее и привычнее был простой городской воздух, насыщенный почти всей таблицей Менделеева и отчего-то немного пахнувший озоном.

Дом Силантьева оказался большим. Выстроенный в стиле ранней марсианской готики, он возвышался над ближайшими строениями, блестя на солнце своими хромированными стенами. Вполне в духе известного ученого.

Дверь Гарику открыла пожилая домработница, которая тщательно просканировала планшет парня, прежде чем пустить его внутрь. Проводила в уютную гостиную, застланную разноцветными мягкими коврами, и попросила немного подождать.

— Евгений Павлович сейчас будет, — бросила через плечо, уходя.

Сам Силантьев появился только минут через двадцать. Для своих восьмидесяти выглядел он достаточно хорошо — видно, часто пользовался новейшими средствами омоложения. Седые волосы аккуратно уложены назад, взгляд добрый и внимательный. Одет в простой серый свитер и темные брюки. На человека с мировым именем Силантьев похож определенно не был.

— Добрый день. Вижу, что вы не стали откладывать свой визит, — голос ученого оказался мягким, вкрадчивым. — Это похвально. И удачно. Для вас. Потому что прилети вы позже, я бы уже мог и передумать.

— Ну что вы, как можно... — промямлил Гарик, нервно вращая в руках свой планшет.

Силантьев уселся в кресло напротив журналиста и сложил сцепленные замком руки себе на колени. Оглядел Гарика с головы до ног.

— Примерно так я вас себе и представлял. Но отставим лишнее и перейдем сразу к делу. Вы пишете?

Гарик включил запись на планшете и кивнул. Силантьев глубоко вздохнул и начал.

— Сначала запомните несколько правил, если не хотите никаких негативных последствий. Во-первых, вы запишете все от и до, не упуская и не меняя ни одного моего слова. Во-вторых, не будете добавлять ничего от себя. Вообще ничего. В-третьих, вы дадите посмотреть мне запись, а потом опубликуете прямо отсюда. Если вам нужно время — оставайтесь, места много. Но пока интервью не появится в Мировой сети, вы из моего дома не выйдете. Я хочу быть уверен, что все пройдет четко по моему плану.

Гарик хотел было возразить, что он — человек свободный, и никто ему не указ. К тому же у Силантьева даже охраны никакой не видно было. Хотел, но не стал. Потому как понял, что ситуация серьезная.

— Итак, слушайте. Моя история начинается с того...

Моя история начинается с того дня, когда я, пять лет назад, с перегруженным от собранных образцов кораблем, собирался возвращаться на станцию Ломоносова от пояса астероидов близ Сатурна, на котором завершал некоторые исследования.

Экспедиция прошла успешно, так что находился я в неплохом расположении духа. Ровно до тех пор, пока системы нашего судна не поймали странный сигнал.

Это был сигнал бедствия. Какой-то корабль посылал призывы о помощи, дрейфуя с выключенными двигателями рядом с одним из астероидов. И судя по всем данным, мы были ближайшим к месту происшествия кораблем.

Я никогда не был особенным гуманистом. И при других обстоятельствах спокойно мог бы пройти мимо. Но тогда я был позитивно настроен, а наша миссия все одно завершилась намного раньше запланированных сроков. Именно поэтому я принял решение ответить на призыв. Знаете, я до сих пор проклинаю себя за ту минуту слабости.

Наши системы не могли определить ни принадлежность неизвестного корабля, ни даже его тип. Это уже было странно, но мы закрыли на то обстоятельство глаза. Тем более, что сам корабль был уже прекрасно виден на наших мониторах.

Да, он действительно был необычным. Грубые черты, неправильная форма, далекая от современных стандартов обтекаемости. Было в нем что-то знакомое, но я никак не мог уловить, что именно.

— Какая-то устаревшая модель, — предположил мой старпом.

Да, возможно, так оно и было.

На корпусе корабля виднелись отчетливые вмятины, но ничего критического мы не обнаружили. На наши попытки связаться экипаж упорно не отвечал. Сигнал о помощи тоже прекратился.

В ближайшие полчаса мы снарядили наш челнок, запихав в него все необходимое. Вместе с собой я взял еще шестерых — корабельного врача Васильева, механика Жору, пилота и троих научных сотрудников из тех, что были покрепче. На всякий случай. Зачем я сам отправился на тот корабль? О, тогда я воспринял это как маленькое приключение.

Мы вылетели, не прекращая своих попыток связи. Ответа по-прежнему не было. Я понимал, что если по какой-то неведомой причине на корабле не осталось ни одной живой души, то и шлюз нам никто не откроет, так что придется тут же разворачиваться обратно. Можно было, конечно, попробовать пробиться внутрь грубыми методами, но тогда мы бы нарушили герметичность судна, и в живых там уж точно никого бы не осталось.

Но нам открыли. Створки шлюза медленно разъехались, и мы вступили на борт, оставив на челноке только пилота. Система искусственной гравитации на корабле работала странно, пожалуй, чуть сильнее обычной, так что чувствовал я себя не в своей тарелке. На всякий случай я приказал своей команде не снимать дыхательных масок. Кто знает, что может содержаться в воздухе неизвестного корабля? Может быть, они там все заболели каким-то вирусом.

Света в шлюзовом коридоре не было вообще. Если бы не сияние наших ручных терминалов, мы бы не видели даже друг друга. Полуслепые, мы направились к дверям и вошли на главную палубу.

Здесь уже было светлее, но не намного. Одинокие лампочки тускло освещали помещение, одна — хаотично мигала. А еще нас здесь ждали.

На первый взгляд, в этих троих не было ничего необычного. Обычные полетные комбинезоны, правда, немного отличающиеся от наших. Обычные человеческие лица.

— Приветствую, — сказал тот, что стоял в центре — высокий темноволосый мужчина с пышными усами и усталыми глазами. — Вы как раз вовремя.

Этот человек, назвавшийся капитаном Холундом, рассказал нам, что у них обнаружилась какая-то проблема с двигателями, и что они бы не отказались от помощи, потому что их механики не смогли найти решение проблемы. Я послал Жору разбираться, а сам принялся разглядывать обстановку.

Что удивило меня тогда, так это пыль. Она ровным слоем покрывала столы и даже стационарные терминалы. На ближайшем ко мне столике стояли два стакана и пепельница, также густо покрытая пылью. Складывалось ощущение, что ни одной вещью в этом помещении давно не пользовались.

Троица хозяев корабля без особого интереса наблюдала за мной. Больше они ничего не говорили, а просто стояли на месте, глуповато улыбаясь. Я заметил, что моя команда нервничает и переступает с ноги на ногу. Честно говоря, мне тоже было не по себе. Сложно сказать, почему.

Когда мои люди расселись на ближайших диванах, я решил поинтересоваться, какие цели занесли странный корабль к поясу астероидов. Капитан Холунд ответил не сразу. А когда начал говорить, его лицо быстро передернулось.

— О, ничего особенного. Небольшая исследовательская миссия, — сказал он и растянул губы в этой своей глупенькой улыбке.

И все. Он продолжал стоять на месте, как и двое его спутников. Они просто стояли и смотрели на нас. Все это крайне беспокоило меня, но поводов для побега я пока не видел. Может быть, просто характер у них такой?

Я связался со своим кораблем и доложил обстановку. Также сообщил пилоту челнока, что у нас все спокойно. Как же я тогда поторопился...

Жора вернулся через час. Выглядел он каким-то нервным и иногда бросал быстрые взгляды себе за спину. Он громко оповестил всех, что поломка не такая уж серьезная, и что он с таким-то опытом управится с ней за пару часов. Троица восприняла это сообщение без особого энтузиазма, продолжая улыбаться и смотреть куда-то в пустоту, мимо нас.

— Что же вы все стоите-то, — не выдержал я. — В ногах правды нет.

Холунд взглянул на меня, дернул лицом, кивнул и примостился на одном из диванов. Двое его сопровождающих проделали то же самое. Будто ждали моего разрешения.

Жора подобрался ко мне, отвел в сторонку и зашептал:

— Не нравится мне это место. Странные они какие-то все. В машинном отделении стоят и ничего не делают. Я их спрашиваю, а они только улыбаются. И с поломкой этой что-то не то, но никак не пойму — что.

— Слушай, постарайся сделать все побыстрее, — ответил я. — И обратно полетим. Мне тоже это место не по душе.

Конечно, я мог бы отправить своих в челнок, но Жору оставлять одного мне не хотелось, да и самому было жутковато.

Жора ушел. Я уселся к своей команде и включился в какой-то отстраненный разговор. Троица смотрела прямо перед собой и никакой активности не проявляла. Краем глаза я отметил, что лицо передергивается не только у капитана, но и оставшиеся двое страдают тем же недугом.

Так мы просидели около часа, а потом все пошло наперекосяк.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? Или перекусить?

При этих словах я даже вздрогнул. Просто уже не ожидал, что этот Холунд может производить какие-либо звуки.

Я хотел было вежливо отказаться, но Васильев меня опередил.

— Да, если вас не затруднит. Пить очень хочется, — вставил он прежде, чем я успел открыть рот.

Холунд кивнул и лично отправился к дверям в другое помещение. Ходил он необычно, высоко поднимая ноги и покачиваясь всем телом. Так, будто бы совершать подобные действия ему приходилось очень редко. Его верные спутники остались на диване без движения.

Вернулся капитан быстро. В руках он держал кувшин с малинового цвета напитком и стакан. Он поставил все это на столик перед нами, улыбнулся еще шире и удалился к своим. Все это — молча.

Васильев, наверное, и сам был уже не рад, что о чем-то попросил наших «друзей». Он налил себе в стакан немного красной жидкости и нерешительно отпил. Чисто из вежливости, думаю.

Миновал еще один час. Мы перебрали все темы для разговора и откровенно скучали. Я уже собирался сходить в машинное отделение, дабы проверить, как там у Жоры дела, как Васильеву стало плохо.

Он побелел лицом, руки у него затряслись. Врача бил озноб.

— Нехорошо мне, — выдавил Васильев, делая глубокие и частые вздохи.

Холунд каким-то чудом тут же оказался рядом с нами.

— Что случилось? — спросил он с искренним участием в голосе. — Вам плохо? Хотите, я провожу вас в медотсек? У нас есть система автоматической первой помощи.

Система автоматической первой помощи, вообще-то, была на каждом корабле по требованию Объединенной космической транспортной компании, но не это занимало меня в первую очередь.

Васильев с трудом кивнул, оперся на Холунда и побрел вместе с ним к одной из дверей.

Вы сейчас спросите меня, как же я отпустил члена своей команды одного с этим человеком? Резонно. Васильев выпил этой красной штуки и отравился. Хозяева корабля вели себя слишком подозрительно. Все одно к одному. Но тогда меня отвлекли.

Из коридора появился Жора и прямой наводкой отправился ко мне. Стараясь сохранять спокойствие, он заговорил приглушенным голосом.

— Кэп, надо уходить отсюда. Эти, — он кивнул на сидящих на диване друзей Холунда, — даже не жрут ничего. Я видел их складской отсек. Пошел за инструментами и заглянул. У них там ящики с припасами все в пыли. И срок годности вышел черт знает когда. А одного из них я попросил помочь, так он только руку себе порезал резаком. Стоит, смотрит на рану и улыбается. А крови нет. Понимаешь, кэп? Ничего не течет, а там рана в сантиметр глубиной.

У меня в животе похолодело. Попросив механика сообщить остальным нашим о скором отходе и наказав глаз не спускать с хозяев корабля, я быстрым шагом направился туда, куда ушли Холунд и Васильев.

Миновал двери, оказался в коридоре. В полностью темном коридоре. Как они могли жить без света? Я включил фонарь на ручном терминале. И обомлел.

Стены коридора были вымазаны в противной красноватой слизи. Малиновой слизи. Она стекала по металлу и собиралась в лужицы на полу.

И в тот момент я услышал крик. Человеческий. Отчаянный. Но далекий.

Я ускорил шаг. Светил фонарем перед собой, огибал лужи ужасной слизи и старался определить то направление, из которого слышался крик. Он приближался.

Не знаю точно, сколько я бродил по коридорам страшного корабля. Сомневаюсь, что долго. Но тогда мне подумалось, что я уже не смогу выбраться из этого места.

Наконец, я нашел источник крика. Открыл двери и вошел в небольшое помещение. Медотсек. Здесь было так же темно, как и везде. Я осторожно водил лучом фонаря, в душе заранее опасаясь того, что увижу.

Мой луч осветил его лицо. Перекошенное от боли, покрытое потеками крови, с кляпом, торчащим изо рта. Васильев смотрел на меня невидящими глазами и стонал. Я перевел луч.

Наш корабельный врач лежал на высоком металлическом столе. Его руки и ноги были надежно зафиксированы в зажимах. Он был полностью раздет. А его живот и грудная клетка вскрыты, как книга. Я видел его неистово бьющееся сердце, желудок, легкие. И кровь повсюду. А еще — слизь. К телу Васильева вели прозрачные трубки, по которым вязко текла она. Малинового цвета.

Холунд стоял рядом и улыбался. В его руке блестел плазменный резак.

— Что-то случилось? — спросил он и дернул лицом.

Я побежал. Вы, наверное, скажете, что я поступил подло и трусливо, но вас там не было.

Я мчался без разбору. Каким чудом меня вынесло обратно на главную палубу — не знаю. Ориентироваться в одинаковых темных коридорах было сложно. Но все-таки мне повезло.

Моей команде уже не надо было ничего говорить. Думаю, по моему лицу и так было все понятно. Они вскочили и бросились к шлюзу. А за нашими спинами послышалось удивленное:

— Что-то не так? Вы только скажите.

До челнока мы добрались без приключений. Пилот был удивлен нашим поведением, но лишних вопросов не задавал. Уже когда мы были на полпути к своему кораблю, нам поступил запрос на связь. Дрожащим голосом я попросил вывести видеосигнал на главный экран.

— Почему же вы ушли? — удивленно вопросил Холунд. — Ваш друг уже в полном порядке.

Он поднял руку с каким-то предметом и ткнул им в экран. Это была голова Васильева. Из шеи, в месте, где ее перерезали, торчали трубки со слизью.

— А мне уже лучше, — сказал Васильев, улыбнулся и дернул лицом.

Силантьев замолчал. Он вынул из кармана брюк платок и протер им свой лоб. Гарик нервно сглотнул.

В гостиной появилась домработница с подносом в руках. На подносе Гарик увидел кружки с дымящимся чаем и свежие булочки. Только есть ему не хотелось.

Женщина оставила съестное на столике и удалилась. Тишину нарушало только тиканье старых часов с кукушкой.

— Но зачем вы мне все это рассказали? — решился Гарик. — Какое это имеет дело к вашим исследованиям?

— Что ты слышал о V404 Cygni? — Силантьев взял кружку с подноса и сделал глоток.

— Это ближайшая к Солнечной системе черная дыра. Но какое дело...

— Тогда ты, возможно, знаешь, что пятьдесят лет назад я был инициатором того, чтобы к ней отправилась первая экспедиция. Я считал, что это очень важно для развития человечества. Эти исследования могли пролить свет на многое. Гарик действительно об этом что-то слышал. Он смутно припоминал ту печальную историю, которая случилась задолго до его рождения.

— Насколько я помню, та экспедиция провалилась. Исследовательская группа погибла во время исследования.

— Почти. Экспедиция на самом деле провалилась. Но группа не погибла. Она исчезла. Корабль навсегда сгинул в утробе V404 Cygni. Больше мы на такие исследования не решались.

Силантьев допил чай, поставил в сторону кружку и внимательно посмотрел на Гарика.

— Так вот, когда мы вернулись домой после того случая у пояса астероидов, я навел справки. Не зря меня что-то тревожило с самого начала, как только мы увидели тот корабль. Ту экспедицию, канувшую в бездну черной дыры, возглавлял некто капитан Джеймс Холунд. Я нашел его фотографию, снимки его корабля. Сомнений быть не могло — тогда мы побывали на борту «Гермеса-10». Корабля, пропавшего пятьдесят лет назад. Я не знаю, что случилось с его командой. Но то, что вернулось к нам из той черной дыры почти через пятьдесят лет, уже точно не люди. Это ужас. И я был причастен к этому. Мое неуемное любопытство привело к тому, что мы впустили в нашу галактику нечто пугающее. Нечто, чьих целей мы до сих пор не знаем. Потому я ушел. Свернул все и ушел. Я больше не хочу знать, что там — по ту сторону. Я больше не хочу ничего знать.

Гарик поежился. Ему было страшно. Откуда-то веяло холодом, наверное, домработница изменила настройки климат-системы. Но Гарику казалось, что этот холод исходит прямо из темного, страшного и большого космоса. Космоса, о котором человечество ничего не знает.

— Но почему вы признались в этом сейчас? Вы же молчали целых пять лет!

Силантьев вздохнул. Теперь Гарику уже не казалось, что ученый выглядит молодо для своих восьмидесяти лет.

— А потому, что «Гермес-10» недавно объявился опять. Я узнал это от знакомых на мониторинговой станции. И он крутится уже совсем близко. И опять посылает сигнал бедствия. Думаю, настало правильное время.

Собеседники молчали. Все что нужно, уже было сказано. Почти все.

— «Гермес» — вестник богов, — заметил Гарик. — Как иронично.