Старый монастырь оставался последним обжитым местом перед горой Цзинь. Основная дорога, уложенная белым камнем, лежала ниже, в половине дня пути от него. И была она очень шумна, по сравнению с узкой тропой, ведущей в горы.

Торговые повозки, груженные шелком, ценным деревом и склянками с пахучей водой, без остановки шли по дороге на перевал, а дальше – в царство Линь. Отряды закованных в железо воинов каждый месяц сменяли друг друга в крепости-заставе – только полные сил мужчины могли защищать границу. А заодно и проверять, не везет ли торговец что-то особо запрещённое – например, птичку-соловушку. Ибо на знамени князя вышит образ сладкоголосой птахи, и никто не имеет права торговать ими.

Высокий сутулый южанин поднимался медленно, устало переставляя ноги и опираясь на палку, словно на костыль. Становящийся всё круче подъем и высоко стоящее солнце не облегчали идущему путь. Но что ж, он сам выбрал дорогу. И если готов на такие мучения, чтобы миновать таможенный проход, значит, есть причина.

Человек в одежде монаха прекратил спуск и остановился в тени дикой вишни. Каждый день ему приходилось ходить тропой, иначе желтая трава накидывалась на неё, словно голодный тигр на беззащитную лань. Закрыл рукой глаза, зашипел от боли. Откатал рукава, прикрывая руки до кистей.

Монах внимательно осмотрел путника, успел подумать, хватит ли запасов еды, чтобы угостить и дать с собой. До ближайшего селения четыре дня ходьбы. Выдержит дорогу, все же решил монах. Жилистый южанин с копной черных длинных волос за плечами нес свернутые в ткань вещи. Висевший на боку меч, согласно учению воинов Чу, совершенно не мешал ему двигаться: не путался в ногах, не бил по голени – сказывался опыт, приобретенный за многие годы.

Путник заметил одинокую фигуру на расстоянии десяти шагов. Остановился, вытащил флягу из тыквы и вылил воду себе на лицо.

- Старик, у меня нет воды, - показал пустой сосуд южанин, оставляя капли воды на лице. Да и зачем, если солнце слижет мгновенно, - по закону Идущего ты должен мне помочь!

- В моем доме есть вода и пища для всех путников, – голос монаха был сух, как будто ветка засохшего дерева скрипит под порывом молодого ветра, - меня называют Лонг Хи, и я, единственный живущий в храме Белой Цапли, приглашаю передохнуть и переночевать тебя, путник.

Южанин подошел ближе. Лицо узкое, как лезвие топора. Красные, воспаленные глаза, вонь немытого тела – долог был путь южанина.

- А меня зови Занг Рён, - с улыбкой представился путник.

- Прошу, поднимемся к храму, - показывая рукой на единственную тропу, попросил Лонг Хи. И не подал виду, что понял хитрость Занг Рёна, имя которого переводилось с наречья народа, живущего возле моря, как «Грязный Человек».

Борясь с жарой, оставшийся путь прошли медленно. Монах усердно старался тяжело дышать, показывая, насколько ему тяжело. Зато не зря столько дней он приминал траву. Первый путник в новом году!

От храма в этом каменном двухъярусном сооружении остались только название и молебный столб. В другое время года ветер весело играл костяными фигурками; ударяясь друг о друга, они гнали злых духов прочь. Хотя, если говорить правду, и без них они сюда не совались.

Небольшой, но плотный частокол окружал храм. Видимо, за ним ухаживали с терпением и неспешностью, присущими людям, у которых времени больше, чем дел.

Открыв деревянную дверь, сладко пахнущую сосной, монах и южанин зашли в храм. Маленький ручеек бил прямо из-под земли, бежал  в обложенную камнями нишу и вытекал дальше, по проложенному пути, под стену.

Справа, огороженный стеной из бамбука, находился стол, старый и тяжелый на вид. Лампадки стояли незажжёнными, кухонная утварь висела на стене.

- Ого! Старик, у тебя что, золото вместо железа? - удивился путник. Бросив тюк на пол, прошел, оставляя черные от грязи следы на чистом полу, и взял кубок. Повертел, пуская блики солнца по всему помещению, ударил ногтем по краю. Дзинь! - весело пропел кубок.

- Это подарок Князя здешних земель.

- Я слышал о его богатстве, но даже не мог подумать, что в такой дыре можно найти золото!

Забыв о приличиях, южанин прошел к ручейку, черпнул кубком воду и жадно выпил. Второй кубок воды вылил на голову, оставляя лужи на полу.

- Ха! Когда я расскажу об этом, меня назовут лжецом!

Аккуратно прислонив меч к лавке, начал снимать одежду.

- Хм, обычно омовение я совершаю за стеной…

- Мне и тут хорошо!

- Там и кадка есть - с водой, нагретой на солнце.

- Э, старый стручок, да ты полон неожиданностей! – южанин, бросив кубок и одежду на пол, плавным движением взял меч и пошел к выходу.

Донесшийся со двора радостный крик Занг Рёна вспугнул птиц. Монах спокойно поднял вещи гостя. Выйдя во двор, примостился возле деревянной лохани и принялся стирать лохмотья.

Путник с улыбкой смотрел на старика, плескаясь в бадье, и давал указания:

- Там сзади дырка размером с лист клена. Заштопать бы её, а?

- Хорошо. Когда высохнет, я все сделаю. А пока приготовлю еду.

- Тебя послали мне Боги, старик!

- В этом нет сомнения.

- А ты разговорчив. Хочешь, попей водички, -  южанин плеснул в его сторону водой из бадьи.

- Я редко общаюсь. Путники не ходят этой дорогой. Перевал открыт только летом. Так что разговаривать мне не с кем.

- Заведи собаку!

- Пробовал. Убегают, - с неподдельной грустью ответил старик. Путник пристально посмотрел на стирающего: взяли небольшую головешку, обтянули загорелой до черноты кожей, правда, её не пожалели, столько дали, что глаз не видно из-под век.

Весь страх, накопленный за неделю пути, смывался с грязью. Долгая погоня от столицы, пьяная драка в деревне, в которой мечтал пробыть до зимы. Мысли закопать меч и стать простым крестьянином – сложно, но подкупив старосту, возможно.

Или уйти за горы в соседнее княжество и еще пожить лихой жизнью?

- Убегают? Так заведи черепаху – её поймать всегда успеешь. Ха!

Старик закивал и впервые улыбнулся.

- Да ты не обижайся на меня. Я весельчак еще с детства. И из армии тоже погнали за шутку, - миролюбиво сообщил Занг Рён. Но за какую, уточнять не стал.

Солнце, решив, что с этих двоих взять больше нечего - даже капли пота, медленно поползло к линии, соединяющей небо и землю.

Старик готовил еду. А путник тем временем осторожно вышел на тропу, полуголый, с мечом в руках, обошел каменное строение, заглянул в лес, постоял возле могил. Ухоженные, обнесенные колючим кустарником, они вызывали приступ печали. О людях, что упокоены здесь, позаботились – похоронили, как подобает; и после их смерти выказывают уважение. А что ждет его?..

Чистый Занг Рён, теперь вовсе не оправдывая имени, сидел за столом и смотрел на фарфоровую пиалу. Нахмуренные брови, поджатые губы. Белый рис, насыпанный с горкой, жареный лук в дорогой посуде – в другое время они были бы украшением стола. Но не сегодня.

На золотом подносе лежала запеченная в глине куропатка. Расколотый ком с бесстыдством показывал сочное мясо, словно девушка, раздвинувшая бедра в ожидании юноши.

- Сам словил?

- Да. Тебя ждет долгий путь – нужны силы.

- Аххаа! Ты странный монах. Может, еще не в курсе, но вам нельзя прерывать любую жизнь, даже птичью!

Старик покачал головой, потянулся за рисом. Занг Рён вытер внезапно выступивший пот на лбу. Руки! Покрытые сыпью, словно, рыбьей чешуей – от кистей и выше до края ткани. Вот в чем причина! Занг Рён не был тупым солдафоном, любил играть в Го и слушать загадки от сокамерников. И теперь все понял.

Прокаженный!

Проклятый сильным магом. Вот почему он живет в храме сам – пытается замолить грехи. И золото его никому не нужно – зачем мертвецам золото? Стоп! Сколько могил на кладбище? Больше, чем медных монет меняют на десятинный серебряник? Многовато для такого отдаленного храма.

- Старик, да ты проклят! – вскочил на ноги путник. Мысли о птице на золотом подносе стали казаться недостойными внимания. Пиала с рисом перевернулась, крупа высыпалась на стол, словно снег лег на землю. Рука упала на рукоять меча.

- Нет, путник по имени Занг. Я  болен, но клянусь всеми Богами, это только моя болезнь, и дальше моего тела она не идет, - торопливо заговорил старик.

- Хм, клянись полным именем Будды!

Старик произнес медленно, растягивая слова. Как показалось Занг Рёну, похоже на шипение змеи. Удостоверившись в верности молитвы и даже вспомнив многие слова из нее, путник успокоился. Поднял опрокинутую лавку, сел за стол, сгреб рис назад в легкую пиалу и начал есть. Старик, не поднимая головы, отошел к ручью, по пути подобрал измочаленную бамбуковую палочку. Вцепившись в нее зубами, опустил руки в воду и так замер.

- Никогда не слышал о такой болезни. Ты чего там застыл? Поболит и перестанет!

- Меня нельзя … пугать. Болезнь… просыпается. И мне больно.

- Ха! А я думаю, чего ты сам живешь? Наверное, тебя все пугают, даже собаки, - громкий смех перемежался с чавканьем. Жир тек по подбородку, блестела на столе дорожка из жареного лука.

- Хотя, ведь это ненормально, когда вместе со страхом приходит боль?

- По-разному, путник, по-разному.

Грязный Человек поднялся из-за стола, подошел к своему тюку и достал глиняный горшок.

- Вот! И пахнет медом. Втирай в кожу - и болезнь пройдет!

- Не забуду твоей доброты.

- Хе! Историю поведай интересную!

- Расскажу. И сошью перевязь походную, чтобы легче по горам идти.

- Да, и с запасом сшей, вдруг еще что-то положить придется, - доедая обед, удовлетворенно ответил путник.

Время истории пришло под вечер. Тусклый свет от костра, казалось, только помогал старику ловко орудовать иголкой. Путник, обойдя еще раз вокруг храма, хмурил брови и задумчиво ковырялся в носу.

- В те времена дед нынешнего Князя решил изменить русло реки. И не было бы печали, но жил там речной дракон. И пообещал он, что найдет сердце Князя и съест его. Опечалился князь, и войско его опечалилось. Все знали – в груди его живет любовь к прекрасной Белой Цапле. Но только двое хранили тайну – не один он любит её.

- Любовник? – проявил интерес к рассказу путник.

- Убить дракона вызвался молодой телохранитель. Попросил он десять смелых воинов стать между рекой и Белой Цаплей, а её посадить на холме. Против был Князь, но кареокая дева была так уверена в юноше, что упросила своего будущего мужа. Да и выбор был скудный, словно на рынке во время ливня.

- Это значит, не было его? Ты попроще говори, мудрый монах, - устраиваясь поудобнее, приказал путник.

Старик кивнул, продолжая юрко орудовать иглой:

- Отобрали десять воинов, поставили с копьями, как и просил телохранитель. А сам он разделся полностью, обмазался глиной. Лег перед холмом с девой так, что в землю словно врос. Дракон выполз к вечеру. Железные наконечники копий жгли его, но ломались о твердый панцирь. Мечи отскакивали, выбивая искры! Не любят драконы железо, как люди – крапиву.

- Хе! Это ты похлебку не варил с голоду, старик. Вкусная вещь!

- Растоптал дракон храбрых воинов, как гора, падая с неба, сломала бы деревья. И приблизился он к деве, открыл пасть…

- Э, а телохранителя убить?

- …не просто это оказалось. Чтобы убить, увидеть надо сначала. А молодой воин знал, что не поймет речной дракон, если глиной обмазаться, где он спрятался… И в тот же миг поднялся он с земли и откусил кончик языка дракона.

- Языка?

- Да. Долго речной дракон бился о землю, пытаясь скинуть воина. Безуспешно. Ручей из крови хлестал из пасти! Упал обессиленный дракон и умер.

- А воин?

- И он тоже умер. Переломал ему речной зверь все кости.

- Старик, это печальная история. Где же странствующий монах, который исцелил все раны? Или, на худой конец, поцелуй оживляющий?

- В жизни смерть приходит к герою чаще, чем в сказаниях.

- Так в чем смысл?

- Всегда есть выбор. Но история еще не закончилась. Тело воина захоронили высоко в горах, а дракона – утопили в реке. Рядом с могилой построили маленькую церковь и название дали в честь будущей княжны – Белая Цапля.

- Завернул же ты рассказ!

- Я закончил.

- Конечно. Что тут еще приврать можно? А еще монах!

- Я шить закончил. И рассказ тоже, - устало отозвался старик.

Ночь чернильной гусеницей накрыла храм и окрестные земли. Старик лежал на циновке возле стола, слушая, как дышит путник на втором этаже. Спал он урывками, просыпаясь и снова погружаясь в сон, как тонущий человек – в мутную воду быстрой реки. Долгая дорога давала о себе знать.

Старик, который никогда не был монахом, вспомнил толстого путника. Имя его он уже позабыл, но тот так же ворочался и проспал до обеда. А потом честно признался: хотел украсть золотые вещи и уйти еще ночью, но, побывав в храме, осознал – его путь в другом. А через пару лет вернулся – помолиться и рассказать, как стал успевающим торговцем.

У каждого есть выбор.

… Наученный красться и убивать, путник двигался почти бесшумно, и даже скрипучий пол не проронил ни звука.

… Долгожданная туча закрыла щитом золотую луну, дав отсчет последним изменениям в сущности старика. Бамбуковая палочка заняла свое привычное место, на циновку легло одеяло.

Занг Рён шел медленно и уверенно. Последняя ступенька – повернулся на носках и резким движением пересек зал, приближаясь к циновке. Одеяло могло обмануть только слепца. Путник опустил меч, схватил золотой поднос.

- Я думаю, тебе пора идти, – отвратительный голос шипел.

- Ха! Монах, я думал, ты умен и убежал!

- Мне незачем бежать. Тут мой дом многие годы.

- Наверное, умереть дома – это хорошо?

Путник схватил лавку одной рукой, кинул её в стоящего возле ручейка старика и следом применил удар Падающий лист, намереваясь сверху вниз разрубить хозяина храма.

Старик изменился еще до того, как путник спустился со второго этажа. Боль каждый раз охватывала его при трансформации тела. Искрошенная палочка валялась рядом, запечатлев след острых зубов.

С легкостью уклонился он от лавки, плавными движениями увернулся от меча и просто толкнул когтистой ладонью Грязного Человека.

Занг Рёну показалось, что ударили бревном. Тяжелым сосновым бревном, которому не меньше ста лет. Острая боль разлилась в руке, и, уже падая, он понял – сломана.

Быстрая тень приблизилась к нему. Луна, соучастница казни, выглянула из-за туч, осветив старика. «Монахи не бывают покрыты драконьей чешуёй. И когтей у них нет» – с обреченной веселостью думал путник, которого многие знали как Весельчака Ю, убийцу и разбойника.

И все же он был смелым человеком.

- Мазь верни, тебе она не поможет!

Всё же в душе старик оставался человеком. Отбив рукой удар меча, резко приблизился, взял шею Рёна в захват и, не мучая его, сломал, как ломают тростник. Быстро и безболезненно.

Землю рыть тяжелее, чем убивать. Солнце, словно коря старика, пекло нещадно.

Он украсил могилу цветами, вымыл руки, набрал воды в тыкву и посмотрел на светило.

- Каждый делает выбор сам.

С последним словом появился гадкий привкус во рту – как в тот день, когда наглотался крови речного дракона.

Выйдя на тропу, пошел быстрым шагом, мучаясь одним вопросом.

До ближайшего болота дорога долгая, но хватит ли ему времени, чтобы придумать имя черепахе?