Какой бы ни была за окном погода, каждую ночь, что-то мягко насвистывая, проходит по нашей улице. Когда он проходит мимо это слышно и в гостиной и на кухне. Это всегда происходит в одно и то же время — в 3:03. Поначалу звук слабый, идет откуда-то из аллеи рядом с особняком Карсона. Мы живем посередине улицы, из-за чего свистящий проходит мимо нас, исчезая в глухом тупике.

Раньше, мы с сестрой иногда проскальзывали тайком на кухню, чтобы послушать свист. Это не нравилось маме с папой. Если мы попадались нам устраивали не слишком сильную взбучку, из-за того что мы придерживались Важного Правила.

Не пытайся увидеть свистящего.

Мой район странное место. Я жил здесь с шести лет и любил его. Небольшие уютные дома с приличными дворами, где есть место поразмяться. Когда мне стало тринадцать в октябре, познакомился здесь со многими моими ровесниками. Мы носились летом от одного заднего крыльца к другому и играли в квадрат в тупике. Так и мы и повзрослели. Я уже достаточно взрослый, чтобы понять, насколько хорошее было мое детство. Только две странные вещи несколько омрачали нашу жизнь: ночной свист и удача.

Меня никогда не тревожил свистящий. Ведь из моей спальни его не было слышно. Впрочем, мама с папой не любили говорить о нем, поэтому я перестал спрашивать. Папа крепкий парень, высокий и спокойный. У него акцент с тех пор, как он переехал ребёнком в США. Его семья с островов. Как они их называют. С приходом свистуна мой папа теряет своё спокойствие.

Он говорит чуть быстрее, его глаза двигаются чуть резче. В такие моменты он пытался нас отвлечь от происходящего и всегда напоминал Важное Правило: не смотреть наружу, когда идёт свистун.

Не то чтобы мы могли это сделать, даже если бы захотели. Понимаете, каждое окно закрывается ставнями, толстыми кусками тяжелого дерева. По ночам не увидеть и мельчайшего лунного лучика, поскольку ставни закрывают окна сверху донизу. Все ставни закрываются на небольшой замочек, на похожие запираются личные дневники. Перед тем, как мы ложимся спать, папа запирает эти замки каждую ночь, а ключ хранит в своей комнате.

Мама… Не знаю, что она думает о свистящем. Я видел её, через щелочку двери своей комнаты, в гостиной, перед тем как раздаётся свист. Наверное, раз или два в месяц. Мама, обычно, сидела на большом красном диване и вслушивалась в ночь.

Каждую ночь свистящий насвистывал один и тот же мотив. Довольно… весёлый.

Та та тата та тум. Та та тата та тум.

Помните, я упомянул про две странности того места, где я живу? Кроме нашего ночного свистуна все наши соседи невероятно удачливы. Папа не любит подобных разговоров и это сложно объяснить рационально, однако кажется, что приятные совпадения часто происходят с жильцами района. Обычно, это всякие мелочи: победа в лотерее, неожиданное повышение на работе, находка старого клада, закопанного во дворе. Ну знаете, удача естественного вида.

Ведь нет же ничего плохого в хорошей погоде? Благодаря ей, сады по осени просто ломятся от урожая. «Миллион малых благословений», эти слова я слышал от мамы. Однако, основной причиной почему мы остались здесь и изначально переехали сюда — это моя сестра Нола. Она была больна с рождения, что-то с легкими. Мы не могли даже привести её домой, время от времени навещая её в больнице. Помню, она была такой маленькой, на фоне остальных малышей. Вместо неё дышала машина.

Мы переехали сюда, чтобы быть поближе к больнице. Вскоре, после нашего переезда, состояние Нолы начало улучшаться. Врачи так и не выяснили причину, записав это на свой счет. Хотя мы понимали, что причина им неизвестна. Мои родители и я знали: улучшение состояния Нолы — одно из миллиона малых благословений.

Вот почему мы остались здесь даже после того, как узнали об этом. Время от времени, за каждое случившееся малое чудо… случалось что-то плохое. Последнее происходило только если взглянуть на свистуна.

Понимаете, у наших соседей есть Встречающая делегация. Они похвастались макаронной запеканкой, подарили корзину и манильские сигары, обернутые газетами. Так они приветствовали всех переезжающих. Очень дружелюбно. В день нашего приезда нас встречало четыре человека. Делегаты мило поболтали с моей семьёй, дали мне сникерс, немного подержали Нолу. Это была первая неделя, которую она проводила вне стен больницы, поэтому они были крайне осторожны.

Затем люди из делегации попросили поговорить с моими родителями наедине, из-за чего меня отправили в мою комнату, откуда мне было слышно почти каждое слово. Встречающая делегация рассказывала маме с папой о необъяснимо превосходном соседстве этого района. За исключением одной премилой странности. И затем они рассказали о необъяснимом свисте начинающимся каждый новый день с 3:03 и заканчивающимся в 3:05. Сам свист тих и никогда не навредит не причинит боли, как говорили наши новые соседи, до тех пор пока мы не станем смотреть на источник звука.

Примерно на этой части обстановка в комнате незаметно накалилась, и я вдавил своё ухо в дверь до боли, стараясь не упустить ни слова. У тех, кто пытался увидеть свистуна, монета удачи оборачивалась иной стороной, иногда фатально. Черная туча следовала за ними. Все, что могло обернуться не так, именно так и оборачивалось. Принесенная делегатами обертка манильских сигар вся состояла из новостных вырезок, историй об автомобильных авариях и сломанных жизней, публичных суицидов и чудовищных случайностей.

— Не каждый умирает, — говорил глава делегации папе. — Но жизнь покидает их. Даже если они живы в них больше никогда не будет ни света в их глазах ни огня в них самих. Лишь пустая оболочка.

Как я тогда понял, мама не восприняла это всерьёз. Она все спрашивала, разыгрывают ли они такой розыгрыш с каждым новым соседом. В какой-то момент мама взбесилась, обвинив делегацию в том, что они пытаются отпугнуть нас от нашего нового дома. Она даже обвинила их в расизме из-за происхождения папы. Он успокоил её, сказав, что наши соседи искренни и пытаются помочь нам. Ведь он сам вырос на подобных историях, услышанных от его матери, благодаря чему он знал о странных сущностях, живущих среди нас. Какие-то из них были хорошими, какие-то плохими, однако большая часть была просто иными.

После этого мы совместно с нашими новыми соседями зашли в скобяную лавку, купили ставни и замки, и уже ближе к вечеру установили их на каждое окно в доме. К трем часам ночи я вылез из своей комнаты. В гостиной меня уже ждал папа. Он сидел диване держа в руках малышку-дочь. Папа поднёс палец к губам, но похлопал диван рядом с собой. Я присел и прислушался.

И точно в 3:03 мы услышали насвистывание.

Та та тата та тум. Та та тата та тум.

Оно являлось и исчезало, как и сказали наши соседи. Насвистывание возвращалась каждую ночь, но мы не выглядывали, каждый день наслаждаясь миллионом малых благословений. Нола дышала сама, став с годами крепкой и сообразительной девчонкой. Папа даже вошел в состав Встречающей делегации. У нас нечасто появляются новые соседи, ведь зачем кому-то покидать это место? Однако, когда приезжает новая семья, папа в составе делегации приносит им макаронную запеканку, корзину в дар и манильские сигары в обертке. Мне хватает одного взгляда на лицо моего папы, по возвращении, чтобы понять восприняли ли они слова делегации всерьёз или вскоре у нас будут новые соседи.

Не так давно в доме напротив появилась новая семья. Прошлый владелец, миссис Мэдди, скончалась в возрасте ста пяти лет. Она прожила долгую, славную жизнь. Казалось, наши новые соседи вписались так, как будто были здесь изначально. Они поверили Встречающей делегации, прислушались к совету папы насчет ставней. У них самих был грудной младенец. Какие бы ни было газетные вырезки ни содержала обертка с сигарами, какие доказательства ни приводил папа, он никогда не позволял нам увидеть их. Но я полагаю он был пугающе убедителен, раз наши соседи без особых проблем прожили первый месяц.

Как-то одной ночью, когда нашим новым соседям пришлось уехать из города и они оставили с нами своего сына, Холдена. Ему было двенадцать лет, на год моложе меня. До этой ночи мне не доводилось тесно общаться с ним. Однако, стоило его родителям оставить его с нами на ужин, как у меня зародилось нехорошее предчувствие.

— Вы знаете кто всегда свистит по ночам? — Спросил Холден, стоило только родителям покинуть комнату.

Мы сидели втроем в своем логове, перед телевизором, на экране которого лениво тянулся какой-то диснеевский мульт.

Я переглянулся с сестрой. — Мы не разговариваем об этом, — ответил я.

— Ставлю на чокнутого, что живет в большом желтом доме на углу, — утвердительно сказал Холден

— Мистер Толес? — спросила сестра. — Не может быть, он очень добрый.

Холден отмахнулся. — Тогда он ещё и маньяк-убийца.

Нола ощутимо напряглась.

— Мы не разговариваем об этом, — повторил я. — Пойдем лучше в мою комнату и поиграем в Nintendo.

Следующие несколько часов мы провели, играя в игры и поглощая попкорн. Затем посмотрели мульты. Обычная ночевка, но возрастающее беспокойство Холдена просто витало воздухе.

Затем родители пожелали спокойной ночи, заперли окна и отправились на боковую. После этого Холден встал из своего спального мешка и подошел к моей кровати, где сидел я с Нолой.

— Вы вообще пытались посмотреть? — спросил. — Почти пора.

Как в большинстве ночевок мы с радостью отложили сон на попозже. Я в некотором замешательстве увидел, что он прав; уже почти 3 часа ночи.

Вздохнул — Нет мы…

— Поймите я не могу, я просто не могу попробовать взглянуть потому, что мой папа каждую ночь закрывает окна и прячет ключ, — он выпалил на одном дыхании, полностью проигнорировав меня.

— Как и наш папа, — сказала на его тираду Нола.

— Нет, — ответил Холден. — Нет, не прячет.

— Ты видел, что он прячет, — сказал я чуть резче, чем хотел.

Холден ответил ухмылкой. — Ваш папа запирает окна, ага, но ключ то он не прячет. Он держит его на своём обычном брелке.

— И? — спросил я, подозревая, что уже знал ответ на свой вопрос. Потому что после всех лет, прожитых здесь, папа больше не заботился о том, где лежал ключ по ночам. Потому что он знал, что мы отнеслись к этому всерьёз.

— И после того, как твой папа запер ставни, и до того, как твои родители отправились спать, я ходил в туалет. И на обратном пути я мог случайно заглянуть в их комнату, и заметил брелок на тумбочке. И может быть совершенно случайно я зашел и одолжил ключ от окон.

Ноле и мне оставалось только смотреть на то, как ширилась его ухмылка.

— Лжёшь, — только и смог ответить я.

Холден отмахнулся. — А ты проверь если хочешь. Приоткрой дверь в комнату родителей и взгляни, увидишь брелок аккурат на тумбочке.

— Оставайтесь здесь, — сказал им обоим. — И лучше вообще не шевелитесь.

Я поспешил к комнате родителей, однако замешкался у двери. Если Холден не лгал… папа рассердится. Настолько рассердится, что от одной мысли об этом мне уже было страшно. Но ещё больше страшило открытое окно, в то время, когда свистун бродил снаружи. Приоткрыв дверь, я всмотрелся в непроглядную тьму. Глубоко вдохнув, я вошел в комнату.

Через два шага в темноте я застыл. Зазвучало насвистывание. И слышно его… прямо в родительской комнате. Никогда бы не подумал, что они слышали его со дня своего переезда. Нам об этом ничего не говорили. Не думаю, что смог бы уснуть в этой комнате.

Я стоял, слушая приближающийся свист, неуверенный стоит ли мне включить свет или разбудить папу. Вкрадчивые звуки из гостиной вернули меня в реальность.

— Нола, — крикнул, выбегая из родительской комнаты.

Холден и Нола стояли рядом с окном у парадного входа. Холден не солгал. Я заметил, как он возится с замком. Затем раздался щелчок. У него был ключ.

Холден рассмеялся. Рядом с ним, ссутулившись, стояла Нола. Наверное, ей было страшно и любопытно одновременно. Насвистывание доносилось неподалёку от нашего дома.

Наверное, я как-то обозначил своё присутствие. Не могу вспомнить. Время застыло, стрелка часов примерзла к циферблату. Но я двигался. Мне никогда не доводилось заниматься спортом всерьёз. Впрочем, расстояние между мной и Нолой испарилось за одно мгновение. Я не отрывал от неё своих глаз, одновременно слыша, как Холден потянул ставни, намереваясь полностью распахнуть их. Последовал щелчок, и насвистывание, доносившееся с другой стороны окна, стало невыносимо громким.

Однако, Нола уже была в моих руках. Мне оставалось лишь развернуть её так, чтобы она не видела происходящего за окном. Одновременно с этим я закрыл свои глаза. С оглушительным лязгом распахнулись ставни.

Насвистывание прекратилось.

Нола дрожала в моих руках.

— Не смотри, хорошо? — Молил я её. — Не оборачивайся.

Мы стояли таким образом, при котором она смотрела в коридор, а я — в окно. Мои глаза все ещё были закрыты. Её кивок я ощутил плечом.

Свободной рукой, попытался достать Холдена. Ухватившись за его руку я почувствовал, как его трясло. Он дрожал сильнее Нолы.

— Холден? — Спросил.

Безмолвие.

Я потянулся дальше и осторожно ощупал окно. Стекло промораживало мои пальцы. Оно было намного холоднее, чем должно быть в это время года. Я попытался нащупать шнурок от штор. Чем дольше я искал, тем теплее становилось стекло, от него начала исходить лёгкая вибрация. Представлять то, что находилось с другой стороны мне не хотелось. Наконец-то я ухватился за шнурок и потянул его. Шторы упали, закрывая нас от того, что затаилось с другой стороны.

Наконец я решился открыть глаза. В тусклом свете льющимся из кухни я различил Холдена, маленького и бледного, пялящегося в занавешенное окно.

— Холден? — Повторил вопрос.

Он развернулся ко мне и заорал.

Все утонуло в водовороте движения. Зажегся свет в коридоре, затем в гостиной. Шаги родителей прогремели по деревянному полу. Я не оборачивался к ним, мои глаза были прикованы к Холдену.

В неровном свете он выглядел белее мела, по его подбородку струилась тонкая струйка крови. Похоже он сильно прикусил губу и кажется обмочился.

— Что стряслось? — Из-за моей спины раздался голос папы.

Я кое-как оторвал взгляд от Холдена и оглянулся. — Он посмотрел.

Ни разу за всю свою жизнь я не видел, чтобы папа боялся чего-либо, но в ту ночь старый, отвратительный страх проскользнул по его лицу. Страх родителя.

— Только Холден? — выдавил он.

Я кивнул, мол, да.

Папа шумно выдохнул. Он выглядел настолько облегченным, что на мгновение у меня промелькнула мысль что он пустится в пляс. Но как только он посмотрел на Холдена его выражение переменилось. Любопытно, корил ли он себя за радость, в подобных обстоятельствах.

Раздался стук в дверь.

Мы застыли. Холден всхлипнул.

— Не отвечай, — сказала мама.

Она стояла у порога в коридоре. Всегда считал, что она была скептиком и просто посмеивалась над папой насчет окон и свистуна, однако в ту ночь неверующих не было. Я заметил, что мои родители держат по бейсбольной бите. Наверное, держали на всякий случай в своей спальне.

Стук прозвучал снова, в этот раз чуть громче.

— Пожалуйста не открывайте, — прошептал Холден.

Папа подошел к нему аккуратно приобнял и крепко прижал его к груди.

— Не откроем, — пообещал папа, все ещё держа биту. — Этой ночью сюда никто не войдет.

Бух Бах Бух

В этот раз стук был достаточно громким, чтобы затряслась дверь. Снова закричал Холден и Нола вцепилась мне в шею старясь прижаться как можно ближе, стать как можно меньше. Подошла мама и, склонившись на колени, приобняла меня с сестрой.

БУХ БУХ БУХ

— Позвони в полицию, — прошептала мама папе.

Стук мгновенно прекратился. Папа оглянулся к нам.

— Думаешь-

Его прервал резкий переход неистового грохота в дверь, в вежливое тук тук тук.

— Полицию, — донеслось с другой стороны двери.

Голос снаружи звучал в точности как мамин, словно за дверью стучал попугай.

— Полицию. Позвони. Полиция — тук тук тук — Полицию.

Мама обняла нас крепче.

— Полицию. Полицию. Полицию. Полицию.

— Пожалуйста прекрати, — прозвучал её тихий шепот.

— Не думаю, что звонок поможет, — ответил мой папа. — Как мы поймем, кто находится за дверью?

Стук зазвучал с новой силой, ещё громче чем раньше. Дверь тряслась. Затем перестала. После продолжительной паузы стук раздался вновь, уже от заднего входа.

Мы развернулись к заднему входу и стук незамедлительно вернулся к входной двери. Туда-сюда, туда-сюда, громкий затем тихий затем снова громкий. Неожиданно, звук раздался от двух дверей разом сильные, тяжелые удары словно кувалдой. Затем последовало постукивание во все окна, после в стены. Как будто мы жили в огромном барабане, а десяток людей пытались играть одновременно. Или мы были черепахой и что-то пыталось выцарапать нас из панциря.

— Прекрати! — закричал Холден.

Стук умолк.

— Я никому не скажу, — говоря это Холден не отрывал взгляд от двери. — Обещаю, я никому не скажу о том, что видел. Только пожалуйста уходи.

Мы ждали около минуты. Затем последовал мягкий тук тук тук исходящий от окна в которое Холден смотрел ранее.

Холден начал плакать, поскуливая словно приговоренный к смерти, увидевший стаю воронов за прутьями своей тюрьмы.

Папа ухватив его, провел рукой по волосам, но так и не солгал ему, не сказал, что все будет в порядке.

Постукивание в окно продолжалось всю оставшуюся ночь. Мы кое-как обустроились в гостиной, я даже не уверен сколько времени мы так провели. В конечном счёте, мама попыталась увести детей в мою комнату, в то время как папа остался сторожить дверь. Однако, буквально через секунду, вернулся стук настолько громкий, что его было невозможно игнорировать. Я даже начал опасаться, что дверь не выдержит.

Как только мы вернулись в гостиную стук оборвался. Осталось только тихое тук тук тук в окно. В ту ночь, никто из нас не уснул.

Постукивание затихло около семи часов утра. Примерно в то же время, когда наступает рассвет. Мы обождали ещё два часа, прежде чем папа открыл ставни и убрал шторы с окон. Но сперва он отвёл нас в родительскую спальню. Папа несколько шумно отпер дверь, прежде чем вернуться к нам.

— Хорошо, — сказал по возвращении. — Все готово.

Родители Холдена вернулись к завтраку. Мама и папа проводили Холдена домой и надолго задержались. Я и Нола смотрели за ними из окна. Она держалась рядом со мной весь день, стараясь держаться как можно ближе, иногда беря меня за руку. Родители вернулись в мрачном расположении духа, но так и не рассказали какой разговор у них состоялся с семьёй Холдена. За окном было солнечное воскресенье, поэтому мы заказали пиццу и провели весь день за совместным просмотром кино и мультфильмов.

В ту ночь все спали в моей комнате, Нола и мама в моей кровати, папа разложил кресло на котором и уснул. В ту ночь не раздавался стук. В последующие ночи — тоже.

Оставшуюся неделю мы нечасто виделись с Холденом и его родителями. Но в четверг к их дому подъехал грузовик. Я с Нолой, после школы, наблюдали как они собирались до вечера. Что зацепило меня больше всего это то как Холден с родителями выглядели. Все трое бледные, с насупленными лицами, с бесцветными глазами и отстраненными взглядами. Даже с противоположной стороны улицы ощущалось, что что-то было не так. Семейство Холдена уехало до заката.

Я вспомнил при этом слова, произнесенные главой Встречающей делегации, когда мы переехали сюда. Не каждый посмотревший на свистуна умирает, однако переживших покидает свет и они проживают жизнь полную неудач. Миллион малых несчастий.

Наверное, родители Холдена, тоже посмотрели, либо утешить, в случае если они не верили, или разделить его бремя если все же верили. Иногда я смотрю на Нолу счастливую, молодую и живую… это довольно чарующее зрелище. Однако я никак не могу отделаться от вопроса, что если бы я был медленнее, что, если бы она посмотрела за окно… посмотрел бы я? Утешить её? Разделить бремя? Я искренне рад, что никогда не узнаю ответа на этот вопрос.

Мы все ещё живем в том доме, в том районе. Все ещё слышим нашего свистуна каждую ночь. Благословления, удача, все те блага — они слишком хороши, чтобы уезжать. Однако мы осторожны. Больше у нас нет друзей, которые остаются на ночь. А папа прячет ключ очень, очень хорошо. Не то чтобы мы пытались посмотреть. Некоторое лучше оставить незримым.

И да пребудет в вашем доме достаток и удача.