Если вы читаете эту тетрадь, то заклинаю вас: остановите поезд, и покиньте его любой ценой. Если, конечно, еще не поздно. Я выношу это предупреждение сюда, в самое начало, ибо свой шанс я упустил, пока со смесью страха и любопытства листал старые, пожелтевшие страницы. Покиньте дневник. Оставьте его в покое, и бегите. Все дальнейшие записи могут вам пригодиться, в случае, если за окном туман, а стоп-кран не работает. Что ж. Я пытался помочь вам. Кто знает — быть может, это не в моих силах, и тот, кто нашел это проклятую рукопись обречен дополнить ее мрачные страницы своей частью истории.

Этот дневник я нашел под нижней полкой в своем купе. Поскольку у меня было достаточно времени для того, что бы его прочитать — и не один раз — я переписал его на более новой бумаге, так как самые старые страницы буквально разваливались в руках. Далее и впредь я расположу записи не в хронологическом, но в логическом порядке. Здесь — судьбы многих людей. Некоторые, которые повторяли участь других — я не стал заносить в эту рукопись. Иные были слабы духом. Некоторые — слишком отважны. Имена и места я опустил из различных соображений — впрочем, ни время, ни, тем более, место уже не уместны. Я не знаю чем их истории закончились, и ведет ли хоть одна дорога прочь из этого места. Итак, далее по порядку, определенному мной:

Запись первая.

20е января 1980.

Проклятая метель никак не утихнет. Мы уже почти четыре часа ползем сквозь буран со скоростью беременной черепахи. Думаю, на встречу я точно опоздаю. Мой сосед по купе — пожилой мужчина — это какая-то квинтэссенция худшего в мире попутчика. От него разит перегаром, он храпит, а его носки воняют так, словно он их год не менял. Самое ужасное — открыть окно нельзя — снаружи слишком холодно! Я уже общался с проводником, и просил перевести меня в другое купе, однако тот ответил, что это будет возможно только на ближайшей станции — когда они смогут уточнить, нету ли брони на какое-то из свободных мест. *неразборчиво*...имо торчать в проклятом купе. Подожду в коридоре, пока не доберемся до полустанка.

21 января.

Великолепно. Несмотря на вонь и храп, я все же поспал. Снаружи уже даже не метель, а — буквально — завеса из снега. Поезд остановился еще в час ночи, и, вынужденный уступить проводнику, я отправился спать со своим попутчиком.

Проклятье! мы торчим тут уже почти 12 часов! Самое ужасное — это то, что закончился чай, и уже банально нечем себя занять. Благо, хотя бы топят хорошо.

Проводник, спустя почти 16 часов, наконец, согласился пересадить меня в другое купе, однако мое ликование было недолгим: дверь в другой вагон не открывалась, даже не смотря на наши общие усилия. Он предположил, что дверь примерзла, или заела. Как неудачно, что я еду в хвостовом вагоне! Заднюю дверь замело, и окно все засыпано снегом.Буду спать в коридоре. Спутник по купе хоть и проснулся, но первым делом выудил из сумки початую бутылку, и, прикончив ее и палку колбасы за считанные минуты, опять завалился спать.

22 января.

Несмотря на голод, я рад: поезд тронулся. Вьюга прекратилась, теперь за окном в голубых вечерних сумерках проплывает подернутый белесой дымкой лес. Ползем мы небыстро, но — ползем. По моему ощущению, все быстрее. Видимо, мы покинули зону катаклизма, и на всех парах мчимся к долгожданному перрону. Господи, как же хочется прогуляться по свежему воздуху.

22 января, вечер.

Ничего не понимаю. Лес тянется бесконечной стеной стволов. Сумерки даже не собираются переходить в день или ночь. Проводник растерян, сосед требует выпивки, но её нет — и он по этому поводу закатил скандал.

23 января.

Мы все еще едем. Что за чертовщина?! При всем желании мы уже должны были проехать хоть какой-то поселок! Проводник бледный, и пытается успокоить. Говорит, что, видимо, мы поехали каким-то обходным путем. Что за обходной путь лежит через места без единого поселения?!

24 января.

Только что понял, что попутчик пропал. Вышел в туалет, и отсутствует уже час. Проклятые деревья сводят меня с ума.

25 января.

Странно, но я только сейчас понял, что не голоден, и не испытываю жажды. Более того, я не спал уже сутки, и не хочу спать. Могу лежать с закрытыми глазами, но сон не идет. Чертовщина какая-то. Если так пойдет дальше, то я попытаюсь что-нибудь предпринять.

26 января.

Почти неделя в долбаном поезде. Невыносимо. Сижу и таращусь на чертов лес.

27 января.

К черту.

У меня всего два объяснения. Либо я умер, и попал в ад. Либо рехнулся, и сейчас сижу, пускаю слюни у окна или в палате какого-нибудь дурдома. Так или иначе, я намерен с этим покончить. Надеваю все, что есть теплого, буду выпрыгивать на ходу.

Проклятье! Дверь не поддается. Однако мне удалось выбить стекло в задней двери. Попытаюсь протиснуться.

Запись вторая.

15 марта 1974 (Начало опущено в виду его частичного или полного совпадения с предыдущим текстом.)

Мы едем уже неделю. Все очень напуганы. Бескрайние поля за окном, подернутые клочьями тумана — вот и весь пейзаж. И эти проклятые сумерки! Боже милостивый, ниспошли нам благословенье свое, даруй выход из этого чистилища!

Мы молились — все вместе. Даже нагловатая и самоуверенная А. (Еще и красится как шлюха!).

16 марта 1974.

Мы заперты! Невозможно выйти из купе! Господи! Нам так страшно! И. рыдала и умоляла открыть двери. А. пыталась ее приободрить и предположила, что нам в чай добавили ЛСД, или еще чего. Она сказала, что как-то пробовала его, и от него “сносит крышу”, может всякое “видеться”. Самое ужасное: мы не можем заснуть. Это настоящая мука — сидеть, таращась в окно час за часом. Все книги уже перечитаны и разговоры идут по кругу. Это ужасно.

17 марта 1974.

А. пропала! Господи, когда?! Мы сидели все на своих полках, А. и И. — на верхних. И. клянется, что ничего не видела — просто отвернулась к стене минут на 10, а когда повернулась обратно, ее не было! Она не придала этому значения, и решила, что А. просто спустилась вниз. Теперь сидим все внизу и боимся закрыть глаза.

хх марта 1974.

Не знаю какой сейчас день. И день ли вообще. Я одна в купе. А., И., К. пропали. Точно так же — на мгновение мы смотрим в окно, и вот уже кто-то пропал… Я даже не помню, в каком порядке это было. Теперь просто смотрю в окно, и думаю не пропала ли я. Может, сейчас А. К. И. сидят и с ужасом таращатся на пустое, все еще теплое сиденье? Господи, дай мне сил!

хх марта 1974.

Не выношу этого. *неразборчиво* … не буду. Будь оно все проклято. Я не могу так больше. Он молчит. Пейзаж затянуло туманом. Я одна. Нож. Нашла обычный нож для масла в сумке и К., я смотрю в окно и точу нож о край стола. Такое ощущение, будто сквозь двери на меня кто-то смотрит. Я не хочу оборачиваться. Упрямо точу нож — скоро будет возможно спокойно закончить этот проклятый рейс.

Запись третья

5-е июня 2001.

Меня не покидает чувство взгляда в спину. Все пропали. И пожилая женщина (так и не узнал ее имя) и ее пятилетний внук. Как он перепугался, не увидев “бабу”!.. Я его обнял, и попытался утешить, но через мгновенье понял, что глажу воздух. Думаю, что схожу с ума.

Я читал некоторые труды по психиатрии и почти уверен в своем диагнозе. Но! Мои воспоминания непрерывны. Они выстраиваются в цепочку последовательных непрерывных событий. Нету пробелов. Нету нестыковок или возникших из ниоткуда персонажей.

7-е июня 2001.

Если бы не календарь телефона, ни за что не догадался бы, какое сегодня число. Мой день рождения. Блин. Сойти с ума на ДР. Карма, блин.

*неразборчиво* 2001.

Купе открылось! Я вышел в коридор. За окнами все так же проносятся деревья и обширные поля, а вдалеке — огни городов.

*неразборчиво* пуст. Никого нет. Двери заблокированы. Черт, я что, попал в какое-то сраное реалити-шоу? Бегал по всему вагону и умолял прекратить. С тем же успехом можно долбить стену членом.

какая-нахер-разница-какое июня 2001.

Только сейчас понял, что не хочу есть и пить. Все это время я просто не обращал внимания на это. За все эти дни ни разу не сходил в туалет. Я даже, блин, не потею.

*неразборчиво* июня 2001.

 *неразборчиво*ьб! Блядь! Мать вашу! Это… это было… блин. Так, П., успокойся… *неразборчиво*..жат руки. До сих пор. Проверил замок купе трижды — все закрыто. Это… это был *неразборчиво*. Я прогуливался коридором — в который раз. И тут, обернувшись… черт… дрожат руки… *неразборчиво*.

...Вроде, успокоился. В общем, я увидел силуэт. Похож на человека, но несколько выше, и более… долговязый, словно сотканный из тумана, что за окном. Я сначала подумал, что померещилось, и проморгался, но — клянусь — он стал четче! Белесная тень, что стояла в конце коридора. Я добежал до своего купе и заперся внутри.

28-е июня 2001.

Я просидел в долбаном купе почти неделю. Не могу заставить себя высунуться наружу. За окном то и дело мелькают белые тени. Даже сама мысль о том, чтобы высунуть нос наружу невыносима.

12-е июля.*неразборчиво*

Поезд остановился. Сначала не поверил глазам, но мы стоим вот уже час. Снаружи — платформа. Небо чистое, ни клочка проклятого тумана. *неразборчиво* … эти строки и бегу наружу. Не знаю, конец это или только следующий виток кошмара. Дневник на всякий случай оставлю тут. Быть может, мне придется вернуться и продолжить этот проклятый путь.

Интересная заметка, найденная от неизвестного автора. Почерк похож на женский. Всего одна запись:

К черту эту сволочь! Я читала все, что было с другими. Сейчас открою дверь и воткну ей осколок в глаз! *неразборчиво*

Запись чертветая. (орфография сохранена)

Прапала бабушка. Я искал ийо павсюду, но мама прибижала и забрала в купэ. Ана очинь плакала, и сказала, што бабушка поиграет с нами впрятки. Я звал бабушку, но она ни хатела выхадить.

Мама тоже ришила проиграть впрятки. Я ийо ни нашел и начил звать, но мама пряталась.

Белый дядя пришел и попросил ни плакать, но я нимагу ни плакать, патамушта мама спряталась и ни атвечаит. У дяди странная рука. Завтра он абищал прити ка мне с друзями, и сказал, што мама скора будит сам ной. Я очинь рад.

Запись пятая (здесь и далее даты и прочее не важны. Вы уже понимаете, что не во времени дело)

… это был не человек. Я повидал всякое на своем веку, но это — это что-то невероятное. И, признаю, пугающее. Объяснение непонятным свойствам пространства-времени в этом… измерении, не побоюсь этого слова, я примерно дал — для себя. Более того, я старательно наблюдал за кустами снаружи. Как мне показалось, один примечательный куст мелькает раз в 4-5 минут. Это значит, что я угодил во что-то вроде временной петли. Но кто они такие? Я заметил этот силуэт в конце вагона. А ещё заметил, что всякий раз, как я моргаю, он приобретает плотность, и более четкие очертания. Чем четче очертания, тем увереннее движется.

Дымчатая фигура стоит на месте.

Силуэт явно неспешно идет.

Фигура, подернутая дымкой, уже явно движется.

Я дошел до купе и несколько раз быстро моргнув, захлопнул дверь. Послышался деликатный стук. Очевидно, он хочет установить со мной контакт. Опишу все, что произойдет в следующей записи.

Запись шестая (я ее включил просто для верующих — бог вам не поможет).

Я молился три дня и ночи, но без толку. Они скребутся о дверь и местами, где они разодрали дверь, я вижу их когти. Их лик поистине ужасен. Да помилует меня бог!

Запись седьмая

Я многое поняла, прочитав дневники. И каждый раз, как видела опасность, описанную другими, я её избегала.

Пялилась в окно, пока все не пропали. Не выходила из купе, даже когда поезд стоял. Завидев первый силуэт, я, не моргая, прошла в купе, и осталась там. Просто заткнула уши ватой и они прекратили скрестись (для меня). И тут же прекратили появляться новые борозды на двери. Они действуют чрез наше сознание?

*неразборчиво*

...ра! Надо слыш…

Запись восьмая, моя.

Что же, судя по всему, я продержался дольше остальных.Я не сошел на полустанке, я не стал гулять по коридору — даже когда замок должен был быть открыт. Я не выбивал окна, и не обращал внимание на пропавших соседей. Сегодня мы остановились в поле. Я так просидел почти пять дней — мы не трогались с места.

Здесь и далее я буду предпринимать короткие вылазки, и писать столь же короткие заметки. Я буду описывать предполагаемое действие, и — по возвращении — мои впечатления. Если последнего не будет — то знайте: я либо погиб, либо освободился.

Выйти в коридор. Сделано. Ни намека на тени.

Выйти в тамбур. *Неразборчиво*.. до сих пор. Как вспомню увиденное, опять рвотные позывы. В тамбуре — труп. Очень аккуратно расчлененный — разрезы хирургически точные. Все внутренности развешаны, словно адская гирлянда.

Пройти мимо трупа. Не вышло. Меня опять стошнило. Отвратительное зрелище.

Пройти мимо трупа-2. Вышло. Почти час стоял на подножке вагона, не решаясь коснуться земли. Затем… Нет, лучше напишу завтра. Дрожат руки *неразборчиво*

Ушло почти два дня чтобы успокоится. Итак, я сошел на землю. Вокруг было бескрайнее море пшеницы и… солнце. О, боги! Я бы душу отдал за солнце! Они появились из ниоткуда. Бледные, худые существа, с когтистыми трехпалыми лапами (я заметил, когда одна лапа чуть не снесла мне голову). Буквально мгновение назад была пшеница и солнце, и вот уже я стою посреди зловонного болота, по пояс в жиже, они мчатся со всех сторон. Я выбрался. Грязный, в тине и иле, влетел в вагон, захлопнул дверь перед носом одного из них. Послышался тяжелый удар, дверь прогнулась, словно в нее влетел грузовик.

Этот шум. Они орут, воют и стенают так, словно сам Ад обрушился на мое сознание. Получилось отломить острый кусок металла, сейчас точу его. Поезд едет, за окном опять туман и вой жутких тварей. Если вы это прочитали, за окном все еще светло и нет тумана — бегите. А я… Я остаюсь в этом аду.