Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Не говори папе
© Игорь Шанин9 мин. Страшные истории Hell Inquisitor 13-01-2021, 09:17 Источник Принял из ТК: Radiance15
— Пора! Пора!
— Ничего не пора, рань такая, — слышно из-под одеяла папу. — Иди сама еще поспи, что за изуверство-то!
— Не могу я спать! Я знаешь когда проснулась? Час назад! Я целый час терпела, ждала, что сами проснетесь, а вы как эти… как их там…
Мама выглядывает одним глазком, с любопытством дожидаясь сравнения.
— Которые в джунглях на ветках спят, короче! Ой, какая разница!
Алина сползает с постели, чтобы выпрямиться в полный рост и упереть руки в бока — точь-в-точь гордый собой победитель на ринге.
— Мне сегодня десять лет, — говорит. — Такой важный день, я не хочу его весь спать!
Мама откидывает одеяло, улыбаясь. Волосы растрепаны, на скуле след от подушки. Она протягивает руки, и Алина ныряет в теплые объятия.
— С днем рождения, доченька.
Выпроставшись наружу, отец обнимает обеих, и все вместе они сидят так целую вечность. Алина раз за разом вдыхает запах ночного крема мамы и лосьона после бритья папы — один травяной, другой ментоловый, и оба родные как сами родители. Можно просидеть так до самого вечера, и это будет самый лучший день рождения, но другие важные дела никто не отменял.
— А где подарок? — бубнит Алина в шею маме, и та смеется:
— Мы — твой подарок! Или ты недовольна?
Мягко отстранившись, Алина глядит снисходительно:
— Ой, ну не делайте вид, что ничего не подготовили. Я хочу подарок, и так вон сколько ждала!
— Страдалица, — усмехается папа. — В тумбочке посмотри, внизу.
В мгновение ока оказавшись у тумбочки, Алина дергает нижний ящик и достает небольшую коробочку, обернутую ярко-красной подарочной бумагой. Искрятся на глянце солнечные блики, манит ленточка с бантиком-цветочком. Теперь главное взять себя в руки: если понравится — радоваться в меру, чтобы родители не решили, что на сегодня хватит приятностей, а если не понравится — никак это не показать, чтобы не расстроились. Вроде все просто.
Дрожащие пальцы нетерпеливо срывают обертку, раздевая коробку с изображением телефона — большой дисплей, куча циферок, понятных и нет. Забыв обо всем на свете, Алина пищит:
— Самый новый! Прям вообще самый-самый новый! Это как у Танюхи! Я же даже не мечтала!
Под смех родителей она вынимает телефон. Черный экран отражает широко распахнутые глаза, всклокоченные волосы, недоверчиво приоткрытый рот.
— Он прям настоящий? Он же так дорого стоит, он такой...
Телефон вибрирует в пальцах Алины, прерывая восторги. Она непонимающе разглядывает незнакомый номер, а потом поднимает глаза на маму:
— Это кто?
— Не знаю, — хмурится. — Там же нет симки, разве кто-то может вообще дозвониться?
— Наверное, спамеры научились звонить на телефоны без симок, — неуверенно говорит папа. — Или бабушка так сильно хочет поздравить. Эта как угодно достать может.
Мама тут же набычивается, и он не сдерживает улыбки. Телефон не утихает — вжж, вжж, вжж. Так назойливо, что вибрация отдается в костях. Это точно какой-нибудь розыгрыш, иначе и быть не может. Подозрительно рассматривая родителей, Алина жмет кнопку приема вызова и прикладывает трубку к уху.
Там бесконечный ворох помех, будто кто-то открыл окно в дождливую осеннюю непогоду, и мельтешащие желтые листья заполнили все, шипя и шурша.
— Але, это кто? Вас не слышно!
Никакого ответа. Покачав головой, Алина уже собирается сбросить, когда сквозь шум пробивается далекий хриплый голос:
— Не... говори... папе...
От затылка до копчика пробегает волна мурашек, пальцы мгновенно леденеют.
— Что там? — тревожится мама, увидев волнение на лице дочери.
— Не понимаю, сильно шумно. Алло, вас не слышно, вас совсем плохо слы...
Звонок прерывается, дисплей меркнет. Надавив кнопку разблокировки, Алина тянет упавшим голосом:
— Так он же вообще выключен. Это же вы все придумали, да? Как вы так сделали? В чем прикол?
Родители переглядываются. В глазах ничего, кроме сонного недоумения — если и притворяются, то очень хорошо.
— Положи пока рядом с телевизором, — машет рукой папа после долгого молчания. — Я посмотрю потом. Может, придется отнести в магазин, поменять.
Алина прижимает телефон к груди:
— Я же еще девчонкам не показала!
— Успеешь, — говорит мама. — Ой, не делай такие глазки! Мобильник в любом случае твой. Разберемся, что там с ним, тогда и покажешь. Зачем глючным-то хвастаться?
Вздохнув, Алина кладет телефон. Новая мысль тут же отталкивает смятение:
— А во сколько все готово будет? Я пока пойду на улицу, приглашу всех, да?
— Причешись сперва, не позорь меня на весь двор, а то как кикимора болотная, — улыбается мама. — Часа в два нормально, наверное.
Алина долго возится у зеркала в прихожей, подслушивая бубнеж родителей из спальни. Папа просит не звать мамину сестру тетю Настю, потому что у нее язык без костей, а в ответ мама ругает папиного брата дядю Володю, потому что он опять напьется и будет просить деньги. Ничего интересного — ни сюрпризов, ни розыгрышей, ни новых подарков. Алина устало закатывает глаза, дергает дверную ручку и выпрыгивает наружу.
Спускаясь по ступеням, она различает, как сверху тяжело шаркают подошвы и слышится сиплое дыхание. Воздух сгущается, наполняясь незнакомыми запахами, в них остро чувствуется чье-то желание напасть. Наверное, так пахнет голодный волк, преследующий зайца. Алина испуганно ускоряется, и чужие шаги отстают, хотя дыхание остается близким, будто незнакомец склонился над самым ухом.
Прикусив губу, она перепрыгивает сразу по несколько ступенек. Перед глазами скачут перила, потрескавшаяся зеленая краска на стенах, разбросанные листовки с рекламой интернет-провайдеров, дверь. Пищит домофон, а потом жаркое солнечное лето разворачивается во всей красе, будто и нет никаких сумрачных подъездов, будто их совсем не бывает.
Двор залит горячим светом, шумят деревья, поскрипывают пустые качели. Алина отходит подальше, ожидая, что преследователь вот-вот выскочит наружу. Но вязко капают секунды одна за другой, а подъездная дверь так и остается закрытой.
На улице никого нет — пустуют скамейки, отблескивают лобовыми стеклами неподвижные машины на парковке. Солнце неторопливо покачивается в ясном небе туда-сюда как маятник. Только тут Алина осознает, что вибрация звонящего телефона все еще стоит в ушах нескончаемым «вжж, вжж», словно он не остался в спальне родителей, а полетел следом за хозяйкой, требуя ответить на звонок. Она даже хлопает по карманам шортов, убеждаясь в их пустоте.
Непривычная тишина двора напрягает больше, чем шаги в подъезде. Алина никогда не видела, чтобы на лавочках не сидели соседские бабушки, чтобы не смеялись на детской площадке тетеньки с колясками, чтобы не марались в песочнице упитанные карапузы. Наверное, все спрятались от нее, чтобы разыграть в честь дня рождения. Сейчас вдоволь насладятся ее растерянной физиономией, а потом выпрыгнут из кустов, выкрикивая поздравления.
Она ступает по тротуару, с интересом вертя головой. Даже в окнах не видно людей, только разноцветные занавески да старые люстры. Не суетятся голуби у мусорных баков, не греются на солнышке бродячие коты. Всех, абсолютно всех как ветром сдуло. Предвкушение праздника медленно тает от колючей мысли, что никто просто не хочет быть приглашенным за стол, никто не хочет дарить подарки и радоваться такому замечательному дню. Но ведь так не может быть, такого просто не бывает.
Взгляд цепляется за что-то яркое и жизнерадостное — это разноцветные надувные шарики, целая куча, привязанные к открытой двери подвала соседнего дома. Да, она в самом деле открыта, и такого Алина тоже никогда не видела. Пацаны любят рассказывать, что в этом подвале настоящие лабиринты со спрятанными сокровищами. Тысячу раз они пытались туда попасть: и ковыряя в замке скрепками, и поддевая дверь найденным на помойке ржавым ломом, и наваливаясь на нее всей оравой, но тайна так и оставалась тайной.
Алина неуверенно замирает на пороге. Щербатая бетонная лестница уводит в густую темноту, но глубоко внизу мерцает оранжевый свет. Лицо обдает затхлой прохладой, нос улавливает запахи сырости и гнили. Одной спускаться в такое место не хочется, но качающиеся на двери шарики уверяют, что в подвале ждут. Наверняка самое секретное место в мире открыли специально для нее, чтобы сделать этот день по-настоящему особенным, и поэтому на улице никого нет — все сейчас изнывают от нетерпения там. Невежливо отказываться.
Оглянувшись на пустующий двор, Алина шагает внутрь. В ушах тут же, помимо ставшего привычным «вжж», просыпается неровное свистящее дыхание — то самое, из подъезда. Она набирает побольше воздуха в грудь как перед прыжком в воду и семенит вниз, к свету, а позади раздаются далекие шаги.
Пальцы касаются влажных стен, и из щелей между кирпичами едва уловимо доносится: «не говори папе». Вибрирует бесконечное «вжж» в самом мозгу, непонятное пыхтение мозолит и мозолит слух. Еще шаги — кто-то чужой подбирается все ближе. Неизвестно, что ему нужно, и совсем нет желания выяснять.
Внизу и правда горит свет — под потолком включены все лампочки. Подрагивающее свечение заливает грязный пол и неровные стены с темными потеками. Несколько широких коридоров уводят в разные стороны, но все одинаково пусты.
— Эй! — кричит Алина, невольно сутулясь. — Я тут, выходите!
Никто не отзывается.
— Танька, ты тут? Я знаю, что тут! Выходите уже, а!
В подвале царит тишина, еще более неживая и неестественная, чем наверху. Не дождавшись ответа, Алина поворачивается к выходу и с сомнением смотрит наверх. Отсюда видно далекий прямоугольник дверного проема с синим небом и странно раскачивающимся солнцем. Надо вернуться домой, к родителям, пока настроение окончательно не испортилось, а все остальные пусть идут куда подальше со своими розыгрышами. Все равно потом сами приползут на торт и угощения.
Но едва Алина делает шаг, сверху раздается:
— Не говори папе!
И топот по ступеням в темноте. Вскрикнув, она бросается в первый попавшийся коридор и несется без оглядки. Мелькают кирпичные стены и многочисленные лампочки, все глубже уводят повороты и развилки. Чья-то черная тень мечется, перескакивая с пола на потолок, шаги за спиной ни на миг не утихают.
— Танька, я обижусь! — беспомощно кричит Алина сквозь слезы, но никто по-прежнему не отвечает.
Поворот, поворот, развилка, еще поворот. Задыхаясь, Алина выбивается из сил. Ветерок обдувает разгоряченный лоб, легкие полыхают, будто внутри разгорелся пожар. Правая босоножка слетает с ноги, но возвращаться некогда, потому что нечто грозное и непонятное вот-вот настигнет. Надо было не вылезать из теплой родительской кровати, надо было остаться там насовсем.
Когда впереди вырастает старая деревянная дверь, Алина без раздумий толкает ее и тут же закрывает за собой, прижимаясь ухом. С той стороны не раздается ни звука — исчезли и топот, и дыхание, и даже это нестерпимое жужжание. Кто бы мог подумать, что тишина может быть такой чудесной.
Кто-то говорит:
— Привет!
Подпрыгнув от неожиданности, Алина оборачивается. В тесной грязной комнатке под единственной лампочкой замерла молодая девушка. Лицо бледное, под черными глазами залегли тени. Подол длинной ночной рубашки сплошь в пятнах, ногти на тонких пальцах сломаны и обгрызены. Зато волосы просто на зависть — совершенно волшебного белого цвета с серебристым отблеском, густые, до самого пояса. Мама, конечно, пришла бы в ужас от их нечесанности, но это совсем не портит сказочную красоту.
— Ты кто? — хрипло выдавливает Алина, пытаясь отдышаться. — Из другого двора, да? Не видела тебя в нашем.
Девушка улыбается, показывая желтые зубы. Наверное, она тоже убегала от кого-то, поэтому и оказалась тут.
— Как тебя зовут? — спрашивает Алина.
— Какое имя твое любимое?
Голос совсем тихий, почти шепот.
— Алиса, — не задумываясь отвечает Алина. — Это как мое, только одна буква отличается.
Испуг понемногу блекнет, на смену приходит расслабленная болтливость, и она продолжает:
— Мама пообещала, что если у меня будет сестра, мы назовем ее Алиса. Алина и Алиса — эти имена почти близняшки. Здорово же, да?
— Очень здорово, — соглашается девушка. — Тогда я тоже буду Алиса, как твоя будущая сестра. Мне нравится.
Алиса неподвижна как манекен в магазине, только в глазах плещутся отблески тусклого света. Даже брови и ресницы у нее бело-серебряные, словно поросли инеем. Она глядит с непонятным восторгом, и его не получается разгадать.
— Ты прячешься от... от этого? — Алина кивает на дверь.
— Нет. Это ты спряталась.
— А ты?
Алиса вздыхает:
— А меня заперли. Заманили и заперли.
— Здесь? — не верит Алина. — Совсем не заперли, дверь же открыта. Из подвала можно выйти, я знаю. Хочешь, покажу? Я без проблем зашла, значит, без проблем можно выйти.
— Я говорю не про подвал, — Алиса обводит руками стены и потолок. — Я говорю про это место в целом.
Алина открывает рот, но вопросов слишком много, чтобы выбрать хотя бы один. Усмехаясь ее замешательству, Алиса наклоняется и доверительно щурится:
— А тебе нравится это место?
— Подвал?
— Нет, это место в целом.
Тишину нарушает частое дыхание Алины. Дыхания Алисы при этом совсем не слышно.
— Мне нравится в комнате у родителей. Там очень хорошо, там идеально. И во дворе нравится, там хорошо, только как-то пусто. А здесь, в подвале, вообще не нравится.
— Тогда почему ты спустилась?
— Я...
— Ты убегала от кого-то, да? От того, кто мешает этому месту стать идеальным. Он пугает и все портит, — шепчет Алиса. — Хочешь, расскажу секрет?
— Хочу.
— Ты оказалась здесь, потому что хотела уберечься. Спрятаться. Защититься. Такое бывает, и не так уж редко. Это место идеальное, потому что подчиняется тебе, потому что ты сама придумала, каким ему быть, здесь все твои желания исполняются, надо только захотеть. Здесь много людей — для каждого это место выглядит по-своему, и они никогда не пересекаются, каждый строит свое и наслаждается этим.
Алина опасливо оглядывается на дверь.
— Да, да, — говорит Алиса. — С той стороны тот, кто тебе мешает. Ты так далеко бежала от него, так глубоко забралась, что даже нашла меня. Невероятная случайность. Я думала, этого никогда не произойдет. Думала, буду гнить здесь вечность, но ты нашла, и я могу отблагодарить. Тот, кто за дверью — если его убрать, ты сможешь делать тут что хочешь.
Ее говор журчит как горный ручей, можно даже представить хрустальную воду, перекатывающуюся по круглым сточенным камням. Алина настолько заворожена, что вздрагивает всем телом, когда в дверь стучат — уверенно, размашисто, неотвратимо.
— Хочешь, я его уберу? — спрашивает Алиса, наклоняясь ближе. — Он больше не будет мешать тебе делать все идеальным. Даже двор не будет пустым, заполнишь его друзьями. И шариками, и игрушками, и чем угодно. Хочешь остаться здесь навсегда, с родителями и подарками?
— Хочу! — выкрикивает Алина, съеживаясь от очередного стука.
Алиса хватает ее за плечи:
— Значит, выпусти меня. Разреши. Скажи, что выпускаешь, скажи, что я могу выйти через тебя!
Бум, бум, бум. По двери с треском расползается трещина, выворачиваются щепки, что-то темное и необъятное вот-вот ворвется внутрь, сметая все на своем пути.
— Ты можешь выйти через меня!
Алиса звонко смеется:
— Тогда очнись!
И ныряет в лицо Алины как в омут.
∗ ∗ ∗
Картинка медленно фокусируется: белеющий потолок, ярко горящая люстра. Большая муха бьется и бьется внутри плафона, раскачивая ее туда-сюда. Вжж, вжж. Из гостиной слышно вой ветра — там за окном холодная осень с черными тучами и облетевшими деревьями. Алина открывает рот, пересохшее горло исторгает слабый стон.
Воспоминания ползут цепочкой, одно за другим заполняя голову: кто-то постучал в дверь, и она спросила «кто там?», потому что надо так спрашивать, если взрослых нет дома. Мама говорит не открывать незнакомцам — у них могут быть плохие намерения. Но это оказался дядя Володя, попросился в дом, сказал, ему нужно дождаться папу. Алина, конечно же, открыла, потому что дядя Володя папин брат, а не незнакомец с плохими намерениями. Душно воняющий перегаром и потом, он ввалился в прихожую, шатаясь и матерясь. Уселся прямо на обувную полку и принялся рассказывать заплетающимся языком что-то малопонятное и неприличное, а потом спросил, где лежит мамино золото. Тогда Алина сказала, что позвонит сейчас родителям, чтобы вернулись поскорее, но он схватил ее за локоть, сжав до боли. Даже темные вечерние подворотни с бродячими собаками не такие страшные, как эта хватка. Вырвавшись, Алина выскочила из квартиры, но дядя Володя догнал ее уже на следующем лестничном пролете. Сильные грубые руки отволокли обратно в прихожую, хлопнула дверь, щелкнул замок. Горло сдавило ужасом, и Алина могла только скулить, когда он бросил ее на пол и придавил своим телом, хватаясь сухими пальцами за пижаму. Толкнула острая боль, накатило ледяное осознание происходящего.
И наступило лето, и день рождения, и подарки, и шарики.
Алина с трудом садится на полу. Пижамные шорты сползли до лодыжек, рубашка порвана на плече. В голове звенит, внизу живота жжет. Она касается себя там, а потом смотрит на пальцы — мокрые и красные. Дядя Володя все еще здесь, подпрыгивает на одной ноге, стараясь попасть другой в штанину. Большое волосатое пузо подрагивает как желейный торт. Прокуренное пальто валяется рядом, похожее на шкуру убитого животного.
Все тело кажется разбитым и поломанным. Вывалянным в грязи, пропахшим помоями. Алина прижимает руки к груди и всхлипывает, не находя сил ни на что другое. Дядя Володя оглядывается на нее, в воспаленных глазах мелькает сочувствие. Размыкается кривозубый рот, и заранее ясно, что сейчас прозвучит. Он повторял это сто раз, когда пыхтел сверху, и вот повторяет в сто первый:
— Не говори папе.
Шмыгает распухший красный нос.
— Не скажешь, да? Не скажешь.
Алина наклоняется, и Алиса выплескивается из ее лица подвижной невесомой субстанцией. Обретает форму и цвет, выпрямляется во весь рост. Дядя Володя застывает на месте, ошарашенно распахивая глаза. Алиса неторопливо подходит к нему, и там, где ее ступни касаются линолеума, расцветают пятна черной плесени.
— Ты… т-ты… откуда ты… — выдыхает дядя Володя.
Она касается его лба кончиком указательного пальца. Дядя Володя рушится на пол как сорвавшаяся с крюка коровья туша в холодильнике мясника. Темнеет кожа, иссыхая и обтягивая череп, сыплются одуванчиковым пухом поседевшие волосы, вытекает изо рта что-то бурое. Корчась и сипя, он медленно сворачивается в позу эмбриона, похожий на высохшую корягу. Лопаются выпученные глаза, расползаясь по щекам, выпирают зубы из-под одеревеневших губ. Минута — и он остается совсем без движения, почерневший, скрюченный, уже не похожий на человека.
Алиса переводит взгляд на Алину, с перекошенным ртом наблюдающую за происходящим, и слабо улыбается:
— Теперь возвращайся туда навсегда.
Плечи Алины поникают, голова опускается. Стекленеет взгляд, изо рта вытягивается ниточка слюны, дыхание делается ровным и глубоким.
Алиса отворачивается, дверь открывается перед ней сама собой. Она перешагивает то, что было дядей Володей, и ступает наружу.
1 644 просмотра
0 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
