“Карлик Нос” (Der Zwerg Nase) является одной из наиболее известных широкой публике сказок Вильгельма Гауфа. Она была написана в 1826 году и повествует о юноше Якобе, которого ведьма превратила в карлика отвратительного вида. Впоследствии с помощью гусыни, оказавшейся заколдованной девушкой, заклятье удалось разрушить, и Якоб вернулся к своему прежнему виду.
В недавно опубликованном письме некоему Томасу Видеру из Лейпцига от мая 1823 года Гауф рассказывает об истории, имеющей хождение в саксонском городке Цвёниц (Zwönitz). События, описываемые в наиболее общем варианте легенды, относятся к середине XVII века. В указанном городке проживали супруги Ганс и Фрида Линхарт (Linhart) возрастом около двадцати лет или же немногим старше. Род занятий Ганса чаще всего упоминается как плотничество, а Фрида, судя по всему, была швеёй. Примерно в 1630-1632 году (разные варианты легенды расходятся на этот счёт) у них рождается сын, которого называют Йозефом в честь дедушки Ганса. К несчастью родителей мальчик появился на свет с увечьем, и бабка-повитуха предрекла, что если Йозеф и доживёт до сознательного возраста, то будет горбуном.
Судьба будто решила наполнить чашу страданий семьи до краёв — через год после рождения мальчика его отец погиб на полях сражений Тридцатилетней войны. Неясно, то ли он сам решил попытать счастья в ландскнехтах, то ли был принудительно рекрутирован в армию. Так или иначе, скорбящая вдова ещё больше отстранилась от жизни городской общины. С людьми она встречалась лишь по рабочим нуждам или же в тех редких случаях, когда нужно было что-то купить на рынке. Её сына Йозефа никто не видел до тех пор, пока ему не исполнилось десять лет.
Видимо, мать посчитала его достаточно взрослым, чтобы он мог выполнять разные мелкие поручения, и с тех пор все покупки совершал только он. Фрида же практически перестала появляться на людях. Описания внешности Йозефа явно легендарны, однако, все они сходятся на том, что у мальчика был горб и передвигался он ловко, но словно прихрамывая.
Жизнь матери с сыном в последующее десятилетие подробно не описывается, но нужно полагать, что им приходилось нелегко. Заказов на пошив практически не было, да и разоряемые войной германские княжества беднели год от года. Тем не менее, к концу войны (1648 г. — Н. Веселинский) Фрида и Йозеф по-прежнему жили в Цвёнице. Годы не прибавили юноше телесной красоты, но разумом он был не обделён, а добрым нравом заслужил хорошее отношение жителей. Скорее из жалости, чем из действительной необходимости, Йозефа взял в помощники держатель местного питейного заведения. Впрочем, юноша за всю жизнь не выпил и капли спиртного, поэтому ему можно было доверять работу без опасения, что в день получения оплаты за труд он будет напиваться и вести себя недостойным образом. Кроме того, сын Фриды отличался недюжинной силой и с лёгкостью перетаскивал тяжёлые дубовые бочки из подвала в питейный зал.
Про свою мать Йозеф говорил, что “матушка сильно больна после смерти моего дорогого отца, а потому не может выходить из дому”. Церковь вдова Линхарт не посещала. Её сын же присутствовал на всех службах, и, видимо, надлежащее религиозное усердие убогого калеки служило достаточным извинением для отсутствия его матери.
Примерно за пару лет до окончания войны и ещё столько же после него стали временем изменений в характере Йозефа. Он делался всё более нелюдимым и рождественская служба 1650 года стала его последним посещением церкви и одновременно последним появлением на людях. На работу он тоже больше не выходил.
Весной 1651 года жители города, знавшие Линхартов, обеспокоились судьбой матери и сына. Некоторые утверждали, что те, скорее всего, преставились, и потому следует отыскать бренные останки, дабы придать их земле по христианскому обычаю, если на умерших не будет какого греха.
Таким образом, седьмого апреля 1651 года (наиболее часто упоминаемая дата, хотя говорят также о втором, пятом и двенадцатом числе) примерно пара десятков жителей во главе со служителем местной церкви отправились к дому Линхартов, отстоящем от городка примерно на две мили. Имя этого служителя почему-то сохранилось в легенде, и на этот счёт все варианты единодушны, — его звали Петер Хорнек (Peter Horneck).
Земля вокруг дома выглядела так, словно после зимы её совсем не обрабатывали, а у хозяйственного пристроя была провалена крыша. Не было заметно никакого человеческого присутствия, но тем не менее в дом врываться не стали. Петер Хорнек несколько раз стучал в дверь и достаточно громко обращался к лицам, могущим находиться в доме. Ответа не было, поэтому с согласия присутствовавших на сборе уважаемых людей было принято выломать дверь. Пара крепких мужчин — братья Зульме (или Зольме) — легко снесли хлипкую преграду с петель. Открывшаяся картина одинаково описывается во всех вариантах легенды.
Внутри дома царил совершеннейший беспорядок, но не это привлекло внимание людей. Первым вошёл Петер Хорнек, и он вскрикнул от густого трупного запаха, а затем едва не наступил на полуистлевший женский труп, который впоследствии был опознан как останки Фриды Линхарт. Точную дату смерти определить было невозможно, но произошло это не меньше года назад, т.к. процесс разложения тканей был завершён практически полностью. На полу лежала высушенная мумия.
Из соседней комнаты донёсся сдавленный стон, и оцепеневшие от ужаса люди бросились в направлении этого звука. Там они увидели Йозефа Линхарта, одетого в какие-то лохмотья и невероятно похудевшего. От содержимого комнаты, как отмечает легенда, стало дурно даже толстокожим мужикам, которые без колебания резали животных в своих хозяйствах, а напившись, устраивали жестокие драки.
На полу и даже друг на друге лежали мертвецы в разной степени разложения. Какие-то были такими же сухими, как и тело Фриды, другие были на полпути к этому состоянию, а один труп был совершенно свежим, насколько уместно это слово в данной ситуации.
Йозеф немедленно был схвачен и заключён в городскую тюрьму. Из допроса, во время которого речь юноши была сумбурна и трудноразличима, стало понятно, что Йозеф периодически уходил в соседние деревни и города, где похищал молодых девушек. Иногда он проходил пару десятков миль, чтобы совершать злодеяния далеко от дома и не быть ни в чём заподозренным. Последующий осмотр тел показал, что все они принадлежали женщинам от восьми до шестнадцати лет. Всего было найдено пятнадцать трупов, два из которых находились в нежилом пристрое.
Кощунственные подробности легенда описывает скомкано, однако, представляется наиболее вероятным, что он умерщвлял девушек либо по пути домой, либо на месте похищения. Также из бессвязного бормотания преступника был сделан вывод, что за всю жизнь он не познал ни одной женщины, кроме своей матери, которая, судя по всему, после смерти мужа обратила свою чрезмерную любовь на сына.
Завершается легенда тем, что Йозеф был признан виновным в убийствах и должен был быть казнён через повешенье, однако, за несколько дней до исполнения приговора он был найден задушенным в своей камере. Тех, кто это сделал, искать не стали. Тела Йозефа и Фриды Линхарт были закопаны в землю в неизвестном месте без каких-либо официальных церемоний.
Вильгельм Гауф далее говорит, что с содроганием думает о том, какие мучения испытали горбун и его жертвы, и что он хочет написать произведение, в котором можно было бы помочь несчастной душе искупить грехи.
“Я подумываю о том, чтобы, изменив имя и добавив деталей, дать Йозефу более счастливую жизнь, пусть даже и в форме вымышленной истории” — далее Гауф добавляет, что, конечно же, никаких убийств девушек в этой истории не будет.
К сожалению, другие источники из наследия писателя не позволяют уточнить происхождение и содержание описанной легенды. Мои расспросы жителей Цвёница подтвердили содержание легенды из вышеупомянутого письма, однако, история имеет хождение лишь среди стариков, и в таких условиях достаточно трудно отделить правду от полуправды, а полуправду от чистейшего вымысла.
Скажу лишь, что с превеликим трудом мне удалось отыскать место, на котором по легенде находился дом Линхартов. Вся эта местность облагорожена упорным трудом многих поколений. Вокруг города простираются пашни, ухоженные поля, однако, небольшой участок земли совершенно не тронут. На нём растут луговые травы, достигающие в высоту пояса взрослого мужчины. Среди травы я обнаружил линии погребённых в земле камней — явно остатки стен небольшого дома.
Жители Цвёница не смогли объяснить, почему этот участок никак не используется. “Мой отец и мой дед никогда здесь ничего не сеяли” — вот самый частый ответ. Только почтенный девяностолетний хозяйственный распорядитель местной церкви рассказал мне о том, что на этом месте несколько столетий назад был сотворён великий грех, и с тех пор повелось, что жители обходят этот клочок земли стороной. О подробностях греха он не захотел мне ничего сообщать, и, распрощавшись со стариком, я кинул последний взгляд в сторону заброшенного участка. От церкви его, конечно же, не было видно, но мне подумалось, что если людская молва не врёт, то где-то там, посреди ровных квадратов полей есть место, покинутое и человеком, и Богом. Выдержка из книги Яноша Кочиша “Истоки современной литературы Центральной Европы” (изд. в Будапеште, 1905 г.; пер. с венгерского — Николай Веселинский, 1913 г.)без мистикистранные люди