Старая повозка, запряженная лошадью с обожженными боками, неторопливо ползла по степи на восток. Ядовито-зеленые копыта кобылы и колеса телеги мяли и без того куцую траву. Близилась зима, но ноябрь еще держался под ее холодным натиском; для мира нынешняя осень вполне могла стать последней, и природа, будто чувствуя близость конца, держалась из последних сил.
«Мороз — значит, забвение...» — думал Виктор, хмуро глядя на линию горизонта.
Где-то там, за ней, прятался от взглядов усталых путников Огонь, Который Не Гаснет.
— А почему он все время горит, па?
— А фиг его знает, Миш. Горит и горит. Нам-то что? Лишь бы с толком...
Сын кивнул. Он был болен: кожа слазила, как стружка под острым рубанком, стоило только рукой по спине провести. Доктора только руками разводили, но их и осталось-то — по пальцам руки сосчитать.
«И так-то были одни шарлатаны, а сейчас — подавно...» — подумал Виктор.
Шумно шмыгнув носом, он погладил сына по голове — до нее зараза, по счастью, еще не добралась.
«Единственный шанс для всех нас — Огонь... другого лекарства нет».
— Это как химиотерапия при раке, — рассказывал Сергей Батулин, один из лучших врачей в поселке, чья жена уже несколько месяцев более-менее успешно боролась с онкологией. — Может помочь, а может — убить. Как повезет.
— А кому-то уже помог? — спрашивал отец. — Есть примеры?
— В нашем поселке вроде бы нет, — тут же смутившись, отвечал врач. — Но, по слухам, на Севере уже трое исцелились. И с Юга весточку мне коллега прислал...
— А у нас почему же никто не хвастался?
— А у нас еще никто не ездил, видимо. Ну, насколько я знаю.
Брехня это, думал Виктор, вместе с сыном шагая по пустынным улицам поселка. Он точно знал, что их соседи, Петровские, уехали к Огню и не вернулись. И еще Тимофей — парень, с которым Виктор вместе в кузне работал — собирался ехать, а потом пропал, и черт его знает, куда делся. Может, поехал к Огню, а, может, загнулся от донимавшей его болячки и лежит себе в своем подвале, разлагается тихонько, покуда другие там, наверху, еще пытаются спастись от убийственного влияния нового мира.
«Хотя и старый-то был не подарок, как папка рассказывал... но новый его переплюнул, это точно».
Батулин, увы, так Мишке ничем и не помог — только мазь бесполезную выписал да значок подарил, красивый, блестящий, и сказал его всегда у сердца носить, для улучшения самочувствия. Поняв, что иного пути нет, Виктор начал собираться в путь. Выменял у барыги Петровича старую повозку и лошадь, затарился консервами, чтобы хватило и туда, и обратно... и даже, сам того не желая, обрел попутчика в лице соседской старушки.
— А чего мне тут сидеть, Вить? — гладя Мишу по голове, грустно усмехалась бабуля. — Я слепну, врачи помочь не могут. Еще чуть, и не смогу не то, что работать, но и просто ходить без помощи... а кому оно надо — тащить на горбу слепую старушку...
«И нам не надо», — подумал Виктор, но отказать не смог — не так был воспитан. Да и Мишка так смотрел на отца...
«Добрый он у меня... даже слишком. Эх...»
И вот они втроем уже неделю болтались в старой повозке. Тамара Семеновна обыкновенно молчала, лишь изредка ее пробивало на ворчание и философские речи, так свойственные старикам. Но сейчас она, заслышав короткий разговор между отцом и сыном, решила вставить свои пять копеек:
— А я слышала, что Огнем пылает дом некоего отшельника... вроде бы он как раз лекарем был, поэтому и Огонь теперь лечебным сделался...
— Отшельник в степи? — недоверчиво переспрашивает Виктор.
Он понять не может, как можно в одиночку выжить здесь, средь куцей травы. Из зверья тут разве что мелочь всякая, чем питаться? В лесу, конечно, тоже давно не зоопарк, но тут-то вообще ничего, ящерки да тушканы...
— Ну, так говорят. Я сама не знаю, как такое возможно, но, может, магарычей хватало, за лечение?
— Ну, может... но вы о нем раньше вообще слышали? До того, как Огонь вспыхнул? Я, например, от вас сейчас впервые узнал...
— Вить, я просто старушка, которая пересказывает, что слышала, — со вздохом напомнила Тамара Семеновна. — Не суди уж строго...
— Да я не сужу... так, рассуждать пытаюсь...
Когда стемнело, остановились на ночлег. Развели костер, согрели консервы, поели, спину Мишкину мазью обработали (скорей, для собственного успокоения, нежели с толком) и спать легли — все, кроме Виктора: он привычно дежурил до трех утра, после будил сына и до рассвета худо-бедно пытался хоть самую малость передохнуть.
Получалось едва ли.
«И чем все это кончится, интересно?» — думал Виктор, вглядываясь во тьму и постукивая пальцами по лежащему на коленях револьверу.
Сын тихо сопел позади. Оглянувшись, кузнец с грустью уставился на бледного кроху.
«Ленку потерял... но тебя так просто не отдам, клянусь всем, что у меня осталось...»
Ночь прошла тяжело: упав щекой на свернутое одеяло, Виктор успел поспать буквально два часа, когда его разбудил Мишка.
— Стервятник, пап, — испуганно прошептал мальчишка, когда отец уставился на него усталыми красными глазами.
Сон как рукой сняло. Виктор вскочил, нашарил ружье и с ним подполз к борту, чтобы взглянуть на пожаловавшего в их «лагерь» мутанта.
Стервятник сидел в трех метрах от спящей клячи и пристально смотрел на нее кислотно-желтыми глазами. Виктор шумно сглотнул. Нужно было прикончить тварь и уезжать, не дожидаясь рассвета.
«Но пять утра... соберем за собой шлейф... хотя...»
Виктор взвел курок и, шепотом велев сыну не высовываться, спрыгнул на землю. Стервятник встрепенулся и оглянулся на шум. Виктор остановился, прикованный к месту тяжелым взглядом монстра. Огромная, с жеребенка, птица с ненавистью взирала на кузнеца. В холодном свете луны тварь казалась мертвецки-бледной, будто явившейся к ним из загробного мира.
«Не ведись. Стреляй».
Преодолевая оцепенение, Виктор поднял ружье. Стервятник, поняв, что человек настроен решительно, взвился в небо. Кузнец, прищурив глаз, выстрелил, но промахнулся.
— Чтоб тебя... — проворчал, опуская ружье.
— Что там? Приехали? — проснувшись от выстрела, забормотала в повозке Тамара Семеновна.
— Едем, едем, — буркнул Виктор.
С ружьем в руке он пошел к перепуганной лошади, нервно гарцующей на месте.
«Скорей бы добраться до этого сраного Огня».
И Бог, если он есть, услышал молитвы Виктора: день уже клонился к вечеру, когда на горизонте показался заветный дом — покосившийся, одноэтажный, с покатой крышей и железной трубой, он упрямо стоял посреди степи, объятый пламенем, точно рыжей вуалью, развевающейся на холодном осеннем ветру. Кузнец при виде такого странного зрелища натянул поводья, и лошадь послушно перешла на шаг.
«И почему он до сих пор цел? Почему не сгорел?»
— Чего встали, Вить? — спросила Тамара Семеновна.
— Приехали потому что, — не оборачиваясь, ответил Виктор.
Он передал поводья сыну и тихо сказал:
— Ежели не вернусь оттуда, долго не жди — полчаса, от силы — минут сорок. Потом езжайте обратно. Припасов хватит до самого поселка.
Глаза Миши моментально наполнились слезами.
— Пап...
— Не реви, — строго сказал Виктор. — Может, там ничего страшного и нет.
«В пылающем доме, который горит уже несколько месяцев, ага...»
— Главное — чтобы тебе помогли, — продолжил кузнец. — Мы же для этого ехали.
— И мне бы, конечно, излечиться... — донесся из глубины повозки голос Тамары Семеновны.
— И вы излечитесь, если там правда лекарь живет, — сказал Виктор, правда, не слишком уверенно.
— А это дом, да, Вить? Лекаря дом? Огонь вижу... стены, плохенько... ах, так размыто все... клятая слепота...
— Вы тоже, кстати, сидите, на рожон не лезьте, Тамара Семеновна.
— Конечно, дождусь. Куда ж я сама пойду? — хмыкнула старушка.
Виктор спрыгнул с козел и пошел к дому. Ружье, из которого он стрелял в стервятника минувшей ночью, болталось за спиной. Удивительно, но по мере приближения к дому жар от пламени совершенно не усиливался, будто никакого огня в самом деле и не было, а был лишь странный морок.
«Но ведь Миша тоже видел огонь? Бывают у людей общие глюки? Или нет?»
Рассмотрев сквозь пламя дверь, Виктор подошел к ней и замер в нерешительности, все еще боясь, что огонь его обожжет.
«Давай же. Надо спасать Мишу...»
Шумно сглотнув, кузнец потянулся к ручке.
«Ленка, если ты слышишь... поддержи меня, ну...»
Язык пламени лизнул руку, и Виктор рефлекторно вздрогнул, однако боли не было — вообще никаких ощущений, словно кто-то и впрямь соткал этот огонь из воздуха.
«Чертовщина какая-то...»
Пальцы сжали ручку, и кузнец осторожно потянул дверь на себя.
Внутри оказалась просторная комната с высоким потолком. В самом центре болталась на тонком черном проводе желтая лампочка; под ней стоял прямоугольный стол на толстых ножках, за которым, одетый в грязное коричневое пальто, сидел мужчина лет пятидесяти с небольшим, морщинистый, желтоватой кожей и бледно-зелеными глазами. Скользнув по гостю усталым взглядом, он спросил:
— Захворал?
— Не я, — с трудом выдавил ошарашенный Виктор. — Сын... сын болеет.
— Сын — это хорошо, — сказал хозяин пылающей халупы. — А болеет — плохо... хотя все болеют, чего уж, такова ваша доля...
Он скользнул по Виктору взглядом сверху вниз.
— Так сможете помочь? — осторожно уточнил кузнец.
— Я много чего могу. Вопрос — чем платить будешь?
— У меня есть немного... деньги, консервы... я потом еще привезу, если мало будет!
— Не нужны мне консервы и деньги, — покачал головой хозяин.
— А что тогда?
— Услуга за услугу. — Лекарь мотнул головой в сторону табурета, стоящего по другую сторону стола. — Дверь закрывай да садись, обсудим.
Виктор кивнул и, затворив за собой, подошел к хозяину.
* * *
— Что-то долго его нет, — заметила Тамара Семеновна.
— Он вернется... это же папа... — пробормотал Миша, неотрывно глядя на дверь, которая, закрывшись около получаса назад, с той поры оставалась неподвижна.
— Надо ехать все же, Мишенька... — сказала Тамара Семеновна.
— Без папы?..
— Ох, горе ты луковое... — вздохнула старушка.
Они помолчали еще какое-то время, пока Тамара Семеновна не сказала:
— Давай я на разведку пойду?
— Зачем? Не надо. А если вы тоже потом не выйдете?
— Ну, если и я там останусь, тогда уж точно ничего хорошего внутри нет. Тогда уезжай, не задумываясь.
— Один? — испуганно пробормотал мальчик.
— Ох, Мишенька... Я тебе в путешествии не помощник — обуза лишь... а внутрь я все равно схожу, не обижайся. Тут либо пан, либо пропал, как дедушка мой любил говорить — либо оздоровею, либо, наоборот, помру, так без зрения мне иного и не надо... не хочу я в немощь скатываться, видит Бог — не хочу... Помоги только с повозки слезть.
«Слезть не может, а в дом пойдет...» — подумал мальчишка, но, конечно же, старушке отказать не смог — не так был воспитан.
Выбравшись из повозки, Тамара Семеновна оправила старое клетчатое платье, пыльное от дороги, и медленно побрела к двери, ведущей в дом. Миша наблюдал за ней с замиранием сердца.
Вот старушка, прихрамывая, подошла к двери.
Вот нащупала ручку и потянула за нее.
Вот зашла внутрь.
Вот закрыла за собой...
...и все.
Минута за минутой утекала в вечность под аккомпанемент пульса, который стучал у Миши в висках.
«Ни отца, ни Тамары Семеновны. Оба сгинули в этом странном...»
Вдруг дверь распахнулась. Сердце екнуло в груди.
«Папа?»
Но это была Тамара Семеновна. Вертя головой, не в силах толком разглядеть повозку, она замахала рукой и позвала:
Сердце Миши застучало быстро-быстро. Спрыгнув с козел, он за считанные секунды преодолел расстояние от повозки до дома и пулей влетел внутрь.
Дверь за ним тут же закрылась.
* * *
С ремонтом стеллажа в подвале Виктор справился довольно быстро — благо, лекарь выдал ему весь необходимый инструмент.
«И чем же мне год тут заниматься? — подумал кузнец, окинув взглядом ржавый хлам, лежавший на грязных полках. — В доме, кажется, всего одна комната... плюс подвал... Но условились же, что год прослужу... значит, надо держать обещание... ради Мишки... а то сволочь эта быстро его болячку на место вернет...»
Лекарь молчал. Кузнец выпрямился... и замер, опешив от увиденного.
Миша лежал на столе, бледным лицом кверху, не подавая признаков жизни. Лекарь расхаживал вокруг мальчишки с острым ножом в руке и почему-то облизывался.
— Это... это же Мишка, сын мой, — сказал Виктор, с трудом выговаривая слова. — Но что... что с ним стало? Ты же обещал его вылечить!
— Я и вылечил...
Беззастенчиво перевернув неподвижного Мишу, лекарь задрал ему рубашку и продемонстрировал Виктору совершенно чистую спину.
— Но он... он же... мертв... — пролепетал кузнец.
Последнее слово далось особенно трудно. Осознание настигло Виктора с запозданием, но ударило мощно, словно кувалда. Кузнец пошатнулся, спиной припал к стене и, уронив голову, зажмурился. Слезы потекли из глаз и застучали по грязному дощатому полу.
— Мертв, — бесстрастно подтвердил хозяин.
Сорвав с Мишиной груди значок, лекарь бросил его в банку к остальным.
— Нет. Просто им со мной расплатились, — пожал плечами хозяин, продолжая вертеть нож в руке. — Обычная практика...
«Что? — заслышав его слова, опешил кузнец. — Расплатились? Но кто? Неужто Тамара Семеновна? В голове не укладывается... тащили ее сюда, терпели, а она, сука старая, воспользовалась моментом...»
— А ты можешь... можешь его воскресить? — шумно сглотнув, спросил Виктор.
— Мертвых не поднимаю, — мотнул головой хозяин пылающего дома.
Виктора затрясло.
«Получается, все зря? Получается, я сам привел сына на убой... и никак не могу это исправить? Да лучше бы нас всех заклевал тот стервятник, чем... вот так...»
— Скажи, лекарь, — прочистив горло, снова заговорил кузнец, — чем я могу заплатить, чтобы тварь, которая угробила моего сына, сама подохла?
Хозяин впервые с начала разговора повернулся, пристально посмотрел Виктору в глаза и сказал:
— Своей жизнью.
Виктор вздрогнул и побледнел.
* * *
— Батулин, ты меня балуешь!
— Я просто рад, что ты у меня есть золотце, — с улыбкой сказал Сергей.
С каждым днем жена выглядела все лучше и лучше. Болезнь отступала стремительно, как по волшебству. Супруга все еще редко вставала с постели, но лишь потому, что Сергей всячески ее опекал и не желал форсировать восстановление.
— Сделать тебе чаю? — предложил врач, гладя благоверную по руке.
— Ну, если тебе нетрудно...
Сергей улыбнулся.
«Не зря... все не зря... еще пара человек, и совсем все...»
Он чмокнул жену в щеку и поднялся с кровати.
— Только без сахара, помнишь? — торопливо сказал супруга.
— Помню, — хмыкнул Батулин...
...и рухнул, как подкошенный, не дойдя до середины комнаты.
Жена от неожиданности обомлела.
— Сережа? — тихо позвала она несколько секунд спустя.
Муж лежал неподвижно.
— Сережа! — испуганно вскрикнула женщина.
Вскочив с кровати, она метнулась прямиком к мужу, упала рядом с ним на колени и прислонилась ухом к его груди.
Слезы брызнули из зеленых глаз прямо на клетчатую рубашку врача, оставшись на ней темными пятнами.
Пульса не было.
* * *
Возле пылающего дома стервятник увлеченно клевал труп Тамары Семеновны. Когда с полчаса назад она, испуганно вереща: «Убил... Мишку убил, ирод...», выскочила из горящего дома, мутант сначала не поверил в свою удачу. Но Тамара Семеновна была одна и совершенно безоружна, и потому стервятник беззастенчиво обрушился на нее сверху и просто вмял в землю, убив старушку на месте.
Дверь распахнулась, и мутант, напуганный, отпрянул от трупа. Не обращая на него никакого внимания, лекарь подошел к бездыханной старушке, схватил ее за щиколотку и втащил в дом. Дверь захлопнулась, и снова воцарилась тишина.