Дорога в город лежала через болото. Копыта лошадей отдавались не привычным звонким стуком, а хлюпающим чавкающим звуком, и слугам то и дело приходилось останавливать карету, чтобы вытащить из топи увязшие колеса.
Именно в эти продолжительные передышки Софии и вспоминались все ужасы, которая старая гувернантка Мэри рассказывала ей на ночь - о блуждающих в ночи огоньках, о водяных тварях, прячущихся прямо в мутной воде, о старых костях, лежащих среди илистых корней.
Самой страшной из всех этих историй, несомненно, была о бедняжке Дженни – призраке несчастной девушки, утонувшей в болоте. Мэри утверждала, что в трясину она ступила по своей воле, горюя по неразделенной любви, в то время как кухарки наперебой шептали, что то была неправда, и Дженни погибла от рук мужчины, заманившего ее подальше в лес. Правда или ложь, но история так или иначе всегда заканчивалась одинаково – призрак блуждал по местной топи по сей день, отказываясь уходить на покой, и все, что нужно ему было – так это живые души красивых милых девочек. После таких страстей Софи, как правило, не спала полночи и дрожала от малейшего шороха, натянув одеяло до самого носа. Иными словами, истории слуг сделали свое дело, и любопытная дочка герцога с детства не совалась на болото, лежащее к северу от поместья.
Теперь же, когда София выросла в юную леди четырнадцати годов от роду, она прекрасно понимала, что все это лишь выдумки, и, тем не менее, стоило ей оказаться ночью на болоте, как все страшные сказки мигом ожили. Ветер завывал то волками, то неизвестными болотными чудищами, ветки скребли стенки кареты, просясь внутрь, словно проголодавшийся водяной, луна бросала зловещие блики в щели между затворенными окошками - будто бы те самые блуждающие огоньки нагнали несчастных путников, вынужденных путешествовать в глубокой ночи через мертвые земли.
Страшно было и без воображаемых ужасов - София впервые покидала родной дом, где все было знакомо и близко, отправляясь в неизвестность большого города, где последние шесть лет служил ее отец. Как только до ворот Брансберга дошли слухи, что грядут смутные времена, и беспорядки уже вовсю бушуют в окрестных землях, отец решился привезти любимую дочь в столицу. До сей поры он без конца утверждал, что сие – место гиблое, и юной леди там делать нечего, но обстоятельства вынудили герцога поступиться принципами. К тому же сама София к родному дому порядочно охладела – с тех пор как любимая ею Мэри на старости лет совсем захворала и оставила долгую службу в поместье, вернувшись обратно на ферму, где выросла, доживать свой век. Назначить новую гувернантку оказалось сложным делом, да еще и в такое тяжелое время, - если девушки не воровали, то проводили часы работы незнакомо где незнамо с кем, или еще хуже – с течением времени выяснялось, что образования у них вовсе никогда не значилось.
И, тем не менее, изнывая от одиночества и скуки, Софи не спешила радоваться переезду. Каким он будет – большой город? Примут ли ее местные жители? Не будет ли она горевать по родному дому, пускай, с каждым годом он все больше приходил в непригодность?
Карета дернулась, и вновь задребезжали колеса. Софи вздохнула с облегчением – и на этот раз они успешно выбрались из трясины.
- Гони, гони лошадей! Дальше дорога ровная! – крикнул кто-то из всадников.
Это подарило немного надежды обеспокоенному сердцу девушки, пускай, она так и не осмелилась выглянуть в окно. Быть может, скоро им удастся вырваться из цепкой хватки болот...
На этой мысли Софи посчастливилось задремать, и какое-то время стоны земли и завывания ветра не тревожили ее покой. Проснувшись, она с огорчением обнаружила, что за окном все еще ночь, и болоту края не видать.
- Потерпи, дорогая. Скоро наступит рассвет, и мы выберемся отсюда, вот увидишь, - с мягкой улыбкой произнесла тетя Аннет. Вот ей уж отваги было не занимать – за всю поездку она ни разу не ахнула, сохраняя самообладание, возможно, для того, чтобы Софи меньше страшилась и следовала ее примеру.
- Неужели мы заблудились? – вдруг выдохнула девушка, боясь, что ее опасения сбудутся.
- Нет-нет, - леди уверенно покачала головой. – Откуда тебе знать, как обширны болота, если ты тут никогда не была, девочка моя? Путь занимает день, а то и два, но лошади из конюшни твоего отца быстры и выносливы, а всадники хорошо знают местность – мы преодолеем топи за ночь, поверь мне.
Софи кивнула, опустив глаза, - лишь бы не показать своего сомнения.
- А бояться нечего, - тетя Аннет грациозно взмахнула рукой, словно, действительно, ничего не боялась. – Волков в округе давно уже истребили. Это собаки воют в деревне, и ничего жуткого в этом и подавно нет.
- Угораздило же нам отправиться в путь в ночь полнолуния, - пробормотала Софи, перебирая пальцами оборки платья.
- Глупости, Софи, в полной луне нет ничего страшного. Она создана для того только, чтоб ей восхищались, а не выдумывали пустые суеверия. Ты лучше мне скажи, как поживает мой любимый сын, мой дорогой Генри? - глаза у тети Аннет блеснули.
Софи резко подняла голову, словно очнулась ото сна.
Тетя ведь умерла при родах, пять лет назад...
Внимательно Софи всмотрелась в ее лицо, и все слова пересохли в горле. Ее красивые черты, бледные и изящные при жизни, вдруг обратились в желтую кость с обрывками кожи и впалой переносицей...
- Хорошая ли у него нянечка? Как часто он улыбается? Как часто вспоминает обо мне? – все тем же милым голосом продолжила тетя Аннет, будто бы не зная, что выглядит как мертвец, выкопанный из свежей могилы. Софи застыла с побелевшим лицом, и только тогда тетя все поняла.
- Как поживает мой Генри! – завопила она жутким голосом. – Генри!
И вдруг стала меньше и хрупче, руки ее покрылись царапинами и ссадинами, как у крестьянки, а роскошное платье сменилось старым тряпьем, висящем на худом скелете. И лицо – лицо ее тоже изменилось – полное и румяное. Всего лишь на миг – и снова эти пустые глазницы и прогнившие зубы.
И тогда Софи поняла, что все это обман.
Призрак потянул к ней руки, и она истошно закричала. Но никто не откликнулся, кроме испуганных лошадей, что пронзительно заржали в ночи и понесли еще быстрее. В этот же миг Софи осознала, что больше никто не держит поводья, и оттого карета и подпрыгивает на каждом бугорке.
Она осталась совсем одна.
Софи бросилась к дверям, но ледяные руки уже сомкнулись на ее шее.
Черные дыры вместо глаз мелькнули в отблеске лампы.