Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Волк, которого ты кормишь
© София Яновицкая27 мин. Страшные истории Марго 14-07-2020, 14:25 Источник Принял из ТК: - - -
Тяжелый мяч летел через весь двор — прямо в голову. Галина Ивановна ничего не успела сделать, даже зажмуриваться не стала. Коротко вдохнула и зачем-то вцепилась покрепче в сумки, полные продуктов. Но удара не последовало. Перед глазами метнулась размытой полосой темная фигурка, взлетела, столкнулась с мячом и рухнула на землю.
— Валим! — радостно взвизгнули мальчишки и бросились бежать — только мелькнули разноцветные футболки.
— Хулиганы! Безобразие, все родителям скажу! — грозно трубила очнувшаяся Галина Ивановна.
Это была неправда — она, конечно, с удовольствием сказала бы, но в мельтешащей толпе было не разглядеть лиц. Особо наглый пацаненок ухитрился подхватить мяч — она попыталась дернуть его за шиворот, но сумки оттянули руки, и мальчишка со смехом умчался. Через две секунды двор опустел. Правда, не совсем — возмущенно дыша, Галина Ивановна опустила взгляд и увидела сидящего на земле мальчишку лет десяти. Того самого, что отбил мяч.
— Вы не ушиблись? — спросил мальчик, поднимаясь с земли и отряхивая запыленные джинсы. На коленке разошлась большая дырка, и сквозь нее мелькала красным свежая ссадина.
— Я-то нет, а вот ты, похоже, пострадал, — смягчилась Галина Ивановна.
Мальчик глянул на ногу, беспечно махнул рукой, поднял глаза и улыбнулся. Улыбка оказалась такой открытой и искренней, с ямочками на щеках, что у Галины Ивановны сами собой приподнялись уголки рта.
— Что же ты с такими хулиганами водишься, — покачала она головой, рассматривая мальчишку.
Он и правда сильно отличался от обычной дворовой компании — никаких озорных чертят в глазах, никаких ухмылочек. Мальчик напомнил ей ангелочков с классических скульптур, только темненький — темные кудри, бархатные глаза под длинными ресницами и словно тушью нарисованная фигурка в черных джинсах и толстовке. Галина Ивановна нахмурилась — такому бы петь в детском хоре, в белой рубашечке и с бабочкой на шее.
— Да я и не вожусь, мы просто в футбол сыграли, — пожал плечами мальчишка и вытер взмокший лоб. — Я вообще далеко живу.
Лето грянуло солнечным и жарким, даже вечером все дети носились в шортах и футболках, а этот парится в теплой амуниции. Надеть нечего, что ли?
— Родители-то обыскались, наверное, — укорила Галина Ивановна. — Времени уже много!
— Да не, — снова махнул рукой мальчик. — Я всегда так.
У него заурчало в животе, и он резко покраснел. Галина Ивановна поджала губы. Все складывалось один к одному — идеально.
— Давай-ка ты зайдешь ко мне, — решилась она. — Рану обработаем, я тебе штаны зашью.
— Да не, — смущенно протянул мальчик.
— За штаны-то по головке небось не погладят, — проницательно заметила она. — А ты заодно поможешь мне сумки донести — смотри, какие тяжелые.
Мальчик неуверенно помолчал, хмуря брови. В голове явно проносились заученные безликие фразы про «не ходи с чужими».
— Ну если сумки, — он подхватил сразу две, выгнувшись от тяжести. — Куда нести?
Они пересекли опустевший двор и подошли к дому. Галина Ивановна обернулась — солнце оранжево стекало за крыши соседних домов, возле крыльца густо белели распустившимися бутонами кусты. Цветы пахли особенно сильно, по-медовому одуряюще, даже голова кружилась. Мальчик, похоже, тоже чувствовал аромат — втянул носом и застенчиво улыбнулся. Галина Ивановна довольным кивком поманила его за собой в прохладный подъезд.
* * *
— Ванная вот тут, можешь умыться. — В квартире стояла полутьма и тишина, пахло старыми вещами и тушеной капустой. Галина Ивановна забрала сумки и понесла их на кухню. Мальчик послушно снял потертые кеды и в одних носках прошел в ванную.
Галина Ивановна, довольно улыбнувшись, торопливо достала из холодильника расписную кастрюлю. За стенкой шумела вода. Как давно здесь не было никаких звуков, кроме ее собственных! Все эти гадости, что говорили ее неблагодарные племянники, все бредни, из-за которых пришлось уволиться из школы... У нее просто был к детям свой подход — правильный.
Мальчик вышел из ванной, растерянно закрутил головой.
— Иди сюда, — позвала его Галина Ивановна. — Сейчас супом тебя покормлю.
— Да не надо, — слабо возразил он, но живот снова заурчал.
— Надо-надо, садись за стол, — закивала она, щедро зачерпывая поварешкой в тарелку. На поверхности бульона плавали жирные кружки. — Суп хороший, наваристый. А то вон какой ты худенький, дома не кормят, что ли?
Тарелка со звоном отправилась в микроволновку. Мальчик усмехнулся, не ответив, и сел на краешек стула.
— Покажи коленку.
Галина Ивановна наклонилась над ним с ваткой в перекиси. Мальчик согнул ногу, сквозь разорванную штанину показалась содранная кожа, а чуть выше, прямо на ноге, — кусочек какого-то рисунка.
— Что это у тебя? — не поняла Галина Ивановна.
— А, это, переводка просто, — смущенно объяснил мальчик. — Из жвачки.
— Ммм, — протянула Галина Ивановна, прикладывая к ссадине ватку. Таких штучек она не любила, но это ничего, это поправимо.
Мальчик сморщил нос, но не пискнул. Тренькнула микроволновка.
— Вот и молодец, — похвалила Галина Ивановна, ставя перед ним на веселенькую клеенку горячий суп и вручая ложку. — Сейчас покушаешь, а потом я штаны твои зашью, а ты можешь мультики посмотреть...
Мальчик задумчиво покрутил ложку, она казалась слишком большой для его руки.
— Зачем вы все это делаете? — Он вдруг серьезно посмотрел Галине Ивановне прямо в глаза: — Кормите меня, штаны зашиваете.
Галина Ивановна засуетилась, нарезая хлеб.
— Глупости. Так поступил бы любой хороший человек.
— Но ведь вы — не хороший человек.
В тишине словно зазвенело эхо его уверенного голоса. Галина Ивановна медленно подняла на мальчика глаза. Она никак не могла осознать смысл его слов — все равно как если бы он вдруг начал есть суп ножом и вилкой.
Он внимательно смотрел на нее все из-под тех же ангельских ресниц. И так же, не отводя взгляда, протянул тонкую ладошку и ухватил ее за запястье.
Голова у Галины Ивановны закружилась — сильнее, чем от тех медовых цветов. Запахло чем-то невыносимо сладким, и все завязло, будто в патоке. Где-то в глубине, в дальнем уголочке сознания она отчаянно прокричала сама себе: «Беги!» — но не пошевелилась. Галина Ивановна завороженно смотрела в бархатные детские глаза.
Мальчик вдруг обернулся и кивнул кому-то у себя за спиной — позвал, только не понятно было ни слова. С отчетливым ужасом Галина Ивановна поняла, что в квартире, кроме нее и мальчика, есть что-то еще. Что-то, не поддающееся осознанию. И это что-то методично приближалось к ней. В голове промелькнула глупая мысль про то, что она ведь запирала дверь, — и тут сознание наконец пробудилось. Галина Ивановна отчаянно задергалась, пытаясь вырваться, подошвы тапочек беспомощно заскользили по линолеуму. Сдвинуться не получилось ни на миллиметр. В изнеможении она посмотрела на мальчика и обмерла — тот ее не держал. Мальчик, не сводя с нее спокойного взгляда, медленно покачал головой. Невидимое что-то, которое он звал, подошло вплотную к Галине Ивановне — она чувствовала на себе его горячее дыхание. Все вокруг захлебнулось ужасом. Мальчик снова произнес что-то странное. На долю секунды Галина Ивановна успела увидеть то, что пришло за ней, а потом голову заволокла мучительная пелена. В горле забулькал крик, но наружу он уже так и не выплеснулся.
2
— Друзья мои, все, между прочим, остывает!
Мама звала уже третий раз — нужно идти, а то у нее еще испортится настроение, и тогда, может, плакали обещанные аттракционы. Ромка вылетел из своей комнаты и в коридоре столкнулся с Аленой. В приоткрытую дверь ее комнаты ворвались сладковатые голоса каких-то парней, поющих о том, как они не могут пережить расставание с девушкой, — видимо, по мнению Алены, именно с ней. Ромка ухватил взглядом серию постеров, наверное с этими же парнями, на залитой солнцем стене, и сестра захлопнула за собой дверь. Подумаешь!
— Кто последний на кухню, тот какашка!
— Детский сад, — закатила глаза Алена, по-взрослому откидывая длинные светлые волосы и утыкаясь в телефон.
— Хорошо, — легко согласился Ромка. — Тогда тот не попадет на концерт своей любимой группы. Никогда!
— Возьми свои слова назад! — закричала Алена, но он уже припустил по коридору.
— И еще будет мыть посуду!
— Ну ты у меня получишь!
Когда она пришла на кухню, Ромка уже болтал ногами за круглым столом и уминал омлет. Не отрываясь от телефона, Алена отвесила ему подзатыльник и села напротив.
— Это еще что! — привычно возмутилась мама, намазывая масло на хлебец и протягивая его папе.
— Мы скоро пойдем, да? — Ромка сощурился от солнца, которое озорно прыгало пятнами по желтеньким стенам кухни, играло бликами на посуде и подсвечивало Аленкины и мамины золотистые волосы. Вокруг папиного светлого ежика просто топорщился легкий ореол.
— Как соберетесь, так и пойдем, — мама аккуратно отпила кофе, провела ладонью по Ромкиным спутанным темным кудрям. — Не забудь причесаться. Алена, оторвись от телефона, пожалуйста!
Аленка обиженно подняла глаза.
— Ну мам! Папа тоже!
— Я по работе, — тут же среагировал папа, чуя опасность. — Это важно.
— У меня тоже важно...
— Кому я сказала.
Ромка быстро заглотил остатки омлета, глянул на дующуюся сестру — она отложила телефон на край стола и недовольно откусила кусочек сыра.
— Чай, — мама кивнула на пузатую кружку, и Ромка торопливо насыпал в нее две ложки сахара.
— Сахар — это зло, — прокомментировала Алена, и он добавил третью.
— Я в твои смузи с мюслями не лезу.
Мама вздохнула, и Алена тут же перевела тему:
— Вы собирайтесь, как покушаем, а я посуду помою.
Все, включая занятого работой папу, подозрительно на нее покосились.
— Палевно, — прокомментировал Ромка и тут же получил от сестры пинок под столом.
— И чему мы обязаны таким великодушием? — поинтересовалась мама.
— Ничему, — насупилась Алена.
— Ну-ну, — кивнул папа. — В Крым-то когда билеты нужно брать?
— Пап, почти все уже купили! — тут же заканючила Аленка. — И Дашка, и Андрей, и Лида Иванова, а у нее вообще предки самые строгие...
— И Ма-а-акс, — услужливо протянул Ромка, зарабатывая пинок по второй ноге.
Родители переглянулись, плотно сжимая подрагивающие губы.
— Мам, ну правда, ну сдам я эти экзамены, честно!
— Алена. У нас был уговор, правда? — серьезно спросил папа. — Заканчиваешь первый курс без троек — едешь со своими друзьями путешествовать.
— А потом билетов не будет...
— Ты лучше об экзаменах сейчас думай, — посоветовала мама. — Но за предложение с посудой спасибо. Пойду одеваться.
Ромка рассмеялся, глядя на обиженное лицо сестры, так громко, что мама едва расслышала телефонный звонок.
— Ух ты, — удивилась она, взглянув на экран и принимая вызов. — Мишка, сто лет тебя слышно не было!
Пару секунд на ее лице сияла улыбка. Потом глаза расширились, рот вытянулся буквой «о», а брови поползли наверх.
— Идите собирайтесь гулять, — прикрыв ладонью трубку, она шепнула Ромке с Аленой.
— А посуда? — запротестовала Аленка. Ради любопытства можно было и пострадать немножко.
— Брысь, брысь, — замахал на них руками папа, настороженно поглядывая на мамино лицо и подсаживаясь к ней поближе. — А то никуда не пойдем.
Медленно, оборачиваясь, они вышли из кухни. Папа плотно закрыл за ними дверь. Брат с сестрой переглянулись и прижались к щели.
Сначала раздавались только мамины обрывочные реплики, из которых было ничего не понятно. «О господи», «Нет, я понимаю, но все равно», «Как так получилось-то», «А как они это объясняют» — и все в таком духе. Потом она попрощалась с братом, пикнула телефоном и сказала, видимо, папе:
— Какой ужас!
— Что случилось? — встревоженно спросил он. — Что-то с Мишей? С детьми?
— Слава Богу, нет. Галина Ивановна умерла.
Алена вытаращилась, посмотрела на Ромку. Он глянул на нее и снова ткнулся ухом в щель.
— Тетка ваша, та самая?
— Да. Сказали, вроде бы разрыв сердца. Здоровая же была, кардиограмма как у девочки — ничего не понятно.
— Карма, — мрачно выплюнул папа.
— Сережа!
— А что Сережа! Сама говорила, все детство вам с Мишей сломала. Он мне рассказывал, как вы в приют сбежать хотели. А еще заслуженный учитель — хорошо, открылось, что она со своими учениками творила!
— Да что уж сейчас...
— А что, у зла есть срок годности? — перебил папа. — Что, теперь всего этого как будто и не было? Ни вас с Мишей с побоями и издевательствами, ни других детей?
— Было, — едва слышно вздохнула мама.
Папа, кажется, заходил по кухне:
— Ты представь, как Аленку, Ромку отдаешь вот такой милой женщине, с благодарностями в рамочках на стене, — и, пока ты в полной уверенности, что твой ребенок под надежным крылом, его морально убивают! Находят слабое место, запугивают и присасываются, как пиявка, — и не пожалуется ведь, все продумано. А пока заметишь, что происходит, уже одна безвольная оболочка и останется.
— Правда, — тяжело вздохнула мама. — Но знаешь, говорят, о мертвых или хорошо, или никак...
— Тогда давай никак, — отрезал папа. — Потому что жалеть это чудовище я не собираюсь и тебе не дам.
— Просто странно. Миша сказал, у нее на руке какую-то отметину нашли — не то клеймо, не то... татуировка.
Последнее слово мама произнесла тише прежнего, и Алена быстро покосилась на Ромку. Он никак не отреагировал — только сосредоточенно вслушивался в разговор.
— У нее?! — В папином голосе смешались смех и удивление.
— Вот и я о том же — какая татуировка у пенсионерки, да еще... такой. Не по себе как-то, жутко.
— Вот что, — решительно произнес папа. — Стряхни с себя этот разговор, и поехали-ка в парк. Какое нам до нее дело. А вот дети всю плешь проедят.
Мама засмеялась, и они, кажется, поцеловались.
Ромка с Аленой быстро отпрянули от двери. Осторожно ступая, вышли в коридор, каждый к своей комнате.
— Обалдеть, — пробормотала Аленка, бросила взгляд на брата и часто заморгала. На лице Ромки зависла едва заметная, по-взрослому довольная улыбка.
* * *
— Я на катапульту! На катапульту!
— Вы смерти моей хотите, — мама драматично схватилась за грудь.
— Да ты сама попробуй давай? — Ромка уцепился за ее руку. — Смотри, как круто!
— Никогда в жизни!
— У нас, в отличие от некоторых, шариков в голове хватает, — многозначительно вставила Алена.
Ромка с сомнением окинул ее взглядом.
— Только с папой, — мама сложила руки на груди, подозрительно оглядывая громадину аттракциона, нацелившуюся прямиком в небо.
— У меня, значит, тоже шариков того, маловато? — усмехнулся папа, убирая в карман телефон.
Ромка запрыгал около него:
— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
— Ну что с тобой делать, — папа неуверенно глянул на катапульту и мужественно вздохнул. — Пойдем.
— Сережа, — мама с волнением тронула его за плечо.
— Спокойно! Мы осторожно, да, Ром?
— Вы на нас отсюда смотрите! — Ромка потянул папу за рукав, и они пошли к аттракциону.
Ромка без остановки вертел головой. Крестовский шумел человеческими и птичьими радостными возгласами, весь светился и сиял горячим солнцем, пах разными видами попкорна, облитыми маслом солеными кукурузными початками и розовой сладкой ватой. Ромка задрал голову — зеленые листья обрамляли ярко-синие куски неба, и сквозь них сверху летели солнечные лучи. Все это было почти как дома, почти как там...
Он торопливо тряхнул головой. «Там» больше не существовало, а все, что вокруг, сейчас, — вот это по-настоящему.
— Изжарится совсем, — озабоченно сказала мама, глядя, как Ромка одергивает толстовку.
— Чего? — Алена остановила видеозапись на телефоне, придирчиво оценила на ней свое лицо: красивое селфи — целое искусство, каждый знает.
— Да ничего, — мама помотала головой. — Просто смотрю на других детей, носятся раздетые, счастливые. А Ромку как в доспехи заковали.
Алена проследила за маминым взглядом. Младший брат прыгал и крутился на месте и совсем не казался закованным во что-либо. Но жара правда припекала даже сквозь ее летнее платье.
— Я давно говорю, хватит париться, во всех смыслах, — пожала она плечами. — Кому какое дело? Сейчас вся мелкота обклеивается.
— То, чем обклеиваются, смывается, — возразила мама. — Начнут лезть с вопросами.
— Ой, и Ромка про то же, — Алена фыркнула, закатив глаза.
— Не приставай к нему с этим, — строго одернула ее мама. — Даже психолог говорил: когда будет чувствовать себя спокойно на людях в своих картинках, тогда и будет. Не хватало нам еще добавить к тому, что уже и так...
— Да ладно, ладно! Просто это странно, — Алена посмотрела, как папа с младшим братом готовятся к полету в катапульте.
Папа, похоже, с гораздо большим удовольствием отправился к тележке с хот-догами и тщательно скрывал это, изображая бешеный энтузиазм. Переигрывал, конечно. А вот Ромка смотрел на катапульту голодными глазами — словно, не дай ему адреналина, и он скорчится от жажды.
В голове почему-то всплыла картинка сегодняшнего утра — коридор, голоса родителей за плотно закрытой дверью кухни и взрослая Ромкина улыбка.
— Он, вообще, иногда странно себя ведет, — задумчиво произнесла Алена. — Тебе не кажется?
— Мне кажется, — протянула мама, — что все дети себя странно ведут. Даже те, которые уже совсем взрослые и не готовятся к своим экзаменам...
* * *
Ближе к вечеру они переели ошалелого веселья — накатались на аттракционах до одури, — даже мама с Аленкой, пообедали в шумном ресторане, напрыгались под музыку. Ромка равнодушно смотрел на недоеденное облако сахарной ваты размером с его голову и вздыхал. Завтра всего, от чего сейчас уже воротит, захочется с двойной силой.
Папа отыскал местечко на берегу, куда не долетали крики, визг и гвалт, ставшие привычными за весь день. Было непривычно тихо и пусто — только они четверо, наглые чайки, требующие еду, стрекочущие кузнечики и полоска песка за зелеными тучами кустов. И залив, конечно.
Вода лениво золотилась на вечернем солнце и плескала крохотными волнами на мокрый берег.
— Кайф, — Аленка окатила маму сверкающими брызгами, и та не ругалась, а засмеялась и облила ее в ответ.
Они стояли по пояс в воде, а папа потягивал на берегу ледяной кофе, раздевшись до шортов и щурясь на солнце.
— Давай к нам! — замахала ему мама.
— Да ну, — папа мотнул головой, — в лягушатнике плескаться, тут не поплаваешь.
Большой знак, выкрашенный голубой краской, сообщал, что купаться здесь нельзя в принципе. Но Ромка уже заметил, взрослые часто нарушают правила.
Это, конечно, совсем другое море. На секунду Ромка закрыл глаза, и в голове сама собой раскинулась бескрайняя пенная бездна, сиренево-розовая от опускающегося в нее раскаленного солнца, вылизывающая темный песок и босые ноги. Запахло солью и теплым ветром. Он поскорей распахнул глаза — слишком остро заныло где-то в солнечном сплетении, да и зачем все это? Небо перекатывалось от голубого к розовому, и залив блестел, как будто дружески подмигивал ему. Ромка нервно облизнул губы.
— Ром? — Мама неуверенно позвала его, почувствовав долгий взгляд. — Хочешь?
Она кивнула на воду. Он почувствовал, как голова собирается заученно покачать из стороны в сторону, и остановился. А что, если...
— Никого нет, — ободряюще заметил папа. — Я покараулю.
— Давай, хватит... — Аленка явно хотела сказать что-то не совсем приличное и под строгим взглядом мамы добавила: — Водичка супер.
Ромка обвел взглядом всех троих, снова посмотрел на добродушно плещущую воду и взялся за край толстовки.
Мама метнулась взглядом к папе. Он заговорщически подмигнул. Она слабо улыбнулась, не сводя с него глаз. С колотящимся сердцем подумала: наверное, он думает о том же самом. Наверное, у него перед глазами тоже вырастают уныло окрашенные стены детского приюта и неловкий взгляд психолога. «Мальчик многое пережил. Он не рассказывает, кто сделал с ним это, но... В общем, будьте морально готовы».
— Прям в трусах? — Ромка обернулся на папу со смесью неуверенности и веселого удивления.
— Конечно, — подбодрил папа.
— Ладно.
Он выдохнул, как будто собирался не просто залезть в воду, а прыгнуть в нее с высоченной скалы, и выкарабкался из штанов и толстовки. Одежда черным комом упала на песок, и Ромка перешагнул через нее, глядя вниз.
Как странно, подумалось Алене. Вроде обычный мальчишка — детские трусы с супергероями, сбитые коленки. Только если смотреть кусочками — не на всего брата целиком.
Ромка двинулся к воде, и волки на его коже ожили, зашевелились вместе с мускулами. Оскаленные, спокойные, воющие, запрокинув голову, они бежали, лежали, сидели и смотрели отовсюду разноцветными, до мурашек живыми глазами. В татуировщике, каким бы психом он ни был, пропал великий художник: на картинках, покрывавших спину, живот, руки и ноги Ромки, искусно прорисовывалась каждая шерстинка, каждое движение ловкого зверя. Когда Аленка сделает татуировку — а она ее обязательно сделает, как бы там не хваталась за сердце мама, — она должна быть выполнена так же мастерски.
Иголку можно и потерпеть, наверно. Она попыталась представить, сколько кололи Ромку, методично вырисовывая под кожей каждый штрих, и ее замутило. Алена тряхнула головой, прогоняя вспыхнувшую ярость. Жаль, братишка наотрез отказался выдавать того, кто с ним это сделал, — говорил только, что он уже умер. Алена понадеялась, что специально для таких психов все-таки существует ад — или что-то вроде того.
Ромка ступил в воду и легко вздохнул. Она была теплая, мелкие камешки на дне покалывали ноги. Он робко взглянул на маму и сестру исподлобья. Мама улыбнулась ему, она терла глаза, как будто в них попала соринка. Аленка обрызгала его с головы до ног.
— Догоняй, малявка!
Ромка прыгнул, промчался за Аленкой, со смехом обдал ее фонтаном брызг, бултыхнулся в теплую воду и поплыл.
— Мам, — Аленка, нахмурившись, смотрела на брата. — А разве у Ромки был между лопаток такой волк? Ухмыляющаяся морда.
Она была готова поспорить, что раньше его не видела.
— Что? — Мама не отрывалась от ныряющего Ромки. — Естественно, как еще?
Она взглянула на Аленку, брови сошлись на переносице:
— Если честно, я на них стараюсь особо не смотреть. На нем этих волков, как... Всех не запомнишь.
Аленка неуверенно кивнула. Ей все-таки казалось, что она помнила.
— Да и не надо, — продолжила мама, снова повернувшись к Ромке. — Руки бы поотрывала этому извращенцу, кто бы это ни был.
— Кто бы это ни был, он был помешан на волках, — задумчиво согласилась Алена.
Ромка вынырнул неподалеку от сестры как раз в тот момент, когда она заканчивала фразу. «Помешан на волках». Он легонько вздохнул, снова ныряя, чтобы никто не заметил. Солнце готовилось к закату, просвечивало воду золотом. Тогда тоже все было золотым.
Нет, тот, кто сделал это, помешан не был. Хотя к волкам, конечно, у него было особое отношение.
— А почему сейчас нельзя?
— Слишком жарко, — голос у деда был смуглым и морщинистым, как его кожа, с хрипловатой усмешкой и запахом табака. — Земля так раскалилась, что, если выйдешь, она тебе сожжет ступни прямо через подошвы.
Ромка с восторгом покосился в окно, занавешенное густыми листьями дикого винограда. Солнце подсвечивало их, добавляя в зелень золото. Проверить бы!
Дед снова тихо посмеялся, устраиваясь в своем похожем на трон кресле.
— Так, на чем мы остановились... — Он уперся ладонями в колени и прищурился куда-то в пространство.
Ромка поерзал в мягком кресле. Ему оно было великовато, спинка уходила куда-то ввысь, подлокотники вырастали ограничителями по бокам, и он тонул в пухлом бархате подушек. Дотянулся до столика из темного дерева — там на серебряном подносе источали головокружительно сладкий аромат персики. Ромка больше любил сам срывать их с дерева в пропитанном солнцем саду — спрятаться среди шуршащих листьев, прижаться к теплой коре, сорвать с ветки и тут же откусить огромный кусок — так, чтобы по уши в липком соке. Но после обеда приходилось сидеть в затененной комнате и слушать дедовы истории. Правда, дед рассказывал так, что через пару минут он уже забывал, что хотел бежать играть на улицу.
— На волчице, — подсказал он, откусывая полперсика сразу.
— Да, — дед слегка улыбнулся, вспоминая. — И она выкармливала младенцев своим молоком до тех пор, пока их не нашел пастух Фаустул. Не потому, что это были сыновья царевны и бога, и не для того, чтобы ей самой начали поклоняться, как божеству, — а потому, что для нее они были своими детьми. Пещера стала их домом, а волчица — матерью.
Взгляд у деда становился мягким и чуть рассеянным, словно он рассказывал не легенды, а свои воспоминания. Ромка не сводил с него взгляда, а персиковый сок покрывал сладкой пленкой щеки, живот, даже коленки. Тогда еще они были украшены только царапинами, следами от засохших ссадин и облезающим коричневым загаром.
— Жалко, — сказал он, неожиданно сам для себя перебив деда.
Тот сдвинул мохнатые седые брови. Его речь не прерывал никто и никогда. Ромка чуть не поперхнулся кусочком персика.
— Ей, наверное, грустно было, волчице, — он поспешил оправдаться. — Она выкормила, а пастух забрал.
Суровое лицо деда разгладилось улыбкой.
3
Входная дверь скрипела — Алена приоткрыла ее, прислушалась, задержав дыхание, и осторожно проскользнула в щель. В квартире было темно и тихо, только откуда-то доносился приглушенный гул разговора. Или это шумело в голове от выпитых коктейлей? Она тихо скинула туфли, поправила наброшенную на плечи большую кожаную куртку — холодно уже давно не было, но, во-первых, крутая, а во-вторых, его, Макса, — и, неслышно ступая, прошла по коридору.
Нет, голоса определенно были. Алена подкралась к дверям родительской спальни, едва не наступив в темноте на брошенный футбольный мяч (ну, Ромка!).
— Ну и что, может быть, это и в голову брать не стоит, — тихо произнес мамин голос.
Послышалось какое-то шуршание, а следом невеселая усмешка папиным голосом.
Понятно, ругаются. Алене стало даже как-то обидно — никто и не думает подкарауливать ее у дверей, спрашивать, где это она шлялась полночи и чем это от нее пахнет. Они вообще хоть заметили, что ее нет дома?
— То, что в голову брать не надо, я тебе обычно не говорю, — бросил папа там, за дверью. — И это не стоило.
— Ну не может же он тебя просто взять и уволить, после всех твоих заслуг! — горячо зашептала мама.
— Это Терентьев-то? — Судя по папиному тону, он вскинул брови и ухмыльнулся. — Может, умеет, практикует.
— Но...
— Или ты играешь по его правилам, или будь любезен искать себе другую команду, — папа тяжело вздохнул. — А вести бизнес грязно я не привык.
— Делай так, как считаешь нужным, — успокаивающе произнесла мама. — Посмотрим, может, все и обойдется.
— А если нет? Ведь дети...
— Дети будут знать, что их отец — хороший человек и не совершает подлостей. С остальным разберемся.
Папа что-то ответил совсем тихо. Алена напряглась, но расслышала только неразборчивый шепот.
— Целуются небось, — произнес вдруг со знанием дела хрипловатый мальчишеский голос.
Аленка шарахнулась назад и не вскрикнула только невообразимым усилием воли. От стены напротив отделилась фигурка младшего брата, как вылепилась из тьмы, и сверкнула белыми клыками. Алена стояла, парализованная страхом.
— Чего застыла? — Ромка, совершенно нормальный, обычный Ромка в пижаме, подошел и ткнул ее в бок. Сунул пальцы в рот и через секунду выплюнул на ладошку игрушечные вампирские зубы, которые она сама же и подарила ему на прошлый Новый год.
Аленка молча, но от всей души отвесила ему подзатыльник и оттащила за рукав дальше по коридору. Не хватало еще, чтобы мама с папой вышли на шум и застали ее среди ночи в Максовой куртке.
Она остановилась между дверьми в их комнаты. Сердце все еще колотилось как бешеное, и резко заболела голова.
— Идиот, думать надо — так подкрадываться!
— А нечего подслушивать, — Ромка невозмутимо окинул ее взглядом. — Ты где была?
— Не твоего ума дело! И вообще, чья бы корова мычала, — почему не спишь?
— Пить ходил.
— Вот и вали в кровать, — Алена развернулась и открыла дверь в свою комнату.
— Ален, подожди, — голос у него вдруг стал очень серьезным, ни капельки не сонным.
— Чего тебе? — Она устало стащила тяжелую куртку и прислонилась к дверному косяку.
Ромка переступил с ноги на ногу, коротко вздохнул:
— Ален, как... Как определяется, что человек хороший? Что поступает хорошо?
Она уже открыла рот, чтобы сказать, что он над ней издевается, но промолчала. Ромка впился в нее взглядом из-под сведенных бровей и нервно кусал губу. Видно было, что он всерьез ждет ответа на этот глупый вопрос. На долю секунды что-то тревожно шевельнулось у Аленки внутри. Но у нее слишком болела голова.
— Погугли, — она сонно фыркнула и закрыла дверь.
* * *
Утром голова болела еще сильнее. Алена сидела, подпирая ее руками, и изо всех сил пыталась готовиться к экзамену. Телефон противно гудел на столе — Лидка Иванова слала одно за другим сообщения с расспросами о том, как вчера потусили. Алена перевела его в беззвучный режим, захлопнула бьющий по глазам ярким экраном ноутбук и достала из ящика стола стопку бумаги. Ручки не было. Приложив ко лбу ледяную бутылку с водой, она перерыла ящики, обшарила все на столе, вытряхнула на кровать содержимое сумки — ни ручки, ни карандаша, ни даже фломастера. Алена со вздохом поднялась.
В пустую квартиру сквозь распахнутые повсюду окна горячо дышало лето. Алена с завистью прислушалась к радостным возгласам с улицы — где-то там, среди свободных людей, которым не надо сдавать долбаную историю, носится Ромка. Продолжая держать у головы бутылку, она легко толкнула дверь в его комнату. Солнце упиралось в зеленые занавески, приглушенно освещая комнату: скомканную на полу одежду, динозавров и роботов на кровати, стол, заваленный игрушечными ракетами, рисунками, комиксами. Аленка шагнула к нему, тут же наступила босой ногой на что-то острое и зашипела, схватившись за ступню. На полу валялись кусочки конструктора. Кляня младшего брата, она захромала к столу. У Ромки точно должно быть что-то, чем можно писать.
В ворохе бумаг, книжек и игрушек удалось откопать набор мелков для асфальта, измочаленный фломастер и два огрызка цветных карандашей, которые и в руке-то удержать нельзя было.
— Да что ж такое, — Алена с досадой хлопнула по столу и тут же схватилась за гудящую голову.
Может, это знак, что заниматься не надо?
В столе был только один ящик. Он запирался на ключ — Ромка еще хвастался, что у него есть настоящий сейф, и иногда даже таскал ключ от него с собой. Алена наклонилась — ключ тускло поблескивал в замке. Она повернула его до упора по часовой стрелке. В конце концов ей просто нужна ручка, ничего такого. Она потянула ящик на себя, и он легко открылся.
В нем действительно оказалась ручка — обычная, дешевая, с синими шариковыми чернилами и обгрызенным колпачком. Рядом с ручкой лежал толстый кожаный блокнот. Больше в ящике не было ничего.
Алена взяла ручку, взялась за ящик, чтобы закрыть его, и остановилась. Блокнот был так не похож на Ромку, все тетрадки которого сплошь покрывали супергерои и футболисты. Коричневый, потертый. Взрослый. Алена поколебалась — она возненавидела бы любого, кто полез бы читать ее дневник. Но, может, это и не дневник? Мальчики их не ведут. Да и что такого может там быть — максимум жалобы на училку и тайные признания в разбитом окне.
Странно, пока она перебирала в голове оправдания для того, чтобы заглянуть под обложку, руки уже держали тяжелый блокнот. Он был прохладным и пах чем-то старым. Аленка открыла его наугад. Плотные, чуть пожелтевшие страницы были исписаны крупным детским почерком. Она перевернула пару листов и разочарованно хмыкнула. В блокноте не было мальчишеских секретов или хотя бы записей о том, как прошел день. Одну за другой разными чернилами страницы покрывал бесконечный список имен и фамилий. Они были разные: русские и иностранные, привычные и такие, которые было не разобрать. Напротив имен стояли галочки. Наверно, пароли или никнеймы для какой-нибудь дурацкой видеоигры или другой глупости, которая может взбрести в голову Ромке и его мелким приятелям. Алена веером пролистнула исписанные страницы и собралась уже сунуть блокнот на место, как вдруг последняя запись привлекла ее внимание.
«Терентьев Геннадий Олегович». Имя написали явно этой самой школьной изгрызенной ручкой. В ушах эхом отозвался папин голос, говорящий о начальнике. Зачем Ромке понадобилось писать про него?
Голова страшно болела. Алена зажмурилась, пытаясь сфокусировать взгляд, а когда открыла глаза, сразу увидела строчку выше: «Белякова Галина Ивановна». В голове закрутилось все одновременно: редкие рассказы о мамином детстве с теткой вроде бабы-яги, недавний мамин с папой утренний разговор, взрослая Ромкина улыбка, когда они подслушивали, и почему-то незнакомый ухмыляющийся волк на его спине.
Около имени стояла жирная галочка. Алена судорожно перевернула страницу — руки вдруг оказались влажными. В самом низу предыдущей страницы нашлось еще одно знакомое имя — вредной соседки с первого этажа. Зимой соседка довела ее до истерики тем, что хотела вызвать живодеров на приблудившуюся дворовую собаку, которую кормили всем домом. Алена прибежала домой в слезах — родители были на работе, и Ромка выпытал у нее, почему ревет. Кажется, потом она уснула, а проснулась одна. Ромка вернулся поздно — заигрался с мальчишками в снежки, и весь вечер лежал больной — мама ворчала и поила его молоком. Наутро он встал здоровым, а вот соседка больше ни разу не заикалась про что-либо, связанное с собакой. Алена, кажется, даже видела, как она ее гладила. Собаку вскоре взял себе дядечка из соседнего дома. С соседкой тоже все было в порядке — Алена видела ее вчера, когда торопилась к Максу. В блокноте напротив ее имени стояла галочка.
— Что ты делаешь?
На этот раз Алена все-таки вскрикнула. В дверях стоял запыхавшийся Ромка с огромными полными ужаса глазами.
* * *
Связь появлялась не всегда — всего четыре раза. Гораздо чаще кому-то просто нужен был ребенок, и Ромка занимал это место. До тех пор пока не подходил срок начинать все заново. Менялись незначительные детали, языки и декорации, время не стояло на месте, но в основном его жизни крутились по одному сценарию, сливаясь в одно. Из трех его секретов приемные родители знали лишь тот, что переставал быть тайной, стоило снять рубашку.
Ромка чувствовал связь изнутри, где-то в животе. Это было похоже на игру с картинками, где нужно найти пары одинаковых предметов — на тот крошечный момент, когда ты вдруг видишь точно такой же нарисованный листочек, кораблик или машинку, которые искал. Клик — и сложилось. Клик — и от него к семье тянулась невидимая светящаяся веревочка. Порвать ее было трудно. Самая первая, самая главная и самая прочная, конечно, появилась еще до всего этого. Тогда, во времена персиков в саду, огромного кресла и дедушкиных рассказов в разгар зноя. Ромка знал, что она так и не разорвалась, — наверно, не разорвется.
Но прошлой осенью в скучном коридоре приюта связь вспыхнула почти такая же яркая.
— Я даже сама не знаю, — услышал он неуверенный женский голос. — Мы никогда и не думали об усыновлении. Просто...
Ромка быстро завернул за угол.
— Это было спонтанное решение, — смущенно признался мужчина.
Ромка увидел три светловолосых затылка: с длинными волосами, с топорщащимся ежиком и с завязанными в хвост локонами. Веревочка загорелась и крепко уцепилась внутри. Как будто бесконечный унылый октябрь вдруг отменился и вместо него грянула июльская жара.
— Страннее некуда, сами знаем, — хмыкнула высокая девчонка, которая, видимо, должна была стать Ромкиной старшей сестрой.
— Поспорим?
Все трое обернулись на его голос. Веревочка натянулась, замыкая связь.
Пристегивая ремень безопасности на заднем сиденье их машины, Ромка отчетливо понимал — время уходить наступит и здесь. Он закинул эту мысль как можно дальше — иначе сразу бы выдал свой второй секрет. Может быть, они и поняли бы. Может быть, они даже решились бы его оставить — всего-то и надо, что переезжать раз в несколько лет куда-нибудь подальше от любопытных глаз. Может быть. Ромка решил проверить это года через три.
* * *
— Ты не понимаешь, — устало повторил он во второй раз, лежа на кровати и сдерживаясь, чтобы не стукнуться головой об стену.
— Я до пятнадцати лет ждала письмо из Хогвартса, — заверила его Алена. — Не доверяю клоунам и воздушным шарикам и...
— Ты до сих пор его ждешь, — вздохнул Ромка и уткнулся в кровать.
Хорошая кровать, как и все здесь. По-хорошему, стоило бы собирать вещички.
— Я не как родители и вообще все, — сестра потрясла его за плечо. — Я пойму.
Он повернул голову и обвел тоскливым взглядом комнату. Книжки, которые купила мама, — «чтобы не разучился за лето читать». Она же не знает, что за столько лет он все их выучил наизусть. Воздушный змей, которого папа обещал запустить вместе с ним — на заливе, где будет только длинная полоса песка, вода и бесконечное небо и где всем найдется место. В горле набух комок.
— Может быть, — Ромка резко сел и серьезно посмотрел на нее. — Но тогда все будет плохо. Раз смотрела фильмы, уж ты-то знаешь.
Аленка смотрела на него в сомнении:
— Это сверхспособности или магия? Просто кивни!
Ромка закусил губу, чтобы не расплакаться от отчаяния. Ужасно не хотелось уходить. «Правда — как домашняя паста, — говорил дед. — Если подать под правильным соусом, нет ничего лучше».
— Если расскажу, мне придется уйти, — осторожно произнес Ромка. — Насовсем. Вы больше меня не увидите: ни ты, ни мама с папой. Честно.
Алена теребила сережку, сверля его напряженным взглядом, как будто пыталась просканировать насквозь. Сердце так колотилось в горле, что Ромке было трудно дышать.
— Рассказать не можешь, — медленно проговорила она. — А помочь?
4
Ничего не выйдет. Ромка повторил эту фразу уже раз сто — сначала Алене, потом самому себе. «Попробуй», — припечатала она. «Ничего другого не остается», — добавил его собственный мозг.
— Должно получиться, — пробормотал он себе под нос, как мантру. — Должно.
Двор университета был совсем не похож на школьный. Здесь не было спортивной площадки и охраны, зато все курили сколько влезет и даже стреляли сигареты у преподавателей. В центре двора двое парней перекидывались маленьким мячиком и мешали всем ходить. На крыльце, прямо на ступеньках, компания пела песни под гитару. Со скамейки на них убийственно косились три девушки, делающие вид, что читают.
— Да ну, давай прогуляем! — во весь голос предложил какой-то парень девчонке рядом с Ромкой, и та легко согласилась.
Ромка зачарованно смотрел во все глаза. На него почти никто не обращал внимания, и это было на руку. Если бы не цель, может, он бы попросился покидать мячик вместе с теми двумя...
— Не рановато тебе в абитуриенты?
Ромка обернулся на звонкий, хорошо поставленный голос и похолодел. Просмотрел все-таки. А может, так и лучше.
— Да не, — он дурашливо улыбнулся, щурясь на солнце. — А вы тут учите?
Худощавая, ярко накрашенная женщина в строгом костюме кивнула, отпила из высокого тамблера с нарисованным земным шаром и наконец засияла улыбкой в ответ:
— Вундеркинд, что ли?
— Наверно. Учительница по математике так и назвала, когда у меня одного в классе двойка за контрольную получилась, — Ромка пожал плечами.
Женщина засмеялась.
— А вы планету спасаете, это хорошо, — он кивнул на картинку на тамблере.
— Экологией увлекаешься?
Он помотал головой:
— Вообще-то историей.
Она вскинула брови и посмотрела на него с еще большим интересом:
— У тебя тут родители работают?
— Нет, они оба работают в бизнесе, — Ромка сморщил нос. — Я вообще искал третий корпус, но запутался.
Женщина кивнула:
— Пойдем провожу.
Они пошли через двор, в арку, мимо пышных разноцветных клумб и мельтешащих студентов. С разных сторон то и дело доносилось «здрасте», а Ромкина спутница кивала. Его, похоже, никто не замечал.
— Они все у вас учатся? — Он взглянул на женщину, и она снова заулыбалась:
— Да. Между прочим, как раз таки истории.
Ромка старательно вытаращил глаза, вызывая у нее смех.
— Хотя, судя по всему, многие учатся не у меня, а у голливудских фильмов, — женщина осуждающе поджала губы. — Пишут, что главный бог Рима — Зевс.
— Ага, и первый месяц года, конечно, в честь него назвали. Или они думают, у римлян тоже с января начиналось? Но все равно... — серьезно вздохнул Ромка и поймал на себе уважительный взгляд.
Они подошли к третьему корпусу. Здесь тоже курили, болтали, сгрудившись, судорожно листали конспекты...
— Ромка?! — Аленкино удивление было искренним.
Все-таки правильно он ее не предупредил.
Она подошла ближе, перевела растерянный взгляд с преподавательницы на младшего брата.
— Это моя сестра, — сообщил Ромка женщине и сунул Аленке ключи: — На, так готовилась к своему экзамену, что все забыла.
Полсекунды она таращилась на него, а потом сообразила и убрала ключи в сумку. Туда же, где лежал ее настоящий комплект. Ромка все равно пока не собирался домой.
— Это твой брат, Полякова? — Преподавательница удивленно подняла брови: — Надо же... Историю знает, похоже.
Ромка поднял на нее глаза — так, чтобы зацепиться взглядами. Посмотрел внимательно. Густо накрашенные глаза женщины сфокусировались только на нем.
— Она еще больше знает всякого, — широко улыбнулся Ромка. — И мне рассказывает.
Аленке, к счастью, хватило ума промолчать. Взгляд женщины подернулся сомнением, потом завороженно расслабился. Ромка подержал зрительный контакт еще секунду и посмотрел в сторону. Дымка на глазах преподавательницы мелькнула и спала, будто ее и не было. Кроме Ромки, никто ничего не заметил.
— Ладно, — женщина прочистила горло, глянула на шушукающихся студентов и чуть рассеянно улыбнулась. — Все на экзамен. Пока, вундеркинд.
Когда он обернулся на ходу, Алена поднималась на крыльцо вместе с историчкой. Та что-то говорила ей и мягко улыбалась.
* * *
«Пока, вундеркинд». Слова перекатывались эхом у Ромки в голове, пока он ехал в тесном метро, пока покупал мороженое и брел по берегу озера, утопая по щиколотку в теплом песке. Под густой тенью сосен песок был твердый и утоптанный, в россыпи хвои и шишек. Ромка сел, прислонился спиной к дереву и распечатал упаковку вафельного стаканчика. Подтаявшие сливочные капли шлепнулись на кроссовки.
«Осторожнее, — сказал в его голове голос кого-то из двоюродных теток. — Мария только помыла плитку».
Он тогда только показал им язык и прыгнул в бассейн. Плеснул оттуда на закапанный мороженым пол, тетки только головой покачали. Воздух стоял дрожащей горячей пеленой, пахло солнцем, соленой водой и разогретым маслом, на котором что-то жарили в кухне. Через лужайку к утопающему в зелени дому шли мужчины. Ромка поспешно выбрался из бассейна, перемахнул бортик и, игнорируя возгласы теток, помчался к ним. Все они были взрослые, сильные, каждый возвышался над ним горой надежных мускулов. Ромка примерил свои шаги к их размашистой походке, стараясь не отставать. Кто-то из мужчин неодобрительно покосился на него, но промолчал. Ромка ухмыльнулся — они шли к деду, а дед бы его никогда не прогнал.
В доме он задержался, оборачиваясь мохнатым полотенцем и зачерпывая горсть клубники. Он подбежал, когда все уже рассаживались за темным овальным столом, и занял свое место возле деда, который сидел во главе.
— Теперь все в сборе, — дед с улыбкой взъерошил Ромке волосы.
Потянулся и вытащил свой пистолет — черный, старый, с длинным дулом. Ромка принял холодную тяжесть в ладони, пахнущие клубникой и водой.
— Разбирай и собирай, пока мы поговорим.
Откуда-то из-за дверей, в стороне, донеслись приглушенные крики.
Один из Ромкиных двоюродных братьев покосился туда и поднял глаза на деда:
— Не маловат он еще — смотреть на это?
Дед подмигнул Ромке.
— А что такого, — небрежно пожал плечами Ромка, сосредоточенно глядя на пистолет. — Хотел навредить семье — получает по заслугам.
Он взвесил оружие в руке, примеряясь на будущее. За столом уважительно хмыкнули.
— Малыш нам всем еще покажет, — обрадованно кивнул дед. — Вундеркинд.
* * *
К ужину Аленки все еще не было.
— Загулялась после сдачи с друзьями, — успокаивающе заметил папа. — Вспомни нас с тобой!
— К телефону не подходит, — мама нервно резала в салат помидоры и поминутно смотрела на часы.
— Что ты ее, не знаешь, что ли?
Ромка заерзал на подоконнике. Небо, весь день такое безмятежное, налилось синеватым свинцом.
Все должно было получиться — он был почти уверен, что поймал Аленкину преподавательницу на крючок. Но точно знать было нельзя. Он никогда не работал так, как сегодня, — не это было его делом. Нужно было отказаться и не помогать. Но то, что было его настоящим делом, Алена не должна была узнать. Как и никто другой. У Ромки внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Почти как тогда, когда к дому подъехали незнакомые машины.
— Будет гроза, — будто подтвердил его мысли папа.
В прихожей хлопнула входная дверь. Они все трое переглянулись и заспешили в коридор. Ромка, слетев с подоконника, протиснулся между родителей, выскочил первым.
— Уйди, — голос у Аленки звучал как при сильном насморке, а красные глаза распухли.
— Что случилось? — охнула мама, обнимая ее за плечи.
Папа встревоженно заглянул ей в глаза.
— Прикинулась сначала добренькой, — всхлипнула Алена. — Про семью расспрашивала, про планы на каникулы. А потом...
Она махнула рукой и разрыдалась, с трудом выговаривая обрывки слов:
— У Ивановой упала... шпора... Она подняла... чья! Меня... говорю, а она не верит... перед всеми... посмеялась еще... вон из аудитории!
Аленка перевела дух и с горечью уставилась опухшими глазами на Ромку.
— А когда я ревела в коридоре, подошла такая, отвела в сторонку, и — «ну что ты, Полякова, я тебе помогу. И шпаргалки не понадобятся, еще благодарить меня будешь. Об условиях договоримся, сдашь на пять». Все ясно?!
Папа открыл рот, чтобы что-то сказать, но мама его быстро оборвала:
— Сережа, поставь чайник, — она обернулась к Алене: — Пойдем умоемся.
Папа возмущенно ушел на кухню, мама со всхлипывающей Аленкой скрылись за дверью ванной.
Ромка тяжело дышал, привалившись к входной двери. Кровь толкалась в ушах, качая адреналин.
«Хладнокровие», — напомнил ему в голове голос деда.
Ромка вдохнул, задержал дыхание, медленно выпустил из легких весь воздух. Спокойно зашнуровал кроссовки, набросил ветровку с капюшоном и бесшумно выскользнул за дверь.
Где-то в отдалении грянул первый раскат.
* * *
Когда он шагнул в глухую подворотню, дождь уже лил вовсю, и булыжники под ногами сразу сделались скользкими. Ромка подставил на секунду лицо дождю и выдохнул с облегчением. Вот это было ему понятно. Долг перед семьей — то, чему его учили, то, с чем он всегда справлялся.
— Ты? Рома, кажется? — Аленкина историчка укрывалась под большим зонтом в цвет костюма. — Что ты тут делаешь? Иди под зонт.
Можно было обставить все, как в прошлый раз, подняться к ней в квартиру. Вон, как она ему улыбается.
— Алена домой пришла, — проговорил он, не двигаясь с места и глотая дождевые капли.
Гром приближался.
По лицу женщины пробежало недоумение.
— Она что-то хочет мне передать? — Ее взгляд скользнул по рукам, которые Ромка держал в карманах. — Нет такой спешки...
Он усмехнулся:
— Вы правда думаете, что она отправила вам со мной взятку?
Историчка открыла аккуратно накрашенный рот, но он ее перебил:
— Я пришел сам.
В небе полыхнула белая вспышка, и почти сразу же раздался грохот.
Ромка быстро протянул руку и схватил ее за запястье. По лицу исторички побежала судорога, как будто она силилась закричать, но не могла из себя ничего выдавить.
Пальцы у Ромки горели, но отпускать еще было рано. Щурясь от дождя, он посмотрел через плечо.
— Приди, — прошептал Ромка.
Женщина дергалась, зачарованно глядя ему в глаза. Он разжал пальцы — все равно она уже никуда не денется. Он всегда знал, что поступает правильно: он должен защищать свою семью от любой угрозы и карать тех, кто успел причинить ей вред. Но вместе с этой уверенностью внутри почему-то шевелилась усталость и что-то незнакомое, похожее на жалость.
Щеку тронуло горячее дыхание. Он пришел. По лицу исторички было видно, что она тоже его чувствует, хоть и не может увидеть. Рот, в отличие от завороженного безмятежного взгляда, свело ужасом. Может быть, она слышит его шаги или ощущает запах.
Ромка поднял голову. Волк возвышался над ним — на этот раз белый, с продолговатыми темными глазами. Он повел длинным носом, принюхиваясь, и склонил к Ромке узкую морду.
Ромка взглянул на женщину. Ее били беззвучные конвульсии, туфли терлись каблуками о камни тротуара. Волк рядом с ним улыбался в предвкушении.
— Действуй, — жестко приказал ему Ромка.
— Рома!
Этого голоса не должно было существовать в этом мире. Он принадлежал другому, параллельному, тому, где были домашние завтраки, уроки и игрушки. Уютному миру, который он и защищал сейчас.
— Стой, — одними губами выдохнул Ромка волку и обернулся.
Промокшие мама и Аленка жались друг к другу, в страхе переводя взгляд с Ромки на стеклянные глаза исторички. Волка они, конечно, видеть не могли, хотя наверняка чуяли. Он еще мог бы придумать какое-то оправдание, какую-то историю — что угодно, кроме правды.
— Рома, — мама протянула к нему руку. — Оставь ее.
В живот тяжело упал камень. Не может быть. Алена смотрела на него огромными глазами.
— Рома.
Мама звала его все настойчивее, тянула руку, но не решалась сделать к нему ни шага. Ромка закрыл глаза, тихо выдыхая. Подошвы кроссовок упирались в твердые камни, хотя казалось, что земля под ним рушится, рассыпаясь в пыль.
— Отпусти, — произнес он, и волк отступил.
Историчка деревянно повернулась к ним спиной и медленно пошла внутрь двора, глядя перед собой и ни разу не оборачиваясь. Сейчас она придет домой, проспит до утра, а завтра будет помнить только то, что ночью ей снился кошмар — смутный, непонятно о чем.
Ромка тоскливо перевел взгляд на волка. Тот уже выжидающе наклонился к нему, уставившись голодными глазами. Ромка прикрыл глаза, выдыхая:
— Возьми столько, сколько тебе нужно, — он завернул рукав куртки и протянул волку руку.
5
— Ты защитишь свою семью, — голос деда был хриплым и глухим. — У этого будет своя плата, но ты ведь на нее готов, мальчик мой?
Ромка отчаянно закивал, стискивая зубы. Они укрывались между стеной и тем самым огромным креслом, забаррикадировав двери и опустившись на пол. Одно из окон было разбито, и в него неслись режущие крики — Ромка уже даже не разбирал, чьи именно, — и одна за другой череда выстрелов. Дед сплюнул кровь и притянул его к себе за рубашку:
— В ящике стола. Принеси.
Ромка осторожно прислонил его к стене. Громадный письменный стол темнел через всю комнату от них. Ромка пригнулся и побежал. Подошвы липли к полу — от дверей до той стены, куда Ромка дотащил деда, тянулся размазанный кровавый след. Добравшись до стола, он выдвинул ящик. В нем лежал длинный нож. Сглотнув, Ромка осторожно вытащил его. В саду кто-то заверещал, и тут же крик заглушила стрельба. Он хлопнулся на живот и быстро пополз обратно. С того момента, как к дому подъехали незнакомые машины, Ромка успел увидеть много крови, но ее запах по-настоящему ударил по нему только сейчас. Когда он добрался до деда, тот дышал с трудом. Ромка протянул ему нож, но дед качнул головой. Взял его левую руку, ткнул липким пальцем повыше запястья:
— Вот здесь. Маленький разрез. Сам.
Ромка взял нож, перехватил дрожащими пальцами, приложил лезвие к руке. Сжал зубы покрепче и надавил. По руке побежала горячая струйка.
— Не зря назвали тебя в честь сына Марса, — дед взял его руку и приложил разрез к ране, чернеющей у него самого в груди. Их кровь смешалась. — Я всегда знал, что это будешь ты. Не думал, что так рано.
Ромка хотел спросить, кем он будет, но по руке в тело как будто побежал жидкий огонь.
— Волки вскормили нас, волки всегда придут к нам на помощь, — произнес дед, и его голос стал сильнее: — Волки насытятся кровью и никогда тебя не покинут.
Огонь достиг сердца, и Ромка вскрикнул от боли.
— Ты защитишь свою семью и все семьи, которые станут твоими в грядущей вечности, — хрипло выдохнул дед. — Поведешь своих волков в бой и накормишь их.
Огонь вспыхнул еще сильнее и вдруг исчез. Даже боль от пореза прошла. Дед неподвижно застыл, привалившись к стене и уронив руки. Остановившиеся глаза уткнулись Ромке за спину. Ромка обернулся. К нему тянула длинные морды стая огромных волков.
* * *
— Значит, на самом деле тебе...
— Десять, — покачал головой Ромка. — Мне всегда десять, так и будет.
Он почесал шею — там, где вчера на глазах у мамы и Алены на коже расцвел белый волк с темными глазами. Они не могли видеть волка, не могли видеть, как он кормится его кровью и растворяется в воздухе, но видели, как он проявляется татуировкой на его коже. Ромка помнил тихий мамин вскрик, страх на их лицах и бесконечную дорогу до дома. Дома, не отвечая на папины расспросы, мама отправила всех спать. Ромка лежал на кровати и чувствовал, как будто на нем сверху лежит каменная глыба. Гроза стихла, и тишина давила на уши. В голове проносился то гордый взгляд деда, то полные ужаса глаза мамы, то жалость, шевельнувшаяся в нем вчера. Он всегда знал, что поступает так, как должен. Всегда. Так он и уснул, а когда проснулся, мама сидела в его комнате и держала в руках блокнот с именами. Ни Алены, ни папы дома не было.
Оставалось или убежать, или рассказать всю правду, с самого начала. Связь между ними была такой же крепкой, Ромка чувствовал ее внутри. Он выбрал второе.
— И все эти люди...
— Вам ничего не нужно бояться, — Ромка аккуратно забрал у нее блокнот. — Я всегда буду защищать. Никто не причинит вам зла.
— Уходи, — глухо произнесла мама, опустив взгляд.
Ромка замер, сердце заколотилось в горле.
— Вы моя семья, — прошептал он. — Я защищаю свою семью.
— Мы приняли тебя, — еле слышно проговорила мать, и в ее голосе звучали слезы. — Но есть вещи, которые мы принять не сможем.
Не глядя на него, она поднялась и вышла из комнаты.
Ромке казалось, что он просто еще спит: во сне одевается и собирает вещи, только те, что были у него самого еще до... Вот-вот он откроет глаза и услышит, как мама зовет его завтракать.
— Рома.
Он поспешно выбежал в коридор.
— Я собрала тебе с собой еды. На первое время...
Она протягивала ему пакет и все так же смотрела в сторону. Не притрагиваясь к пакету, Ромка молча зашнуровал кроссовки и перекинул через плечо лямку рюкзака.
— Посмотри на меня, — тихо попросил он. — Пожалуйста, мама.
Она взглянула на него полными слез глазами. Ромка посмотрел на нее, и мамины глаза тут же подернулись зачарованной дымкой. Он никогда не использовал силу против семьи. Но еще никогда семья его не прогоняла. Мама уже не могла пошевелиться. В этот момент он всегда звал волка, и через несколько секунд все уже заканчивалось. Не отводя взгляда, Ромка наклонился к ней. Обнял. Развернулся и ушел.
* * *
— Здоров врать! — хохотнул мужчина, качая головой и откусывая от гамбургера. — Тебе только страшилки и писать, парень. Переводка на шее, конечно, зачетная.
Ромка пожал плечами, улыбнувшись, поболтал ногами.
Парк шумел и щебетал вокруг скамейки под деревом, где они сидели вдвоем. Ромка не знал, что его дернуло рассказать свою историю человеку, которого он видел первый раз в жизни. Может быть, то, что слишком долго все копилось внутри. Может быть, то, что веревочка связи тянула назад, к семье, которая его прогнала, и от этого всего его разрывало болью. А может быть, то, что совсем скоро это не будет иметь никакого значения.
— Малец, тебя серьезно из дому выгнали? — нахмурился мужчина. — Какая-то правда в твоих фантазиях есть?
— Это все правда, — Ромка поднял на него взгляд и ухватил за широкое запястье. — Вы скоро сами убедитесь.
Последний долг семье. Он уже открыл рот, чтобы сказать «приди», но замолчал, прислушиваясь. Веревочка внутри погасла, лопнула и растворилась. И тут же загорелась новая. Она тянулась к нему оттуда, где ждала его семья. И Ромка знал, куда идти.
Он выпустил руку мужчины. Тот все еще смотрел на него отсутствующим взглядом.
— Вам повезло, Геннадий Олегович, — Ромка слез со скамейки. — Совет на будущее — не ведите в своем бизнесе грязные игры и не заставляйте это делать своих подчиненных.
Когда Терентьев пришел в себя, Ромка уже вышел из парка.
* * *
Он добрался быстро. Связь вела его, как навигатор, неслышно подсказывая, где повернуть и на какую улицу выйти. Перед огромным зданием неопределенного цвета Ромка задержался. Грязные стены нависали над ним громадиной, окна неприветливо отталкивали солнечные блики. Это никак не походило на уютный дом, где есть кто-то, кому нужен ребенок, где тебя ждут. Но вокруг раскинулся пустырь, а связь нетерпеливо дергала внутри — сюда, нам сюда. Он потянулся к дверям. В конце концов, внутри часто оказывается не то, что снаружи.
Первое, что Ромка заметил, оказавшись в просторном холле, была ящерица в аквариуме. Огромная. Если бы она встала на задние лапы, то оказалась бы чуть ли не в два раза выше его самого. Варан, вспомнились Ромке уроки биологии. Словно в знак одобрения, варан высунул длинный раздвоенный на кончике язык и ухмыльнулся.
— Здравствуй, — послышался женский голос.
Ромка обернулся. Оказывается, кроме них с вараном, в холле было еще двое — мужчина и женщина. Молодые. Уж точно не...
— Нет, не мама и папа, — фыркнула женщина, не успел он произнести ничего вслух. — Кира.
— И Костя.
Ромка окинул их внимательным взглядом, обернулся к варану. Аквариум был странный.
— А там же...
— Нет стекла, — Кира снова ответила, не дожидаясь вопроса.
— Это хорошо, — улыбнулся Ромка.
Может быть, варан даст себя погладить. Костя протянул ему ключ:
— Твоя комната.
— Спасибо, — Ромка сжал тяжелый ключ в ладони и двинулся по коридору. Откуда-то он знал, куда идти. Спиной он чувствовал три пристальных взгляда.
Дверь поддалась легко и без скрипа, хотя потемневшее дерево выглядело старым и толстым. Ромка шагнул через порог и задохнулся от ударившей в лицо теплой волны. Солнце припекало комнату, пробиваясь сквозь зеленое переплетение винограда на окнах. Возле стола стояло высокое кресло с бархатными подушками. На столе на серебряном подносе лежали персики. Их сладкий запах пропитывал всю комнату. Ромка подошел, взял один, теплый и шероховатый, откусил, обливаясь соком:
— Настоящие.
Из приоткрытого окна неслась болтовня чьих-то веселых голосов и шум сада. Веревочка внутри Ромки вспыхнула и засияла с новой силой, завязываясь, кажется, навсегда.
2 412 просмотров
1 комментарий
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
