Я не преувеличиваю. Я всегда люто ненавидел долгие поездки, особенно в детстве. Часы, проведенные на заднем сидении, доводили меня до грани детской истерики, а из-за шума дороги было невозможно даже нормально поговорить с родителями. Вот до чего доводила меня монотонность — я хотел слушать своих родителей.
Иногда мама пыталась сделать поездку чуть менее невыносимой… для нас обоих. Она покупала пачку комиксов или пару новых игрушек и прятала их до наступления страшного дня. Естественно я знал о комиксах и игрушках и обычно находил их еще до поездки. Наверно, я терпеть не мог чего-то ждать.
Расскажу вам об одной из этих поездок. О самой скучной поездке из моего дома в Нью-Йорке к бабушке и дедушке в Аризону.
Да, мы ехали в Аризону, и я уже успел прочитать все комиксы. По пути мы останавливались на ночь в паре отелей, а еще я выходил размять ноги на каждой игровой площадке, мимо которой мы проезжали. Однако большую часть времени я сидел пристегнутый к сиденью и слушал нестерпимый шум колес.
Уже не помню, в каком штате я увидел первый рекламный щит. Он был потрепан погодой, с него облезла краска, и сам щит было почти не видно из-за деревьев. Я бы его и вовсе не заметил, если бы не образ, который он рекламировал.
«Уимсивуд» — было написано разноцветными буквами над головой единорога.
Пока мы проезжали мимо таблички, я едва успел заметить текст под изображением мифического животного.
«Игры! Аттракционы! Животные! Семейные развлечения! Всего в 25 милях отсюда!»
— Мама! — я закричал, как можно громче, обогнав шум колес на несколько октав. — Мама! Мама! Там парк аттракционов!
Она видела табличку. Они оба её видели. Отец на секунду оторвал глаза от дороги, и родители обменялись неуверенными взглядами. Я сразу понял этот взгляд, хотя видел его впервые. Они не хотели там останавливаться.
— Мама?
Наверно, у меня был невероятно жалобный голос, потому что мама повернулась с улыбкой на лице.
— Ладно, — сказала она. — Если он открыт, мы посмотрим, сколько стоят билеты.
Это было все, что я хотел услышать. Теперь я был готов прыгать от радости. После тоски бесконечной дороги я буквально воспрянул духом.
Каждый раз, когда мимо нас проезжала машина, я пытался заглянуть в окно. Я надеялся, что там будет ребенок моего возраста, возвращающийся из парка. Если бы я увидел хоть одного ребенка с флажком Уимсивуда, плюшевой игрушкой или хотя бы просто с улыбкой на лице, я бы убедился, что парк открыт.
Однако все проезжавшие машины были пусты. Не считая взрослых, конечно, но кого они интересуют?
Глядя на обочину, я пытался убедить себя в том, что вижу признаки того, что парк и в самом деле открыт. Среди них были грязная кукла с дырой в голове, разноцветное полотенце на ветвях высохшего дерева и даже носок на разделительной полосе.
Очевидно, здесь проезжало много детей, которые и оставили эти знаки. Поэтому я все больше и больше убеждался, что поездка будет захватывающей.
Мимо пролетела еще одна табличка. Всё тот же логотип Уимсивуда, та же голова единорога, та же запущенность. На табличке было написано красными буквами: «Открыто!»
— Мама! Папа!
— Знаю, я видела!
— Придется туда заглянуть, — сказал папа, повернувшись к маме.
Последний рекламный щит Уимсивуда стоял в конце гравиевой дороги, которая тянулась позади полосы деревьев. Табличка была похожа на другие щиты, но хотя она была в лучшем состоянии, она казалась еще старее. Буквы были нарисованы вручную, в старом стиле, но текст под головой единорога немного отличался от предыдущих надписей. «Азартные игры! Механические аттракционы! Редкие животные! Веселье для старших и младших!»
Папе не очень хотелось ехать по гравию. Всю дорогу он ворчал и жаловался, слушая, как под колесами хрустели камешки. Я даже расслышал пару ругательств, но тогда меня волновало только надвигающееся веселье.
Парк Уимсивуд был величественным зрелищем. Перед нами предстало невысокое длинное здание, отделявшее дорогу от ряда игровых автоматов, детского зоопарка и каруселей в глубине парка.
В то время я трясся от восторга, как будто переел сладкого.
— Ух ты, — заметила мама. — А здесь миленько.
С глубоким вздохом папа направил машину в сторону парковки.
Половина парковки была полна машин, и это, наверно, еще больше удивило моих родителей. Разбросанные по территории автомобили и минивэны лишний раз доказывали, что Уимсивуд был открыт.
Недолго думая, я побежал к входной двери здания, чтобы убедиться, что оно открыто.
— Эй! — крикнул мне вслед отец.
Я застыл на месте, подумав, что я сделал что-то не то, и покорно вернулся к машине. Вместе мы втроем подошли к зданию. Снова ожидание.
Папа открыл дверь и пропустил нас с мамой. У дверей стояла деревянная коробка с надписью: «Заплатите, сколько сможете! (Желательно по 5 долларов с каждого старше трех лет)». Я заметил, как папа положил внутрь десять долларов и хотел было запротестовать насчет своего возраста, но мне не терпелось попасть внутрь.
Внутри здания было темно, свет исходил только от игровых автоматов и неоновых табличек на стенах. На табличках были указаны не конкретные продукты, а скорее общие понятия. «Весело!» «Круто!» «Прикольно!» Больше всего мне запомнилась надпись «Супер-мощно!»
В то время я еще не бывал в павильонах игровых автоматов, и у меня буквально отвисла челюсть. Теперь мы были в помещении, и я мог носиться как угорелый, не боясь, что меня собьет машина. Вскоре я погрузился в мир писка, криков и компьютерной музыки сотни видеоигр.
Я осмотрел их все. Больше всех меня заинтересовала игра под названием «Череп и кости». Внизу экрана стоял мальчик с арбалетом, стрелявший по скелетам и черепам, которые катились по кладбище, подбираясь к нему все ближе и ближе.
Я побежал к родителям. Оказалось, мама уже подготовила для меня горсть четвертаков. Я немного поиграл, но дойти далеко мне не удалось, так что веселье было недолгим
На этот раз, когда я вернулся к родителям, они говорили с третьим взрослым. Это была невысокая полная женщина в черной одежде. У нее на лбу был рог единорога, привязанный к голове эластичной лентой.
— А вот и мальчик, — сказал толстухе папа.
Он сказал это так, словно давно искал способ закончить разговор.
Женщина повернулась, наклонилась ко мне и поздоровалась. У нее было морщинистое лицо, старое, как таблички в павильоне, а изо рта пахло мочой.
Я ничего не ответил, только прижался к маминой ноге.
— Он стесняется, — объяснила мать. — Приятно было познакомиться.
Мы быстро вышли и подошли к большой поляне позади здания.
— Кто это такая? — спросил я, когда мы отошли на достаточно большое расстояние.
— Она тут работает, — ответил папа. Он сделал паузу и добавил: — Ни на секунду не могла умолкнуть.
Мы сделали еще несколько шагов, и мама с папой снова обменялись встревоженными взглядами.
Около пятнадцати минут я бегал от карусели к карусели, а папа все время смотрел на часы. Меня это не волновало, это был мой единственный шанс хоть немного разлечься. Мне даже хотелось забрать у папы часы и разбить их. Я хотел остаться в парке, а не ехать в дурацкую Аризону.
В детском зоопарке был привычный набор. Козлята, цыплята и много дерьма. Дети моего возраста гоняли птиц, но с козами вели себя очень осторожно. В середине зоопарка у копны сена сидел старик, одетый так же, как и женщина у входа, у него на голове был даже рог единорога.
Он улыбался мне.
После того, как я достаточно погладил животных и походил по дерьму, старик подозвал меня к себя. Сохраняя безопасную дистанцию, я подошел к нему.
Когда я стоял в паре футов от старика, он бросил взгляд на солому у меня под ногами. Я сделал то же самое.
Затем он отбросил часть соломы в сторону.
Под ней лежал один из цыплят. Он был неподвижен, у него было свернута шея. Когда старик отбросил солому, из клюва птицы выползло несколько червей.
Я встретился взглядом со стариком, который все еще улыбался.
— Только другим детям не говори, — прошептал он и поднес палец к своим шершавым почерневшим губам. — А то все захотят посмотреть.
Я всегда любил животных, и это зрелище вызвало у меня отвращение. Я побежал к маме так неуклюже, что она инстинктивно догадалась присесть и удержать меня от падения.
— Что? — спросила она. — Что случилось?
— Там мертвый цыпленок.
— И?
— Он лежал под соломой у того человека.
— Я уверена, что он от него избавится. Иногда животные стареют и умирают. Помнишь, как мы говорили об этом?
Как вы, несомненно, уже понимаете, проблема была не в этом. В то же время, в том возрасте я не знал, как прояснить ситуацию.
Я держался с родителями за руки, практически вися между ними, когда мне вдруг стало ясно, чем я хочу заняться дальше.
Именно тогда в парке раздалось сообщение, которое донесли до нас ржавые громкоговорители на телефонных столбах.
— Добро пожаловать в Уимсивуд, малыши! Спешите, спешите в Деревянный тоннель дровосеков! Дровосеки и дровосечки, собирайтесь в тоннеле и приготовьтесь посмеяться!
Диктор довольно-таки неплохо подражал Гуфи и одновременно ведущему с гонок на монстер-траках.
— Как насчет этого? — спросила мама. — Хочешь пойти в тоннель?
К тому времени, мне полегчало, и я почти забыл о том, что случилось.
— Конечно! — ответил я, воспрянув духом.
Деревянный тоннель был таким же, как и все подобные аттракционы — металлические рельсы, тележка, как на американских горках, и длинный тоннель, в который вели рельсы. Вход в тоннель украшали фанерные деревья и фигура здоровенного дровосека, которая выглядела так, будто целый век простояла под дождем. Она была облезлой и обветшалой, утратившей почти все черты лица кроме густой бороды.
Я сел на заднее сиденье тележки. Там уже собрались дети, и у меня было такое чувство, что если бы я попытался залезть туда раньше, меня бы мигом вытолкнули наружу.
У тележки стояла полная женщина. Она удостоверилась, что все находятся в безопасности, толкая детей, чтобы убедиться, что они не выпадут из тележки. Рядом скакали два человека в неубедительных костюмах единорогов. При этом один из них ржал и сопел.
Рядом со мной сидел хилый паренек в огромных очках и зелено-белой полосатой рубашки. Над губой ребенка свисала сопля, которую он периодически втягивал обратно в нос. Если бы этот пацан улыбнулся хоть немного шире, у него бы отвалилась голова.
Подойдя к концу тележку, толстуха грубо пихнула меня. Она ощупала меня от рук до груди и до ног и коснулась промежности, что вызвало у меня чувство крайнего беспокойства. Это случилось так быстро, что я и пикнуть не успел, как она пошла дальше.
После этого, тележка тронулась.
Все дети махали руками своим родителям, а те помахали в ответ. Я так крепко держался руками за металлическую перегородку, что мог только смотреть на своих родителей, все еще ошеломленный тем, что только что случилось. Мама и папа махали руками, но когда я въехал в тоннель, их радость сменило беспокойство из-за выражения моего лица.
После того, как это случилось, у меня в голове было только одно желание: забыть эту песню.
ЛЕСОРУБ ДЭН ЛЕСОРУБ ДЭН ВАЛИТ ОН ДЕРЕВЬЯ ПАШЕТ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ
ЛЕСОРУБ ДЭН ЛЕСОРУБ ДЭН У НЕГО ТЯЖЕЛЫЙ БЫЛ СЕГОДНЯ ДЕНЬ
Она снова и снова неслась из невидимых динамиков без всяких изменений. Она играла слишком громко, и пара ребят впереди меня закрывала уши. Многие смеялись, а один парень сказал им: «Хорошая песня. Просто вы чмошники!»
Мы проезжали мимо нарисованных сцен лесных пейзажей и маленьких аниматронных лесорубов. У них был тот же набор движений и такой же размер, что и у настольных игрушечных пьющих птичек. Все это напоминало поездку на миниатюрном поезде.
Как только мы сделали поворот, песня ускорилась, как будто кассету поставили на перемотку вперед.
У меня заболели уши от этого скрипучего пронзительного голоса. Теперь уже все дети закрывали уши.
Всю дорогу я смотрел на механических человечков. Они стали двигаться быстрее, намного быстрее, чем может двигаться игрушка и при этом не сорваться с петель.
Лесорубы стали рубить другие вещи.
Скот.
Людей.
Маленькие дровосеки вошли в маленькое поселение и принялись безжалостно рубить маленьких человечков. На землю сыпались брызги крови из красного металла.
Вдруг погас свет. Песня все еще играла, слишком громко и слишком быстро. Я почувствовал, что у меня намокли штаны.
Тележка качнулась. Она качалась все сильнее и сильнее, как будто что-то толкнуло её спереди, потом посередине, а затем и сзади.
Внезапно что-то ударило меня в челюсть — настоящий апперкот. Одновременно что-то хлестнуло меня и по лицу. Это было похоже на детский ботинок со шнурком, обладатель которого как будто пролетел мимо меня, размахивая ногами.
Пошатнувшись от удара, я упал на пол. Я закричал, но музыка заглушила мой крик. Я попытался попросить о помощи сидевшего рядом со мной мальчика, но в тележке, от стенки до стенки, было лишь пустое пространство.
Музыка наконец-то прекратилась, и все затихло.
Сидя в темноте, я тихо хныкал. Я боялся даже слишком громко дышать. Пытался понять, куда все делись.
Я услышал только звуки ресторана, полного чавкающих гостей вперемешку с бездумным жеванием скота. Эти звуки были негромкими, но в темноте казалось, что они звучат отовсюду.
Свет так и не включился, но, к счастью, тележка продолжила свой путь. Вскоре, сидя на полу и потирая распухшую от удара челюсть, я увидел солнечный свет.
Поняв, что опасность миновала, по крайней мере, мне так казалось, я высунулся из тележки и оглянулся по сторонам. После долгого сидения в темноте на солнце болели глаза, но я тут же понял, что я был один.
Речь идет не о том, что я был один в тележке, хотя это действительно было так, а о том, что вокруг меня не было вообще никого. Ни один родитель не подошел, чтобы забрать с аттракциона своего ребенка.
Тележка не успела остановиться, а я уже перебрался через перегородку и спрыгнул на землю. В тот момент я был на грани безумия, я чуть не плакал. Я как можно скорее бежал из Деревянного тоннеля к длинному зданию у входа в парк.
В зоопарке не было никого кроме животных. Все опустело. В игровых автоматах лежали неохраняемые призы, остальные карусели вращались без операторов и пассажиров.
Идя по павильону автоматов, я заглядывал в каждую дверь, чтобы узнать, не зашли ли туда мои родители. Но павильон был пуст, как и весь парк.
Только дойдя до парковки, я наконец-то почувствовал облегчение. Там я увидел маму и папу, они шли к нашей машине. Там же были и другие родители, которые делали то же самым.
— Мама! — закричал я. — Папа!
Ничего. Они даже не замедлили ход.
— Мама! — повторил я отчаянным тоном.
Догнав родителей, я снова встал между ними и взял их за руки.
Они оба вздрогнули и посмотрели на меня, как будто в них вцепилось какое-то чудовище.
— Привет, — сказала мама, словно вспомнив что-то из далекого прошлого. — Привет! Где ты был?
— Мама! — к этому моменту я перешел на крик. — Мама, я был в тоннеле. Вы оставили меня в тоннеле! Куда вы пошли?!
— В тоннеле? — озадаченно повторила мать.
— В тоннеле, — ухмыльнулся папа. — Мы оставили его в тоннеле.
Он смеялся надо мной, притворялся, будто я говорю какую-то бессмыслицу, и будто я делаю это специально. Меня это настолько взбесило, что я слышал свой собственный пульс.
— ПАПА, ЭТО ПРАВДА.
Мне так и не удалось их убедить.
Я до сих пор так и не убедил их.
Через десять секунд после того, как мы сели в машину и покинули Уимсивуд, родители стали вести себя так, словно они никогда не слышали об этом месте. Как будто наше путешествие прошло без остановок.
Мама и вовсе сказала, что мне это приснилось.
Мы только что говорили об Уимсивуде, и мама назвала его миленьким местечком, хотя и немного запущенным, а уже через секунду она сказала, что он мне приснился.
Я заглянул в машину позади нас, тоже ехавшую из парка. Там не было ребенка, который час назад приехал на ней в Уимсивуд.
На пассажирском сидении лежали плюшевый кролик, кружка для сока и книжка-раскраска.
К тому времени, когда мы добрались до Аризоны, настойчивость моих родителей на том, что это был всего лишь сон, плюс общая монотонность путешествия заставили меня сдаться.
Я и вправду задумался о том, что ничего этого не было. Мне почти удалось обмануть себя, но только до того, как мы поехали домой. На обратном пути мы снова проезжали мимо рекламных щитов. «Игры! Аттракционы! Животные! Семейные развлечения! Всего в 25 милях отсюда!»
— Смотри, — сказала мама. — Ты так хорошо себя вел, давай по дороге заедем туда?