Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Самогон
Указать автора!30.5 мин. Страшные истории Грибной Государь 19-06-2020, 14:42 Источник Принял из ТК: Helga
Болотный священник идёт неспеша.
Он в шляпе из веток и в рясе из ряски,
Глядят из карманов лягушечьи глазки,
Нос вымазан илом и плесень везде,
Запуталась рыба в густой бороде.
В руках держит чётки из старой коряги,
Живёт, очевидно, в каком-то овраге.
Общается жестами, давши обет,
Хоть ногти не стрижены семьдесят лет,
Возносит молитвы богам-мухоморам,
Что спят, но, конечно, пробудятся скоро,
А раем зовёт он трясину и слизь.
Ведь все, как-никак, из воды родились!
С. Леврант, «Росар, Безаль и Пансобан»
1
Домишко Никодимыча притаился на окраине посёлка. Скособоченное строение, которое никто не ремонтировал уже лет эдак десять, а то и больше, давным-давно стало частью сельского пейзажа. Стены поросли мхом и ещё какой-то дрянью, крыша перекосилась, даже потемневший от времени флюгер казался сидящей на ветке вороной. Кроме того, с одной стороны кривоватое жилище очень удачно прикрывало от чужих взглядов здоровенное дерево, а крыльцо старательно маскировалось колючими кустами шиповника.
То ещё местечко, короче говоря.
Петрович миновал незапертую калитку, прошёлся по тропинке и постучался. На первый стук, однако, никто не ответил. Мужик почесал подбородок и недовольно нахмурился.
- Без нас начал, что ли?.. - он постучал ещё раз, прислушался и гаркнул, - Хозяин, открывай, гости пришли!
На сей раз за дверью послышались шаги, и из недр домика высунулась физиономия хозяина - тощая, удивительно неопрятная, заросшая сизой щетиной. Испещрённый жилками нос торчал, как дуб среди степей, под глазами виднелись отчётливые мешки... Однако сами глаза были на удивление ясными и адекватными. Глянув по сторонам, Никодимыч пожал плечами.
- Врёшь, Петрович, ты тут один. А говоришь «гости»… Ладно, заходи.
Дверь открылась шире.
- А что, Леопольдыча нет ещё? - спросил Петрович, перешагнув порог.
- Нету. Будем ждать.
Они уселись за видавший лучшие времена стол, укрытый клеёнчатой скатертью, где сиживали уже не раз, и принялись лениво переговариваться, изредка поглядывая на стрелки часов. Третий запаздывал.
Наконец, минут через пять, внутрь протиснулся грузный Леопольдыч, облачённый в неизменную клетчатую рубашку. Он почесал бакенбарды и тяжело вздохнул - одышка давала о себе знать. Тем не менее, с его появлением потрёпанный домик словно бы проснулся. Разговор зазвучал живее и естественнее, глаза заблестели, беседа потекла привольнее. Хозяин ненадолго отлучился в другую комнату, а затем вернулся с банкой малосольных огурцов и массивной бутылью, под завязку наполненной какой-то мутной жидкостью.
Пришло время для самого главного.
Никодимыч был единственным в посёлке самогонщиком, но своё хобби не особенно афишировал. Товар он толкал очень редко, из-под полы и только на сторону, предпочитая вместо этого квасить со старинными приятелями. Те, как и сам Никодимыч, из всех достоинств напитка ценили прежде всего градус, а потому такая бормотуха их более чем устраивала. Собиралась компания нерегулярно, опасаясь, как бы кто из соседей не настучал куда следует. Визитов в обычное время Никодимыч не опасался - всё предосудительное оборудование тщательно маскировалось, и опознать предмет поисков становилось чрезвычайно сложно.
Самогон наполнил стаканы, и все трое дружно выпили, а затем столь же в унисон крякнули. Захрустел на чьих-то зубах огурец.
- Слышь, Никодимыч, - вдруг подал голос Леопольдыч, - А чего это вдруг сегодня у выпивки вкус какой-то странный?
- Кстати да! - оживился Петрович, тоже обративший на это внимание.
Самогонщик почему-то замялся.
- Ну, понимаете… В общем, дело было так…
2
Ранним туманным утром Никодимыч отправился за ингредиентами. Возле железнодорожного полустанка как обычно толпились бабульки, распродававшие нехитрые дары своих огородиков по редкостно смешным ценам. Товарец, конечно, чаще всего был не ахти какой, корнеплоды и яблоки в основном попадались скромные, невзрачные, но на самогон они вполне годились.
В этот раз мужику повезло - подвернулся один из самых выгодных поставщиков. Сухонькая востроносая старушонка брала за свой товар сущие копейки, причём, помимо овощей, она продавала шампиньоны и ягоды, набранные в ближайшем лесу. Порой Никодимычу казалось, что гиперактивная бабулька появляется здесь не ради заработка или обмена новостями, а просто для удовольствия - людей посмотреть, говор послушать. Смешливый характер пенсионерки эту теорию только подтверждал.
По причине дешевизны Никодимыч затаривался здесь практически оптом - совал одну купюру и получал едва ли не половину товара. Вот и сейчас ему достались несколько пакетов, набитых овощами и ягодами, а также большая связка сушёных грибов. Распрощавшись с продавщицей, мужик двинулся прочь.
От железной дороги до посёлка было примерно полкилометра по ухабистой дороге. Затариваться близ дома подозрительный Никодимыч опасался - пару раз его едва не накрыли. Туман, висящий пластами, медленно истаивал - солнце поднималось всё выше, разгоняя белёсую хмарь. Мужик что-то тихо насвистывал себе под нос, глядя, как впереди вырисовываются островерхие крыши.
Через несколько минут он уже сортировал покупки. Подосиновики... Немного малины… Чуть помявшиеся помидоры… Баклажаны… Стоп.
- Это ещё что за хрень такая? - ошалело пробормотал Никодимыч.
Комочек, зажатый в его ладони, походил не то на очень сильно лежалое яблоко, не то на инопланетный гриб, не то на какой-то непонятный орган. Решётчатая грушевидная вещица мутного цвета, перевитая странными жилками, казалась странно знакомой, но в то же время не похожей ни на что привычное. Загадочный предмет неожиданно вздрогнул и часто-часто запульсировал. Никодимыч, матюгнувшись, выронил неведомую штуковину. Та полминуты колотилась по полу, но постепенно замедлилась, вздрогнула ещё пару раз и затихла. Мужик несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего осторожно потыкал хреновину половником. Она, однако, больше не шевелилась.
Всё ещё с подозрением посматривая на непонятный объект, Никодимыч поднял его с пола, однако сеанс гоголевско-булгаковской чертовщины уже закончился. Повертев комочек так и эдак, он подумал было вернуться, дабы спросить у старушки, где она его выкопала, но быстро сообразил, что это будет пустой тратой времени, а переработки в спирт ни одна паранормальщина не выдержит.
На том и порешил.
3
Мужики выслушали быль Никодимыча и покрутили головами, выражая удивление.
- Да-а, - протянул Петрович, - Экология нынче не та, совсем не та… Глобальное потепление, все дела. Вот и растёт тут у нас всякое.
Собутыльники поддержали эту версию - она была куда проще и понятнее, чем всякая мистика. А что та хреновина дёргалась... Мало ли, что могло померещиться в потёмках?
- Ну что, ещё по одной? - предложил Леопольдыч.
Никодимыч с Петровичем поддержали его предложение. Даже несмотря на привкус, самогон по их представлениям был весьма неплохим.
4
Судя по часам, пьянка продлилась где-то до полуночи - хотя Петрович не стал бы за это ручаться, ибо к тому моменту стрелки часов уже заметно расплывались и даже как-то извивались, словно щупальца. Впрочем, до подобных мелочей ему дела не было. Главное, что встреча сегодня действительно удалась, и подпортить её не сумел даже странный вкус самогона.
Обратно они с Леопольдычем двинулись вместе - он жил по соседству, буквально через забор. Шатаясь и поддерживая друг друга, собутыльники целеустремлённо двигались сквозь посёлок. Путь им предстоял непростой.
Колючие звёзды кружились в аспидно-чёрном небе, устроив совершенно неуместную летом метель. Не отставала и земля под ногами - она качалась, словно решив устроить двум забулдыгам корабельную качку или вовсе превратиться из твёрдой почвы в гиблое болото. Торить путь в таких условиях - занятие в высшей степени неблагодарное.
Навстречу мужикам двигалась троица припозднившихся прохожих. На пьянчуг они не обратили ни малейшего внимания. Впрочем, буйство мира эти люди тоже игнорировали, так что Петрович решил, что те были обычным глюком. Тем более что и лица у них были слишком бледные, даже какие-то зеленовато-синюшные.
Тряска и не думала прекращаться, корни упорно лезли под ноги, но мужики героически преодолели опасную дорогу. Оставив Леопольдыча у его калитки, Петрович нетвёрдым шагом двинулся к своей собственной. С небес глумливо заржала жёлтая луна. Петрович продемонстрировал ей средний палец и поковылял дальше.
За калиткой блуждали тени. Некоторое время мужик мутным взором пялился на силуэты деревьев, пытаясь сообразить, кто они такие и что здесь забыли, однако вскоре махнул рукой. Добравшись до крыльца, он зашёл внутрь, запер за собой дверь и облегчённо вздохнул - самое сложное осталось позади. Теперь можно было с чистой совестью завалиться дрыхнуть.
В гостиной, однако, Петровича поджидали новые сюрпризы. Там спиной к нему, разглядывая фотографии, стоял кто-то высокий, тощий и откровенно подозрительный. Взяться незваному гостю здесь было абсолютно неоткуда.
- Ы… - неуверенно хихикнул мужик, - Чёрт зелёный… А ты чего здесь забыл?
Тот развернулся на голос и как-то жужжаще зашипел. Пасть у него оказалась четырёхлепестковая, со множеством кривых клыков и несколькими языками, которые бешено извивались.
- Мать твою! - выпучил глаза Петрович, швыряя в тварь первый попавшийся предмет.
Этим снарядом оказались небольшие настольные часы. Они пролетели сквозь внезапно открывшуюся в животе «чёрта» дыру и с жалобным дребезжанием ударились о стену. Монстр ещё пару мгновений издавал разные звуки, а затем растворился в воздухе.
- Мля… - вытер лоб Петрович, пытаясь унять бешено стучащее сердце, - Всё-таки глюк, что ли?..
На всякий случай он огляделся. Других странных гостей поблизости не наблюдалось, и мужик несколько успокоился. Он прошёл в спальню, предварительно проверив, нет ли там засады, после чего, не раздеваясь, завалился на кровать. Матрас чавкнул, словно трясина. Это было последним, что услышал Петрович прежде, чем отрубиться.
5
Утро выдалось препаскудное. Дело было даже не в том, что проснулся Петрович под диваном, хотя засыпал вроде бы на кровати. Куда более мужика занимали внутренние ощущения - весьма тяжкие и безрадостные.
Покряхтывая, он вылез из-под дивана. Виски ломило, по языку словно прошлись наждачкой, мир вокруг дрожал и расплывался. Мужик не помнил, сколько провалялся в бреду, но заключил, что последняя попойка удалась на славу. Такого похмелья у Петровича не было уже пару лет. Внутренности ныли, будто накануне их лягнул конь - даже синяк остался.
Стеная, придерживаясь за стенку и потирая свободной рукой раскалывающуюся голову, мужик побрёл на улицу, намереваясь подышать свежим воздухом в надежде, что тот принесёт хоть какое-то облегчение. Через пару минут начинание увенчалось успехом - Петрович справился с засовом и выбрался наружу.
Увы, надежда не оправдалась - вне дома было столь же погано, как и внутри. Двор укутал противный сырой туман, который как-то странно струился - словно тысячи белёсых, призрачных червячков. Очертания предметов по-прежнему двоились, а забор на какой-то миг вообще показался стеклянным. Над головой и чуть левее распространяло тошнотворный зелёный свет йаэзлои - в этот раз его было как-то чрезмерно много. Удостоив сияние мутным взглядом, Петрович сошёл с крыльца и бесцельно двинулся вперёд.
У забора его всё же вывернуло наизнанку. Порадовавшись, что никто из соседей этого не видел, мужик вдумчиво изблевал остатки скопившейся в организме полупереваренной жратвы. В голове несколько прояснилось. Петрович смог подняться с колен и уже более твёрдым шагом отправиться домой - сполоснуть физиономию холодной водой, дабы более-менее прийти в себя. Он уже вступил на крыльцо, над которым продолжало парить мерцающее йаэзлои, потянул дверную ручку...
И остановился, пронзённый внезапной мыслью. Очень осторожно мужик поднял голову. Размытый сгусток гнилостных лучей никуда не делся - он продолжал безмятежно дрейфовать, отбрасывая на стены и козырёк пакостно-зелёные блики. Петрович был совершенно уверен, что раньше никакого йаэзлои не видел. И более того, вообще не знал, что это за штука такая. Даже слова такого не слышал. Но всё же… Он икнул, ещё пару секунд неподвижно постоял, таращась на непонятное явление и едва ли не физически ощущая, как в голове заедают шестерёнки, после чего опрометью кинулся домой, со всей силы захлопнув за собой дверь. Повертев головой и убедившись, что внутри никакой чертовщины не наблюдается, мужик с облегчённым вздохом осел на пол.
- Да что ж это? Что ж это за хренотень такая, а?!
В луже рвоты тем временем медленно рассыпался выпавший зуб.
6
Больше в тот день Петрович никуда не выходил. Отпустивший было бодун вернулся с новыми силами и принялся нещадно третировать мужика. Петрович стенал, Петрович хворал, Петрович маялся. Перед глазами всё расплывалось, двоилось, периодически плыли какие-то странные пятна и образы. Левое ухо напрочь заложило. Около полудня к этому прибавился целый букет новых недомоганий, так что скучать не приходилось. Аптечка тоже не помогала, поэтому спать мужик лёг в полном изнеможении.
Сон тоже не принёс облегчения - он был наполнен мутными и тягостными видениями. Бескрайние заболоченные кладбища, незнакомцы с мёртвыми лицами, треснувшая луна, окрашенная в тошнотворный зеленоватый цвет… Несколько раз за ночь Петрович просыпался, стонал и снова проваливался в горячечные грёзы. Под утро бред наконец истаял, и наступил блаженный покой без сновидений.
На следующий день Петрович поднялся в куда лучшем состоянии, вполне бодрым и отдохнувшим. Испытав по этому поводу изрядное воодушевление, мужик отправился на кухню - вчера он так и не нашёл в себе сил затолкать внутрь себя хоть какую-то еду, поэтому живот сводило от голода. Позавтракав, Петрович окончательно пришёл в благое расположение духа и решил немного прогуляться.
Почва вокруг дома изрядно раскисла - видимо, вчера, пока мужик маялся, прошёл сильный дождь. Ярко светило солнце, и его свет, смешиваясь с мерцанием йаэзлои, бросал на землю отсветы потрясающей красоты. Пахло мокрой травой, и к этим запахам невесть откуда примешивалась странная сладковатая нотка. Достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть пробуждающийся лес, росистый луг у кромки воды, распухшее белёсое тело на поверхности… Словом, утро стояло чудесное.
Полной грудью втянув воздух, мужик направился к забору. Толкнул калитку…
- Петрович! Ты?! Живой, что ли?
Это оказался Леопольдыч, хотя узнать его по охрипшему голосу было весьма проблематично. Сосед, перегнувшись через забор, пристально рассматривал собутыльника. Выглядел он погано - каким-то подавленным и осунувшимся. Его бакенбарды пребывали в беспорядке, и, кажется, слегка поседели. Перемены были заметными, но совершенно непонятными.
- Живой, - с удивлением подтвердил Петрович, - А чего?
- Никодимыч помер.
Петрович пошатнулся и ухватился за забор, чтобы не упасть.
- Леопольдыч, бляха-муха… - еле выдавил он, - Ты так не шути…
- Какие, нахрен, шутки?! - вздохнул сосед, - Натурально, вчера утром. Прямо в гастрономе и преставился. Пришёл туда насквозь похмельный, стал закупаться, а потом вдруг захрипел и рухнул, как подкошенный. Сперва думали, просто худо стало, а пригляделись - не дышит. Вот так вот.
Петрович молчал. Поверить в то, что потрёпанный жизнью, но крепкий Никодимыч ни с того ни с сего откинул копыта, было тяжело.
- Знаешь что… - Леопольдыч понизил голос до шёпота, и Петровичу пришлось подойти ближе, - Я думаю, что это он тем пойлом траванулся.
- С чего ты взял? - поразился тот, - Мы же вместе пили…
- Во-первых, вкус вспомни и из чего он его в тот раз гнал, - буркнул сосед, - А во-вторых… Глянь-ка!
Леопольдыч сунул под нос соседу тыльную сторону ладони. Петрович сперва не понял, в чём подвох, но потом присмотрелся внимательнее и вздрогнул. Кожу собутыльника покрывала мелкая, но вполне отчётливая черноватая сыпь крайне неприятного вида. Насколько мужику помнилось, раньше такого не было.
- Вот такая байда, - мрачно подвёл итог Леопольдыч, убирая конечность, - Вчера вылезло и теперь растёт помаленьку. А ты как? Ничего странного не замечал?
Петрович призадумался, однако ничего подозрительного не вспоминалось. Утро, казавшееся таким чудесным, стремительно потускнело и окрасилось в тёмные тона. Даже смешение солнечных лучей с йаэзлои уже не радовало… Петрович, вновь сообразив подвох, едва не поперхнулся, но промолчал. Не хватало ещё сойти за психа.
- Нет, ничего, вроде, - сдавленно прохрипел он, - Знаешь, Леопольдыч, пойду-ка я...
- Ладно, бывай. Если какая дрянь всё же вылезет - ты скажи. Да, кстати...
- Что? - насторожился Петрович.
- Тут прошёл слушок... - задумчиво проговорил сосед, - Мужики, которые везли Никодимыча в морг, клянутся, что он превратился в какой-то серый студень и засрал им всю машину. Вот только когда они приехали, никаких следов там уже не было. Такие дела... Думаю, брешут.
И, не дожидаясь ответа, он скрылся в глубине своего участка. Петрович, едва переваривая эти дикие новости, отправился домой походкой сомнамбулы, стараясь не замечать витающее над крыльцом сияние - со вчерашнего дня его стало ещё больше. В комнаты, к счастью, паранормальное явление пока ещё не вторглось, и это немного успокаивало. В голове бродили и с шумом сталкивались мрачные мысли. Не вполне понимая, что он делает, мужик скинул рубашку и отправился в ванную, к зеркалу.
Зря.
Он в ужасе уставился на покрывающие торс пятна, где кожа посерела и начала паскудным образом шелушиться, словно чешуя.
7
Через несколько минут Петровичу с некоторым трудом удалось себя успокоить. Это наверняка случилось от расстройства нервов и скоро должно было пройти само. На задворках сознания вертелось мудрёное словечко «нейродермит», но никак не удавалось вспомнить, что же оно означает. Как бы то ни было, решил мужик, раз нервное - значит, можно снять старым, проверенным средством.
То есть выпить. Клин клином вышибают, так что это в любом случае не должно было повредить.
Осложняло положение то, что выпивки в доме не обнаружилось. Даже заначка, припрятанная предусмотрительным Петровичем на чёрный день, куда-то подевалась, хотя мужик так и не смог припомнить, когда это он распотрошил закрома родины. Оставалось одно - идти на улицу и топать в магазин за надлежащим лекарством.
Петрович внутренне содрогнулся, но делать было нечего, поэтому он собрался с духом, оделся и решительно покинул дом, старательно не обращая внимания на йаэзлои. К счастью, бдительный Леопольдыч поблизости уже не крутился, так что неприятного разговора о болячках удалось избежать.
Выйдя за калитку, мужик двинулся влево по неширокой улочке, в противоположном направлении от соседа-собутыльника и домишки покойного Никодимыча. Солнце поднялось выше и понемногу начинало припекать. Дорожная грязь медленно подсыхала, не оставляя попавшему туда пауку ни единого шанса. Всё было обыденно и буднично, покуда Петровича не остановил запах.
Это был причудливый аромат, не вполне знакомый, но весьма приятный. Повертев головой, мужик обнаружил его источник - возле забора валялась дохлая крыса. В открытой ране на боку виднелись желтовато-белые рёбра, над трупиком кружились мухи. Петрович подошёл ближе, присел на корточки и с удовольствием принюхался. Вблизи крыса выглядела ещё красивее, чем издали, к тому же мерцала изнутри мягким бледно-зелёным светом.
Внезапно мужик почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Какая-то бабулька, вцепившись в деревянную клюку, смотрела на него с непередаваемой смесью изумления, ужаса и брезгливости.
- Допился, скотина, - вымолвила она, после чего быстро-быстро засеменила прочь.
Некоторое время Петрович недоумённо смотрел ей вслед. Неожиданно до него дошло, чем он сейчас любовался и к чему с наслаждением принюхивался. Сдержать рвоту удалось лишь героическим усилием воли. Он отшатнулся от разлагающегося трупика, а затем помчался к магазину. В голове вновь заедали шестерёнки - ржавые, покрытые плесенью.
Пришёл в себя мужик уже дома. Судя по тому, что на столе стояла высоченная бутыль с водкой, пропавший из памяти поход в магазин увенчался успехом. Судорожно вздохнув, Петрович откупорил заветный сосуд и принялся жадно пить прямо из горла.
8
Наконец, в его голове воцарился туман, надёжно отсекавший воспоминания о мерзостных болячках и прочих загадочных событиях. Он сгущался постепенно, из лёгкой дымки - сперва Петрович повеселел, потом успокоился, а к тому моменту, когда бутыль опустела, мужик погрузился в равнодушное оцепенение и был абсолютно невозмутим, словно просветлённый буддийский монах.
Комната неуловимо изменилась. Стены отдалились, помутнели и стали еле заметно колыхаться. Петрович встал из-за стола, икнул и выронил бутылку. Та глухо чвакнула, медленно утонув в досках пола, но мужик проигнорировал это. Он точно помнил, что должен куда-то пойти, но маршрут, секунду или три века назад казавшийся совершенно ясным, успел совершенно изгладиться из памяти. Почесав затылок, Петрович неуверенно двинулся куда-то вглубь дома.
Заросшие серо-коричневым мхом стены по-прежнему дрожали, а гниющая флора складывалась в отдельные надписи. Причудливые кляксы и ветвистые спирали букв, казалось, росли в самом мозгу Петровича, проецируясь на окружающие поверхности исключительно в форме иллюзий... Но, поскольку сейчас он был тождествен стенам, появилась возможность в буквальном смысле взглянуть на себя со стороны.
Путь затянулся и закончился как-то внезапно. Только что мужик шёл по казавшемуся бесконечным коридору, погружённому в зеленоватую мглу - и вот уже стоял возле круглого столика, кажется, посреди гостиной. Или нет?.. Петрович помотал головой. Всё вокруг настолько исказилось и перемешалось, что даже ориентация в собственном доме доставляла изрядные проблемы.
На столе лежала сложенная газета. Развернув её, мужик обнаружил, что та пожелтела, растрескалась и была готова рассыпаться прямо в руках, словно была издана ещё до революции.
- Что за фигня?..
Петрович осторожно приблизил лист к глазам, бегло взглянул на первую полосу и издал матерный вопль - с фотографий скалились рожи полуразложившихся мертвецов. Даже скверное чёрно-белое фото не могло скрыть пролежней, гнойных нарывов и прочих неописуемо мерзких деталей. Гадостная газетёнка, выпав из пальцев, рухнула на стол и обратилась бумажным прахом.
Внезапно жёлто-серая кучка зашевелилась, и оттуда выполз червяк. Затем ещё один. И ещё... Петрович некоторое время остолбенело таращился, глядя, как гнусное воинство торопливо прибывает в числе, а потом дико заорал и бросился наутёк, не разбирая дороги. Воздух неожиданно загустел, потом звучно чавкнул, расступаясь, и мужик нежданно-негаданно очутился на улице, словно прошёл прямо сквозь стену. Впрочем, эта мысль мгновенно вылетела из головы - Петрович сразу сообразил, что не помнит в посёлке такой улицы. Узкая дорожка петляла меж грязных кирпичных домов с выбитыми стёклами и обрывалась возле слабо фосфоресцирующей водной глади.
Вода?.. Откуда, если до ближайшей речки полкилометра пути?!
Уловив краем глаза смутное движение, Петрович развернулся. Возле замызганной стены полуразрушенного дома валялся собачий труп. Он наполовину сгнил, да к тому же зарос здоровенными чёрными грибами преотвратного вида, распространяющими ни на что не похожий тяжёлый запах. Внезапно мёртвый пёс дёрнулся, перевернулся, противоестественно изогнув лапы, и встал. Пустые глазницы, затянутые паутиной, внимательно уставились на мужика. Тот издал полувскрик-полувсхлип, развернулся и бросился бежать. То, что нельзя поворачиваться к собаке спиной, убегать от неё, злить Гнилых Гончих, сейчас не имело никакого значения. Прописные истины отошли на задний план, и осталась лишь одна мысль - прочь!.. Прочь! Прочь!!!
Петрович вылетел на пирс и замер. Ему казалось, что вода в конце улицы - это река, максимум озеро... Однако увиденное было выше всякого разумения, поскольку перед мужиком открылась морская гладь. Волны, фосфоресцирующие зелёным огнём, простирались до непривычно далёкого горизонта, где смутно виднелся тёмный силуэт острова, покрытого циклопическими руинами. В стремительно темнеющем небе появлялись первые огоньки. Услышав за спиной мерный костяной топоток, Петрович понял, что загнал сам себя в ловушку... И тут покрытые илом доски треснули, разбрасывая во все стороны трухлявые щепки.
Опора ушла из-под ног, мужик поперхнулся и по пояс погрузился в ледяную жидкость. Замолотив руками по поверхности, он дико заорал…
…а через мгновение обнаружил, что сидит в ванной, судорожно хватая ртом воздух. Из зеркала на него смотрел всё тот же Петрович, только перепуганный до смерти, бледный и покрытый испариной. Оно не отражало ничего предосудительного, однако мужик всё равно осторожно огляделся. Всё, однако, было по-прежнему - никаких чудовищ, червей и мертвецов, ни следа плесени на стенах. Слегка успокоившись, он решил пройтись по дому. Мшистые узоры куда-то пропали, останков газеты, равно как и самих червей, тоже не обнаружилось. Вывод напрашивался однозначный, пусть и неутешительный - «белочка», причём запущенная.
- Вот тебе и успокоил нервы, - удручённо пробормотал Петрович, пытаясь найти полупустую бутылку.
Той, однако, нигде не было, словно она действительно провалилась сквозь землю. Решив, что потрясений на сегодня более чем достаточно, а выпивка отыщется позже, мужик, вяло переставляя ноги, отправился спать. В уголке его сознания мелькнула мысль, что раньше комнаты располагались совершенно иначе, однако Петрович не успел её удержать, и та сгинула в водовороте других идей.
9
Извилистая тропа сна снова привела его на заболоченные погосты. По колено в воде, под тёмным небом, Петрович бездумно бродил между покосившихся деревянных крестов, разглядывая полустёршиеся надписи. Имена, годы жизни, редкие фотографии... Однообразный, нечеловечески тоскливый пейзаж. Кое-где из трясины торчали узловатые стволы деревьев, воздевая к небесам голые ветви. Наверх мужик, предчувствуя что-то нехорошее, старался лишний раз не смотреть.
Одна могила, по виду свежая, привлекла его внимание. На прикреплённой к серому камню табличке виднелась полустёршаяся надпись.
- Дмитрий Никодимович Гемпель. 1969 - 2014 гг. Он не успел увидеть Начало.
Почесав затылок, Петрович сделал шаг в сторону и наткнулся на ещё один свежий крест.
- Александр Леопольдович Иванов. 1984 - 2014 гг. Он был близок...
Третий, неожиданно чистый и неповреждённый, обнаружился неподалёку.
- Игорь Петрович Лосев. 1979 - Начало. Стой в дверях, - с трудом прочитал мужик.
Повинуясь какому-то чутью, он запрокинул голову и понял, что на небе нет ни Луны, ни звёзд - только безграничная, абсолютная, подавляющая своим объёмом пустота. Там не было ничего, кроме пары мерцающих фиолетово-зелёным светом туманностей, медленно тающих в равнодушной космической мгле. Скоро их свет окончательно погаснет, и вечная тьма сомкнётся над кладбищем… Над землёй мертвецов. Живым здесь никогда не было места. Петрович лёг на спину между могил и расслабился, чувствуя, как вода затекает в нос, заполняет лёгкие… Как разум погружается во тьму.
Проснувшись, мужик первые мгновения собирался с мыслями, пытаясь понять, что же его разбудило. Окно оказалось настежь открытым, и желтоватый лунный свет заливал комнату. Над горизонтом восходила Птичья Звезда, заставляя Стаю Иршварием покинуть бездонные подземные норы и устремиться в столь же чёрные небеса. Но не доносящееся с облаков тоскливое блеянье, не колышущиеся тени деревьев и даже не порывы сухого ветра, успевшего покрыть мелкой пылью одеяло, были причиной внезапного пробуждения. На подоконнике, вцепившись в дерево изогнутыми когтями, мрачным силуэтом восседала ворона. Во всяком случае, Петрович опознал это существо, вместо перьев покрытое чем-то вроде лишайника, именно так. Чуть склонив голову, оно внимательно разглядывало мужика немигающим блестящим глазом, периодически раскрывая клюв.
Взгляд птицы ему совершенно не понравился. Неприятный, цепкий, чрезмерно осмысленный... Птицы не имеют права так смотреть. Тем более на людей. Тем более… Додумать сумбурные мысли мужик не успел. Ворона неожиданно взмахнула широкими крыльями, рассыпая мелкие клочки странного оперения, и медленно полетела к двери. Во рту у Петровича пересохло. Во все глаза он смотрел на ночную гостью, совершенно не представляя, что делать, если зловещая тварь вдруг направится к нему…
Однако та, косясь на мужика безумной звёздочкой глаза, не меняла направления. Хотя комнатушка была небольшой, вороне потребовалось по меньшей мере три минуты, чтобы преодолеть это расстояние. Впрочем, Петрович не был уверен, действительно ли прошло столько времени или ему это показалось. Достигнув цели, птица опустилась на дощатый пол, хрипло каркнула и клюнула дверь. Затем ещё раз. И ещё… После каждого удара та ощутимо содрогалась и, наконец, раскололась пополам. В образовавшейся щели Петрович успел разглядеть какие-то кружащиеся вихри, но ворона почти сразу же протиснулась туда, загородив обзор. Мужик моргнул, а когда открыл глаза, всё оказалось таким, словно ничего и не было. Лишь по полу тянулась дорожка из обрывков какой-то губчатой массы.
Несколько минут Петрович, накрывшись одеялом с головой, напряжённо ждал, что птица вернётся, но вскоре его вновь сморил сон.
10
Утром он тщательно обыскал весь дом, нервно оглядываясь по сторонам при малейшем шорохе. Никаких следов ночного визита Петрович, однако, не нашёл, поэтому решил, что это был всего лишь кошмар. Но вскоре у него обнаружились проблемы поважнее. Изучив своё отражение в зеркале, мужик обнаружил, что мерзкие серые пятна никуда не делись - более того, они прибавились в количестве и явственно разрослись. Теперь кожа шелушилась ещё сильнее и во многих местах вспучивалась странными бугорками. Петрович осторожно потрогал один из них и, к своему удивлению, совершенно не ощутил боли. Это отчего-то напугало его сильнее других симптомов.
Что ж, похоже, ему действительно стоило наведаться к Леопольдычу - если вчера ещё можно было утешать себя «нервным расстройством», то сегодня стало совершенно ясно, что дело действительно дрянь. Тяжело вздохнув, мужик оделся, проверил, все ли очаги болезни спрятаны от посторонних глаз, после чего вышел на улицу.
Встал он, как выяснилось, далеко за полдень. Над крыльцом продолжало мерно струиться йаэзлои, неприятно напоминающее о ночных снах. Вчерашняя грязь окончательно высохла, что мужика неожиданно разочаровало - хотя причину такой реакции он не понял.
Леопольдыч открыл сразу, без разговоров запустил соседа внутрь и сразу же запер дверь.
- Ну что, тоже? - поинтересовался он.
Петрович молча кивнул и стянул рубаху. Леопольдыч слегка вздрогнул, хмуро изучая неведомые болячки.
- Да, пакостно… Но у меня ещё гаже. На, глянь-ка! - и он продемонстрировал правую руку, которую до того старательно держал в тени.
Петрович поперхнулся. Это была уже не вчерашняя сыпь. За сутки с небольшим рука претерпела омерзительную метаморфозу. Поскольку сегодня Леопольдыч был в майке, поражённую конечность удалось рассмотреть целиком, от плеча до кончиков пальцев. По всей её поверхности вздымались бугры - огромные, складчатые, ветвящиеся, оплетающие руку целиком. Между ними были глубокие впадины, образующие целый лабиринт, отвратительно похожий на извилины головного мозга. Петровичу померещилось, что там кто-то копошится.
Ужасные наросты источали ощутимый жар и едва заметный сладковатый запашок.
- Мля-а-а… - протянул Петрович.
- И не говори, - согласился сосед, - Почти не болит, вот в чём самая странность. Хотя рука вся горячая, как не знаю что.
Некоторое время собутыльники молчали. Наконец, Петрович неуверенно заговорил.
- Знаешь, я вот думаю... Наверняка та бодяга, о которой Никодимыч, мир праху его, рассказывал, была радиоактивная…
- Думаю, ты прав, - протянул Леопольдыч, - Наверняка радиоактивная, точно. Потому и мутируем… А радиацию лечат водкой!
- Серьёзно, что ли? - взглянул на него Петрович.
- Натурально! - подтвердил тот, - Спирт того, обеззараживает, я в книжке читал. Так что самое правильное дело, уж поверь!
- Ту хреновину почему-то не обеззаразил, - буркнул Петрович, - Но ладно уж, наливай. Хуже вряд ли будет.
Леопольдыч немедля притаранил откуда-то запотевшую бутылку и принялся разливать животворный напиток.
- А закусь? - возмутился Петрович.
Сосед попытался было возразить, что в чистом виде получится целебнее, но нарушить традицию не посмел.
Примерно пять минут они квасили вдвоём, а следующие полчаса - втроём.
- Слушай, Петрович, - неожиданно спросил Леопольдыч, - Откуда третий?
Мужики замерли, а потом синхронно повернулись к незнакомцу. Тот невозмутимо наливал себе очередной стакан. Он был высоким, нездорово толстым, в ветхом сером плаще и широкополой шляпе, скрывавшей лицо. Рука у него была нездорово бледная и какая-то откровенно неправильная. Незнакомец запрокинул голову и залил в себя содержимое стакана. Мужики, глядя на него, синхронно заорали.
Под шляпой скрывалась белёсая раздутая морда с многочисленными гнойниками и россыпью мелких глазок над здоровенной, в пол-лица, пастью. Вместо зубов рот чудовища усеивали ряды полупрозрачных студенистых отростков с кучей шевелящихся ресничек, а короткий иссиня-чёрный язык в нескольких местах пропарывали крохотные шипы. Склизкая конечность монстра снова потянулась к бутылке. При этом от неё отвалился клок кожи, обнажая серо-зелёное мясо и цепочку мелких переплетающихся рёбер. Петрович с Леопольдычем опрометью бросились из комнаты. Каким-то шестым чувством они поняли, кто к ним вернулся.
11
- Его там точно нет? - в сотый раз спросил Петрович.
- Точно, - вновь подтвердил Леопольдыч, - Блин, харэ спрашивать, возьми да посмотри сам!
Полчаса назад перепуганные мужики забились в дальний конец дома и даже начали баррикадироваться, но быстро сообразили, что за ними никто не гонится. Они с подозрением переглянулись и подождали ещё немного - однако утративший человеческий образ покойник не спешил появляться на пороге, протягивая к собутыльникам склизкие белёсые лапы. Осторожно выглянув в соседнюю комнату и убедившись, что страшный гость исчез, мужики немного успокоились.
- Ладно, тогда заходи, раз уж его там нет, - проговорил наконец Петрович.
Хозяин помялся, не желая признавать, что ему тоже меньше всего хочется переступать порог, однако всё же решился и вошёл внутрь. Гость последовал за ним. Миг спустя они синхронно скривились.
- Ну и вонища… - протянул сосед.
Петрович согласно кивнул. Вонь в комнате действительно стояла нечеловеческая, словно там несколько дней прела какая-то падаль. Однако было совершенно непонятно, что именно её вызывало - комната выглядела совершенно обыденно.
- Откуда ж так несёт?.. - пробормотал Леопольдыч, делая несколько шагов, и внезапно замер, - Ёма!!!
- Чего там?.. Ы!
Возле стула, на котором сидел чудовищный третий, валялись серые плащ и шляпа, стремительно пожираемые тленом. От распадающихся тряпок и исходил смрад, насквозь пропитавший всё помещение. В прорехах ткани стремительно прорастали кривоватые чёрные поганки зловещего вида. Петрович содрогнулся. Такие грибы он видел не далее как вчера - на гнавшемся за ним собачьем трупе.
- Ни хрена себе… - одеревенело пробормотал он.
- Ага, - ответил столь же шокированный сосед.
Затем он наклонился к разрастающимся грибам, практически скрывшим под собой серую ветошь. Те уже не просто увеличивались в размерах, но начинали приобретать причудливые, гротескные формы, переплетаясь между собой, будто клубок выбирающихся из-под земли червяков. Мужик аккуратно, обернув пальцы тряпкой, сорвал один из чёрных комочков, задумчиво повертел его перед глазами, а затем совершенно неожиданно отправил в рот и начал жевать.
- Мля, Леопольдыч! - воскликнул Петрович, рефлекторно шагнув назад, - Ты что, бляха-муха, творишь?!
- Слушай, а ведь вкусно же! - удивлённо ответил тот, - На вот, сам попробуй!
Гость хотел было высказаться, что скорее сдохнет, чем прикоснётся к подобной дряни, а затем демонстративно проблеваться, но тут запах поганок приобрёл новые, поистине чарующие нотки, и рука сама потянулась к ближайшему грибу. Петрович попытался было воспротивиться, однако, повинуясь непреодолимому желанию, сорвал самый крупный гриб и с хрустящим чавканьем откусил от шляпки. По небритому подбородку потекла тёмная вязкая жидкость.
Рот заполнился жуткой горечью, которая мигом спустя сменилась сотнями тысяч оттенков непередаваемого вкуса. По ощущениям странный гриб был жёлто-зелёным, харрадным, тлашгальтным и много каким ещё. Петрович пустил слезу, ощущая, как мир вокруг него наполняется сочными красками гниения и распада.
Следующие часы прошли в экстазе и чревоугодии. Мужики насыщались грибами, бормоча невнятные тосты и наслаждаясь подлинным блаженством. Пульсирующие стены медленно истекали разноцветным гноем. Наросты на руке Леопольдыча отчётливо шевелились, через плечо переползая на шею. От поганок по полу во все стороны растекались дорожки бледного мха, образующие гипнотические узоры.
- Во славу Гнилого Господа и… - начал было Петрович, прожевав очередной гриб, но не договорил.
В его голове что-то щёлкнуло - или, скорее, раскололось, подобно уже ненужной скорлупе яйца, из которого, наконец, вылупился долгожданный детёныш. Ум прояснился, заполнившись восхитительно затхлым ветром, и с глаз спала пелена. Мужик увидел, как все окружающие предметы тускнеют и растворяются, уступая место кипящей огненной зелени - неизмеримо более реальной, чем что бы то ни было, созданное человеком. Впрочем, понятие «места» теперь было лишено даже намёка на смысл - порочная связь времени и пространства окончательно прервалась. Йаэзлои, вечное и неизбывное дыхание энтропии, наполнило исчезающую комнату, неся с собой бесчисленные сакральные знания. Взор просветлённого Петровича заглянул сквозь струящийся эфемерный огонь за пределы бесчисленных вселенных - туда, где сгинули эпохи, погибли ледяные светила и неуклюже двигались циклопические мертвецы, предаваясь нечестивым занятиям. Следуя за мерцающим потоком, он на долю секунды узрел даже исполинские органы Пирующего Провозвестника - но тут его сознание, наконец познавшее смысл бытия, судорожно вздрогнуло и провалилось во тьму.
12
Очнулся он в наимерзейшем состоянии - по сравнению с ним даже прежнее похмелье не казалось таким ужасным. Череп пульсировал, словно оттуда вынули мозг и затолкали внутрь с десяток здоровенных пауков. Конечности, раскинувшиеся под неестественными углами, затекли и теперь нещадно ныли. Во рту прочно поселился мерзостный привкус. Туловище же подавало сигналы столь странные, словно все внутренние органы превратились во что-то принципиально иное.
Подёргивая непослушными руками и ногами, мужик кое-как поднялся на колени, и его сразу же вывернуло наизнанку. Рвота оказалась тёмно-фиолетовой, с зеленоватыми разводами. Кое-как сфокусировав зрение, Петрович заметил плававшие в ней невнятные кусочки и два желтоватых, насквозь прогнивших зуба. Несколько мгновений он оторопело пялился на мерзкую лужу, как вдруг к нему вернулась память.
- Твою мать! Мы ж этими грибами вчера обожрались!.. А вчера ли?.. - тихо просипел он, практически не контролируя хаос мыслей.
Грузно рухнув на пятую точку и ощутив, как организм странно хрустнул там, где хрустеть в общем-то ничему не полагалось, Петрович огляделся. Все следы недавнего пиршества исчезли. Не осталось ни сочащегося прямо из воздуха зловонного гноя, ни разбегающихся дорожек мха, ни потустороннего сияния... Однако затем взгляд мужика упал на Леопольдыча, и он проблевался повторно - сосед выглядел ещё гаже, чем прежде. Вздувшиеся бугры оплели плечо, почти половину торса, отчётливо выделяясь под майкой, и захлестнули шею, вплотную подбираясь к голове. В некоторых местах стенки мерзостного лабиринта плоти хаотично пульсировали, создавая впечатление переползающих под кожей змей.
Движимый неясной мыслью, мужик перевёл взгляд на свои руки - и хрипло выматерился. Кожа ладоней переродилась в какую-то скорлупу, а сами кисти заметно искривились, словно попали в мясорубку, после чего неправильно срослись. Собравшись с духом, он оглядел себя внимательнее и понял, что лучше бы этого не делал. Пугающие волдыри за время отключки существенно увеличились в размерах и стали отдалённо похожими на сосновые шишки. Было совершенно непонятно, как они не мешали лежать. Петрович осторожно потрогал один из бесчувственных наростов и понял, в чём дело - тот сгибался, словно резина.
- Мля-а-а!.. Теперь точно на улице не покажешься...
Теперь следовало привести в чувство соседа, который очевидно был жив. Собрав остатки сил, мужик принялся тормошить собутыльника.
- Леопольдыч! Леопольдыч, зараза, очнись!
Тот хрипло закашлялся, но глаза открывать не спешил. Петрович неуклюже пнул соседа, и Леопольдыч, наконец, пришёл в себя.
- Бли-и-ин, как хреново-то, - простонал он, - Мля, когда тебя так поуродовать успело?!
- Сам не краше, - буркнул в ответ Петрович, помогая собутыльнику подняться, - Не надо было жрать ту дрянь, однозначно…
- Какую? - искренне удивился Леопольдыч, поставив гостя в тупик.
Очень скоро выяснилось, что хозяин хаты воспринимал последние события совершенно иначе - во всяком случае, с определённого момента. Он точно помнил, как они бухали с мертвецом, убежали от него, потом вернулись в провонявшую комнату и нашли там гнилую ветошь, однако далее начались различия. По версии Леопольдыча, тряпки действительно стали распадаться, но не поросли никакими грибами, а стали ярко и разноцветно мерцать. Последним, что сохранила его память, был взрыв йаэзлои.
Петрович поскрёб затылок. По всему выходило, что кто-то сошёл с ума - то ли один из них, то ли оба сразу, то ли вообще весь мир. Более того, мужик с ужасом обнаружил, что отчётливо помнит и описанное собутыльником вплоть до мелочей. Два взаимоисключающих воспоминания были готовы закоротить мозг намертво. Судя по отстранённому взгляду соседа, тот тоже это заметил.
- Слушай, - вдруг проговорил он, - А может, это йаэзлои... И есть радиация? Зелёное, светится…
- А что, может быть, - подумав, подтвердил Петрович, - Облучило, вот и мутируем так быстро.
Покивав друг другу, мужики несколько успокоились, не обратив внимания, что пользуются словом «йаэзлои», воспринимая его как должное.
- Слышь, - через некоторое время начал Петрович, - Можно у тебя до темноты перекантоваться? А то хрена с два днём вылезешь.
- Не вопрос, - согласился Леопольдыч.
Время до вечера пришлось коротать разговорами - запас спиртного исчез в пасти мертвеца, а газет, чтобы отвлечься, не нашлось. Какое-то время они пытались смотреть телевизор, но там были лишь новости, и всё какие-то неправильные. Когда мужики заприметили, что в футбольном матче используется человеческая голова далеко не первой свежести, они поскорее выключили ящик, а затем и радио.
Когда достаточно стемнело, Петрович выглянул наружу, убедился, что рядом никого нет, и попрощался с соседом. В чёрном небе мутно мерцало созвездие Болотного Древа, раскинув свои кривые ветви над посёлком. Где-то вдали заливались протяжным воем собаки. Мужик дошёл до своего жилища, поскорее забежал внутрь и, забыв запереть дверь, поплёлся в спальню. Торопливо раздевшись, он улёгся в кровать и мгновенно уснул, созерцая то же, что и в предыдущие три ночи.
13
Сон не хотел отпускать, истаивал медленно, тяжело. Петрович возвращался в явь нервными рывками, с почти физической неохотой покидая омут мутной дрёмы. Через веки проникал тусклый свет, с каждой минутой становящийся всё ярче. В голове носились догорающие обрывки ночных видений и чуждые, невнятные мысли. Где-то на переделе слышимости угасал едва различимый шёпот, неведомым языком напевавший причудливые псалмы.
Наконец, мужик разлепил глаза. Всё было видно приглушённо и размыто, словно сквозь водную толщу. Безуспешно попытавшись проморгаться, Петрович зевнул до хруста в челюсти и предпринял попытку сесть... Однако с ужасом обнаружил, что попытка не удалась, будто он приклеился к кровати.
Поражённо матюгнувшись, мужик принялся изо всех сил рваться прочь, но всё было тщетно. Как он ни извивался и ни брыкался, ничего не удавалось. Постепенно до него начало доходить, что ощущения были крайне необычными. Прекратив на время попытки освободиться и отдышавшись, Петрович решил оглядеться, дабы понять, что же его держит.
Севшее зрение не сразу позволило распознать даже находящееся прямо перед глазами пространство, однако в конце концов приподнявший голову Петрович сумел разглядеть свой торс, прикрытый одеялом. Прямо над его грудью в ткани красовалась внушительная дыра, из которой выползало нечто вроде зеленовато-серого шланга, спускавшегося куда-то на пол. Присмотревшись внимательнее, мужик понял, что ещё несколько таких штуковин торчат с разных сторон, прорвав одеяло или просто вылезая из-под него. Одни свешивались с края кровати, другие исчезали в щели между ней и стеной, третьи же просто лежали свёрнутыми кольцами.
В их расположении угадывалось нечто смутно знакомое, и Петрович напряжённо попытался понять, что именно. А затем вспомнил, и эта мысль прошлась по всему телу ледяным холодом. Загадочные образования торчали аккурат из тех мест, где появились мерзкие шишковидные наросты. Значит, за ночь эти болячки проклюнулись... Но чем они стали? Мужик с нечеловеческим трудом сумел повернуть голову, а затем несколько минут отказывался верить тому, что видит. Жуткие щупальца доходили до самого пола, исчезая в промежутках между вывороченными досками паркета.
Петрович пустил корни.
Взвыв, он утроил попытки освободиться, но результат по-прежнему был равен нулю. Мужик не ощущал никакой боли, однако проклятущие отростки напрочь отказывались рваться - только растягивались, как резиновые, а затем сокращались до исходной длины. Слабо подёргивать конечностями и вертеть головой - всё, что удавалось.
Наконец, силы иссякли, и мужик сдался, в изнеможении уронив голову. В раздувшемся брюхе понемногу зарождался голод, язык пересох от жажды, а он не мог даже покинуть кровать. Петрович тихо взвыл на одной ноте. Невыносимо захотелось плакать. Он был полностью беспомощен, ничего не мог поделать в этой ситуации - и теперь его нервы, изрядно потрёпанные событиями последних дней, окончательно сдали. Мужик всхлипнул, и по его щекам покатились едкие желтоватые слёзы.
Долгие часы он провёл, то проваливаясь в тягостный бред, то возвращаясь к реальности. Ему постоянно мерещились какие-то гнусные твари, шныряющие по стенам - вроде голых крыс, но гибких, как слизни. Порой он замечал в воздухе паутинки зелёного свечения, которые пропадали, стоило лишь сморгнуть. В ушах то и дело возникал назойливый шёпот, из которого Петрович, впрочем, не мог разобрать ни единого слова. Голод и жажда усиливались, и порой мужик мечтал, чтобы одна из склизких крыс свалилась с потолка ему в рот. Однако те лишь гнусно хихикали, перекатываясь туда-сюда, а порой и вовсе пропадая в пространственных язвах.
В очередной раз мужик очнулся, когда за окном показались первые звёзды и начала прорастать луна. Издалека слышался смутно знакомый звук - кто-то стучал в дверь дома. Затем послышался резанувший уши скрип - неведомый визитёр обнаружил, что вход не заперт.
- Петрович? Э-эй, Петрович!..
Голос был очень знакомым. Леопольдыч! Появление соседа обрадовало, и мужик попытался крикнуть, что он здесь, но из пересохшей глотки вырвался лишь тихий булькающий хрип. Тогда он принялся метаться по кровати и стучать в стену, пытаясь привлечь внимание. Это сработало - шаги стали приближаться, и через некоторое время собутыльник переступил порог спальни.
- Петрович! Ты чего это? Совсем хреново, да?.. - начал было Леопольдыч, но осёкся, заметив ещё сильнее разросшееся сплетение корней.
Тот, в свою очередь, уставился на него. Бугры топорщились под клетчатой рубашкой, оплетая шею, грудную клетку и большую часть левой руки. Комнату заполнил ощутимый запах тлена - за прошедшее время он заметно усилился. Те опухоли, которые не удалось прикрыть одеждой, налились нездоровыми оттенками, навевая мысль о болезненной радуге.
- Мля-а-а… - проговорил Леопольдыч, - Ты как это ухитрился?
В ответ мужик просипел нечто неопределённое. Сосед моментально догадался, что от него хотят, вышел из комнаты и вскоре вернулся со стаканом ржавой воды. Петрович, вцепившись в холодное стекло набором торчащих прямо из плеча кривых, узловатых отростков, некогда бывших пальцами, принялся жадно пить, едва не захлёбываясь. Жажда отошла на второй план, зато голод вспыхнул с новой силой - но это всё же было лучше, чем ничего. Теперь мужик хотя бы мог нормально говорить.
- Пророс, как видишь, - констатировал он очевидное, - Ни попить, ни пожрать… Лежу и глючу. Хрень полнейшая.
- Хрень… Я вон тоже, как видишь, цвету и пахну, - сосед невесело усмехнулся.
Они помолчали.
- Леопольдыч, сделай доброе дело... Принеси чего-нибудь пожрать, а? С утра голодный, как собака.
Тот вздохнул и снова отправился на кухню. Петрович увидел на его спине несколько кривых рогов, прорвавших рубашку.
14
Впервые за сутки утолив голод, он расслабился, и его сморил сон без сновидений. Эта передышка оказалась очень кстати - проснулся мужик бодрым и отдохнувшим, пусть даже преисполненным странными ощущениями. Изменилось что-то ещё, и с привычной обречённостью Петрович стал соображать, что именно.
Постепенно в дремлющий мозг стало проникать осознание. Сегодня он ощущал кровать, как часть собственного тела - корни наконец подключились к заражённому организму. Петрович взмок от ужаса. Граница между сном и явью стёрлась, исчезла, и он остался в каком-то неясном зыбком состоянии. Разум, как зрение днём раньше, размылся, лениво клубясь внутри черепа сгустком миазмов.
Эмоции тоже потускнели, притупились, и страх быстро угас, сменившись спокойным равнодушием. Мужик наблюдал за колышущимися белёсыми тельцами крысоподобных стражей тнахадда, по-прежнему бегающих по потолку, и ощущал медленный рост корней. Те медленно торили путь сквозь пол и понемногу оплетали изнутри ближайшие стены. Восприятие то расплывалось по всему разрастающемуся конгломерату, то вновь собиралось в одной точке, и Петрович снова становился прежним собой. В такие моменты он сознавал трагичность своего положения - больной, беспомощный, прикованный к кровати... Но снова распадался, уходя прочь от тревог.
Голода больше не было. Ему на смену пришли новые чувства, не предназначенные для куска примитивной плоти, именуемого человеком.
В комнате становилось всё светлее. Дело было не в солнце - окошко спальни помутнело и заросло паутиной. Причина крылась в мерцании, понемногу заполняющем комнату изнутри. От стены к стене одна за другой протягивались нитки зеленоватого сияния, спокойного и умиротворяющего. Йаэзлои чертило в воздухе удивительные узоры, мерцающей лозой спускалось по стенам, согревало животворным теплом щупальца и наросты. Стражи тнахадда, довольно хихикая, грелись в его изумрудных лучах.
Танцующие в воздухе пылинки попали внутрь этого вихря и неожиданно соткали нечто вроде человеческого силуэта. Петрович, согнув голову, присмотрелся. Среди комнаты дрейфовало бесплотное изображение, безликое и абстрактное, но тем не менее узнаваемое. Мужик понял, что скоро придёт Леопольдыч, хотя понятия не имел, почему так решил.
Тем не менее, догадка подтвердилась - фигура становилась всё более чёткой и твёрдой. В отдалении послышался пронзительный скрип дверей, затем шаги, и вскоре на пороге показался сосед, слившийся с собственным призрачным двойником. Впрочем, не слишком удачно.
На первый взгляд это был всё тот же Леопольдыч, что и вчера, хотя заражение продвинулось значительно дальше. Оно наполовину оплело ноги и изуродовало лицо, превратив его в какую-то невообразимую маску. Всё в морщинах, рытвинах и ухабах, переплетённое сетью жил, оно сделалось совершенно непривычным. Желтоватые глаза едва просматривались из запавших глазниц. Покрытый язвами череп в нескольких местах пропороли изогнутые шипы, а волосы большей частью выпали.
Но в свете йаэзлои выявлялись и другие детали. Петрович видел ужасающую карикатуру на человека - но вместе с тем и прежнего соседа, каким тот был всего-то около недели назад, с бакенбардами, в неизменной клетчатой рубашке. Созерцал он и нечто непередаваемое, рядом с чем нынешний облик собутыльника казался воплощением красоты - или же грубым уродством, поскольку его омерзительные черты вместе с тем обладали каким-то непостижимым изяществом. Одновременно с потусторонним созданием проявлялся и полуразложившийся труп, покрытый чёрными поганками. Йаэзлои стирало границы времени, высвечивая минувшее и грядущее, причём в разных вариантах.
- Ага, у тебя тоже всё светится, - прокомментировал сосед, осмотревшись.
- Тоже?..
- У меня на кухне вылезло. А у тебя и над крыльцом, и здесь… Рассадник какой-то. Голодный?
- Не-а, - вяло ответил Петрович, - Ни жрать, ни пить не хочу, один туман в башке. Или не в башке, хрен поймёшь...
- Я-асно… - протянул Леопольдыч, - Слушай, я тут спросить хотел… К тебе Никодимыч больше не заходил?
- Чего?!
- Значит, нет, - понял гость, - А меня сегодня напугал до усрачки. Ну ты помнишь, какой он теперь. Бледный, многоглазый, в пасти срань непонятная… Вылез прямо из нужника и что-то сказал. Как там... «Ничего, прилив только начинается, всё впереди» или вроде того. Потом ушлёпал куда-то, бормоча всякие имена. Вот хрена ли он имел в виду?..
Мужик призадумался. Из глубин перемешанной памяти некстати всплыл обрывок пугающего сна - затопленный некрополь, могилы и несуразные эпитафии. Почему-то казалось, что между загадочной фразой немёртвого самогонщика и видениями была прямая связь.
- А что за имена? - вдруг спросил Петрович.
Леопольдыч призадумался, а затем, побледнев, прошептал единственное слово - странное, ни на что не похожее, но вместе с тем знакомое, как своё. Будто в ответ, йаэзлои вспыхнуло ярче, а мерзостные крысы, потускневшие и притихшие настолько, что Петрович мог бы счесть их глюком, вдруг принялись бешено носиться туда-сюда. Одна из них внезапно спрыгнула прямо на соседа.
- Мля-а!!!
Вопль был оправдан - сразу за прыжком последовал укус. Брызнула кровь вперемешку с разноцветным гноем. Студенистая тварь подняла испачканную морду, оканчивающуюся чем-то вроде жвал в обрамлении колышущихся усиков, предупредительно взвизгнула о риске нарушения распада и вцепилась вновь. Леопольдыч заорал ещё громче и бросился прочь из комнаты, разбрызгивая сукровицу. Там, куда попадали капли, пол чернел и трескался.
Вскоре топот и вопли затихли вдали, а призрачное изображение соседа растаяло. Петрович вновь остался один.
15
Ночь прошла беспокойно. Уснуть по-прежнему не удавалось - мужик всё ещё дрейфовал где-то между сном и явью, смутно осознавая всё вокруг, но одновременно находясь в плену галлюцинаций. Йаэзлои перестало прибывать, но его и так было достаточно. Тлетворное мерцание закручивалось вихрями, делая предметы полупрозрачными и искажая геометрию пространства. Порой внутри стен можно было заметить нечто вроде извилистых змеиных тел, которые раз от разу становились ощутимо длиннее. Корни продолжали расползаться, и Петрович всё отчётливее ощущал дом, как стены самого себя, понемногу теряя связь с некогда человеческой оболочкой.
Те немногие щупальца, которые до сих пор не укоренились, порой принимались хаотично дёргаться, приводя в негодность и без того хрупкое одеяло. Оно ветшало не по дням, а по часам, распадаясь в пыль, невесомыми спорами наполнявшую комнаты. Повсюду росли плесневые узоры, образующие странную гармонию с толстой крысиной паутиной. Порча расползалась по дому. В серой дымке тут и там возникали призрачные тени, но быстро исчезали. Леопольдыча среди них не появлялось - стражи тнахадда хорошо знали своё дело.
Время близилось к утру, когда последние клочья одеяла перестали существовать. За это время оплетённое коконом тело Петровича переменилось ещё больше, окончательно перестав походить на что-то земное. Больше всего оно напоминало странную корягу - кривую, шершавую, покрытую гнусными наростами, похожими одновременно на древесные грибы и нарывы.
Изнутри сильно отощавшей грудной клетки послышался шорох. Мужик, однако, не смог туда заглянуть, и это настораживало. Шебуршание стало отчётливее, а потом кожа с сухим треском разошлась, пропоротая изнутри острым изогнутым шипом. Из раны начали обильно изливаться тонкие струйки дыма и желтовато-зелёная грязь.
Петрович в ужасе захрипел. Боли он не ощущал, но подобная перемена напугала даже его притуплённый рассудок. Дыра расширилась, и из неё стало медленно выползать... Мужик предположил, что это сердце. Орган явственно поменял форму, поразительно соответствуя той дряни, которую Никодимыч пустил на самогон. Подёрнутая гнилью плоть местами расслоилась. Со шматка мяса свисали обрывки кровеносных сосудов - некоторые из них уже переформировались во что-то вроде коротеньких щупалец. Перебирая ими, беглое сердце вылезло из раны целиком, проползло по груди и шмякнулось на пол.
Мужика разобрал смех. Он не обратил никакого внимания на сороконожку препаскудного вида, которая, разрывая студенистое мясо, выбиралась следом. На глаз в мерзкой твари было сантиметров сорок. За нею из разрыва полезли полупрозрачные черви, набитые какой-то слизью, и невнятные многорукие твари, слишком быстрые, чтобы их рассмотреть. Орда голодных чудищ перебралась на потолок и стены, отвоёвывать экониши у теперь уже ненужных белёсых крыс.
Примерно через полчаса вспучился и живот. Он расползся, как гнилая ткань, и оттуда полезли свитые кольцами ветвистые кишки, колючие и слегка мерцающие. Огромный клубок понемногу раскручивался, явно намереваясь сползти на пол и присоединиться к беглому сердцу, которое уже скрылось в глубинах дома. В последний раз изнеможённо хихикнув, Петрович наконец-то вырубился.
16
Дальнейшие дни слились в одну нескончаемую череду бессвязных мгновений. Мужик постоянно проваливался в короткие периоды беспамятства, чтобы очнуться и обнаружить новое изменение внутри себя - а «собой» он считал весь дом. Иногда он сосредотачивался на укоренённом мешке с внутренностями, большая часть которых давно разбежалась, но ломота в потолке и чердак, который напрочь просквозило, возвращали его к реальности. Ныли перекрученные кости, немилосердно чесался бок... Примитивные ощущения возвращались, и это утомляло.
Вообще, теперь утомительным было очень многое - даже самые простые вещи стали тяжелы, как накхрасс. Мысли, грузные и бессмысленные, словно трупы планет, без толку ворочались, не принося никакой пользы. Пересохшими губами Петрович бормотал всякую невнятицу, приходившую будто извне.
- Ааррргх… Как же всё болит… Э ганрах енванг эра!.. И скриплю я весь сверху донизу… Дах йаэзлои - грлиоран. Пути птнаггоических перерождений! И кругом плесень... Плесень-плёнка-пламя-племя, полупеснь-полуплач, перемены, переворот…
Бормотание текло непрерывным потоком, покуда заволакивающий сознание туман не пресекал его - а когда морок вновь рассеивался, возникали новые искажения. Комнаты расползались, перетасовывались и поворачивались под самыми странными углами, порой крайне неудобными - страшно хотелось сменить позу. В какой-то момент мужик обнаружил, что уже не лежит, а свисает на корнях с наклонной поверхности и теперь обладает чуть большей свободой действий. Некоторое время он с любопытством рассматривал, как его бывшее тело качается туда-сюда, потом ради интереса немного подёргал его конечностями, дотянулся до кухни, удивлённо поглядел на оказавшуюся в руках упаковку изрядно подпорченных сосисок, неуклюже бросил её - и окончательно забыл о старом вместилище.
Этот бурдюк из мёртвой ссохшейся плоти понемногу ветшал, зато переменчивый дом ощущался всё лучше и лучше. Бесконечная сеть корней вылезала из стен и вилась, подобно грибнице. Тут и там на ней прорастали глаза, и Петрович, успевший отвыкнуть от зрения, круглосуточно рассматривал ими многогранные комнаты, затянутые гнарастной дымкой. Затем его сознание снова померкло, а когда мужик очнулся, то обнаружил, что смутно видит даже двор - отростки начали оплетать наружную стену. Улица была затянута колышущейся мутной взвесью, и лишь озерцо йаэзлои освещало небольшой пятачок вокруг крыльца. Туман вспучился, булькнул, и в мягком зелёном свете возникла пошатывающаяся фигура Никодимыча, от которого отваливались куски мяса.
- Уже совсем скоро... - просипел он и вновь растворился в клубящейся хмари.
Йаэзлои становилось всё больше. Огромный очаг над крыльцом, два небольших, недавно возникших под фундаментом, и ещё шесть, раскиданных по всему дому, стремительно крепли, закручиваясь в священные узловатые знаки. Теперь было совершенно ясно, что прилив действительно только начинается. Нет, не прилив - грлиоран! Кусок мяса, некогда считавший себя Петровичем, хрипло расхохотался, осознав это. О да, грлиоран! Благословенный потоп, выдох безбрежной энтропии, смывающий границы упорядоченного бытия, несущий благие дары Гнилого Господа и Провозвестников Его в мириады слепых миров... Бесчисленные дары, один из которых Никодимыч, ничтоже сумняшесь, пустил на самогон… То был лишь первый из подарков, вброшенных прибоем - а их будет в сотни, в тысячи раз больше, и многим предстоит пережить то, что пережили они трое, и не будет конца метаморфозам, ибо зоны застоя захлестнут земли, и тогда грядёт...
Сознание померкло снова, а затем вспыхнуло с ошеломляющей яркостью, наполненное драгоценным дыханием древних истин. Все сгустки йаэзлои расширились, запульсировали и теперь с беззвучным рёвом исторгали бескрайние потоки зелёного огня. Тысячи пылающих нитей слились в единый орнамент, пронизывая насквозь стены и корни, уничтожая барьеры, смешивая воедино прошлое с горизонтом, настоящее с окрестностями, а будущее - с гниющим остовом Луны, заражая души, свобождая вселенную от...
17
Когда время вновь обрело смысл, он открыл глаза - десятки новых глаз внутри и снаружи себя, равнодушно созерцающих находящееся перед ними. Вдоль стен роились тысячи воспоминаний - порой любопытных, но не имеющих никакого подлинного значения. Плоскости медленно плавились и переползали на другие позиции, медленно перетекая одна в другую.
Через несколько минут, растянутых и перекрученных, он осознал присутствие, а вскоре заметил странного гостя. Его никак не удавалось нормально рассмотреть - пришелец постоянно смазывался, расплывался, ускользал от взгляда в каком-то пульсирующем ритме, словно был нематериален... Или находился здесь не полностью.
Наконец визитёр проявился достаточно чётко. Он словно бы состоял из бесчисленного множества конечностей, растущих друг на друге, сопрягающихся и разделяющихся в самых неожиданных местах, напоминая чудовищный иероглиф. Его чёрно-фиолетовую морщинистую шкуру усеивали горсти торчащих шипов и когтей, истекающих тягучей слизью. Пара фасетчатых органов, расположенных примерно на уровне человеческой головы, пристально изучала оплетающие стену корни. По гротескному существу суетливо бегали какие-то мелкие букашки с огромным количеством ног, а рядом вспыхивали бледные галактики.
Ничего более завораживающего Пкертовиид ещё не видел.
Пришелец стоял и молчал, но от него густыми волнами расходилось понимание, заполнявшее последние пробелы. Понимание того, что сквозь дом прошёл один из мощнейших потоков грлиорана, поэтому строение оказалось между инфицированной планетой и ближайшей зоной застоя. Осознание того, что эта связь делает Пкертовиида превосходным мостом, через который, когда наступит срок, смогут ступать ряды служителей, дабы нести слово «Горы Гнилого Господа» и её дивные дары. Знание о том, что всякая из дверей способна вести как в одну из комнат или внешний мир, так и к вратам царства под сенью благого разложения.
Доставив это послание, вестник замерцал и растёкся в затхлом воздухе. Пустой зачумлённый дом, помнящий весёлые попойки и мрачные галлюцинации, минувшие эпохи и грядущие события, тихо засмеялся всеми перекрытиями, после чего задремал в ожидании первых гостей.
3 174 просмотра
11 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
