У Дашки моментом подкосились коленки, лицо и шею залил горячий румянец. Так глупо! Ответить на все вопросы (последняя осталась на экзамене!), сдать тетрадь со всеми лекциями, и забыть вынуть из нее глупую записку.
«Дашка, знаешь, что у Шершня левый глаз стеклянный?!» — было в той записке.
Ну кому какое дело, что у препода стеклянный глаз? Записку сунула в тетрадь, чтоб Шершень не решил, что шпора. А теперь вот он сверлит ее своими буравчиками сквозь вечные затемненные очки. Разве может стеклянный глаз смотреть так же выразительно, как настоящий? Да и поворачиваться протезы вроде бы не умеют...
— Извините, — Дашка прикидывала оставшиеся шансы получить заслуженную пятерку. — Борис Викторович! Ну студенты же, народ такой, любопытно!
— Вам любопытно... — это было не утверждение даже, а настоящее обвинение. В пустом коридоре хлопнула дверь, простучали по лестнице каблуки, под дверью аудитории погасла полоска света. Вечер глубокий на дворе, наверное, кроме них никого в корпусе. А он ей сейчас наверняка дополнительные задания даст, и лучше уж так, чем если отправит на пересдачу или поставит тройку, которую не пересдашь, с Шершня станется, — Вы должны понимать, что в некоторых случаях ваше неуместное любопытство может поставить вас в неприятную ситуацию!
— Я понимаю...
Шершень снял очки, зажмурился, помассировал щеки. Еще раз бросил хмурый взгляд на Дашку, и вдруг, раздвинув пальцами веки левого глаза, другой рукой этот самый глаз вытащил.
Веки обвисли и ввалились внутрь, меж ними виднелось что-то темно-розовое, гладкое. Глаз лежал на пергаментной ладони преподавателя, уставившись куда-то Дашке в грудь. Вокруг глазного яблока была тщательно прорисована сеточка сосудов, но задняя поверхность глаза, белая и ровная, ясно указывала на его искусственное происхождение. Дашку замутило. Зачем так? Решил студентке за записку отомстить, старый хрыч?
— Левый — стеклянный, — довольно промурлыкал Шершень, положив свой протез на записку. Глаз покачивался, как неваляшка, Дашка старалась смотреть на него, а не в лицо преподавателя с дырой между век. Руки Шершня снова потянулись к лицу.
— И правый — стеклянный!
Она подняла взгляд. На ладони лежал второй глаз. Еще выше на нее смотрели два гладких темно-розовых провала с бахромой сморщенных век по краям.