Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Елька
© Julia5.5 мин. Страшные истории Helga 23-02-2019, 13:50 Указать источник! Принял из ТК: rainbow666
Я немножко расспрашивала свою бабушку о ее родителях, братьях и сестрах и прочей родне, об их жизни в 20-е годы прошлого века. Как я жалею сейчас, что не записывала все ее истории!! Вот несколько историй о событиях, разнесенных во времени почти на столетие, но объединенных одной местностью, и, возможно, чем-то еще.
Первую историю рассказала моя бабушка.
Жила она с родителями в Забайкалье, в деревне Ж., окруженной сопками и тайгой. Через реку от деревни — тот же ландшафт, но это уже Монголия. Местные жители частенько бегали «через речку» не только охотиться, но и держали за рекой часть скота, имели там покосы и заимки — поэтому у многих были лодки, и царские власти сквозь пальцы смотрели на такие шалости. Жители деревни трудились много и тяжело, семьи были большие и крепкие — более-менее сытно жили те, кто много работал. Был в деревне Ж. и местный богач — Ховрин (фамилия изменена), происходивший из кочевого бурятского рода ашебагатов, впоследствии обрусевших. Богатство свое Ховрины наживали не разбоем на большой дороге, а долгим и тяжким трудом трех поколений — держали несколько сотен голов скота, пахали и сеяли, добывали изюбрей, соболя и белку, кедровый орех, а позже, с открытием неподалеку приисков, стали скупать золотишко или менять у старателей на необходимые им товары. Позже появился у них и собственный прииск. На высоком берегу реки, рядом с переправой построили большой дом — в одной половине, расположенной в глубине двора, жил Ховрин с семьей, в другой — имеющей выход на улицу, с высоким резным крыльцом — была лавка, в которой небогатым односельчанам частенько отпускали товар в долг. В усадьбе Ховрина были и амбар, и ледники, и склады для утвари и инструмента, и множество других хозяйственных построек. Женой Ховрина была родная сестра бабушкиной матери — Елена, или, как звали ее в семье, Елька.
Примерно в 1919 г. пьяные голодранцы-комбедовцы, загипнотизированные мантрой «Экспроприация экспроприаторов», заявились в лавку Ховрина и вынесли более половины товара. Ховрину, пытавшемуся защитить свое добро, революционеры и пламенные борцы за советскую власть, а фактически — грабители, пригрозили оружием. А ночью лавку подожгли.
Пожар удалось потушить, но Ховрины, опасаясь за свою жизнь, собрали наскоро детей, кое-какие пожитки, погрузились на лодку и следующей же ночью «убёгли» через реку в Монголию. За несколько часов до отъезда Елька забежала попрощаться к родне. Она проклинала новую власть, разрушившую привычный уклад жизни, и грабителей, среди которых было несколько должников. Елька считала, что и подожгли лавку они же. Бабушка говорила, что Ховрины очень обиделись тогда на односельчан.
Их никто особо и не искал — время было смутное, то белые, то красные, то Унгерн, то партизаны, потом первая волна раскулачивания — не до них было. Известий от них никаких не было, считалось, что сгинули они где-то «в тайгах». Кстати сказать, они выжили, и их потомки сейчас живут в далекой стране, но это уже другая история. Крепкий и светлый дом Ховриных кое-как починили после пожара и сразу приспособили под нужды колхоза, а в 30-е годы там был магазин.
Несколько лет назад история про дом Ховриных получила свое продолжение. Я часто бываю в тех местах и расспрашиваю стариков про их жизнь в «ранешные годы». И вот что поведал мой родственник дед Коля, сохраняющий до сих пор трезвость ума и ясность памяти, хотя возраст его перевалил за 80 лет.
В конце 40-х годов он работал экспедитором в одной из соседних деревень и как-то в начале осени приехал в Ж. за продуктами для сельского магазина. Склады продснаба находились в бывшей усадьбе Ховрина, контора размещалась в горевшей когда-то лавке. Пока грузили машину и оформляли документы, наступил вечер. Николай с водителем решили заночевать в деревне. Гостиница, или «заежка» для командировочных, располагалась в бывшей жилой половине, где когда-то жила семья Ховрина. Напарник Николая наотрез отказался ночевать в заежке и стал звать Николая пойти ночевать к своим дальним родственникам, намекнув, что в доме «нечисто». Николай, которому совсем не хотелось тащиться на другой конец деревни, стал выспрашивать у товарища, что, собственно, он имеет в виду, но тот мялся, жался, отговаривал Николая ночевать в заежке, но никаких внятных доводов в этом бормотанье Николай не услышал и, если честно, его просто закусило. «Ты мне еще иконку на шею повесь», — буркнул он своему суеверному товарищу, расставаясь с ним у ворот бывшей усадьбы Ховрина, и через двор прошел к месту своего ночлега.
Заежка состояла из кухни и двух комнат. Если не считать русской печи, стола с табуретками на кухне и гвоздей, вбитых в стену возле входной двери, олицетворявших собою вешалку для верхней одежды, да кроватей и пары расхристанных тумбочек в комнатах, больше никакой мебели не было.
Войдя в заежку, Николай увидел, что других постояльцев, кроме него, нет, но это его не огорчило — он очень устал за день и намеревался немедленно лечь спать. Заложив входную дверь на крючок, он расстелил постель, выключил свет (некоторые жители европейской России до сих пор думают, что мы живем при керосиновых лампах и одеваемся в шкуры зверей, ага) и мгновенно уснул.
Проснулся он от какого-то щелчка, открыл глаза и сразу зажмурился — везде горел свет. Удивляясь, как такое могло получиться, он прошел по всем комнатам, выключил свет и снова уснул.
Через некоторое время он проснулся от грохота. Матерясь на чем свет стоит, он выскочил из комнаты, где спал, и увидел, что в кухне возле печи развалилась охапка дров, заготовленная для просушки и растопки печи на завтра. Причем компактная кучка из 6-7 поленьев не просто развалилась, а буквально раскатилась по всей кухне, как будто кто-то специально пнул ее или раскидал дрова. Николай, вспомнив намеки своего товарища, несколько струхнул. Допуская, что все эти проделки могут быть чьей-то дурацкой шуткой, он прошелся по всем комнатам, проверил окна и двери, заглянул под кровати и даже в очаг, надеясь обнаружить там хотя бы кошку — но тщетно, дом был пуст. Николай упал на кровать, пытаясь унять сильно бьющееся сердце, и уже с некоторым страхом прислушиваясь ко всем звукам. Звуки были самые обычные — чуть потрескивал старый дом, шуршал под окном листьями разросшийся куст черемухи, и вскоре он снова уснул.
Уже под утро Николай почувствовал, что замерз, и решил взять еще одно одеяло с соседней койки. Он начал было вставать со своей кровати и обмер — в зыбком лунном свете он увидел простоволосую женщину лет 35-40, в длинной светлой нижней рубахе — она была сердита. Нет, даже не так — она была в бешенстве! Она ругалась. Она выкрикивала проклятия. Она рвала на себе волосы, грозила кому-то кулаками и кричала: «Вон из моего дома!». Она металась по всем комнатам. Женщина была так реальна, что он чувствовал дуновения холодного воздуха, когда она проносилась мимо него, и от нее исходили такие волны ярости, что Николай судорожно пытался сообразить — чем он так мог разозлить незнакомую женщину и кто она? Кастелянша? Бухгалтерша из конторы? Но что она тут делает среди ночи, полуодетая, как она попала в запертый дом, почему она так дико кричит и визжит?
Настоящий же ужас обуял его, когда он сквозь полуприкрытые веки рассмотрел женщину чуть подробнее и увидел, что ее чуть размытый силуэт мечется по дому совершенно бесшумно, не касаясь босыми ногами досок пола. Он поискал глазами красный угол. Из-под пустой божницы на него, лукаво прищурясь, глядел с портрета отец всех времен и народов. «Ты мне еще иконку на шею повесь…» — вспомнились Николаю собственные слова. Увы! Комсомолец 1930 года рождения, воспитанный на лозунгах и напрочь оболваненный советским агитпропом, Николай не знал молитв.
Он крепко зажмурил глаза и представил себе икону, перед которой каждые утро и вечер отбивала земные поклоны его бабушка. Строгое лицо на потемневшем от времени дереве, маленький огонек лампады — за этот образ Николай уцепился изо всех сил, остатками рассудка понимая, что творящееся вокруг него — это запредельно, и если он откроет глаза, то ОНА увидит его, и он навсегда станет частью либо этого дома, либо собственного безумия. Если он переживет эту ночь, то о случившемся не расскажет никому и никогда.
Нет, он не поседел в одну ночь, не стал богомольцем, но долго и тяжело болел, на протяжении нескольких лет чувствуя себя разбитым, опустошенным и каким-то бессильным. В больницу он не пошел, так как в равной степени понимал и причину своего нездоровья и невозможность рассказать об этом врачам. «Никому и никогда». Обещание, данное себе, Николай сдержал, и эту историю рассказал своим близким только спустя более 40 лет после случившегося.
Предвосхищая желчные выкрики критиков «Это был сонный паралич!», осмелюсь утверждать, что таки нет — из рассказа Николая было понятно, что он ориентировался во времени и пространстве, осознавал себя и происходящее событие, мог шевелиться, но поначалу просто растерялся и несколько секунд наблюдал эту фурию, пытаясь осмыслить происходящее. Следует отметить, что забайкальские старообрядцы, или, как их у нас называют, «семейские», к которым относится и Николай — люди крепкие и физически, и духовно, гордые, отважные, совершенно хладнокровные и ничего общего с кисейными барышнями не имеющие. Испугать их очень трудно. То, с какой неохотой Николай рассказывал мне эту историю и с какой осторожностью он подбирал слова, мне кажется, указывает на то, что всей правды Николай не рассказал и есть нечто, о чем он помнит, но до сих пор не говорит, или это «нечто» настолько ужасно, что он не может все вспомнить.
Нынче летом я приехала в те края погостить у тетушки и познакомилась еще с одной родственницей, родившейся в нашей «родовой» деревне, но после замужества проживающей в Ж. Анекдотичность ситуации была в том, что я, приезжая городская жительница, рассказывала ей эту и другие местные «деревенские байки», а она внимательно слушала меня. Затем, помолчав некоторое время, она вдруг сказала: «А знаешь, ведь этот дом до сих пор стоит, заколоченный и совершенно целый. Жить в нем никто не хочет, но даже щепку со двора боятся утащить. Перепродавали его несколько раз, в нем и наши, деревенские предприниматели, и приезжие из райцентра открывали магазин — тоже пытались торговать. И ничего не получается — то мыши крупу в мешках погрызут, то вдруг консервы все вспучатся, то вода из подполья в доме прёт через крышку, то склад сгорит от замыкания проводки, то бичи какие-то обворуют, и никакое дело в нем не получается. Видать, до сих пор Елька в свой дом никого не пускает».
1 097 просмотров
0 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
