Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Беги, главное - не последним
Указать автора!8.5 мин. Страшные истории Марго 11-03-2020, 09:18 Источник Принял из ТК: rainbow666
До начала репетиции еще целых сорок минут – бросаю взгляд на экран простенького мобильника и вижу на заставке желтые воздушные шарики с изображением смайлов на фоне голубого неба и белоснежных облаков. Пожалуй, можно было пошастать по дворам и поискать тот самый поворот, а после и тот самый подъезд, а там уже и нужную квартиру, где три дня назад мои друзья подыскали оптимальный вариант студии. Место, где можно было чувствовать себя, как дома. Пить дрянной растворимый кофе, в перерывах – курить на балконе, и по несколько часов в день плодотворно работать. Ребята обещали притащить синтезаторы, с барабаном им помогал еще один знакомый, а за моими плечами вместо студенческого рюкзака или военного тяжеленного ранца был твердый чехол, в нем – электрогитара, а в специальном отделении несколько тяжелых блокнотов с партитурами и запасные медиаторы с барабанными палочками, метроном и тюнер.
Ничего сложного. В сообщении точный адрес и веселая приписка: «Не заблудишься». Впрочем, я и сам был уверен в своих силах, ведь это центр города, претензия на серьезность, заявление на твердые намерения, в конце концов, запах финансового благополучия, а не пролитого пива и мочи в подворотнях. Хотя дворы здесь мало чем отличались от всех дворов окрестностей в радиусе двадцати километров: старинные, но обшарпанные здания, где-то с потрескавшейся краской и лепнинами, шикарными росписями под старину и заколоченными окнами, обнаженной кирпичной кладкой и вывеской «сдам в аренду». Это весьма эффектно и гротескно, а нам, ребятам из не самых богатых семей, не самым многообещающим будущим в музыкальной карьере и не самыми большими гонорарами за очередной концерт в пабе, не привыкать к роскоши. Такое повсюду, и в этом не было ничего пугающего или отталкивающего. Это просто было. Осмотревшись, я понял, что вход в нужный мне двор мог быть прямо здесь. Калитка открыта, а ногу нужно занести чуть выше, чем обычно, чтобы зайти – не хотелось споткнуться о нижнюю границу ограждения, тонкую железную линию, окрашенную давным-давно и проржавевшую после череды проливных дождей, длиною в полвека. Дожди вообще в этом городе явление частое, но зонтик в этот раз я не взял. Да и не думал я, что дождь застанет меня врасплох: частицы неба, не затянутые тучами, еще виднелись, а солнечные лучи пробивали даже самые синие, тяжелые свинцовые облака. Голова начинала болеть: метеозависимость была одним из самых страшных врагов современного человека. А со звенящим, пульсирующим и тошнотворным ощущением, начинающимся где-то в гортани, появились словно из ниоткуда два мальчишки в шортах и футболках, выбегающих из двора. Чуть ли меня с ног не сбили, как спешили. Впрочем, после того, как эти двое оборванцев выскочили, я смог зайти в эти «адские врата» и наконец-то осмотреться.
Ощущение было словно какое-то знакомое. Близкое сердцу. Зеленые ветви деревьев, старенькая площадка, детская «лазалка» - спортивный комплекс с невысокими турниками, спаянной из таких же, казалось, железных ограждений, игровой зоной. Можно забраться в круг, вылезти с обратной стороны, а можно пройтись по лесенке-дуге. Я сам помню, как пробовал в детстве держать равновесие, и решил пройтись по сваренным прутьям. Середина подошвы кедов сразу же прижалась к моей стопе, но я все-таки дошел до самой высокой точки, а спускаться всегда было легче, как и любой путь возврата из исходной точки. Единственное, что меня настораживало в этом дворе, так это то, что бегущие дети из разных компаний (и дошкольницы с тряпичными куклами, и пацаны с палками лет двенадцати, и даже подростки какой-то странной субкультуры с сигаретами в зубах) спешили из глубины двора на выход. Спотыкаясь, задыхаясь, смеясь или плача – может, на истерике, а может из-за боязни проиграть или не успеть куда-то. Я подобрал чехол с гитарой, который ненадолго опер о лесенку-дугу, и осторожно пошел в направлении, противоположном движению детей. Я поднял голову вверх: небо потемнело знатно, влажность, наверное, могла породить еще несколько слоев плесени в этих зловещих подвалах старинных домов.
Ну конечно же!
Вся детвора спешила по домам, потому что мог начаться дождь. Но то, что я увидел дальше, меня заинтересовало и встревожило. За площадкой в этом, как оказалось, нескончаемом дворе, был лесопарк. Деревья с густыми ветвями, свежий воздух, пение птиц и жужжание насекомых прямо в самом центре города. Может, это был культурный заповедник? Из которого с бешеной скоростью, перегоняя друг друга, словно ралли на гонках, неслись дети всех полов и возрастов. Мне стало не по себе. Стадный инстинкт, видимо, проявился – я ведь шел к лесопарку, а не бежал из него, как это делала местная детвора. Закралось подозрение: «А что я делаю не так?» в тот самый момент, когда пожилая женщина бежала, словно раненный зверь, хромая, мучаясь от одышки, а за ней спешила крохотными шажками четырехлетняя маленькая девочка. Наверное, ее внучка. Тут я уж начал пятиться назад, а после и вовсе быстрым шагом пошел в сторону выхода со двора, куда я попал по неловкой случайности или ошибке, которая могла стоить мне жизни или психического здоровья. Бабуля неслась, как угорелая, говорила, как в бреду: «Беги, главное - не последней», повторяя как мантру, засевшей в моей голове. Внучка спотыкалась и падала, а когда я пробежал огромную дистанцию, ведущую от опушки лесопарка до допотопной детской площадки и калитки, передо мной, дрожа и плача, пробежал мальчишка со стертыми коленями. Я поспешил по проспекту вперед, вдоль множества домов, старше меня раз в пятнадцать, и так и не узнал, что случилось с теми людьми, которые выходили – не выходили ли? – из двора позже меня.
По меньшей мере, это было странным. Зайдя в супермаркет, я мило улыбнулся охраннику и решил просто купить литровую бутылку газировки. Жажда меня мучила, а странные ощущения вскоре рассеялись, потому что свободного времени оставалось не так много, а студию следовало найти. И как я буду оправдываться в опоздании перед друзьями? Бежал из бесконечного двора, играя с детьми и какой-то странной бабулей в жутковатую игру? Через пятнадцать минут я уже входил в нужную дверь нужного дома и помогал ребятам разгружать вещи. Вскоре случай забылся: у меня было куча дел. Репетиции, новая программа, летняя сессия и, наконец, подготовка к первому серьезному выступлению в одном из именитых клубов города.
∗ ∗ ∗
Когда наступил день Х, мне казалось, что я к нему совсем не готов. Сценический грим был нанесен впопыхах, рубашка порвалась в рукаве: мы ведь выступали в клубе стиля «лофт», а это бывшее индустриальное здание, и гвоздь у стены, на которую я облокотился, попивая разливной эль, не помиловал тонкую черную ткань, кажется, созданную для того, чтобы быть порванной. Мне стало забавно и спокойнее, чем раньше. В каком-то смысле все человечество было создано, чтобы рассвет сменился закатом, а успех – разрухой и хаосом. Ведь и я, и вон тот симпатичный парень с пирсингом в носу, и даже та девушка в форме официантки были рождены, чтобы, несомненно, прожить достойную жизнь, внести вклад в мир, остаться неизвестными или навредить, и в конце своего пути просто умереть. Потому что так завещала природа. Осознание того, что все это не так важно, что каждый пережитый мною миг – просто мимолетная микропесчинка на огромном пляже жизни успокаивало. А может, это просто ударил в голову эль – я не знаю. Главное, что даже с затуманенной головой я мог попадать пальцами левой руки по нужным ладам гитары, а правой рукой, сжимая медиатор, я цеплял в переборах нужные струны.
Народ начинал сходиться, но моя паника не была пропорциональной количеству пришедших. Тем более, что наша группа наконец-то вышла в минимальную прибыль, а не в ноль и не в минус. Дело в том, что дела у начинающих музыкантом всегда либо не очень, либо ужасно хреново. Но мы не жаловались и работали над собой, искали пути прославиться и развивали уже имеющиеся навыки. Наш вокалист даже умудрился прийти не простуженным на такое важное событие, а клавишник по такому случаю покрасил волосы в какой-то просто неубиваемый рыжий оттенок. Мы ждали этого дня, репетировали на новой студии каждый день, закрыв сессию. Нашли более серьезные подработки, чтобы позволять себе это недешевое удовольствие, записали множества материалов. Барабанщик даже попросил свою младшую сестру встать на продажу дисков и тематических футболок: подростки, которых еще обеспечивали родители, и мрачные взрослые мужчины могли поддержать группу, а потом кому-нибудь дать послушать диск и привести к нам еще одного слушателя. Так это и работало.
Но еще лучше работала харизма и завораживающее звучание. Репетиции не прошли зря, и музыка была чистой. Отработанной. Не без прецедентов, не без казусов. Но звук лился, окутывал зал, в кои-то веки позволяющий своей акустикой и колонками насладиться звучанием тем, кто пришел не просто побеситься и напиться, а действительно знал наши тексты, наши мелодии, просили сыграть что-то не из сетлиста. Я не то, чтобы был особенно чувствительным парнем, но эль в комбинации с невероятными потоками энергии и воссоединением со слушателями и группой работали лучше психотерапевтов и магии самовнушения.
А затем концерт закончился. Потный, липкий, уставший и выжатый, как лимон, уже с успевшим выветриться легким градусом из крови, я забрал со сцены гитару и спустился к простому народу. Девчонки толпились вокруг вокалиста, но и ко мне хотели подойти очень многие хотя бы для фотографии. Снимали тогда на фотоаппараты, крошечные камеры мобильных, на пленочные камеры – все для того, чтобы запечатлеть столь важный момент. Мерч продавался слабо в сравнении с дисками: их раскупили очень быстро, а вот футболки, наверное, из ближайшей типографии с логотипом и названием группы и строчкой из песни, которую мы планировали первой отправить на радиостанцию, носить бы постеснялись. Но это ничего страшного. В этом тоже был свой шарм.
Пара голубых, светлых таких, но очень заинтересованных глаз все время пялилась на меня. На мои плечи, мой затылок и мое лицо. Затем я заметил подкрашенные скомковавшейся тушью ресницы, затем – тонкие крылья носа, губы с выразительной красной помадой. Она была в моем вкусе, а еще – очень увлеченной. Явно понимала что-то в музыке, потому что спрашивала, от каких групп мы черпали вдохновение. Во вкусах мы сошлись, а еще сошлись на том, где и как хотим продолжить этот вечер, плавно переходящий в ночь. Сначала нужно было забрать вещи из гримерной и выгрузить их в фургон, который принадлежал семье, но мои друзья, кажется, завидев, с какой я спутницей ухожу из клуба после выступления, заверили меня, что справятся сами.
Однако, когда у очередной стенки мы успели зажать друг друга в объятиях, краем глаза я заметил что-то неладное. Лихое. Нехорошее. Словно бедственное. Крысы бегут с корабля, тараканы спешат прочь от радиации, дворовые кошки от стаи бешеных псов. Но от чего бежали эти люди? Куда они так спешили? Сначала неторопливо ползли, копошились, как черви в грязной луже, а потом по воде бежали, рассекая водную гладь, как чертовы водомерки. Стихийных бедствий не было, угроз безопасности – тоже. Может, секьюрити попросили всех покинуть клуб как можно скорее? Уборщицы ведь тоже не хотели в три часа ночи начать убираться, верно? Всю мою паранойю и тревогу, беспокойства и какие-то подсознательные рывки выбраться отсюда вместе с этими людьми моя спутница словно почувствовала и прервала. Ее помада, наверное, размазалась по моему рту, как будто бы я неаккуратно ел пиццу с томатным соусом, но мне нравилось. Мне хотелось ее крепче прижать к себе, возможно, порвать подол ее черного обтягивающего платья, узнать о всех недостатках ее фигуры, но просто их не заметить в полумраке комнаты и наваждении, подаренного природным инстинктом. Мне пришлось ей сказать, что я не хочу в сырости и темноте этого прохладного клуба провести ночь. Потные люди, дышащие и липнущие телами друг к другу, покинули клуб, и он снова стал холодным индустриальным помещением с построенной сценой и софитами, которые в любой момент могли грохнуться на чью-то голову.
Выходя уже заполночь, я понял, что через черный вход мы вышли последними. Она шла чуть позади меня, и я все время оглядывался: гормоны еще не успели затуманить мой разум, так что тревога летней свежей ночи наполняла меня. Мы улыбались, смеялись над чем-то, а я пытался вспомнить что-то. Словно забыл что-то важное, возможно, в этом самом клубе, и хотел вернуться, но умом понимал: это неправда, это не на самом деле, и все, что я мог там забыть, у меня за плечами. Но что манило меня в этот чертов клуб? То, что распугало посетителей – до меня дошло многим позже. Минут двадцать мы шли пешком, иногда останавливаясь, чтобы осмотреться, коснуться друг друга, поцеловаться еще раз. Я не видел себя в зеркалах машин, не смотрел на отражение в витринах, потому что подозревал: консьержка, если не спит, очень перепугается моего боевого раскраса.
Заветный подъезд, прокуренный насквозь. Я первый захожу в лифт, а моя спутница почему-то подмечает, что тяжеленная железная дверь, ведущая в подъезд, слишком долго не закрывалась после нас. Может, кто-то успел зайти за нами, может, кто-то и вышел из дома: какая разница? Мы были почти у меня дома, на третьем этаже, в двадцать восьмой квартире. Я зашел первым, чтобы проверить, спит ли мой сосед в одной из комнат. В нос ударил запах жаренной картошки и чесночного масла, а уши пронзил громкий храп, но, кажется, мою спутницу это ни капли не смутило: она была такой же подвыпившей, потому что ее губы на вкус были, как вермут и оливки, а раскрепощенность говорила за нее. Мы не заметили и легкого холодка, зашевшего за нами в квартиру – сквозняк был частым явлением.
Цокот каблуков прервался – она стала ниже сантиметров на десять, но мне понравился такой расклад, и я, скинув кроссовки, затащил ее в ванную. По пути в темном коридоре, кажется, я нащупал ручку двери, она была какой-то грязноватой. На свету я определил тип грязи на ладони – земля. В принципе, я ничему не удивлялся: мой сосед был с биофака, увлекался ботаникой, мог пересаживать вазоны и открывать дверь в ванну далеко не стерильными ладонями, но чтобы не помыть ручку – какая наглость! С ним поговорить нужно будет уже утром.
В ванне под теплыми струями воды хорошо. Зашторившись, я почувствовал настоящее уединение. Я словно перерождался, смывая с себя накопившиеся усталось и груз прошедшего дня. Косметика моей спутницы была не самой водостойкой, а лицо абсолютно обычным, таким, которое не запомнишь, потеряв в толпе, но ее ключицы, узкие бедра и действительно красивую родинку на груди мне вряд ли бы удалось забыть. Мне нравилось в ней многое, даже манера разговора, смех и абсолютно некачественная, но такая уместная татуировка арабской вязи на пояснице. Я не стал спрашивать значение: мне было все равно, а из-за шума воды я внятно не мог бы расслышать даже довольно громкий ответ.
Но именно макияж стал причиной очередного оттягивания времени. Она сказала, что смоет тушь и придет в спальню – дверь напротив. Мне хотелось протестовать, но я был бессилен. Не стал дипломатом из-за отсутствия дара убеждения. Напоследок я поцеловал ее в изгиб, где шея соединялась с плечом, окинул еще раз взглядом светлую кожу, покрытую капельками воды, щеки с потеками от туши, и вышел. В спальне я ждал до самого упора, глядя на стрелки часов, висящих на стене. Десять минут. Двадцать минут. Полчаса. Может, ей что-то не понравилось, она оделась и вышла?
Я тихонько приоткрыл дверь спальни. Ради приличия даже не подумал натягивать белья: не до этого было. Сначала я тихо постучал в дверь ванной, а затем, не услышав ответа, распахнул ее.
Ее прекрасное тело было изуродовано. Изувеченное, в кровоподтеках, страшных царапинах. Изогнутые неестественным образом руки, скрученные ноги и стеклянные голубые глаза, полные застывшего навеки ужаса, переломанные ребра и ключицы. Ее губы, казавшиеся мне привлекательными, были растянуты в неестественной улыбке, а несколько зубов были погружены в ее лоб – буквально вставлены, как диковинная модификация. Как я мог не услышать ее крика? Как я мог не услышать шума? Как мой сосед, завистливый предатель, больной урод, мог так жестоко и в считанные секунды, так ловко, хладнокровно и подло, расправиться с незнакомой девушкой?
На запотевшем зеркале виднелись кривые буквы, выведенные чьей-то рукой: “Она бежала последней, ты почти проиграл”.
Теперь я могу связать ту странную дворовую игру, лесопарк в нескончаемом дворе, бегущих прочь детей с напуганными до смерти посетителями клуба. Но на допросе в полицейском участке мне все равно не поверили, как и соседу, с которым мы теперь ждем переведения в колонию строгого режима в соседних камерах.
1 464 просмотра
0 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
