В течение трех лет моей работы сиделкой у мистера Фрэнкса, у меня было только одно правило: никогда не спрашивать его о том, как он потерял зрение.
Это правило мне установила его жена – огромная, хмурая женщина; ее единственной положительной чертой была любовь, которую она питала к своему больному мужу. Я безоговорочно следовал этому правилу в течение многих месяцев, но в последний день моей работы я больше не смог сдерживать свое любопытство. Я был просто обязан узнать причину этого странного запрета. Ее муж попал под шрапнель во время двух сроков службы во Вьетнаме? Или у него было какое-то странное заболевание глаз? Мой разум перебрал тысячу возможных причин его слепоты (одна чуднее другой), и это еще больше усилило мое желание узнать правду.
Поэтому, когда настала пора попрощаться с этой семьей, и я закончил выносить свои коробки через рассохшуюся дубовую дверь их усадьбы, я набрался смелости, чтобы задать мистеру Фрэнксу один вопрос, который мне было запрещено задавать все это время. Вопрос, который жёг меня изнутри, словно огонь в камине его спальни.
Услышав мой вопрос, мистер Фрэнкс замер. Я пристально смотрел на него, пытаясь уловить хоть какие-то признаки эмоций, но шелковая ткань, закрывающая его лицо от лба до переносицы, не позволила мне это сделать. Все, что я мог сделать в тот момент – затаив дыхание сидеть в кресле возле его кровати, гадая, как он отреагирует – отчитает меня или же выгонит прочь из своего дома. Оба варианта казались одинаково вероятными.
Никогда, даже в своих самых смелых мечтах, я не мог представить, что он ответит на мой вопрос и расскажет свою историю во всех подробностях.
“Ты уверен, что хочешь узнать об этом?” – спросил он.
“Только если вы не против”, – сказал я тихим голосом.
“Я никогда не был против этого. Просто я удивлен, что ты сдерживал свое любопытство так долго.”
Это замечание застало меня врасплох, и я поднял глаза. Мистер Фрэнкс, очевидно, не возражал против расспросов о своем состоянии, так почему же его жена запретила мне это?
Мне не пришлось долго размышлять об этом, потому что мистер Фрэнкс продолжил говорить.
“Ты можешь удивиться, но в своё время я был заядлым альпинистом. «Нет в мире такого валуна, над которым я не смогу расправить крылья и воспарить» – так всегда я говорил людям, что звучит довольно иронично, учитывая то, как именно я потерял зрение.
И вот однажды, когда я взбирался на гору в Колорадо, я наткнулся на довольно грозный утес в двухстах футах от вершины. Этот утес состоял из неплотно уложенных валунов разного размера – от маленькой собачки до внедорожника – и это заставило бы даже самых опытных альпинистов усомниться в своих способностях. Я же, будучи искателем острых ощущений, бросился к этому утесу, даже не прикинув, как я буду на него взбираться. Ничто не помешает мне достичь вершины до заката, сказал я себе тогда. Я был непобедим. Или, по крайней мере, мне так казалось.
Когда я достиг середины утеса, моя правая нога соскользнула и выбила валун, который удерживал на себе большую часть моего веса, и этот булыжник рухнул на камни внизу. Это привело к тому, что окружающие его валуны потеряли устойчивость, в итоге на мою голову обрушился настоящий каменный ливень, и я потерял сознание.
Очнувшись несколько минут спустя, я обнаружил, что мои руки зажаты двумя камнями, размером со взрослого человека каждый. Если бы не эти камни и не моя обвязка, которая каким-то образом уцелела в этом хаосе, то я бы упал вниз, на землю. С другой стороны, учитывая боль в руках – я чувствовал тупую боль от многочисленных переломов, несмотря на то, что моё тело было переполнено адреналином – я почти желал встретить свой конец в том извилистом ущелье, что извивалось под моими ногами. Это избавило бы меня от часов мучения и не сделало бы меня тем несчастным инвалидом, который лежит сейчас перед тобой.
Но раз уж так вышло, что я выжил после обвала, это означало, что теперь мне нужно найти способ освободиться из каменной тюрьмы и спуститься обратно. Я предположил, что времени у меня – меньше суток, прежде чем я умру от потери крови, жажды, стихии или от всего вместе.
Больше часа я пытался освободиться, но всё было безрезультатно. Камни были слишком тяжелыми, а боль в руках – слишком сильной. Я чувствовал, как мои пальцы начинают холодеть от недостатка кровообращения. Если бы мои руки были пережаты камнями намного дольше, то шансы того, что когда-нибудь я смогу снова ими воспользоваться, были бы невелики.
Именно в этот момент я начал молиться Богу, чтобы он избавил меня от жестокой судьбы. В тот момент моей жизни я не был религиозным человеком, но в данной ситуации я больше ничего не мог сделать. Теперь, когда смерть смотрела мне прямо в лицо, мне хотелось молить создателя о милосердии – или же о воссоединении с ним, если на то была его воля..
Едва я закончил свою молитву, как на камень передо мной села ворона. Она находилась не более чем в четырех футах от моего лица; если бы мои руки были свободны, я мог бы дотронуться до неё. Но вместо этого я просто продолжал висеть над пропастью и смотреть на птицу, готовясь к ужасной смерти, которая наверняка заберет меня еще до того, как луна достигнет апогея.
Ворона, тем временем, весьма расчетливыми шагами, необычными для такого животного, начала сокращать разрыв между ней и моей головой. Вначале она двигалась медленно, как будто боялась, что я могу ударить её, но она быстро поняла, что я не могу двигаться. Уверенность ускорила ее движения, и птица быстро оказалась всего в нескольких дюймах от моего лица.
В этот момент меня охватил страх, и я начал громко кричать в попытке отпугнуть её. Мои крики не оказали на ворону никакого эффекта, бесполезно* разбившись о скалы.
Прежде чем я успел среагировать, ворона отклонилась назад и зажала клювом мой открытый глаз. Через несколько мгновений по моей щеке хлынула кровь, и из моего горла вырвался ужасный вопль, который и по сей день звучит у меня в ушах.
Я избавлю тебя от ужасающих подробностей того, что происходило дальше. Достаточно будет сказать, что после тех событий мне приходится постоянно носить этот платок, который и сейчас закрывает мое лицо.
Абсолютный ужас, охвативший меня при мысли о том, что сейчас находится в вороньем желудке, в сочетании со разрывающей болью в глазницах, вызвали такой прилив энергии, что я каким-то образом сумел вырвать свои сломанные и опухшие руки из-под камней, схватить ворону и разбить её череп об утес. Когда я, наконец, разжал пальцы и бросил ее труп в бездну подо мной, наступила абсолютная тишина. В ту секунду мне показалось, что вместе со зрением, я потерял и слух. Но к счастью, вскоре свист ветра наполнил мои уши и напомнил мне о том, что в моей груди все еще бьется сердце, наполненное тем, что, как я думал, я уже потерял: жизнью. С этой обнадеживающей мыслью я каким-то образом совершил невозможное – игнорируя адскую боль, спустился обратно на землю в полной темноте. Подвиг, который занял у меня больше десяти часов."
Когда мистер Фрэнкс закончил свой рассказ, он положил голову на подушку и повернул голову так, будто смотрел на меня своими невидящими глазами. Это продолжалось, наверное, несколько часов. Когда я уже начал опасаться, что он заснул, он произнес кое-что, что навсегда врезалось в мою память:
“И по сей день я не уверен, за какое из событий ответственен Бог: послал ли он птицу, которая выклевала мне глаза, или же направлял меня во время спуска в полной темноте. Но одно я знаю точно – я больше никогда не буду молиться снова.”без мистикиживотныенеожиданный финал