Господин комиссар, я зарыл ее тело в саду. Возле старого вяза, направо от главной аллеи — У корней, где дупло... Если можно, я сам не пойду — Нарисую вам план... О содеянном я сожалею. Господин комиссар, я с ней прожил одиннадцать лет. Начиналось красиво, как, знаете, в старом романе — Все зовут в кабаки, ну а я пригласил на балет, И пешком возвращались, и сбились с дороги в тумане... Поженились неделю спустя. Вместе выбрали дом. Нет, детей у нас не было. Просто она не хотела. Третий был ни к чему, нам с ней было уютно вдвоем, И к тому же беременность портит красивое тело. Да, я был с ней согласен. И, в общем, во всем остальном Удивительно даже, как мы подходили друг другу! Если вам столько лет есть о чем поболтать перед сном, Значит, вы не ошиблись, когда выбирали супругу. Я любил ее. Да. И, поверьте, люблю до сих пор. Ну, случалось повздорить порой, но ни разу серьезно... Почему же тогда?.. Я бы выкинул этот топор, Если б знал, что... однако, когда уже знаешь, то поздно. Я попробую вам объяснить... Был канун Рождества, Как сейчас это помню — семь вечера только пробило. Шел на улице снег. Я рубил для камина дрова, А она хлопотала на кухне, что, кстати, любила. Для нее это было искусство — не просто стряпня, Никакого не надобно было мне с ней ресторана... И чудесные запахи эти сманили меня Заглянуть к ней на кухню, хотя еще было и рано. Она резала что-то на блюде, склонясь над столом. Я смотрел на ее безупречную тонкую шею, На затылок, где волосы стянуты были узлом — И внезапно почуял безумную эту идею! Этот, вспышкою, образ: удар — и полет головы. И падение мертвого тела. И кровь из обрубка... А откуда он взялся — не знаю, поймете ли вы: Я отнюдь не садист, и в мотивах такого поступка — Ни интимных запретных фантазий, ни детских обид, Ни подавленных комплексов. Женщин я не ненавижу. Тут, напротив, все дело в сознанье, что будет убит Тот, кого для меня нет на свете дороже и ближе. Вы не раз, вероятно, читали подобный отчет: Человек над обрывом понятную чувствует робость, Но чем больше боится, тем бездна сильнее влечет, И в итоге без всякой причины он прыгает в пропасть. То же самое здесь. Тот же ужас при мысли одной, Что возникло такое желанье, и вот она — бездна... В тот момент я поспешно ушел, незамечен женой, И забыть попытался тот образ... Увы — бесполезно. Это... это как вирус: когда он вселяется в кровь, То его не изжить ни сужденьем рассудка, ни страхом. Этот образ проклятый мне вновь представлялся и вновь, И попытки изгнать наваждение кончились крахом. Тут как с белым медведем — попробуй не думать о нем, И из мыслей уже косолапого прочь не отправить! Полагаю, секрет тяги к худшему в играх с огнем В том, насколько легко сделать то, что уже не исправить. Было майское утро. Кругом зеленела трава. И жена вышла в сад прогуляться, избравши дорожку Вдоль сарая, где снова в то утро рубил я дрова, И как раз, проходя, наклонилась поправить застежку... Все совпало: открытая шея, удар топора... В то, что я это сделал, и сам я поверил не сразу. И над телом ее просидел до другого утра, А потом я ее закопал. Возле старого вяза. Вот, теперь вы все знаете. Я обо всем написал. Это вирус. Скорее бы суд, ни к чему проволочки. Кстати, если соседи не врут, господин комиссар, Вы ведь тоже женаты? И даже имеются дочки?поэзия