Я всего боялся, когда был ребенком. Движущихся лиц, выступающих из обоев по ночам. Веток деревьев, скользящих как змеи. Груд одежды, превращающихся в обмягшие тела. Фонарей, склоняющихся, как головы, и зловеще улыбающихся капотов машин.

А еще звуков. Скрип двери превращался в стон. Ветер выл, а половицы тяжело вздыхали.

Призраки и монстры преследовали меня на каждом шагу.

Излишне говорить, что детство выдалось нервным.

Потом оказалось, что виновато не просто слишком бурное воображение: у меня обнаружили хроническую сверхактивную парейдолию. Знаете, вот эта штука, когда видите лица в машинах, фигуры в деревьях? Это парейдолия. Защитный механизм, выработавшийся, чтобы обезьянка могла вовремя заметить тигра в джунглях. Но в моем случае реакция раз в шестнадцать сильнее, чем у рядового человека. Я вижу нечто повсюду все время.

Конечно, я лечился. К двенадцати годам перепробовал шесть схем лечения, каждая со своими побочками. И все они были ужасными, если вам интересно. От некоторых лекарств я становился жутко раздражительным, от других гиперфиксировался на каком-нибудь деле, а от одного просто спал сутками.

К восемнадцати я уже отчаялся найти работу. Меня едва хватало на то, чтобы с горем пополам окончить школу, что уж тут говорить про колледж. Лекарства держали на плаву, но в придачу к облегчению я получил целую пачку тиков. Я ронял все на свете, вскакивал посреди ночи, внезапно оступался и чуть не падал… Чистых хаос. Маме пришлось обклеить лестницу и перила противоскользящей лентой.

Тогда у меня были регулярные встречи с окружной службой занятости. Каждый четверг. Терпеть это не мог. В тот день было особенно плохо, и мама сама отвезла меня в управление: лекарства просто убивали. Она высадила меня в конце улицы, и пока шел до дверей офиса, я внезапно свернул и чуть не врезался в кирпичную стену. А потом опрокинул на себя урну с мусором.

Но впервые за пару лет они нашли мне потенциального работодателя! В ней не было ничего особенного – просто пожилая женщина в теплом пальто. Она представилась как Тереза и сказала, что наслышана обо мне. Предложила “испытательный срок” и солидную разовую выплату. Я так и не понял, в чем должна была заключаться работа, но она подчеркнула, что секретность имеет огромное значение.

Единственное требование – перестать принимать лекарства.

Окруженный плотным облаком зловонного запаха мусора, я принял предложение Терезы.

***

Я понятия не имел, чего ожидать в первый рабочий день. Уже неделю я не притрагивался к лекарствам и почти не спал заодно. Трудно было снова увидеть мир таким, каким он представал передо мной в детстве: лица скрывались в тенях, узорах, в листве… Практически везде. Бормотание и крики слышались в каждом скрипе половиц, тормозов вагона метро или в шуршании бумаги. Я почти не мог сосредоточиться, и так нервничал, что все время вздрагивал.

Тереза заехала за мной на сером седане. В ухе гарнитура, глаза то и дело беспокойно прыгают к навигатору. Я заметил, что она нервно трясет ногой и все время кусает губы. За весь путь она едва взглянула в мою сторону.

Наконец, мы прибыли к небольшому двору, примерно в сорока минутах езды от шоссе. Два больших трейлера и полуразвалившийся одноэтажный каркасник 60-х годов постройки. Дешевые деревянные панели и разбитые окна.

Во дворе стояло восемь машин. Четыре седана, два фургона, джип и автобус. Двор огородили желтой лентой, поставили палатку с ноутбуками и антенной, прожекторы и полдюжины ящиков под синим брезентом. Остаток двора заполонили вооруженные автоматами люди, сотрудники службы безопасности и парамедики с аптечками и носилками наизготовку.

Стоило мне выйти из машины, как добрая половина народа бросилась мне навстречу. Мне выдали гарнитуру, перчатки, кардиомонитор, и надели браслет из белого пластика на левое запястье. Тереза просто молча смотрела на это действо, щурясь от пота, разъедающего глаза.

– Что ищем? – спросила она. – Трое? Четверо?

– Один, – услышал я в наушник. – Поймали на ранней стадии. Вы добрались?

– На месте. Синий?

– Никакого синего. Все чисто.

Наконец, Тереза повернулась ко мне. Она положила руки мне на плечи и медленно заговорила:

– Наверное ты озадачен. Мне нужно только, чтобы ты вошел внутрь и рассказал мне, что видишь. Очень осторожно.

– Почему? Что там внутри?

– Я не знаю, – вздохнула она. – Никто не знает. Но мы думаем, что ты их увидишь.

– Это опасно?

Она неопределенно махнула головой.

– Неизвестно. Мы только начали их узнавать.

Потом последовал шквал инструкций. Меня заставили подписать отказ от ответственности, сфотографировали с шести ракурсов, взяли несколько обрацов крови. Потом взяли мазок с языка, проверили глаза и надели сразу две пары защитных очков. Тереза тут же сняла их с меня.

– Не прикрывать глаза, – буркнула она. – Ты должен ясно видеть.

Меня попросили подойти к двери, пока проводят диагностику: проверку оружия, проверку систем, проверку готовности… Как будто мы ракету собрались запускать. Ноги ощутимо дрожали.

– Я буду с тобой все время, – послышался голос Терезы в наушнике. – Ты можешь выйти в любое время. Просто расскажешь о том, что видишь. Я не шучу, именно о том, что видишь.

Начался обратный отсчет. Когда он дошел до нуля, вспыхнули прожекторы, превращая двор в город-призрак. Все затаили дыхание.

Мой выход.

***

Я вошел внутрь. Обычный одноэтажный дом. Три комнаты, кухня, ванная… Еще недавно здесь кто-то жил – даже одежда осталась валяться горой на стуле. Свет не горел, но прожекторы освещали помещение через окна, создавая ощущение, что я иду по залу ожидания в больнице.

Сердце билось о ребра. Я не знал, чего ждать, но мне должны были заплатить, а эти деньги стали бы толчком, в котором я так нуждался. Толчком к жизни отдельно от родителей, к своему жилью… Кругленькая сумма с четырьмя нулями за всего один рабочий день.

Но даже это не могло заглушить сомнения, когда я стоял там в этой заброшенной гостиной.

– Что ты видишь? – спросила Тереза. – Что-нибудь необычное?

– Нет, просто… просто мебель.

Диван, старый пузатый телевизор, ковер… ничего особенного. Я ходил кругами, описывая все, что видел. Шли минуты, и Тереза теряла терпение.

– Это все ерунда. Мне нужно, чтобы ты сказал, что видишь НА САМОМ ДЕЛЕ.

И тогда я зашел в ванную. Знакомая ужасная тяжесть тут же свернулась клубком внизу живота. Неопределенный звук резанул ухо… Я посмотрел в зеркало и увидел, как что-то движется позади меня.

На мгновение, пара льдисто-голубых глаз встретились с моими.

Я с криком обернулся.

– Тут ч-что… что-то шевельнулось!

В панике, я отпрянул назад, зацепил дверь ванной кончиками пальцев и захлопнул ее… А потом споткнулся, поскользнулся, запутался в занавеске и сорвал ее со штанги, завалившись в ванну. И раздавил таракана. И остался лежать, задрав ноги к потолку, и пытаясь вспомнить, как дышать. Пальцы покалывало от прилива адреналина.

– Что ты видел?! – кричала Тереза. – Что там?!!

– Голубые глаза! У него голубые глаза!

– Куда оно делось знаешь?

Нет. Наверное оно все еще за дверью.

– Посмотри еще раз! Посмотри еще раз и убирайся!

Но ей пришлось сначала уговорить меня вылезти из ванны. Она подбадривала, подстегивала и напоминала, что мне так или иначе придется выйти, добрых пятнадцать минут. И, когда я наконец сдался, онемевшие ноги едва держали меня.

Итак, я все же открыл дверь. И никого не увидел. Коридор был пуст. Я осторожно вышел, оглядываясь по сторонам. Ничего.

Я остановился посреди гостиной, чувствуя себя полным идиотом. Вот именно поэтому я и принимал лекарства: паранойя, приступы паники… Наверняка все эти люди снаружи так на меня подействовали. Я просто заранее ожидал найти здесь что-то. Они накрутили меня, чего удивляться, что всякое мерещилось…

А потом я увидел картину на стене, на которую раньше не обратил внимания.

Странно.

Похожа на одну из дешевых картин из благотворительного магазина. Она изображала двух женщин, идущих по мостику жарким летним днем. Такая, совершенно обычная картина… но не для меня. Я же осмотрел тут каждый сантиметр, когда вошел.

Вам знаком этот феномен, когда произносишь слово снова и снова, и в какой-то момент оно полностью теряет смысл, превращаясь в набор звуков? Такое же чувство охватило меня. Картина начала расплываться, исчезать, превращаясь в красочное пятно. И там, в этой мешанине красок я снова увидел их – голубые глаза. Маленькие яркие пятна в воде по бокам моста. А следом за ними проявилось лицо. Неуловимое, то и дело пропадающее…

В эту секунду я понял, что совершенно точно не видел эту картину, когда вошел.

А еще, что оно осознало, что я могу его видеть.

Я медленно попятился назад.

– На картине что-то есть, – прошептал я в микрофон. – В гостиной.

– Уверен? Абсолютно уверен?

– Д-да. Абсолютно.

– Выметайся.

Завернув за угол, я отчетливо услышал скрип половиц за спиной. Картина скрылась из глаз, но я отчетливо чувствовал как что-то движется. Я все еще пятился спиной вперед, выйдя на холодный осенний воздух, и вздрогнул, когда чьи-то руки легли на мои плечи. Вооруженные люди оттащили меня назад, парамедики светили фонариками в глаза. Они засыпали меня всевозможными вопросами: мое имя, девичья фамилия матери, имя нашего президента… Меня уложили на носилки, и в этот момент команда зачистки ворвалась в дом с электрошокерами для скота, сетями и ящиком.

Я плакал и смеялся одновременно, ощущая, как спадает нервное напряжение. И даже не заметил, что Тереза села рядом. Мне дали воды и таблетку,  и я принял все без вопросов.

– Молодец, – сказала Тереза. – Все закончилось. Все закончилось.

– Что это было?! Что там внутри?!

– Нечто, что может увидеть только избранный.

***

Вот так я первый раз работал с Терезой. В следующие несколько лет меня вызывали раз или два в месяц и платили столько, что я смог перебраться из родительского дома в свою квартиру. Каждую неделю Тереза навещала меня, и мне нужно было регулярно проходить осмотры, но большую часть времени я все же был предоставлен сам себе.

Постепенно я начал узнавать больше о компании, на которую работал. Платежи приходили от Hatchet Biotechnica, дочерней компании Hatchet Pharmaceuticals. Моя должность называлась “поставщик”, в принципе так ко мне и обращались.

Тереза со временем рассказала, на что нужно обращать внимание и как действовать, но та первая миссия была испытанием. Мне дали шанс проявить себя. Я понятия не имел, что именно искал, но видимо моя особенность и склонность находить закономерности здорово помогла.

Я узнал больше и о процедурах. Например, они всегда проводили “проверку на синий”. Это значило обследование близлежащей территории в поисках признаков заражения. Обычно это были цветы, часто синие, но не всегда. Иногда тюльпаны, но в основном подсолнухи. А однажды они просто нашли кучу зубов, торчащих из стены. В общем говоря, “проверка на синий” – это поиск чего-то выбивающегося, неуместного или откровенно странного. Когда обнаруживалось что-то подобное, миссия тут же сворачивалась, и весь район уничтожали направленным взрывом.  Если он все еще был населен, они ставили тенты и использовали огнеметы.

Помню, как однажды, за неделю до Рождества, шестеро мужчин с огнеметами должны были сжечь теплицу. Никогда не забуду, как пламя плясало в их забралах. Они видели только сполохи огня, но я – нет. Я видел тела, объятые пламенем. Слышал крики в звоне разбивающегося стекла. А в обугленных останках расплавленного пластика видел искаженные болью лица, смотрящие на меня полными ненависти черными провалами глаз.

Я успел поработать с 33 случаями за два с половиной года. Каждый раз я заходил в какое-нибудь место и искал что-либо неуместное, прячущееся у всех на виду. И я понятия не имел, с чем имею дело. Просто иногда краем глаза замечал, как что-то пробегает мимо, или видел пару голубых глаз, смотрящих с другого конца комнаты. Каждый раз я просто сообщал команде, что видел, и уходил. Стул. Холодильник. Подозрительное окно. Черт, да даже однажды музыкальная шкатулка.

В последний раз мы подходили к какому-то дому. Стоял дождливый осенний вечер, и, когда мы, наконец. добрались, территорию уже оцепили. На земле валялась вывеска “Продается”, сбитая неаккуратно развернувшимся джипом.

Меня одели в защитный костюм. Взяли кровь, упаковали, все такое. Просто еще одно дело. Я все еще нервничал, но с каждым разом справлялся все лучше.

– Синий? – спросила Тереза.

– Никакого синего, – ответил один из охранников. – Мы наблюдаем одно танго.

– Уверен? – Тереза прищурилась. – В первом отчете речь шла о шести.

– Вторичные показания говорят об одном. Возможно беглецы.

– Уведомите Галапагосы, – наконец вздохнула Тереза. – Отправляй его на охоту.

Она обернулась ко мне, с улыбкой похлопав по плечу.

– Зашел и вышел. Ты справишься.

– Я справлюсь, – повторил я. – Да.

Все шло стандартно: обратный отсчет, прожекторы и игра начинается. Я будто выходил на сцену. Остановившись на секунду в дверном проеме, я посмотрел на свою черную тень, тянущуюся вперед, и почувствовал себя охотником. Только меня следовало боятся в этом доме. И все, что еще осталось здесь, уже пыталось почтительно спрятаться.

– Пол кривой, – отметил я. – Странное место.

– Уверен?

– Да. Определенно.

Я взял себя в руки и начал обходить комнаты, одну за другой.

***

Я все ждал, когда появится это чувство. Я видел то, что на поверхности и то, что скрывается за очевидным. Голубые глаза, все более четко проявляющиеся фигуры… Просто нужно расслабиться и ждать, когда то самое чувство захлестнет меня. Я был почти спокоен, но все еще чувствовал неясный зуд какой-то первобытной части, только и ждущей, когда я запаникую.

Ничего не происходило.

Я проверил кухню, гостиную, спальню… ничего. Только странно кривящийся пол, пустые комнаты и эхо моих шагов. Пустая гостевая с единственным окном. Я представил угрюмые лица в коре деревьев снаружи.

Двадцать минут спустя у меня так ничего и не было. Я доложил Терезе, но она настаивала, что они все еще получают показания изнутри дома. Что-то было там, вместе со мной, но я ничего не видел. Я проходил через отрицание, страх, гнев, снова и снова. Что я упустил?

Отчаявшись, я просто сел на пол посреди гостиной. Потер глаза, вздохнул и попытался расслабиться.

– Тереза, я… я… Я ничего не чувствую. Ты уверена?

Она не ответила.

– Тереза?

– Да, – отсутствующе бросила она. – Да, нет, я… у нас все хорошо. Подожди минутку.

– У нас все хорошо? Что значит “у нас все хорошо”?

Снова молчание.

Я потоптался внутри еще минут десять, прежде чем подошел к окну, выходящему на передний двор. Прожектор бил прямо в глаза.

– Тереза? Я выхожу. Тут пусто.

Я открыл дверь и уперся в две дюжины лиц, устремленных на меня. Как будто они удивились моему появлению… но что-то было не так. Да, что-то было не так.

Все они смотрели со странными выражениями. Кто-то равнодушно, кто-то улыбаясь от уха до уха. Один из парамедиков уставился на меня с отвисшей от ужаса челюстью. Как будто они не знали, что чувствуют или как это выразить.

В животе знакомая тяжесть свернулась клубком. Мои глаза остекленели, будто глядя на одну из стерео-картинок. На что-то, скрывающее закономерность. Это чувство я ждал внутри дома, но нашел снаружи.

Позади всех обнаружилась Тереза.

Она вышла из-за джипа, улыбаясь во весь рот.

За очертаниями ее лица проступили глаза, светящиеся холодной синевой.

***

Один за другими их глаза вспыхивали синим. И всего через мгновения я разглядел в траве у ног толпы фигуры, похожие на человеческие. Обезглавленные, изувеченные тела.

Самозванцы. Двойники. Мимики. Кошмарные существа, обманом заманившие нас в ловушку.

Одна за другой, улыбки начали расползаться на их лицах. Ряды невероятно острых зубов, длинные извивающиеся языки. Их пальцы и шеи становились все длиннее… Они сбрасывали маски и без страха смотрели мне в лицо.

Ни слова не было сказано вслух. Но мне как будто сам ветер кричал бежать.

И я побежал. Захлопнул за собой дверь и устремился в дом. Лица проступали из стен. Дверные ручки обрастали пальцами и хватали меня за одежду. Мое собственное искаженное лицо плясало в зеркалах и окнах, улыбаясь с вырванной нижней челюстью. Я боялся моргать. С каждым ударом сердца по венам разливался ужас, заставляющий держать глаза открытыми.

Дверей стало больше, чем было. Окон тоже. На кухне внезапно появилось мансардное окно и четыре холодильника. Вся главная спальня. как фурункулами покрылась бесчисленным множеством картин, изображающих жестокие, утопающие в крови сцены. Они уже проникли внутрь, они окружали меня… и теперь мне оставалось только лихорадочно пытаться вспомнить, что было реальным, а что нет.

Ворвавшись в гостевую я вспомнил, что там было всего одно окно.

Теперь уже два.

Оставалось только положиться на удачу. Попробовать угадать.

Я схватился за оконную раму, буквально видя, как зубы впиваются в мои ладони. Горячие языки вылизывают запястья. Широкие улыбки получают свою добычу…

Но то было лишь воображение.

Я вывалился в окно и бросился в лес.

***

Всю ночь я продолжал идти. Грудь разрывалась от сдерживаемых криков. Без лекарств в темноте все выглядело так, будто тянется ко мне. Пытается съесть, схватить, убить… В скрипе веток я слышал смех, в вое ветра – крики.

Я бежал уже несколько часов. когда нога вдруг застряла между камнями. Я упал на землю, подвернув лодыжку, и увидел, как они настигают меня. Как их пальцы впиваются в плоть… Корчась на земле, я молил, чтобы они отпустили меня, пожалуйста, пожалуйста….

А через пару секунд понял, что просто поцарапался о подлесок. Никого не было. Все закончилось.

Я расплакался, стараясь игнорировать перекошенное лицо, расползшееся по диску полной луны над головой.

***

В конце концов, я добрался домой. Ни на голосовой, ни на электронной почте никаких сообщений. Все мои рабочие номера оказались отключены. Не осталось способов связаться с ними, не осталось никакого следа фирмы, нанявшей меня. Hatchet Biotechnica существует только на бумаге, нет ни офиса, ни контактной информации, ни владельцев. Просто прикрытие.

Я ничего не слышал о Терезе с тех пор. Думаю, что те, на кого я работал, просто сочли меня мертвым. Поэтому я решил поделиться этой историей, хоть и анонимно: те, кто знают, кто я, смогут со мной связаться. А остальных я хочу предупредить.

Будьте бдительны. Доверяйте своей интуиции.

Это может спасти вам жизнь.