Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Король и Шут (Главы 5-8)
© Юрий Туровников77.5 мин. Страшные истории Hell Inquisitor 4-05-2022, 16:52 Источник Принял из ТК: Radiance15
Содержание:
↑ Глава пятая.
Мастер не обманул и сдержал свое слово. Еще не успело солнце выползти на небосвод, а петухи не продрали глаза, как трубы в коморке шута загудели, затряслись и выплюнули струю воды. Поначалу та текла мутная, но потом мало помалу посветлела. Прохор, привыкший вставать ни свет, ни заря, умылся по пояс, наплескав на полу большую лужу, сменил ночные портки на привычный шутовской наряд и решил прогуляться по замку.Он старался держать все под своим личным контролем, и привык быть в курсе всего, что происходило в этих стенах. Всем известно, что заговоры плетутся по ночам, именно тогда, когда сон всего крепче, и Прохор хотел бы знать, если таковой имеет место. Тем более что сам король попросил его об услуги. Тот, кто не спит в столь ранний час, явно не чист помыслами.
Тихо ступая, шут шел от одних покоев к другим, останавливался возле закрытых дверей, прислонялся ухом к холодным позолоченным створам и, затаив дыхание, вслушивался. Но кроме громкого храпа там, где дрыхли государственные мужи, и еле слышного сопения, где почивали фрейлины королевы, ничего подозрительного Прохор не услышал. Правда, Казначей сквозь сон требовал "Еще! Еще! Мне мало!". Прохор узрел его слюнявую физиономию в замочную скважину. У дверей королевы балагур постоял подольше. Ничего.
В замке все спали, ну, почти, если не считать самого шута, главного повара с двумя поварятами, что уже гремели на кухне посудой, и еще одного персонажа. Возле его двери шут задержался, еле сдерживая смех, готовый вырваться наружу.
Сначала Прохор решил, что ему показалось, но когда он приоткрыл дверь буквально на палец, то не смог просто взять и уйти. Посреди своих покоев в ночной рубахе стоял Главный Министр и размахивал руками. Его голову венчала корона, сделанная из бумаги. Схватив со стены саблю, генерал совсем погрузился в образ и, стараясь не кричать, принялся общаться со своими воображаемыми подданными.
- Мой народ! Любите ли вы меня так, как я вас? Я счастлив, что вы поверили мне и избрали своим правителем! Вы не пожалеете, клянусь своими усами! - министр убрал саблю на место и упер руки в бока и широко расставил ноги, - Я буду грозным, но справедливым. Хотя... Да, первое время надо быть именно таким, чтобы чернь стала доверять мне, а потом можно будет и налоги поднять. Представляю выражение лица Генриха!
Шут нахмурился и почесал подбородок.
"Ты чего, старый осел, удумал, уж не государственный ли переворот?".
Но опасения Прохора не оправдались, и он облегченно вздохнул. Генерал забрался на кровать, укрылся одеялом и продолжил размышлять, медленно погружаясь в сон.
- А потом, чего доброго, - офицер зевнул, - народ поднимется супротив меня, свергнет и повесит, аки супостата, на каком-нибудь дубе, буду там болтаться, пока веревка не перетрется. Или застрелит кто, пока буду в карете по улице ехать. Нет, пожалуй, ни к чему мне трон. Министром спокойнее: получил приказ - выполнил. Жалование большое, полный пансион и все такое. Хотя...
Через мгновение несостоявшийся правитель уже храпел.
- Представляет он... - и шут продолжил свой обход. - Фантазер!
Пройдя по длинному коридору, Прохор разбудил караульных, что задремали на посту у входа, и по бесконечным ступеням спустился обратно на кухню, чтобы проконтролировать процесс приготовления пищи, да и подкрепиться заодно. До завтрака еще долго, а живот уже урчит и настойчиво просит есть.
Кухня блестела, как доспехи гвардейцев на параде в честь празднования семидесятилетия государя. Свет десятков масляных ламп играл бликами на кухонной утвари. Развешенные на стенах различной длинны ножи, ложки, половники, сковородки и ковши мирно покоились на своих местах. Колонны кастрюль, тарелок и кубков уходили под самый потолок. В печах потрескивали поленья, а языки пламени вырывались наружу из-за приоткрытых заслонок. В больших котлах бурлила вода, которая пойдет на утренний туалет королевских особ, а в посудинах поменьше уже варилась ароматная похлебка. Рядом на живом огне поваренок вращал на вертеле тушку молочного поросенка. Сам хозяин кухни, полный мужичок, в белом фартуке и накрахмаленном колпаке, ловко нарезал овощи, напевая на все помещение свою любимую песню, что заучил, гуляя по вечерам в таверне и слушая артистов.
Никто не ждал, что будет праздник в этот день,
но все равно явились все, кому не лень.
Уж так в деревне повелось: резвись, коль выпить удалось!
И даже гоблин-борода с холмов пришел сюда.
Пели песни до утра, пого танцевали.
Каждый наливал вина, пить не уставали!
Был странный вкус, но людям было наплевать,
не дуя в ус, напились и давай гулять.
Какая разница, что пьешь - себе и ближнему налей.
Чем больше в рот себе вольешь, тем будет веселей! Хэй!
Пели песни до утра, пого танцевали.
Каждый наливал вина, пить не уставали!
И только гоблин, как бревно, упал и распростерся ниц,
узнав, что хоббиты вино варили из яиц!
Пели песни до утра, пого танцевали.
Каждый наливал вина, пить не уставали!
Ведь простой народ, что попало пьет,
если это хоть немного по мозгам дает!
Пели песни до утра, пого танцевали,
Каждый наливал вина, пить не уставали!
Все придут на пир, лишь бы повод был.
Сладок уксус на халяву, кто-то говорил!
В деревню хоббиты пришли и принесли вино,
и местный староста тогда на праздник дал добро.
В их появлении был бесхитростный расчет:
- Мы людям принесем вино,
они же нам дадут за это мед!
Чего скрывать - и я там был,
вино со всеми вместе пил.
Своим я видом фей пугал, под дубом бешено рыгал!
Шут слушал пение повара, прислонившись к большому шкафу, набитому до отказа серебряной посудой.
- Сколько тебя знаю, - откашлялся в кулак Прохор, - ты всегда веселый, Гарри. Такое впечатление, что тебе невозможно испортить настроение.
Тот закончил песню и обернулся, чтобы посмотреть на столь раннего гостя.
- Приветствую, - повар кивнул. - Отчего же, однажды некий олух попытался мне его испоганить, но плохо кончил, - и Гарри со всего маху воткнул огромный тесак в разделочную доску. - Ты же меня знаешь, я бью всего два раза, причем второй - по крышке гроба.
Оба зычно засмеялись, чем напугали поварят: один даже с грохотом уронил кастрюлю, которая покатилась по полу. Хозяин кухни недовольно посмотрел на ученика.
- Руки-крюки! Пойдешь на солеварню работать, бездарь! Почему картофель до сих пор не почищен, а?!
- Сей момент! - побледнел мальчонка и заметался по помещению.
Прохор усмехнулся.
"Вот это подход, поэтому на кухне всегда порядок! Вот такого бы министра, цены б ему не было, не то, что наш, мямля, - а вслух сказал".
- Угости-ка меня чем-нибудь, - и потер живот. - Урчит, спасу нет.
- Утка вчерашняя осталась, подойдет? - шут кивнул. - Еще кисель есть.
- Давай, - и весельчак сел за столик, предназначенный для приема пищи работниками. - И сам присядь.
Гарри накрыл в считанные секунды, прикрикнул на подмастерьев и присоединился к высокопоставленному гостю, усаживаясь на бочонок с вином, вместо стула. Прохор отщипнул мяса, макнул его в соус и отправил в рот, прикусив сочным помидором, что брызнул соком по сторонам, запачкав идеально белый фартук повара.
- Ох, ё... - прикрыл рот шут, а Гарри нахмурился. - Извини.
- Ну вот что ты за человек? Не успел прийти, уже неприятности начались. Новый фартук совсем, только сегодня одел.
- Отдашь королевской прачке, она отстирает, - попытался сгладить вину Прохор.
Толстяк махнул рукой.
- Ей отдашь, и можно забыть. Постирает с тряпьем каким-нибудь и все, только полы мыть потом. Я жене накажу.
Прохор отхлебнул киселя прямо из кувшина, проигнорировав предложенную кружку, и посмотрел на часы.
- Ого! Скоро Генрих проснется. Сейчас пришлю водоносов, - шут поднялся со стула. - Рад был снова увидеться. Мой поклон супруге и детям. Сколько их, кстати, у тебя уже?
Хозяин кухни вздохнул.
- Третьего дня пятого родила. Опять девка. Кто их всех замуж возьмет, ума не приложу!
Прохор сочувственно покивал и засунул в карман яблоко, которое взял из большой корзины, стоявшей у входа.
- Проси у государя прибавку, копи приданое. Ну ладно, заболтал ты меня!
Шут выскочил за двери и вприпрыжку стал преодолевать лестничные марши древнего замка. Звук его шагов эхом разлетался по коридорам. Навстречу королевскому весельчаку попались тушилы, в обязанности которых входило гасить факелы и лампы и открывать оконные ставни утром, когда вставало солнце, и наоборот, едва дневное светило скатывалось за горизонт, рассеивать мрак замка, зажигая светильники и затворяя окна.
***
Присутствовать при ежедневном омовении королевских телес шут не стал, по крайней мере, смотреть на заплывшего жиром сюзерена Прохор не испытывал никакого желания, вот королева - другое дело, там и низ ничего, и верх о-го-го, но неловко как-то стоять и пялиться, хоть и можно прикинуться дураком... А вот от завтрака шуту отвертеться опять не удалось. Самодержец потребовал от него компании и дружеской беседы, так как его благоверной претили всякие беседы, кроме обсуждения новых украшений или платьев.
Факелы и лампы нещадно коптили потолок и стены Трапезной залы. Даже ароматы яств не в силах были перебить запах сгоравшего масла.
- Когда уже мастер запустит это свое скр... элетр... Тьфу, мать его! Электричество! Все тянет и тянет... Вонь уже по всему замку от копоти, сколько не проветривай.
- Так без денег ничего не получится, - вымолвил шут.
- Сколько ж ему еще нужно?! - вспылил король. - Я казначею давал указ выдать мастеру тысячу монет. Еще надо?! Дождется этот изобретатель, честное слово!
Августейший был не в духе и безо всякой охоты тыкал вилкой в зажаренный бок молочного поросенка, который всего несколько часов назад бегал за стенами города по загону и верезжал. Его супруга, сидевшая на противоположном конце стола, наоборот, испытывала острое чувство голода, поэтому усердно налегала на все подряд, особенно на квашеную капусту и соленые огурцы. Прохор переводил взгляд с одной королевской особы на другую, с хлюпаньем попивая настойку калины и облепихи из серебряного кубка.
- Ты какой-то грустный, - спросил шут.
- А чего веселиться? - отмахнулся Генрих. - Супруга перестала обращать на меня всякое внимание, вон, только брюхо набивает... Кстати, ты не забыл о моей просьбе?
Прохор перешел на шепот.
- Ни в коем рази. Пока ничего утверждать не могу, я же только начал слежку, но кое-что могу сказать наверняка, - Генрих весь обратился в слух, поправляя слюнявчик. - У тебя будет наследник!
Король выронил вилку, закашлялся и едва не упал со стула, который придержал ловкий балагур. Августейший хлебнул вина и уставился на слугу, выпучив глаза.
- Окстись, языкастый!
- Да ты сам посмотри! - шут скосил взгляд в сторону государыни. - На солененькое потянуло, нервная вся - однозначно понесла, к гадалке не ходи!
Генрих погрустнел и схватился за голову.
- Беда...
- Ты чего не рад? Сам же хотел наследника, а теперь кривишься, будто уксуса выпил!
- То-то и оно! - вздохнул сюзерен, со всего маху вонзая нож в поросячий бок. - Подложил мне кто-то свинью. Голубь, мать его так! Теперь все придворные шептаться начнут, мол, интересно, кто это рога королю наставил...
Шут снял свой колпак и почесал затылок, запустив ладонь в рыжие кудри.
- Все тебя учить надо, - Он посмотрел на государыню. - На собрании во всеуслышание скажи Изольде, что сегодняшняя ночь была великолепна. Пусть потом у кого-нибудь язык повернется сказать что-то непристойное в твой адрес, махом познакомим с палачом.
Генрих с надеждой посмотрел на своего слугу.
- Думаешь, выгорит? Я-то ведь буду знать правду.
Шут сплюнул на пол.
- Тебе что важнее, что ты знаешь, или что про тебя придворные говорить будут? То-то и оно! Сделай, как я сказал. Потом известие о беременности госпожи все воспримут спокойно. И хватит издеваться над поросенком! - Прохор отодвинул блюдо с несчастным свиненком, который был уже истыкан, как дуршлаг. Весельчак посмотрел на часы. - Через пятнадцать минут нам надобно быть в Тронной Зале. Министр прибудет и прочие королевские дармоеды. Пойдем, Генрих.
Августейший согласно кивнул, бросил на стол слюнявчик и встал, поправив горностаевую мантию.
- Дорогая, обратился он к супруге. - Жду тебя на совещании.
- А без меня никак? - спросила Изольда, вытирая свои алые губки. - Мне что-то нездоровится.
Король хотел уже согласиться и разрешить жене не приходить, столь жалобна она посмотрела на благоверного, но Прохор зашипел на него и к тому же больно наступил на ногу.
- Никаких отговорок, это не займет много времени. Заодно пообщаешься со своими фрейлинами. Жду через... - правитель Серединных Земель посмотрел на шута.
- Через десять минут, - пришел тот на помощь своему господину.
И Генрих в сопровождении Прохора покинул обеденный зал.
От витражей по стенам прыгали разноцветные блики, звук шагов разлетался по лестнице, отражаясь от сводчатого потолка. Тяжело дыша, король переступал со ступеньки на ступеньки, опираясь на руку своего верного шута. Суставы ломило. Еще треклятая мантия обвивалась вокруг ног, и от тяжелой короны болела шея. В общем, чувствовал себя сюзерен не очень хорошо, не помогало даже лечение грязями, хотя лекарь утверждал обратное, обмазывая величественные телеса зловонной болотистой жижей. От запаха тины, который уже въелся в кожу, не спасали даже всевозможные духи, что августейший выливал на себя целыми флаконами. Королевский парфюмер не спал ночам, изыскивая новые ароматы, лекарь готовил все новые мази, а Генрих по-прежнему хирел.
- Я подозреваю, что меня кто-то сознательно травит, - вдруг произнес сюзерен. - Ты так не думаешь?
- Нет, я-то себя нормально чувствую. Всю твою еду пробуют десятки людей, в том числе и твой покорный слуга. Если бы дела обстояли так, как ты говоришь, то в королевстве либо жили одни доходяги, либо все уже умерли бы давно.
- Не поспоришь, - вздохнул Генрих и толкнул массивные позолоченные створы дверей, ведущих в Тронную залу.
Часы на улице пробили девять часов утра.
Едва король вступил в помещение, придворная знать, что уже собралась и толпилась возле окон, замолчала и склонилась в приветственном поклоне. Августейший прошаркал по мрамору, уселся на трон и взял в руки скипетр и державу. Он обратил свое внимание на то, что его драгоценная супруга появилась тут раньше него и довольно хихикала и улыбалась, несмотря на утреннее недомогание. Генрих решил последовать совету своего шута.
- Ваше Высочество, - сказал он, и Изольде пришлось прервать свою беседу. - Сегодня ночью вы были великолепны! Вы, однако, шалунья!
Королева залилась краской и поспешила укрыться за веером. Десятки глаз воззрились на нее, чем сильно смутили и заставили отвернуться. Шут одобрительно кивнул господину и показал большой палец. Тот широко улыбнулся.
- Один ноль в твою пользу, - шепнул Прохор, развалившийся на приступке возле ног хозяина.
- Однако приступим к государственным делам. Что нового в королевстве? - спросил Генрих, и перед ним вырос Главный Министр, как всегда в идеально чистом мундире и при оружии. Он залихватски закрутил усы и отрапортовал.
- Все спокойно, Ваше Величество! Граница на замке и все такое!
- Это радует, - сюзерен откинулся на спинку трона. - А как у нас обстоят дела с финансами?
Придворные зашушукались и вытолкнули на середину залы казначея в малиновом сюртуке, и треуголкой на голове. Тот отбил поклон, блеснув золотыми пряжками на туфлях. Этот остроносый франт с куцыми усами поправил монокль и, вздохнув, произнес.
- Мой король, совсем-совсем плохо, да. Налоги надо поднимать, казна скудеет, - и вновь поклонился.
Тут шут шепотом обратился к Генриху.
- Позволь мне задать пару вопросов этому напыщенному индюку? - Августейший одобрительно кивнул, и Прохор продолжил уже в голос. - Скажи, неуважаемый, не воруешь ли ты?!
Казначей пошел пятнами и стал озираться по сторонам, ища поддержки, но придворные, как обычно в таких ситуациях, изучали лепнину на потолке.
- Как можно, я никогда! Что вы себя позволяете, господин дурак?!
- Да? В таком случае скажите мне, мусье Жакоб, вы знаете, что это такое? - и шут указал на люстру, собранную Даниэлем-мастером. Казначей поднял глаза и сглотнул.
- Потолок?
- Ты из себя дурака не строй, это мой удел, - сказал шут, поднимаясь с пола. - Я про чудо-лампы речь веду. Они без электричества не работают. Изобретатель наш жалуется, что ты ему денег на это не даешь, хотя указ подписан самим королем, или ты плевать хотел?
Казначей позеленел, уронил пенсне, которое повисло на серебряной цепочке, и задрожал.
- Я... я...
- Мешок угля! - шут подошел к нему вплотную и схватился за серьгу, торчавшую в ухе франта. - Слушай меня внимательно, бестия. Сейчас же отписываешь мастеру сундук денег, иначе я наговорю королю про тебя такого, что колесование тебе детской шалостью покажется. Понятно?
Казначей согласно закивал, роняя на мраморный пол со лба капли пота, размером с горошину.
- Я все понял, ваше шутейшество. Все исполню, немедленно.
- Пшел вон! - рыкнул на него Прохор и занял свое место подле государя. - Сделай меня смотрителем казны, Генрих. Я отучу этих хапуг совать в нее свои лапы.
Сюзерен поерзал на троне.
- Да что они много украдут что ли? Так, по мелочи... Министр!
Генерал перестал похрапывать и вытянулся в струну. Видимо, не выспался после своих ночных мечтаний. Он вытер платком слюну с губ, расправил усы и звякнул медалями.
- Я здесь, Ваше Величество!
- Вижу. Все готово к чествованию нашего героя? - Генрих посмотрел на Прохора и обратился к знати. - Учитесь, как государству служить надо! Казалось бы, шут, а толковый малый. Получил приказ, пошел и выполнил. Пленил смутьяна. Молодец. Сегодня в полдень чтобы все собрались на площади. Наши музыканты поведают вам о его славном подвиге. Еще новости есть? Нет? Тогда все свободны.
Придворные поклонились и, пятясь, как раки, покинули Тронную залу. Вышли все, за исключением Генерала. Он остался стоять и, дождавшись, когда закроются двери, подошел к трону. Генрих отложил в сторону скипетр с державой.
- Чего тебе?
Министр переминался с ноги на ногу, скрипя начищенными сапогами.
- Не знаю, как и сказать...
- Да не томи уже! - подал голос шут.
Офицер осмотрелся и шепотом сказал.
- В замке появился призрак! - от этих слов встрепенулись даже дремавшие в углу собаки. - Вы не подумайте, я не сошел с ума. Его видели и некоторые фрейлины, и кое-кто из караульных и другие обитатели дворца. Ночью бродит по коридорам и что-то бормочет. Я уж не стал при всех об этом говорить, а то засмеют.
- Это точно, - хмыкнул рыжий балагур, звякнув бубенцами.
Король пристально посмотрел в глаза генералу.
- Ты часом не во хмелю, Тихуан Евсеич? Ну-ка дыхни!
- Честью клянусь не пил! - козырнул тот. - Я бы сам проверил, но, стыдно признаться, боязно.
Шут ухмыльнулся.
- У тебя же сабля и вся грудь в медалях! Ладно, я сам разберусь, что к чему. Скажу Советнику, чтобы официальную бумагу приготовил с подписями и печатью. Призрак... Хм.
Даже Сюзерен скрыл смешок в кулаке, а едва генерал ушел, рассмеялся в голос.
Прохор подошел к окну и посмотрел на окрестности города: в поле работали косари, на реке, что огибала столицу королевства крутила свои колесам водяная мельница, а ее старшая сестра вращала свои руки-крылья посреди пшеничного поля. Мельница была давно заброшена, и теперь служила местом для развлечения детворы днем, и тех, кто постарше, ночью. Прохор и сам наведывался туда пару раз с женой молочника. Шут усмехнулся и прервал свои неожиданно нахлынувшие воспоминания.
В этот самый момент часы на Главной башне пробили десть часов.
***
Площадь наводнилась людьми в считанные минуты, едва только глашатай вышел на помост и прокричал:
- Внимание, жители Броумена! Королевский указ. Слушайте и не говорите, что не слышали! Сегодня ровно в полдень всем жителям столицы Королевства Серединных Земель собраться на дворцовой площади. Повторяю: сегодня ровно в полдень всем жителям столицы Королевства Серединных Земель собраться на дворцовой площади. Время пошло! - не успел еще глашатай свернуть пергамент, а со всех сторон уже стали стекаться мужики, бабы и дети. Площадь пришла в движение.
С первым ударов часов, возвестившим о том, что две четверти дня прошли, на помост снова вышел бирич, развернул очередной свиток и загорланил, стараясь перекричать шумящую толпу.
- Жители Броумена, король и королева! - Он махнул рукой в сторону балкона Главной башни, на который вышли величественные особы, посылающие налево и направо воздушные поцелуи.
Народ возликовал: в воздух полетели шапки. Намечался праздник или казнь, в любом случае что-то одно разбавит серые будни. В небе каркнула одинокая ворона, которая уселась на жердь виселицы, прямо над глашатаем и, естественно, нагадила тому на плечо мундира. Площадь закатилась со смеху, а бирич погрозил кулаком вредной птице. Последняя не осталась в долгу и громко каркнула, взмахнув крыльями, чем изрядно напугала Главного крикуна города.
- Продолжай, - повелел король, садясь в кресло.
- Итак: несколько дней назад стало известно о том, что пропали некоторые королевские служащие, а именно: сборщики ягод и грибов, а так же пасечник. Хотя некоторые считают, что исчезнувших гораздо больше...
Король облокотился на позолоченный подлокотник своего кресла и обратился к шуту, что мялся на стуле между ним и королевой.
- Что значит - больше? Кто ему такую чушь сказал?!
- Я, - ответил Прохор.
- Зачем? - удивился Генрих.
- Ну приукрасил чуток, и потом, кто может уверенным, что это не правда? Скольких бедолаг лесник мог волкам схарчить? Только богу и ему известно, но он молчит, как рыба. Не пытать же его... А так я вроде массового убийцу словил.
Тем временем глашатай продолжал. Толпа внимательно слушала, перешептываясь и покачивая головами.
- Специальным указом на поиски пропавших был отправлен королевский шут, благодаря которому удалось выяснить личность негодяя, а так же истинный мотив преступлений. Подробности вам поведают наши артисты. Встречайте: Броуменские музыканты!
На сцену поднялись любимцы всех посетителей таверны, в своих разбойничьих лохмотьях. Простой люд встретил балаган дружным улюлюканьем. Те в ответ поклонились и, выкрикнув излюбленное "Хой! Хой! Хой!", ударили по струнам, а Михась с Дроном закружили по помосту, голося во все горло.
Замученный дорогой, я выбился из сил,
и в доме лесника я ночлега попросил.
С улыбкой добродушной старик меня впустил,
и жестом дружелюбным на ужин пригласил.
Будь как дома путник, я ни в чем не откажу,
я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу!
Множество историй, коль желаешь, расскажу,
коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу!
На улице темнело, сидел я за столом.
Лесник сидел напротив, болтал о том, о сем:
что нет среди животных у старика врагов,
что нравится ему подкармливать волков.
Будь как дома путник, я ни в чем не откажу,
Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу!
Множество историй, коль желаешь, расскажу,
коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу!
И волки среди ночи завыли под окном.
Старик заулыбался и вдруг покинул дом,
но вскоре возвратился с ружьем на перевес:
- Друзья хотят покушать, пойдем, приятель, в лес!
Будь как дома путник, я ни в чем не откажу,
Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу!
Множество историй, коль желаешь, расскажу!
- Э-хэй! - закончил песню Михась и, поклонившись, дал музыкантам знак убираться и сам спрыгнул со сцены и смешался с толпой, которая взорвалась аплодисментами, а бирич продолжил свою речь, косясь в пергамент.
- И вот когда над королевским шутом нависла угроза смерти, он не испугался и бросился на своего врага. Лесник бросился наутек и скрылся в лесу, тогда королевский летописец, что отправился на поиски пропавших вместе с шутом, бросился вслед за стариком, но был ранен. Дворцовый дуралей продолжил погоню, неся писаря на руках, пока не обнаружили преступника, который по уши завяз в болоте. Только под страхом смерти лесник сознался в своих деяниях, - поведал глашатай. - Наш доблестный шут спас преступника, связал и доставил в тюрьму. Теперь жители окрестных сел могут без боязни ходить в лес по грибы и ягоды. За героизм король награждает своего верноподданного весельчака двухдневным отпуском, грамотой и десятью золотыми!
Площадь взорвалась криками "Ура!", где-то на стене замка отсалютовала пушка. На этот раз канониру повезло, и он остался жив. Сам Прохор перегнулся через парапет балкона и стал размахивать руками, приветствуя жителей города. Королева наблюдала за этим, то и дело закатывая глаза.
- Шут и есть, - презрительно произнесла она. - Тоже мне, подвиг! Поглядите-ка, выходной ему дали... И так целыми днями дурака валяешь!
- В основном дурочек, - Прохор поднял брови, и зыркнул на госпожу. Та покраснела и сильнее замахала веером.
- Фи! Это дурной тон говорить о таких вещах!
Шут продолжал махать ревущей от восторга толпе.
- Не все же от кошмаров по ночам стонать...
Изольда не выдержала и обратилась к мужу.
- Генрих, долго мне еще терпеть этого выскочку? Он меня ни в грош не ставит, хамит, а ты и бровью не ведешь! Его следует наказать!
- За что?! - удивился король, кряхтя поднимаясь с кресла. - Дурак, не ведает, что творит. Что с него взять?
Шут запрыгнул на балюстраду, повернулся и стал раскачиваться из стороны в сторону.
- С безумца спроса нет, Ваше Высочество!
Королева побледнела, глядя на глупую выходку Прохора.
- Слезай немедленно! Видишь, мне плохо?! У меня мигрень разыгралась, мне надо полежать. Ах...
Она всплеснула руками и медленно начала падать. Тучный сюзерен не успел среагировать, и если бы не расторопность шута, то венценосная супруга разбила бы голову о подлокотник кресла, но рыжий балагур вовремя подхватил высочайшую особу, и все обошлось, а не как в прошлый раз. Первая жена короля во время обеда поскользнулась на арбузной корке и насмерть расшиблась о край стола. Тогда Генрих целые сутки горевал, обнимая безжизненное тело супруги, но боль утраты прошла на следующий день. После несчастные случаи происходили постоянно с королевскими избранницами: то орехом подавятся, то грибами отравятся. С тех пор уже минуло много лет. Нынешняя жена, Изольда, дочь внучатого племянника правителя Ниспании, восьмая по счету.
- Точно я тебе говорю, был-таки голубь! - шут шмыгнул носом и посмотрел на хозяина.
Народ постоял на площади еще полчаса и начал потихоньку расходиться. Никто так и не понял - будет сегодня выходной, как это обычно случалось в подобные дни, или нет. На всякий случай все решили вернуться к работе, но закончить пораньше, опять же на всякий случай, вдруг чего... Тем временем на балконе появились слуги с позолоченным паланкином и аккуратно уложили на него лишившуюся чувств королеву. Позже, в покоях самой Изольды, ее осмотрел королевский лекарь, который вынес свой вердикт примерно через час. - Ее Величество ожидает приплод. Король совсем сник, но виду не подал. Он натянуто улыбнулся и проводил взглядом служителя микстур и настоев с его подмастерьями, отошел от огромного трюмо и опустился на стул, что стоял у ширмы, скрывавшей кровать, где почивала его супруга. Шут отошел от окна и вздохнул. - Хорошо, что ты успел похвалиться сегодняшней ночью. Сейчас этот эскулап растрезвонит на всю округу, что государыня на сносях, слухи пойдут. И я, пожалуй, тоже. Прохор звякнул бубенцами, снимая с головы колпак и пересекая комнату госпожи. - Оставляешь меня в такой час?! - удивился сюзерен, почесывая брюхо. - Ты как будто сам рожать собрался! - усмехнулся рыжий весельчак. - В конце концов, сам дал мне два выходных - это раз, и два - мне еще надо с призраком разобраться, которого твои подданные видели. Дел невпроворот, ты уж попереживай чуток один, или... Знаешь чего? Переоденься в простолюдина, сходи в таверну и напейся до поросячьего визга. Могу составить тебе компанию, если пожелаешь. Правитель снял корону и почесал проплешину. - Чтобы я - потомок семи королей! - Ну и сиди тут, пускай слюни. Ей-ей, хуже барышни кисейной себя ведешь. Давай, казним кого-нибудь, может тогда тебе полегчает, - Прохор уже дошел до дверей и взялся за золотую ручку. - Постой! - король вздохнул. - Ты прав, нельзя падать духом и показывать слабость. Решено: идем в таверну. Жду тебя во сколь там нужно? Шут посмотрел на часы. - Я зайду в твои покои в семь, будь готов. Одежду я подберу у Гарри, вы с ним одного размера, - и шутник выскочил за дверь, оставив Генриха размышлять о насущной проблеме.
***
Повар не стал спрашивать зачем Прохору одежда, он без разговоров выдал портки, рубаху, сапоги и шляпу с пером. Шут пообещал вернуть все в целости и сохранности, но Гарри почему-то не поверил. Как и было договорено, балагур, сменивший шутовской наряд на костюм обычного горожанина, появился у короля ровно в семь вечера, едва часы на главной площади ударили в первый раз. Слуга помог облачиться хозяину в простую одежду. Естественно, последний кривился и причитал: де, не престало королям носить тряпье всякое, к тому же чужое, но Прохор его не слушал. В конце концов, король и шут подошли к огромному, в полный рост, зеркалу в золотой раме и поглядели на себя. Генрих нашел себя очень даже привлекательным и заломил на затылок шляпу. А чтобы величество не узнали, Прохор раздобыл ему повязку на глаз, такую же, что носил Рене. Собственно, артист свою и одолжил, сказав, что у него есть еще одна. Стараясь не попасться на глаза придворной знати, король и шут покинули замок и серыми улочками пошли по направлению таверны. Они вышагивали вдоль домов, ведя не принужденную беседу. Точнее сказать, сюзерен спрашивал, а слуга отвечал. - Это что? - Лавка бакалейщика. - А тут? - Здесь крысолов живет. Лавируя мимо бегающей и орущей детворы, гоняющей собак, Правитель Земель глазел по сторонам. Заглядывал в витрины и, как любой нормальный мужик, провожал взглядом молодых женщин, которые развешивали на улице белье или несли с базара корзины с провиантом. Сюзерен сейчас больше походил на корсара, сошедшего со своего корабля на берег и проведшего в плавании долгие годы, поэтому и сам привлекал сторонние взгляды: толстый, одноглазый, только попугая не хватает, да костыля. Полчаса спустя два горожанина вошли в трактир. Тут же в нос человеку, скрывавшему личину короля, ударила резкая смесь всевозможных запахов: табака, вина, жареного мяса, пота и бог знает чего еще. Проследовав к дальнему столику, Прохор схватил за шкирку какого-то пьянчугу, что уже успел заснуть, и просто скинул со стула. Конечно, получилось слишком грубо, но репутация у шута была та еще. Он мог бы позвать трактирщика, попросить его избавиться от этого подвыпившего бедолаги, но тогда все, кому не лень, станут занимать этот столик, а за него, между прочим, уплачено! - А что если этот почтенный горожанин начнет выказывать свое недовольство? - шепотом спросил Генрих. - Тогда придется пересчитать ему зубы, и готов держать пари, их не так уж и много, - ответил шут. - Хозяин, принеси нам! Мгновение спустя на столике появился стандартный набор: две кружки пива и тарелка сухарей. Прохор взглядом дал понять королю, что пора бы уже и выпить. Они взяли кружки и чокнулись, как старинные друзья. Сюзерен огляделся: худшей компании он и представить не мог. Истинное логово разбойников, не иначе. Тут убьют и не заметят. Он уже десять раз успел пожалеть о том, что пришел сюда. От мрачных мыслей его отвлекла пышногрудая разносчица, что забрала опустевшие кружки, поставила на стол чистые, поменьше, и кувшин вина. Величество засмотрелся два огромных полушария, что едва не выпрыгивали из ее платья, а женщина, привыкшая к таким взглядам, только улыбнулась и, вильнув задом, направилась к соседнему столику. - Ну что, Генрих, накатим по маленькой? - шут уже разлил вино и ждал, пока хозяин придет в себя. - Вот это хозяйство! - хмыкнул тот, показывая руками размер груди разносчицы. - Королеве такие и не снились! Да и мне тоже, но теперь, думаю, будут! Августейший схватил кружку и залпом осушил ее. Прохор даже моргнуть не успел, как его хозяин снова налил и выпил. Похоже, вечер переставал быть томным. Дворцовый балагур опрокинул вино в глотку и потер ладони. Посетители таверны разразились одобрительными криками: появились музыканты. С помоста, который являлся так же и сценой для выступления, тут же сдвинули столы. Артисты заняли свои места и принялись настраивать инструменты. Михась бросил на пол шапку и прокричал. - Вечер добрый, забулдыги! Надеюсь, вы еще можете стоять на ногах, а ваши хмельные головы соображают, что нужно подкинуть нам пару монет! И так, мы начинаем, - Он отошел назад, и его сменил Дрон. - Эту песню мы придумали, благодаря нашему другу, - и он махнул в сторону столика, за которым сидели шут и незнакомец странного вида. - Он рассказал нам, как разговорил одного прохвоста, чтобы выведать у него тайну, и это послужило великолепной идеей. И так, приготовьте монеты! Артисты прокричали традиционное "Хой! Хой! Хой!" и ударили по струнам. Дрон и Михась заметались по помосту, горланя на всю таверну.
Возвращаясь домой, парень шёл по тропе.
Над долиной болот зависала луна.
И услышал он вдруг чей-то крик вдалеке,
и пошёл посмотреть, с кем случилась беда.
И по мягкой земле он аккуратно ступал,
его коварная топь в себя пыталась втянуть.
Недалеко от себя он старика увидал,
который крикнул ему:
- Сынок, не дай утонуть!
Помоги мне, парень, выбраться!
Помоги мне, парень, выбраться!-
бедняга рыдал, умолял.
- Помоги мне, парень, выбраться!
Помоги мне, парень, выбраться!-
но парень с улыбкой стоял.
И на корточки сев, с усмешкой парень сказал:
- Не буду я тебе, дед, в твоей беде помогать.
Как человек умирает, я вовек не видал,
и наживую хочу я это сейчас увидать!
- Помоги мне, парень, выбраться!
Помоги мне, парень, выбраться!-
бедняга рыдал, умолял.
- Помоги мне, парень, выбраться!
Помоги мне, парень, выбраться!-
Но парень с улыбкой стоял...
Помоги мне, парень, выбраться!
Э-хей!
Песня закончилась, и в шапку полетели медяки. Раздухорившийся сюзерен бросил аж целый золотой, что не ушло от внимания музыкантов. Рене, несмотря на повязку на глазу, узрел это и отвесил еле заметный поклон. Он не узнал богатея, просто сделал это от чистого сердца. Не каждый день им кидают золотые монеты. Видимо, величественной особе, переодевшейся в пирата, ударило в голову вино, ибо она завопил на всю таверну. - Давай еще! Всем вина, я угощаю! На миг наступила тишина, которая тут же взорвалась одобрительными воплями. Прохор схватился за голову: если так и дальше пойдет, то беды не избежать. Наклюкался король, и это с одного кувшина на двоих. Хотя, не мудрено. То, что подают во дворце - бабушкин компот, по сравнению с трактирным пойлом. Разносчица проплыла между столов, расставляю дармовую выпивку, а затем подошла к щедрому господину. - С вас пять золотых монет, - король не удержался и ущипнул-таки деваху за филейную часть. Та взвизгнула и погрозила величеству кулаком. - Еще раз так сделаешь, пожалеешь, что родился. Понял?! - Ой, какие мы нежные! - растянул лыбу одноглазый толстяк и выудил из-за пазухи кошель, под завязку набитый золотом. Он отсчитал пять монет, которые вложил в протянутую ладонь, и еще одну опустил между двух грудей разносчицы. Прохор понимал, что даже вся выпивка в харчевне не стоит таких денег, но спорить не стал. Во-первых, у короля не убудет, а во-вторых, еще подумают, что они отказываются платить, а это гораздо хуже. Пострадает авторитет шута. Он извинился за своего спутника, слегка поклонившись. - Генрих, - рыжий весельчак ткнул хозяина в бок локтем. - Ты зачем столько монет с собой взял?! Если кто-то увидит, то нам точно светят неприятности. Тут не только примерные мужья и торговцы обитают. Случается и воры с тракта заглядывают. - Я король, что мне будет. Сейчас гвардейцев кликну... - отмахнулся сильно подвыпивший Государь. Прохор надавил величеству на плечи, усадив того на лавку. - Даже не думай рот открыть! Не хочу тебя огорчать, но не все тебя любят. И еще, держи руки подальше от Мадлен. - Какая фрау! Так ее зовут Мадлен... - Генрих мечтательно закатил глаза. - У них здесь есть комнаты? Таверна гудела. Все присутствующие наполнили кружки, в том числе и музыканты, и выпили "за здоровье одноглазого господина!". Прохор достал трубку и закурил, сев на стул. Артисты дали посетителям время выпить и подзакусить, играя веселую мелодию. Шут воспользовался паузой и обратился к королю, который задумался, положив подбородок на ладонь. Другой рукой величество крутил опустевшую кружку. - Генрих, я расскажу тебе одну историю. Здесь она произошла или нет - не так уж и важно. Главное - сама суть. Так вот, однажды в таверну заглянул путник, богатей. Уж хозяин его охаживал, как только мог: и вино свежее, не кислятина, и мясо прожаренное и все такое. Жена хозяина таверны только и успевала тарелки менять, да крошки со стола смахивать. Потом проводила дорогого гостя в комнату, постелила белье свежее. А тот хмельной был, ну и решил, что ему все можно. Снасильничал бабу, и решил откупиться парой золотых, а та взяла и все мужу рассказала. Трактирщик пришел в ярость, ворвался в комнату, выволок гостя на улицу в одних портках и пустил пулю в лоб. На чужой вершок не разевай роток, как говорится. - Какая мерзкая история, - вздохнул Генрих, и хлебнул из кувшина. - Ты к чему мне ее рассказал? - Не пойму, кто из нас дурак, - почесал нос Прохор. - Мадлен - жена хозяина. У тебя, между прочим, своя есть. А уж если тянет на приключения, то.... В замке полно фрейлин, в конце-то концов. Тем временем музыканты вновь взялись за инструменты. Михась смочил горло и объявил. - Песня. Между прочим, самая любимая нашего дорогого гостя, шута Его Величества, героя Серединных Земель, спасшего селян от сумасшедшего старика, победившего безумного лесника и прочее, и прочее, и прочее! - Прохор махнул на знакомца и даже чуток покраснел, а, может, это выпивка играла в крови. Михась повторил жест шута и продолжил. - В этой истории рассказывается про нашего звездочета, который пытался завоевать сердце одной очень знатной дамы. Но, видимо, не вышел трубой. Короче, парень разбежался и прыгнул со скалы. Вчера Дрон слегка надорвался, когда ее горланил, поэтому сегодня моя очередь. Музыканты вновь заиграли, а Михась запел.
С головы сорвал ветер мой колпак,
я хотел любви, но вышло всё не так.
Знаю я, ничего в жизни не вернуть,
и теперь у меня один лишь только путь.
Разбежавшись, прыгну со скалы.
Вот я был - и вот меня не стало,
и когда об этом вдруг узнаешь ты,
тогда поймёшь, кого ты потеряла.
Быть таким, как все, с детства не умел,
видимо, таков в жизни мой удел,
А она...да что она - вечно мне лгала
и меня никогда понять бы не смогла.
Разбежавшись, прыгну со скалы.
Вот я был - и вот меня не стало,
и когда об этом вдруг узнаешь ты,
тогда поймёшь, кого ты потеряла.
Гордо скинув плащ, вдаль направлю взор.
Может она ждёт? Вряд ли, это вздор.
И, издав дикий крик, камнем брошусь вниз -
это моей жизни заключительный каприз.
Разбежавшись, прыгну со скалы.
Вот я был, и вот меня не стало,
и тогда себя возненавидишь ты,
лишь осознав, кого ты потеряла...
Спустя пол часа Генрих уже тихо сопел на столе. Прохор почесал затылок, прикидывая, как он один потащит это тело в замок. Мало того, ведь его надо поднять по лестницам. - Научил на свою голову! - вздохнул шут и, поднырнув под руку короля, поднял его и поковылял к выходу. Ночь окутала город. На небе высыпали звезды, двурогий месяц мирно покачивался во мраке. Дверь за спинами Прохора и Генриха захлопнулась, оградив от гомона пьяных ухарей и звуков музыки. Веселье продолжалось. Хмельная парочка двинулась по тускло освещенным улицам. Лампы на столбах горели даже не через одну, а через десяток. Хорошо, что ночные светила помогали. Шут прилагал все усилия, чтобы самому не упасть и не уронить бесценную ношу, которая бубнила прямо в ухо своему носильщику. - Куда ты меня тащишь?! Там так весело, давай вернемся! Ха... - Генрих, поверь мне, тебе уже хватит. Какой же ты тяжелый! Они свернули в неосвещенный переулок. Прохор прислонил короля к каменной стене какой-то лавки и, уперевшись ладонями в колени, попытался отдышаться. Воздух, прогретый солнцем, уже успел остыть. Изо рта шута вырывался пар. Тут чуткий слух весельчака уловил какие-то звуки, а острый глаз заметил скользнувшую тень. В висках застучали тревожные молоточки. Что-то подсказывало Прохору, что благополучно добраться до дома не получится, а ведь предчувствия его никогда не подводили. Вскоре опасения оправдались. Из-за угла появились три фигуры, в плащах, скрывающие лица под глубокими капюшонами. Явно мужчины, если судить по походке. - Жизнь или деньги! - прохрипел один из них. - И не говорите, что у вас их нет. Мы видели, как вы кутили в таверне, - поддакнул второй. - У того толстяка целый кошель золота, я сам видел, - третий бандит достал нож, чей клинок блеснул в свете звезд. Двое других последовали его примеру. Шут осмотрелся: улица позади свободна, можно удрать, но всегда есть свое маленькое "но", а данном случае - большое, пьяное и королевское. Да и потом, окажись Прохор в такой ситуации один, он все равно бы не дал стрекоча. От сюзерена мало толку: слишком тучный и пьяный, к тому же старый. С ним только зимой хорошо, можно на нем с горки съехать. Молоточки в голове немного успокоились, глаза попривыкли к темноте. Прохор постучал себя по щекам, выгоняя излишний хмель. - Шли бы вы по добру, по здорову! - сказал он, сжимая кулаки. - Ей-богу, покалечу кого из вас, чего доброго. Оно вам надо? Разбойники переглянулись и стали наступать. Прохор приготовился к драке. Трое на одного - это слишком, к тому же хмель затуманивает разум, но величество надо защищать. - Не геройствуй парень, просто отдайте деньги и идите своей дорогой, - тот что поменьше вытащил из-под плаща пистоль. "А вот это плохо! - подумал Прохор. - Поди, знай, заряжен или нет. Если да, то в кого пальнет". Шут показал нападавшим открытые ладони. - Спокойнее, други, спокойнее. Будь по-вашему. Вооруженный грабитель опустил пистоль, двое других попрятали ножи. Шут, конечно же, и не собирался отдавать деньги. Такого бы не случилось при любом раскладе: хоть десять против одного, хоть пусть тут три короля стоят. Дело принципа! Чтобы какие-то пришлые забулдыги грабили в городе его хозяев? Ну уж дудки! В голове Прохора уже созрел план, кого и куда побольнее ударить: самому здоровому кулаком в лицо, туда, где зияет чернота капюшона, среднему ногой по колокольчикам, да так, чтобы звон по всей улице пошел, а третьему с разворота ребром ладони по горлу, и уже потом добить здоровяка. Но тут вмешалась судьба-злодейка в образе короля. - Кому тут не живется спокойно, а?! Подходи по одному! - Генрих на мгновение пришел в себя и схватил бузотера, что оказался ближе всех, за грудки, за что и получил удар в ухо. Августейший хрюкнул и всем прикладом упал на грабителя, придавив того к мостовой. Двое других, не сговариваясь, бросились на шута. Надо сказать, что дрались нападавшие знатно, не как обычная шпана. Они знали свое дело, но шут тоже был не робкого десятка. Пару раз ему хорошо досталось по спине, но и грабители уже плевались кровью. Один из них вновь выудил пистоль и направил на Прохора. - Сейчас я тебе еще одну дырку в голове сделаю, сучий потрох! - Стреляй, Фарух, чего ждешь?! - рыкнул здоровяк. Вооруженный полез за огнивом, косясь по сторонам. Где-то в темноте стонал придавленный королем бандит, сам же августейший мирно сопел и видел десятый сон. - Ну же! - Отсырело! - буркнул тот. Шут облегченно вздохнул и даже посмотрел на звезды. - Нет, ребята, так дело не пойдет. Думаю, мы поступим следующим образом: сейчас вы снимаете ремни и вяжите себя по рукам и ногам, как на галерах. Потом подбираете своего друга и идете в тюрьму. Разбойники опешили от такой наглости и переглянулись. - Шути, шути, - хмыкнул тот, кого назвали Фарухом, пытаясь поджечь порох. - Не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Прохор засунул руку под куртку и достал, уже сжимая в ладони многозарядный пистоль, о котором вспомнил только что. Просить второй раз он не стал. Взведя курок, шут сделал первый выстрел, выбив оружие из рук грабителя. Шут взвел пистоль, и барабан совершил оборот, вновь оказавшись в боевом положении. Вторая пуля повредила здоровяку колено. Тот взвыл, как подстреленный лось, и рухнул на мостовую, схватившись за ногу и матерясь, на чем свет стоит. Третья пуля свалила обезоруженного ранее разбойника. Шум выстрелов громом разлетелся по тесным улицам, и уже через десять секунд раздался топот и бряцанье оружия. Шут засекал. Это приближался отряд гвардейцев, патрулирующих улицы. Оружие горожанам запрещалось носить, да и стоило дорого, а значит, выстрелы означали, что кто-то свершает преступление! Караул, освещая дорогу факелами, точно выбежал к месту сражения, будто заранее знали, куда следует направлять свои силы. Но на то они и гвардейцы, за это жалование получают. Вперед вышел начальник отряда, закованный в кирасу, поножи и шлем с опущенным забралом. - Именем короля! Что тут происходит?! - он сжал рукоять сабли, но вытаскивать ее из ножен не спешил. Шут облегченно вздохнул, спрятал пистоль и вынырнул из тени. - Доброй ночи, служивый! - и Прохор помахал перед его носом пальцами. В свете факелов блеснул золотой перстень с тисненой монограммой "КСЗ". Стражник поклонился, и его примеру последовали остальные гвардейцы, вооруженные кто ружьями, кто алебардами. - Вот этих, в плащах, в темницу. Нападают на прохожих и грабят, угрожая ножами и пистолем. А этого толстого, несите во дворец. И запрещаю говорить об этом под страхом смерти. Все ясно?! - Так точно! - ударил каблуками начальник отряда. Солдаты соорудили из алебард и плащей нападавших носилки и погрузили на них раненых. Одноглазого толстяка, похожего на пирата, пришлось нести на руках. Прохор поднял глаза к звездам и прошептал. - Клянусь, больше этого не повториться! - и пошел вслед за отрядом, держась за раскалывающуюся хмельную голову.
↑ Глава шестая.
Часы на Главной башне пробили три раза. Прохор никак не мог сомкнуть век, мутить не мутило, но и заснуть не удавалось. Он поднялся с кровати, оделся и уже собрался покинуть покои. Тусклый свет небесных светил еле освещал помещение, поэтому двигался дворцовый балагур по памяти да на ощупь. В тишине слышалось только шуршание одежды и спокойное дыхание. - Ты куда? - раздался сонный женский голос. - Прогуляюсь, - ответил шут. - Спи. - Ты вернешься? - вновь прозвучало в темноте. - Нет, у себя досыпать буду. Прохор взялся за золотую ручку двери, повернул ключ в замке и потянул на себя тяжелую створу. Обернувшись на пороге, он вздохнул и скрылся за дверью. В замке царила гробовая тишина, нарушаемая только легкими шагами шута, бредшего по пустынным коридорам дворца, чьи стены были увешаны всевозможными портретами всех предыдущих правителей, вельмож и членов их семей. В свете малочисленных лам лица на холстах больше походили на призраков, которые пытались вырваться наружу из серой, холодной каменной кладки. Это наблюдение заставило вспомнить Прохора о поручении короля. Стоило шуту только подумать о приведении, как где-то раздались шаркающие шаги и скрипучее причитание. Слуга государев запустил пальцы в рыжую шевелюру и замер, увидев, как в конце коридора промелькнула чья-то фигура в белом одеянии. Ступор продлился около минуты. Придя в себя, Прохор стал медленно продвигаться вперед, но тут же перешел на бег, а когда достиг следующего коридора, то понял - призрак уже скрылся. Сплюнув прямо на пол, шут продолжил преследование. Прохор пробегал по коридорам, освещенным масляными лампами, несколько десятков метров, останавливался и, затаив дыхание, прислушивался. Где-то в глубине замка раздавались чьи-то шаркающие шаги и бухтение. Шут терялся в догадках: может ли призрак издавать столько шума? Ведь его, вроде как, нет. Но обитатели замка столкнулись с такой проблемой впервые, поэтому надо сначала изловить нарушителя спокойствия, а уж потом разобраться, что к чему. - Немыслимая архитектура! - вздыхал шут то и дело. Пробегая по очередному коридору, Прохор столкнулся с одним из обитателей замка, который вышел из своих покоев, держа в руке подсвечник с горящей восковой свечкой. Им оказался королевский казначей. Естественно, оба от неожиданности грохнулись на пол. Подсвечник с бряцанием отлетел в сторону. - Ты мастеру денег дал?! - ни с того, ни с сего спросил шут, поднимаясь с пола и потирая ушибленный зад. - А? Что? Какие деньги? Нет у меня ничего! - протараторил казначей, загребая руками и ногами, пытаясь вползти назад в комнату. Прохор ухватил его за край ночной рубашки и вытащил упирающегося служаку назад в коридор. - Слушай меня внимательно: я тут зло забарываю. Призрак по замку бродит. Ты не видал ничего подозрительного? Казначей все еще не мог придти в себя. Он бессмысленно хлопал ресницами и потирал заспанные глаза. - Не видел, но слышал. Кто-то прошел мимо, остановился у моей двери и скреб в нее, противно так... Я проснулся и решил посмотреть, кто там. Так это не ты?! - Нет, не я, - ответил Прохор оглядываясь. - Ладно, вали спать. И запомни: если не отдал деньги мастеру, пеняй на себя! И шут опять припустил по коридору, надеясь догнать приведение. На выходе с этажа, возле массивных дверей, что вели на лестницу, он обнаружил двух гвардейцев, лежащих без сознания. Видать, призрака увидели, а это означает, что Прохор двигается в правильном направлении. Вдруг раздался чей-то крик. Он шел с улицы. Весельчак, которому сейчас было вовсе не до смеха, толкнул тяжелые створы, выскочил на лестницу и, в три прыжка преодолев все ступени, едва не вылетел в открытое окно. На внутренней площади дворца, освещенной светом звезд и несколькими факелами, Прохор увидел тело прачки Хелен, а рядом с ней валялась корзина с бельем, которое она снимала с веревок. Шут нахмурился, и тут его взгляд уловил движение справа, возле фонтана, что выплевывал в ночное небо десяток водяных струй. Это стало возможным, благодаря изобретению мастера и его выполненному обещанию. Прохор аж присвистнул и не поверил своим глазам: по выложенной булыжником площади плыло самое настоящее приведение! В белой рубахе до земли, с длинными, седыми волосами, что колыхались на ветру. Призрак двигался вдоль стены, выставив перед собой руки, шевелил пальцами и раскачивался из стороны в сторону. То еще зрелище! Прохор закрыл рот и закатал рукав своей рубашки: волосы на руке топорщились, как иголки у ежа, а мурашки своим размером не уступали бородавкам на лице у старой няньки королевы Изольды. Отогнав мрачные мысли, Прохор помчался вниз с такой скоростью, что едва не затушил все факела и лампы. Шут выскочил на площадь, как ошпаренный, оставив позади себя арку с распахнутыми коваными воротами. Это кажется странным, но архитектор, который занимался проектировкой здания, не предусмотрел выхода с этой стороны здания, поэтому площадь почти всегда пустовала. Приходилось обходить весь замок. А смысл сюда приходить? С любимым или любимой не уединишься, на тебя смотрят сотни окон. Исключение составляли редкие строевые занятия гвардейцев, которые заплыли жиром и теперь больше походили на поросей. Даже постройка фонтана не привлекла сюда дворцовых зевак. В связи с этим, прачка Хелен использовала сие пространство для сушки белья. Для этих целей ей натянули через всю площадь веревки, которые опирались на деревянные шесты, в полтора роста длиной. И вот теперь женщина лежала без сознания, заваленная тряпьем. Именно к ней сначала и подбежал шут, сбрызнув прачке лицо водой, которую зачерпнул из фонтана. - Хелен, вы в порядке? - спросил Прохор и сам же ответил. - Хотя, какое там может быть в порядке! Та никак не реагировала на тряску. Тогда рыжеволосый охотник за приведениями пошел на крайние меры. Он опустил женщину на холодные камни и схватил ее пышную грудь, что покоилась в корсете, двумя руками. Действие возымело желаемый результат. Хелен пришла в себя, но прежде чем открыть глаза, она наградила шута звонкой пощечиной. - Стоит только на мгновение сознание потерять, как тут же найдется желающий воспользоваться беспомощным и шикарным телом! Надо отметить, что формы у прачки действительно были выше всяких похвал! Шут потер ушибленную щеку. - Прошу прощения, я ничего не хотел дурного, - сказал он. - Хотя, будь обстоятельства несколько иными... - Ах, это ты, милый шут, - прошептала женщина и попробовала обнять Прохора, но тот пресек эту попытку. - Да подожди ты! Уф... Стоя на коленях балагур осмотрелся. Белье, висевшее на веревках, скрывало призрака. Еще треклятое облако сокрыло собой месяц, а света факелов не хватало, чтобы что-то разглядеть. Тем временем Хелен обвила шею Прохора и прижалась к нему всем телом. - Я боюсь! Я только что увидела такое! - Она стала задыхаться от обуревавших ее эмоций. - Знаю, знаю, - опередил ее шут. - Это призрак. Сейчас я его изловлю. - Как?! - шепотом спросила прачка. Прохор посмотрел ей в глаза и помедлил с ответом. - Каком кверху... Что-нибудь придумаю. И тут он заметил, что ясные очи женщины стали увеличиваться, пока не достигли размера золотой монеты. - Мамочки... - прохрипела Хелен, побледнела и опять потеряла сознание. Прохор замер, боясь пошевелиться. Он медленно повернул голову и... заорал на всю площадь. - А-а-а! Перед шутом стояла древняя, как мир, старуха, с глубоко посаженными, водянистыми глазами. Ее всклокоченные седые волосы, лезли в беззубый рот, а белая ночная рубашка обволакивала костлявое тело и хлопала на ветру вместе с бельем, что трепыхалось вокруг. В этот миг туча сорвалась с места. С неба ударил свет рогатого месяца, и от этого картина перед глазами Прохора стала еще ужаснее, чем прежде, а сам шут сделал вдох и заорал с новой силой. То ли все побоялись вмешиваться в происходящее, как это обычно бывает, То ли на самом деле крепко спали, но, как бы то ни было, никто не высунулся в окно и не поинтересовался в чем дело. В конце концов, организм не сдюжил. Голосовые связки Прохора устали от напряжения и сдались. Вой сменился хрипом и пропал вовсе. Шут и призрак смотрели друг на друга, хлопая ресницами. - Ты чего орешь, будто приведение увидел?! - неожиданно произнесла старуха. - Ночь на дворе! Людей разбудишь. Прохор сглотнул и попятился назад, но наткнулся на бесчувственную прачку. - Ты... Ты... Приведение наклонилось, и шут почувствовал, как седеют его собственные вихры. - Не тыкайте, молодой человек, - просипела карга, - а то проткнете. И вообще, давно ли пошла мода обращаться на "ты" к людям, которые намного старше тебя самого, да к тому же еще являются царственными особами?! Прохор открыл рот и подался вперед. Ну конечно же! Только теперь он заметил то, что упустил. Эта особа никто иная, как Феофания тринадцатая, мать нынешнего правителя Серединных Земель! Ее портрет висит на одной из стен замка. Правда, там она выглядит более привлекательной, если можно так выразиться. Художники всегда несколько приукрашивают свои работы, но чтоб настолько! Тут мастер явно переусердствовал. Но его можно понять. Напиши он правду, махом бы познакомился с палачом за один только крючковатый нос. - Чтоб я сдох! - прошептал Прохор и замахал на старуху руками. - Чур меня, чур! Изыди, дух, сгинь, нечистая! Старуха села на край бортика фонтана, опустила в воду руку и протерла свое морщинистое лицо. - Сам ты нечистый! - сказала она. - Ты кто такой будешь? - Я?! - Прохор никак не мог поверить, что вот так запросто разговаривает с приведением. - Я - шут короля Генриха. А вы... Вы же должны быть в могиле, в смысле, в фамильном склепе! Что держит ваш дух в этом мире?! Бедный Прохор шарил руками по камням, в надежде найти хоть какое-то оружие. Свой пистоль он оставил в комнате, когда пришел из таверны. - Тело меня держит, что же еще, - просипела старуха. - Но вы же умерли давно! - не унимался шут. - Да ладно?! - удивилась карга. - А я вот и не знала. И давно? Балагур потер подбородок. - Да уж лет двадцать как. Теперь удивился призрак. - Да? То-то я думаю, что меня все игнорируют. Выходит, они меня не видят? - старушка нахмурила брови и задумалась, - А ты меня, стало быть, видишь... - Вроде того, - немного успокоился Прохор, но встать не решался. - И еще несколько человек, но только ночью. - Вот оно как... Я когда еще живая была, читала в какой-то книге, что души умерших остаются в нашем мире только по двум причинам. Первая - это не завершенные дела, но у меня, кажется, таких не имеется. - А какая вторая? - спросил шут. - Вторая... - приведение подняло свои тусклые глаза на ночное небо, словно вглядывалось в звезды. Прохор последовал его примеру и окончательно успокоился. Судя по всему призрак ничего плохого делать не собирался ни ему, никому либо другому. - Вторая - возможно, на этом свете осталась часть меня, которая не погребена. - Руки-ноги и голова на месте, - подметил Прохор. - Да ты хохмач, - старуха смахнула призрачную слезу. - Неприятно осознавать, что тебя больше нет. Нужно срочно найти то, что от меня осталось. Не хочу вот так бродить, как тень. Шут совсем осмелел. Он встал, отряхнул портки и сел рядом со старухой. За спиной шумел фонтан, раскидывая во все стороны брызги. Некоторые капли пролетали сквозь тело старухи и падали на булыжник. Наверное, со стороны зрелище выглядело более чем странно. Человек и приведение, которые мирно разговаривают под звездным небом. На мгновение пришла в себя прачка, но едва увидела странных собеседников, ойкнув, погрузилась в забытье. - Так что же это может быть? - призадумался шут. - Кукла? Слышал я, что для них брали настоящие волосы. - Нет, - сказал призрак. - Я настоящими людьми играла. Помнится, в моих шахматных партиях много народу полегло. Кровь ручьем текла. А сейчас в такие не играют? Прохора передернуло от слов старухи. - Нет, сейчас в моде более... спокойные игры. Крокет там всякий... Я вот чего подумал. Ведь Генрих, король нынешний, сын ваш. Кровь от крови, плоть от плоти. Может из-за него вы не в силах покинуть этот мир? - Предлагаешь его убить? - карга посмотрела на шута. - Заманчивая идея, - потер тот подбородок, - но я сейчас о другом. Возможно, он просто должен вас отпустить. Типа, дух моей матери, отпускаю тебя, покойся с миром, и все такое. Теперь свои впалые щеки почесало приведение. - А почему бы и нет?! Старуха взлетела над парапетом фонтана и поплыла к стене, после чего исчезла за серыми камнями, просочившись сквозь них, а через пару минут из покоев сюзерена раздался душераздирающий вопль. Прохор вздрогнул. Набрав в ладони воды, он сбрызнул ей лицо прачки, и та открыла глаза. - Пришлось притвориться, что я потеряла сознание, правда, я на самом деле чуть не того... Что это было? - Ничего такого, с чем бы я не смог справиться. Всего лишь приведение, - улыбнулся шут. - Пойду-ка я спать, чего и тебе советую. Прохор помог Хелен подняться и направился через площадь, чтобы скрыться в темном зеве арки. Стоит отметить, что больше призрак давно умершей королевы никто не видел.***
Генрих не вышел ни к завтраку, ни на утреннее совещание с Главным Министром и Советником. Он вообще не вставал с кровати. Его белоснежные шелковые простыни были смяты, а само Величество сидело, прислонившись к позолоченной спинке и натянув одеяло до подбородка. Его, до этого узкие, глаза бегали по сторонам. Придворный лекарь, осмотрев пациента, только развел руками и прописал, на всякий случай, настойку пустырника. Толстая сиделка с капором на голове пыталась впихнуть Генриху в рот ложку с похлебкой, но тот мотал головой, отчего варево выливалось на постель. Все вокруг недоумевали и беспокоились за здоровье государя, все, кроме королевы, пожалуй. Она заглянула в опочивальню сюзерена буквально на минуту, изобразила на лице грусть-печаль и исчезла. Прохор оказался единственным, кто знал истинную причину королевского недуга, но распространяться о ней не стал, решил сохранить в тайне. Еще чего доброго скинут государя с трона, как умалишенного. Оно ему надо? Ведь вместе с Генрихом и ему наладят пинок под зад. - Государь простыл и просит не беспокоить его два дня! - сказал шут Генералу, который пытался добиться аудиенции. - Все вопросы будут решаться в рабочем порядке. Встретимся в Тронной зале через десять минут, и прихватите советника с казначеем. Министр фыркнул. - С каких это пор дураки страной управляют? - Вот и меня это интересует, - покачал головой рыжий хохмач. - Как это вам удалось должность заполучить? Купили или по наследству досталась? Можете не отвечать, это риторический вопрос. Офицер промолчал, он только поправил медали с аксельбантом и удалился. Прохор зашел в апартаменты короля и закрыл за собой двери. Подойдя к кровати и склонив голову, шут сказал. - Ты давай, приходи в себя. Я пока займусь делами государственной и не очень важности. Не беспокойся, я заручусь поддержкой королевы. Мне она доверяет больше, чем кому-либо. Выздоравливай, - Он похлопал хозяина по плечу и обратился к сиделке. - А вы никого к нему не пускайте и следите, чтобы он никаких бумаг не подписывал. Ясно? Толстуха кивнула и вытерла с подбородка Генриха похлебку. Прохор раздвинул оконные шторы и распахнул витражные ставни, впустив в комнату потоки солнечного света и свежего ветра. С бюро, сделанного из красного дерева, слетели какие-то бумаги и плавно легли на пол, устланный дорогим ковром с крупным ворсом. Шут махнул рукой и покинул покои короля.
***
В Тронной Зале находились четверо: Первая дама, восседавшая на троне своего хворого супруга, королевский шут, что стоял подле в своем неизменном костюме с бубенцами, министр, советник и казначей, стоявшие напротив. Изольда заламывала руки, не зная, как и что говорить. Ей на помощь пришел Прохор. - С вашего позволения, госпожа, я начну, - Королева коротко кивнула. - Итак, поскольку Генрих приболел и самоотстранился на время от управления делами всякой важности, этим займется его величественная супруга. Мне нельзя, ибо я всего лишь дурак, но... Я буду строго следить за выполнением всех приказов, о чем потом доложу своему хозяину. Первая воля нашей госпожи: провести ревизию всех денежных средств, это касается вас, казначей. Посчитать и доложить. В качестве наблюдающих я пришлю вам двух надежных человек, из простых, но грамотных. Так что на кривой их объехать не удастся, - казначей тут же взмок, словно у него начался жар, и пошел пятнами. Он оттянул ворот своего зеленого кафтана и тяжело задышал. - Далее. Министр, вам надлежит проверить готовность наших гвардейцев к войне, так, на всякий случай. И еще, я бы порекомендовал начать овладевать какими-нибудь специальностями: гончарным делом там, плотницкими навыками. Говорят, землепашцы нынче в цене. Не хлопайте глазами, советник, вас это тоже касается. Вон погода какая стоит, урожай гибнет. Скоро все в поля пойдем. Министр надул губы и пробубнил. - Тоже мне командир нашелся. - Что-что? - спросил шут и приблизился к Генералу. - Вы чем-то недовольны? Тот немного стушевался. - Легко сказать - проверь армию! Она огромная, а не десять человек, как ты думаешь! Тут месяцы уйдут. - Так я и не тороплю. В первую очередь - сТо личных гвардейцев и себя. Сабля, небось, уже не вынимается. Генерал вскипел. - Да я еще могу неделю в карауле отходить! Это тебе не языком чесать и дули воробьям показывать. Молнию изловить проще. И тут в разговор вмешалась королева. - Полно браниться. Предлагаю пари, - спорщики замолчали и обратили взоры к Изольде. - Вы, Генерал, заступите в этот свой караул сроком на семь дней, если наш дурак сможет поймать молнию. Тем более что гроза надвигается. Время подходящее. Министр с советником переглянулись. Казначей выбыл из обсуждения, напрягая ум для решения собственных проблем. - Идет! - сказал офицер, расправив усы. Все посмотрели на Прохора, который таращился в окно. И в самом деле, по небу ползли грозовые тучи, которые собирались над городом. Шут потер подбородок. - Согласен, но при одном условии: пусть о нашем споре объявят на площади! Королева встала с трона, грациозно спустилась по ступенькам и подошла к своим слугам. - На том и порешим, или как там у вас говорится... Советник, найдите глашатая, пусть объявит, что нынче ночью все желающие смогут увидеть старания нашего дурака, - и она щелкнула пальцами по бубенцам на колпаке Прохора. - А завтра, в полдень, на площади, мы либо будем чествовать героя, либо... А если он не сможет, тогда что? - Тогда мы обмажем его медом, - прохохотал генерал, - обсыпим перьями из подушек и подвесим над часами. Пусть кукарекает каждый час! - Очень смешно! - кивнула Первая дама государства. - Пусть так и будет. Министр, советник и казначей откланялись и покинули Тронную Залу, оставив Изольду и Прохора наедине. Королева ступала по мраморному полу, сложив руки за спиной и рассматривая портреты на стенах, шут шел сзади и молчал. - Ну что, - остановилась она, повернулась и посмотрела в глаза балагуру. - Сможешь спор выиграть или как? - Ох, ну и подсуропили вы мне дельце! - усмехнулся тот. - Это ж как так сделать, чтоб молнию поймать суметь? Весной ей троих в поле убило насмерть. Вы, Ваше Высочество, избавиться от меня таким способом решили? Не мил я вам... - Ты за языком-то следи! Люб не люб... Ты что, клубника? Я на тебя денег поставлю. Вот и посмотрим, на самом ли деле ты такой ловкий, каким кажешься, или нет. И смотри, если я проиграю, познакомишься с топором палача. Это так, к сведению. Шут нахмурился и глянул сначала в окно, потом на часы на руке. Времени хватит, чтобы взять руки в ноги и дать дёру. Уже к вечеру он будет за пределами Королевства, сядет на первый попавшийся корабль, и поминай, как звали. Прохор отогнал мысли о побеге. Он обязательно что-нибудь придумает, хотя бы ради того, чтобы лицезреть Генерала, шагающего по ночным улицам. Уж больно он много строит из себя. Да и Королеве нужно утереть нос, чтобы не смела больше в нем сомневаться. Если все удастся, то его репутация, как великого балагура и великого спорщика, вырастит во сто крат! - Ваше Высочество, - Прохор почесал нос. - Позвольте заключить и с вами пари. Если я словлю-таки молнию... Шут поманил Королеву пальцем, и та приблизилась. Рыжий весельчак что-то прошептал ей на ухо. Первая дама покраснела и стала усердно обмахиваться веером. - Ну ты наглец! - Боитесь проиграть, госпожа? - с ухмылкой спросил Прохор и прикусил губу. Изольда задумалась, но лишь на секунду. - Хорошо, тогда ты... - теперь королева зашептала на ухо шуту...
***
Ровно в полночь, с первым ударом часов на Главной башне, раздался оглушающий раскат грома, заставивший содрогнуться всю округу. Фиолетово-черные тучи затянули ночное небо над Броуменом. Гроза набирала силу: ветер то налетал сильными порывами, то стихал, чтобы через мгновение ударить с новой силой. Гречишные поля вокруг города стали похожи на огромною водную гладь, по которой разгуливали волны. Старые пугала, размахивающие рукавами, походили на тонущих купальщиков. Высоко-высоко в небе стали зарождаться первые сполохи молний. Грозовая тьма клубилась, исторгая из себя ледяные капли, что падали на землю проливным дождем. Все факела на крепостных стенах потухли, даже стеклянный полог масляных ламп не смог сберечь огонь фитилей от ветра. Гвардейцы, как, в прочем, и сотни других зевак не испугавшихся непогоды, ежились от холода, прячась под накидками. Каждый хотел воочию увидеть, как королевский шут будет охотиться за молнией. Королевская знать также присоединилась к представлению, прильнув к окнам. Самые отважные жители Броумена вышли в поле и соорудили навесы под стенами города, чтобы лучше видеть. Более того, они запаслись вином и закуской, поскольку действо обещало затянуться. Когда непогода завернула совсем лихо, под звуки аплодисментов, заглушающих раскаты грома, из городских ворот вышел виновник мероприятия. Его рыжие вихры распрямились и прилипли к щекам, сильные капли били шута по лицу, но тот широко улыбался и махал собравшимся обеими руками. Его куртка была застегнута на все пуговицы, портки заправлены в сапоги, а через плечо висела торба. Прохор откинул ладонью волосы назад и, минуя дорогу, вошел в поле. За его спиной раздались крики. - Давай, весельчак, покажи, на что способен! - Не подведи, я на тебя поставил! Даже гвардейцы не остались безучастными. Начальник караула прошептал, когда Прохор проходил мимо сторожевой башни. - Поймай эту чертову молнию, сынок. Уж больно хочется покомандовать этим старым ослом! Шут в ответ только усмехнулся. Тем временем гроза разошлась не на шутку. Небо ежесекундно покрывалось разноцветной паутиной, что оставляли после себя огненные вспышки молний. Гром грохотал так, что закладывало уши, а бродяга ветер грозил сорвать все крыши и в подтверждение этому хлопал ставнями. Только дурак отважился бы на столь безрассудный поступок, как прогулка в такую непогоду. Сполохи освещали всю округу. Молнии сверкали тут и там, впиваясь в землю. Ливень хлестал со страшной силой, но все это не могло остановить Прохора, который носился по полю, размахивал руками и орал. - Эгей! Давай, давай! Сверкай, сверкай! У меня для тебя кое-что припасено! - и хлопал по торбе, висящей на боку. - Поймаю тебя в суму, и будешь в ней сверкать! Шут бегал от холма к ручью, спотыкался, вставал и продолжал бесполезную, как многие думали, погоню. Спустя час, промокший до нитки балагур, исчез из виду. Министр не стал долго наблюдать за старания дворцового дурака. Он знал, что поймать молнию невозможно, поэтому со спокойной душой отправился спать. Его примеру последовала и остальная знать. Простых смертных сон сморил там, где они расположились наблюдать за ловлей сверкающих небесных зигзагов. Завернувшись в плащи, горожане спали под установленными навесами у крепостной стены, которые пожалел ураганный ветер и не унес за тридевять земель. Лишь королева Изольда до последнего сидела у окна, борясь с холодом и кутаясь в бархатную накидку, но, в конце концов, дрема свалила и ее. Она уснула в кресле, забравшись на него с ногами. Служанка заботливо укрыла ее пледом, закрыла ставни и подбросила в камин несколько поленьев. Никто так и не дождался возвращения шута. Под барабанную дробь дождя уснули и гвардейцы в сторожевых будках, обняв тяжелые алебарды, даже бродячие собаки разбрелись. Город окутал сон. Гроза унеслась прочь, и небо очистилось уже к рассвету. Едва солнце поднялось из-за леса и окрасило небо розовым цветом, из тумана, что окутывал тракт, появился человек. Вид у него был изможденный, а от промокшей одежды поднимался пар. Но, несмотря на это, на перепачканном грязью лице сияла улыбка. Мало кто смог бы узнать в путнике королевского шута, однако, таковые нашлись. Глядя, как тот идет по дороге, начальник стражи, гремя доспехами, вышел из караульного помещения, подбоченился и прокричал. - Ну и как успехи? Ждать мне пополнение в отряд ночного дозора или нет? Прохор помахал офицеру в ответ. - Готовь алебарду потяжелее, да маршрут подлиннее! Шут подошел к воротам и, проходя мимо старшего дозорного, приоткрыл торбу, позволив в нее заглянуть. Начальник стражи открыл рот от удивления и еле выдавил. - Эта старая жаба удавится... - А то! - подмигнул Прохор и вошел в город.
***
Спустя полчаса шут уже считал ступени на лестницах, поднимаясь в свою каморку. Глаза слипались от усталости, хотелось скорей сбросить сырую одежду и завалиться в теплую кровать. Сейчас Прохор даже не вспоминал о своем господине. Его не волновало ни капельки, пришел ли король в себя или нет. Ему хотелось только одного - спать. Тем более что в полдень предстоит продемонстрировать результат своей ночной охоты всем жителям Броумена. Конечно, это можно сделать в любом состоянии, но он хотел еще и получить удовольствие, когда увидит выражение лица Министра, и лучше всего быть в бодром расположении духа. Прохор брел по коридорам мимо десятков дверей, которые вели в покои дворцовой знати. Проходя мимо одной из комнат, шут услыхал скрип петель и почувствовал, как кто-то схватил его за ворот куртки и втащил внутрь. Судя по тому, что в комнате царила тьма, ее хозяин еще не открывал ставни. Только благодаря лошадиной усталости охотник за небесными сполохами промедлил секунду и не дал нападавшему отпор, что, скорее всего, и спасло ему если не жизнь, то здоровье уж точно, и пару зубов, как минимум. - Где ты пропадал, негодник?! - прозвучал во тьме страстный шепот, и тут же Прохор ощутил на своей шее тепло женских губ. - Я уже начала переживать. Ну что, поймал свою молнию? - шут хмыкнул, нащупал торбу и чуть приоткрыл ее. В темноте сверкнули фиолетовые искры. - Вау! - Да... - шепотом сказал балагур. - Можно я уже пойду? Мне выспаться надо. - А как же я? Неужели наихрабрейший шут бросит в одиночестве свою даму сердца? - Это не честно! - Прохор попытался нашарить дверную ручку. - К тому же уже утро, нас могут услышать или увидеть! Наконец ему удалось приоткрыть дверь и выскользнуть в коридор, и прежде, чем позолоченная створа закрылась, шут услышал вздох разочарования. Рыжеволосый шутник прислонился к стене и закрыл глаза. Его грудь вздымалась. Уж больно горячая его пассия, не у каждого хватило бы самообладания отказать ей, но у шута на это имелось много причин. Через пять минут Прохор добрел-таки до своей коморки, разжег поленья в камине и развесил перед ним на стуле свою промокшую одежду. После закинул торбу под кровать, сам рухнул сверху и тут же забылся мертвым сном, чтобы проснуться от стука в дверь ровно за полчаса до оглашения итогов пари. Еще прибывающий в дреме Прохор сначала и не понял, что происходит. Он еле продрал глаза, сел на кровати и спрятал лицо в ладонях. Стук в дверь повторился. Обычно в гости к шуту никто не заглядывал, кроме короля или посыльного, да и те никогда не стучались, не считали нужным. Спросонья шут встал и подошел к двери, как был, а именно - в чем мать родила. Он рванул на себя створу обшарпанной двери и тут же услышал многоголосый женский визг. Первое, что сделал Прохор, это закрыл ладонями уши, чтобы не оглохнуть, и только потом осознал, что случилось. Он спрятался за дверное полотно и осмотрел нежданных гостей. - Ваше Высочество?! - удивился балагур, сглатывая набежавшую слюну и рассматривая свиту государыни, запустив пятерню в рыжие кудри. - Как неудобно вышло-то... Чем обязан? Королева выглянула из-за веера, обмахивая пунцовое от стыда лицо. - Народ на площади собирается. И это... Король спрашивал, почему ты к завтраку не явился. Я ему вкратце все рассказала. - Генрих поправился?! - шут чуть не выпрыгнул из-за двери, но тут же опомнился. - Что же не прислали за мной? - Ты, поди, устал... В общем, одевайся, мы ждем. Сопроводишь меня в покои супруга, а оттуда мы пройдем на балкон, ну а ты на площадь. Прохор почесал затылок и закрыл дверь, глупо улыбаясь. Натянув шутовской наряд и посмотрев на остывшие уже угли, весельчак вытащил из-под кровати торбу и вышел из каморки. Государыня плыла по серым дворцовым коридорам, освещенным масляными лампами, придерживая свое пышное платье. Шут семенил рядом, звеня бубенцами, и улыбался, вслушиваясь в шепот королевских фрейлин, семенящих позади. - Ты видела, какой у него... Прямо как у коня! - Хи-хи-хи. Мне показалось, что больше! - Фи, как вам не стыдно! - Да я про наряд! - Ну, конечно, а я-то дура сразу не поняла! У нас же все кони в одежде скачут... - А попона не одежда что ли? - Ты где таких слов-то набралась? - У нового конюха, он такой... Неожиданно Изольда повернулась к ним и цыкнула. Те сразу умолкли, прекратив свои обсуждения. - Вы все свободны, дальше мы пойдем одни, - строго сказала королева. Дамы присели в книксене. Первая дама и шут молча дошли до покоев Генриха. Едва Прохор постучал в позолоченные створы, как дверные петли скрипнули, и на пороге появился сам Государь. - Надо бы смазать, - сказал он и изобразил на своем лице улыбку. За последние сутки король сильно похудел. Его лицо осунулось, глаза ввалились, и няньке пришлось извести много пудры, чтобы спрятать темные круги под глазами и сделать сюзерена похожим на человека, а не на мертвеца. Даже его одеяния пришлось в срочном порядке ушивать. Король сбросил как минимум килограмм двадцать. - Рад тебя видеть, мой верный шут! Генрих заключил слугу в объятия. У того аж захрустели кости. - Рад твоему выздоровлению, Онри. Не буду спрашивать, что случилось... - Да я и сам не помню, - ответил сюзерен, закрывая за собой двери и беря супругу под руку. - Видимо, простыл. Жар поднялся, но сейчас я чувствую себя более-менее сносно. У меня даже видение было! Надо к толкователю снов сходить. - Зря ты с постели встал, - Прохор вышагивал рядом с королевской четой. - Отлежался бы. Правитель Серединных Земель усмехнулся. - И пропустить сегодняшнее представление?! Я должен увидеть физиономию Министра, когда он узнает, что проиграл спор. Да, да, я уже все знаю. Слухи по замку быстро расходятся. Ты еще во дворец не успел войти, а тут уже знали, что у тебя в сумке. Не думай, что если все спят, то никто ничего не слышит. И у стен есть уши. Шут немного смутился. Он всегда старался быть настороже, и его сегодняшнее поведение с некой особой лишнее тому подтверждение. Тут нужно держать ухо востро и следить за языком. Враз голова может оказаться в корзине палача. Хотя, об этом каждый день напоминают все, кому не лень. Дурак не дурак, а за некоторые поступки можно поплатиться жизнью, и король не спасет. За любовную связь со знатной дамой уж точно. Если не палач под топор пристроит, то рогатый муж точно отравит или наймет шайку убийц, случаи бывали. Государь с супругой подошли к королевской ложе, что располагалась в Главной башне. Шут раздвинул перед ними красный бархатный полог, а гвардейцы, стоявшие с двух сторон у входа, ударили каблуками и вздернули подбородки. - Прошу, - шут откланялся в свойственной только ему манере, склонившись до пола. Бубенцы на его колпаке звякнули. - Разрешите мне удалиться? - Ступай, - ответил Генрих и жестом предложил Изольде занять свое место. Прохор еще раз совершил ритуал поклона и поспешил на улицу. Небеса угрюмо хмурились, скрывая солнце за седыми облаками. Но оно и лучше. При ярком свете не все смогут увидеть то, что приготовил Прохор, а именно - молнию. Зря, что ли, он пол ночи гонялся за ней по полям и лесам под проливным дождем на виду у тысячи горожан, которые сейчас стягивались на площадь со всех сторон?! Он не смеет их разочаровывать. Да и сам будет глупо выглядеть, если скажет, что у него ничего не вышло. А оправдываться, мол, дурак, что с меня взять - все равно, что подписать самому себе приговор. Уважать перестанут, будут шпынять налево и направо все, кому не лень. Тут уж лучше сразу в петлю влезть. Нет уж, господа любезные, извольте видеть - шут свое слово держит. Трепещите, неверующие! Кто тут против меня спорил? Готовь кошельки, подставляй лбы для шелобанов! Шут ехидно улыбался и продирался сквозь шумящую толпу к помосту, на котором, сокрытое от глаз огромным серым полотном, находилось огромное нечто. Там же, помимо глашатая, стояли и музыканты. Прохор поднялся по скрипучим деревянным ступеням и осмотрелся. Тысячи глаз устремлены на него, все жаждут чуда. Под королевским балконом, в амфитеатре, где сидела дворцовая знать, шут заметил Министра, который нервно ерзал. Еще бы! Судя по всему, предстоит ему семидневное дежурство в карауле. Бродить ему по ночному городу, подчиняться младшему по званию офицеру и подбирать на улице пьянчуг. Вот смеху-то будет и разговоров! Глашатай посмотрел в сторону королевской ложи. Генрих дал отмашку, и бирич начал свою речь, развернув свиток. Народ превратился в слух. - Жители Броумена! Поприветствуйте Короля и Королеву! - толпа взорвалась криками, в воздух полетели шапки. Дворцовая знать, разодетая в свои лучшие платья, поднялась с мест и поклонилась. Супружеская чета рассыпались в воздушных поцелуях. Герольд, поправив берет, продолжил. - Как уже объявлялось вчера, между Главным Министром и королевским шутом состоялся спор, в котором дурак обязался изловчиться и поймать молнию. Генерал же, в случае успеха, поклялся заступить в ночной дозор сроком на семь дней. Вы не поверите, но нашему хохмачу это удалось! Ей-ей, сам видел. Многие из вас вживую могли наблюдать ночью эту чудесную охоту, а тех, кто не видел, просветят наши музыканты. Глашатай отошел в сторону, уступив место артистам. Виртуозы скрипок и мандолин коротко поклонились сначала королевской чете, а потом и толпе, которая начала улюлюкать. Дрон радостно помахал руками. - Привет вам, друзья и братья! - прокричал он. - Ну и сестры тоже. Э-хей! Получив отмашку, Яков, Рене и Бал ударили по струнам. Мария ловко заводила своим смычком, а Сандро застучал бубном о ладонь. Взъерошенный Михась закружил в дикой пляске и запел на пару с Дроном.
Грохочет гром,
сверкает молния в ночи,
а на холме стоит безумец и кричит:
- Сейчас поймаю тебя в сумку,
и сверкать ты будешь в ней.
Мне так хочется, чтоб стала ты моей!
То парень к лесу мчится,
то к полю, то к ручью.
Все поймать стремится молнию!
Весь сельский люд
смотреть на это выходил,
как на холме безумец бегал и чудил.
Он, видно, в ссоре с головою,
видно, сам себе он враг!
Надо ж выдумать такое - во дурак!
То парень к лесу мчится,
то к полю, то к ручью.
Все поймать стремится молнию!
Утром по сельской дороге
медленно шел ночной герой:
весь лохматый и седой,
и улыбался...
То парень к лесу мчится,
то к полю, то к ручью.
Все поймать стремится молнию!
Когда песня закончилась, толпа взревела! Что тут говорить, если даже сама королева, которая не любила подобные песнопения, а предпочитала легкие мелодии клавесина, захлопала в ладони, затянутые в кружевные перчатки. Шут вылез из-под полотна и в полголоса спросил у Михася. - А почему это я седой у тебя в песне? Вроде, как был рыжим, так и остался. Тот кивнул в сторону улыбающегося Дрона. - Ему спасибо скажи, другой рифмы не нашел. Мы думали, что тебе понравится. Прохор похлопал певца по плечу. - Не переживайте, все нормально. Я аж прослезился, - и он театрально утер несуществующую слезу "ухом" своего колпака. - Мне ваша помощь понадобится, буквально на чуть-чуть. Не откажете? - Как можно?! - гаркнул шуту в ухо "одноглазый" Рене. - Мы за любую смуту, кроме голодовки! Да, други? Музыканты согласно закивали. - Ну и ладушки. Тем временем толпа перестала гудеть, внимая голосу глашатая, который горланил на всю площадь. - Итак, пусть господин дурак предоставит на суд праведный свое доказательство. Прохор подошел к краю помоста и показал людям открытую торбу. Первые ряды ахнули, увидев фиолетовые искры, прыгающие внутри черной утробы. - Нам-то покажи! - Не видно ни зги, чтоб тебя! Прохор поднял вверх руки, призывая люд к тишине. Даже ветер перестал хлопать флагами на шпилях башен. Вороны и голуби притихли, собаки перестали тявкать. - Почтеннейшая публика, - шут стянул колпак, - Я действительно изловил молнию. Вот она, тут, в сумке, и сейчас я выпущу ее на свободу, потому как опасно хранить при себе такой сувенир. Не беспокойтесь, все увидят! Толпа загудела, но на этот раз одобрительно. Кто-то прокричал. - Давай, не томи уже, работа стоит! Ему ответили старой поговоркой. По площади прокатился смех. Шут что-то сказал музыкантам, и те сдернули полотно, под которым скрывалась странного вида конструкция. Такого еще в Броумене не видали: два огромных колеса, отороченных жестяными лисами, висевших параллельно друг другу на большой станине, а по бокам у них имелись десятки шестерней и воротки, как на водяных колодцах. Вся конструкция опутывалась металлическими жилами и возвышалась на три человеческих роста, заканчиваясь железным штырем. По команде Прохора музыканты кинулись к колесам, ухватились двумя руками за воротки и принялись их крутить, пробуждая тем самым ото сна весь механизм. Шут же демонстративно бросил свою торбу между вертикальных жерновов, которые терлись о ворс ковра, лежавшего на помосте. И тут толпа открыла рот! Более того, Главный, он же и единственный, Министр встал со своего места и, цепляясь саблей за дамские платья, побрел к помосту, словно сомнамбула. Между затянутыми в железо тонкой раскатки боковинами колес запрыгали мириады искр, которые хорошо были видны всем, кто собрался на площади. Искры сплетались в тонкие нити, образуя мерцающую вязь. Шут довольно потирал ладони и подбадривал артистов. - Быстрее крутите! Сильнее! - музыкантам повезло меньше всех. Они не видели абсолютно ничего, вид на чудо загораживали гигантские диски, зато очень хорошо слышал треск воздуха между ними. Прохор мысленно прочитал молитву какому-то своему богу и крикнул. - Смотрите, жители Броумена, и не говорите потом, что не видели! Он подбежал к механизму, приказал музыкантам отойти в сторону, что те покорно и с радостью исполнили, и соединил специально приготовленным железным крюком оба колеса. Сине-фиолетовая вязь опутала всю странную конструкцию и стала подниматься по штырю. Треск усилился. Дворцовая знать, впрочем, как и королевская чета, поднялись со своих мест. Толпа онемела. На мгновенье над площадью воцарилась гробовая тишина, но в следующий миг раздался оглушительный раскат грома, и с конца штыря в серое небо сорвалась ослепительной красоты молния и затерялась в облаках. Весь город взорвался одобрительными возгласами. - Молодец, шут! - Во дает! - Генерал, снимай медали! Уделал тебя дурак! На помосте появился глашатай, который еще не пришел в себя, он только посмотрел в сторону королевской ложи, получил знак одобрения и попытался перекричать ликующую толпу. - Королевский указ! Поскольку шут выиграл спор с Министром, последнему надлежит не позднее девятнадцати часов временно сдать свои обязанности заместителю, который будет назначен государем, а самому явиться в караульное помещение и поступить в распоряжение дежурного офицера. Подписано Генрихом, правителем Серединных Земель, - жители Броумена заулюлюкали и захлопали в ладоши. Сам бирич тоже улыбнулся, но в ладонь, и завершил мероприятие. - Разойдись! Толпа начала редеть. Величественные супруги покинули свою ложу, да и знать возвратилась во дворец, чтобы заняться обсуждением увиденного. На помосте появились рабочие, которые под руководством Даниэля-мастера принялись разбирать механизм. Прохор обнял изобретателя и прошептал ему на ухо. - Спасибо, что помог, дружище. - Пара пустяков. Без твоей идеи ничего бы не вышло, - ответил тот и кивнул в сторону. Шут проследил направление. На опустевшей площади стоял Генерал. Его некогда расправленные плечи сейчас ссутулились, а руки безжизненно висели вдоль туловища. Он явно не ожидал такого поворота событий. Прохор вздохнул, надел свой колпак и, спрыгнув с помоста, подошел к Министру. - Не переживай ты так. Ну подумаешь, проиграл. Мы же не на твое годовое жалование спорили! Генерал шмыгнул носом. - Да уж лучше бы на него! Позор-то какой... - Он вздохнул. - Королеве спасибо скажи, это ее идея, не моя, - шут пожал плечами. - Да неможно молнию поймать! - воскликнул униженный вельможа. - Не-мож-но! Тебе этот увалень помог. Это не честно! Шарлатаны! - Тс... - Прохор приложил палец к губам, призывая Министра к тишине. - Неубедительный довод. Десятки людей видели, что молния сверкала в моей сумке. Прими это достойно. Ладно, пойду я, - весельчак похлопал будущего дозорного по плечу, - Генрих заждался, да и проголодался я чего-то. Спокойного дежурства! И шут, смеясь на всю площадь, побежал в сторону ворот.
↑ Глава седьмая.
Вечером в таверне народу собралось в два раза больше, чем обычно. Хозяину пришлось даже убрать несколько столов, но гости не возражали, можно и постоять, тем более что так больше войдет еды и пива, а это выгодно и самому владельцу заведения. Мадлен, жена хозяина, лавировала между посетителями с подносом, уставленным кружками, словно каравелла между рифов. Все в один голос обсуждали сегодняшнее событие, более того, каждый считал своим долгом подойти к столику, за которым сидел шут, чокнуться с ним и хлопнуть по плечу, словно они с Прохором закадычные друзья. Хмельной балагур стойко терпел и натужно улыбался. На его счастье на маленькой сцене появились музыканты и отвлекли от шута внимание. Артисты взяли в руки инструменты и начали играть. Дрон приветливо помахал гостям харчевни, а Михась улыбнулся в свойственной ему манере и затянул песню, которая дюже походило на ту, что исполнялась днем на площади. К тому же главным героем в обеих был один и тот же человек, но об этом знали только музыканты и сам шут. Прохор пригорюнился, прислонился к стене и стал слушать.Я ведь не из робких,
все мне по плечу.
Сильный я и ловкий,
ветра проучу!
Дул сильный ветер, крыши рвал,
и, несмотря на поздний час,
в округе вряд ли кто-то спал -
стихия не на шутку разошлась.
Но, вдруг, какой-то парень с криком побежал
и принялся махать метлой:
- Ах, ветер-негодяй, ты спать мне помешал,
а ну-ка выходи на бой!
Я ведь не из робких,
все мне по плечу.
Сильный я и ловкий,
ветра проучу!
И ветер закружился, заметался
и ели начал с корнем рвать.
Откуда этот сумасшедший взялся,
что хочет с ветром воевать?!
Но парень не сдавался и метлой махал,
и удалялся вглубь полей.
И впрямь неплохо с ветром воевал,
но ветер становился злей.
Я ведь не из робких,
все мне по плечу.
Сильный я и ловкий,
ветра проучу!
Но, вдруг, метла со свистом улетела прочь,
и храбрый парень вслед за ней,
а после этого спокойней стала ночь -
исчез во мраке дуралей.
Его под утро пастухи нашли в стогу -
он очень крепко спал,
а ветер песни напевал ему
и кудри ласково трепал.
Я ведь не из робких,
все мне по плечу.
Сильный я и ловкий,
ветра проучу!
Едва песня закончилась, рядом с весельчаком, который сейчас таковым не выглядел, сел Даниэль. - У тебя такой вид, будто ты сейчас расплачешься, - и он ополовинил кружку. - Знаешь, - вздохнул шут, - ведь эта песня про меня. Об этом мало кто ведает: только я, да они, - и Прохор кивнул в сторону музыкантов. - Возьми еще пива, я расскажу и тебе. Мастер щелкнул пальцами и крикнул. - Женщина, еще два пива, мне и моему другу! Уже через мгновение Мадлен поставила на стол желаемое. Музыканты заиграли песню про веселых троллей, подвыпившие посетители таверны сорвались в пого, а шут, опустошив одну кружку и пригубив из второй, подвинулся к изобретателю и начал свой рассказ. -- Давным-давно, в далекой стране жил-был маленький мальчик. Его имя тебе знать не обязательно, ибо оно ничего не значит и сути рассказа не меняет. Кем были его родители - он не знал. Жил с бабкой и дедом, родными или нет, неизвестно, но относились они к мальчонке, как к кровному. Рос паренек сорвиголовой, вечно встревал во всякие неприятности, за что получал тумаков от соседей по деревне. Старики души в нем не чаяли, но временами доставалось и от них рыжему непоседе. Дед с бабкой научили внука разным наукам, какими сами владели, хотя и науками их назвать сложно. Узнал мальчонка грамоту, счет освоил, по дому дела мог делать, в огороде и в полях всякое. В общем, не пропал бы, когда вырос. Любил пацаненок своих стариков. И вот однажды произошла беда. Дед Федот поехал на ярмарку, чтобы продать там кое-какие игрушки-безделушки, что мастерил по вечерам из дерева, вырезал, ловко орудуя ножами. Так вот, уехал старик и обещался вернуться к вечеру, но он не объявился ни вечером, ни на ночь глядя, ни утром. Федот не приехал вовсе. Старуха с внуком забеспокоились, попросили старосту съездить в город, вдруг дед застрял в каком-нибудь кабаке, хоть такого за ним и не замечалось. Но тот вернулся раньше и привез ужасные вести. Он нашел перевернутую телегу и то, что осталось от старика. Его задрал волк, - шут на мгновение замолчал и смахнул набежавшую слезу. - Серый не тронул кобылу, ведь та может копытом зашибить, а дед оказался легкой добычей. Эх, жаль, что Федот забыл дома ружьё! В общем, остался паренек с бабкой. А что они могли без твердой мужской руки? Мальчишка слишком слаб для физического труда, а одного желания мало в столь юном возрасте. Ни тебе поле вспахать, ничего другого. И пришлось пареньку стать душевнобольным. Ты же знаешь, что блаженным полагается помощь. Так вот, рыжий хитрец даже бабке ничего не сказал. Та подумала, что внучек свихнулся после потери деда, и пошла к старосте. Тот, сперва, не поверил, а после сам убедился: то мальчишка скакал по двору на четырех конечностях и лаял, как собака, то прикидывался свиньей и валялся в лужах, громко хрюкая. Пришлось старейшине каждый месяц выдавать старухе деньги на содержание безумца. И вот однажды, - Прохор перевел дух, опустошил кружку и продолжил. Даниэль сидел, положив подбородок на ладони, и внимательно слушал, не обращая внимание на царящие вокруг веселье. - Как-то ночью налетела на деревню гроза, страшная такая, каких не видали в этих краях уже лет сто. Мальчишка слишком заигрался в дурачка и решил, что ему можно все. Так вот, он схватил в сенях метлу и выскочил в поле. Рыжеволосый дуралей бегал в кукурузе взад-вперед и горланил на всю округу, что лучше него никто не сможет воевать с ветром. Селяне смотрели на все это безрассудство из окон своих изб и только смеялись. А гроза, тем временем, усиливалась. Видать, стихия разозлилась и так ударила, что народ с даже закрыл ставни, чтоб окна не побило. И вот с неба опустилась гигантская воронка, какая бывает на реке, там, где омут, и поглотила мальчишку. Одна метла и осталась. Больше рыжего весельчака в тех краях никогда не видели. - И куда он делся? - с тоской спросил мастер, тяжело вздыхая. - Унесло ветром за тридевять земель. Через два дня его под вечер пастухи нашли в стогу, спящего. Накормили, попытались выяснить, кто он такой да откуда, а тот по привычке стал дурачиться. Его отвели к начальнику гвардейцев. Короче, стал он шутом при дворе, потом вырос мальчик и поумнел. Вот такая история, - закончил шут. - Грустная. Мне даже выпить захотелось. - Поддерживаю, - и Прохор подал знак Мадлен. Женщина обернулась в считанные мгновения. - Когда электричество будет? Ведь деньги-то тебе казначей лично принес. - Ночью закончим жилы тянуть через улицу. Думаю, завтра-послезавтра уже можно будет убирать масляные лампы, - мастер закинул в рот горсть сухарей и громко захрустел. - Посмотрим... Таверна практически опустела. Завсегдатаи разошлись, остались лишь артисты, Прохор с Даниэлем, да несколько забулдыг, что мирно сопели, уткнувшись носами в столы. Хозяин заведения протирал полотенцем кружки, а его жена убиралась в зале, составляя грязную посуду на тележку. Музыканты сидели на сцене кружком и тихонько наигрывали, не обращая внимания на то, что их никто не слушает. Дрон храпел, прислонившись к стене, а Михась, пересчитывая заработанные монеты, в полголоса пел.
Стал колдун одержим вдруг злом,
чтобы спасти душу его,
решили мы всем селом
с ним сотворить кое-чего...
Помню ярость безумных глаз.
Он не скрывал злобу свою,
он всех ненавидел нас.
- Да, я вернусь, слово даю!
Он до конца довёл свою жуткую роль:
смеялся в огне, не чувствуя боль.
Людей не покидал панический страх,
даже когда ветер унес его прах
и развеял по просторам...
Первой жертвой священник был,
я обо всем летопись вел.
Ветер его убил,
а если точнее, до смерти довел.
И каждый год отныне в этот же день
мы находили мертвых людей.
Возможно, в черном списке был и я,
но почему-то ветер не трогал меня
и не выпускал из дома.
Я помню тот момент, когда из огня
яростный взгляд пал на меня,
и я искал спасенье в крепком вине
от историй, что ветер рассказывал мне.
- Я буду жить, - кричал он, - вечно! Вечно!
Будешь писать ты про меня!
Ты будешь мне служить вечно! Вечно!
Как не ушёл я от огня - ты не скроешься от ветра!
До рассвета оставалось совсем ничего, когда в таверну буквально влетела, едва не вырвав с корнем дверь, перепуганная и бледная, как сама смерть, старуха, которая привлекла к себе внимание немногочисленных посетителей. - Люди добрые, - тяжело дышала старуха, - спасите-помогите, на вас одна надёжа осталась! - Что случилось, мать? - спросил Прохор, отставляя кружку. - Мертвяк на кладбище поднялся! После этих слов даже пьяный в доску толстяк оторвал голову от стола. Музыканты перестали играть. Шут закашлялся. - Ты, часом, не во хмелю? Быть того не может. Сказки все это, не могут покойники ходить. Старуха подошла к столу, за которым сидели Прохор с Даниэлем, оперлась на него руками и, глядя весельчаку в глаза, сказала. - Сынок, в каждой сказке есть доля правды, - старая подвинула стул и села. - Ей-ей, своими собственными глазами шатуна видела. Пошла Зорьку искать, это коза моя. Вырвалась из хлева под утро и умчалась, я за ней. Иду, значит, мимо погоста, слышу копошиться кто-то посреди могил. Я позвала, думала, скотина моя. Ан нет, ни бе, ни ме. Значит шавка какая. Только собралась дальше, а с могилы мертвяк встает. Раскидал павшие листья и ветки, изо рта слюна течет, синий весь и буробит чего-то. Я, знамо дело, от страха присела и спряталась за могильным камнем, шатун прошел мимо меня. Чуть не умерла раньше времени. Ух, и запах от него, скажу я вам! Прохор с Даниэлем переглянулись. - А чего к стражникам у городских ворот не пошла? Пущай гвардейцы разбираются, - шут посмотрел в опустевшую кружку. - Это их работа - окрестности охранять. Старуха отмахнулась и поправила платок на голове. - Была я у них давеча. Послали куда подальше. Ладно, если бы единожды это случилось... Я по дурости своей решила на следующее утро посмотреть, может показалось. Спряталась у кладбища и как знала! Снова мертвяка увидала. Каждое утро бродит, окаянный, уже целый месяц. А что если это кто из соседей? Мало удовольствия с покойником рядом жить. Еще чего доброго схарчит, упырь треклятый! У некоторых уже всех курей передушил. - А староста что? - Сказал, что я сбрендила, и теперь пытаюсь с него деньгу взять. И это несмотря на то, что сам его видал. Да его, почитай, все село наблюдало. Я по одному жителей водила на погост. Прохор потер подбородок, почесал шею и посмотрел в потолок, выполнив тем самым ритуал размышления. - Значит так, - Он щелкнул крышкой часов и посмотрел время. - Где, говоришь, твое село, мать? - Так ить, через поле, ежели напрямую, да за леском, полдня ходом. Полянка называется. По зиме, когда листьев на деревьях нет, его со стены видать. - Если сейчас пойдем, то успеем. Кто со мной? Прохор осмотрел присутствующих. Естественно, что желающих не нашлось. Мало кому охота идти под утро пес знает куда, ловить несуществующих ходячих мертвецов. Тем более что голова под утро тяжела от хмеля и хочется спать. Мастер сослался на то, что ему надо проследить за ходом работ, что ведутся в городе. Музыканты открыто сказали, что шут им хоть и закадыка, но они никуда не пойдут, а отправятся спать. Хозяина таверны можно и вовсе не брать в расчет. - Ну что, поможешь, внучок? - с надеждой спросила старуха. - Помогу, - вздохнул Прохор. - Кто, если не я? Уставший шут шел по тихим улочкам города, а рядом с ним плелась бабка, шаркая чеботами по мостовой. Занималась заря, окрашивая небо в розовые тона. Звезды уже исчезли, а вот рогатый месяц еще виднелся и не спешил прятаться. Свежий ветерок трепыхал белье, что развесили между домов домохозяйки, и хлопал стягами на шпилях дворца, который был виден из любого закутка. Где-то раздался крик начальника стражи, возвестившего о смене караула. Из подворотни на дорогу выскочила черная кошка, но, увидев людей, грозно зашипела и скрылась с глаз долой. Впереди показались городские ворота, а через несколько минут Прохор с бабкой вышли из города, но шут задержался, чтобы зайти в дом охраны, возле которого на привязи переминались несколько ослов, и перекинуться парой слов с начальником стражи. Шут заглянул в дверной проем. Только-только вернулась смена, еще не успев снять тяжелые доспехи. Дежурный офицер выслушивал доклад старшего караульного. К слову сказать, сам доклад редко когда менялся, ибо в городе ничего не происходило, если не брать в расчет редкие пьяные драки. - Наше вам с бубенчиком! Дело есть, - и дворцовый хохмач зашел внутрь. Гвардейцы снимали кирасы, шлемы и прочую амуницию, вешали на стены щиты, ставили в пирамиды алебарды, готовясь к отдыху. Начальник стражи заполнил книгу дежурств и кивком поздоровался с Прохором. - Что привело такого высокого гостя в столь ранний час в нашу скромную обитель? Шут сел на край стола. - Тут такая история: одна старуха из Полянки, село такое за лесом, утверждает, что у них на погосте мертвяк поднялся. Тебе об этом что-нибудь известно? - Наслышан. Только не верю в эти сказки, - вздохнул офицер. - Напрасно, всякое бывает. Я, собственно, чего хотел... Дай мне одного гвардейца на всякий случай и осла для старухи, а то с ней мы до зимы идти будем. Солдаты поскидывали одежду, сапоги и улеглись на лежаки, укрывшись одеялами с головой. Начальник стражи закрыл книгу и откинулся на спинку стула. - Имей совесть, люди только с обхода пришли! - Да я все понимаю, но и ты пойми: дойдет до государя, что вы не реагируете на жалобы населения, шапки полетят, - Прохор осмотрелся. - Дай мне вон того, усатого. Он все равно еще не успел раздеться. Гвардеец, о котором шла речь, только успел вытащить одну ногу из сапога, да так и застыл. Им оказался никто иной, как временно лишившийся своей министерской должности командующий армией всего королевства. Генерал, а ныне простой солдат, зло посмотрел на шута и с надеждой на начальника караула, но тот не оправдал ожиданий проигравшего спор чиновника. - Забирай. Осла можешь на входе взять, какой приглянется. Министр округлил глаза, намотал портянку и надел сапог. - Да уже взял, - подмигнул шут. - Спасибо, думаю, к смене караула мы вернемся. Пойдем, служивый. Прохор с генералом вышли на улицу. Балагур помог старухе взобраться на ушастого упрямца, и вся компания тронулась в путь, срезав по протоптанной тропинке через поле. Солнце уже на половину поднялось над горизонтом. Голубое небо добавило в свою палитру помимо розовых потеков еще белые мазки облаков, что плыли с востока. Ветер слегка колыхал колосья гречихи, одинокие пчелы проносились с жужжанием мимо путников. Бабка моментально погрузилась в сон, да и осел тоже закрыл глаза, бредя наугад, благо, что шут держал повод и не давал глупой скотине свернуть с тропы. Министр шел сзади и сопел, как бурундук. - Зря ты нарываешься, дурак. Я тебя в солеварнях сгною. Вот скоро выборы государя... - Генерал переложил алебарду с одного плеча на другое и поправил висящий за спиной карамультук. - Генрих уже стар и вряд ли его переизберут, а наследника, чтобы трон передать, у него нет. У кого, по-твоему, больше шансов стать следующим королем? То-то же! - Ты доживи сначала, таракан усатый, - сплюнул Прохор. - Не боишься, что я расскажу Генриху, о чем ты помышляешь? Враз в опалу попадешь и отправишься на галеры. Думаешь, я не знаю, чем ты по утрам занимаешься? Давно тебе лавры правителя спать не дают? - Да кто тебе поверит?! Сейчас отсеку твою дурную башку, и дело к стороне. - Хлопотно это. Ты только командовать можешь, а я на улицах рос, со мной тягаться себе дороже, тем более такому увальню, как ты. Иди молча, горе-воин. Да под ноги смотри, а то вляпаешься в ослиное дерьмо, а от тебя и так не шибко приятно пахнет. - Болтай, болтай, - прошипел Генерал. Дорога до Полянки заняла чуть больше получаса, шут засекал время по часам. Погост располагался прямо в лесу, а за ним, через полверсты виднелось и само село с покосившимися домами. У опушки Прохор остановил осла, привязал его к рябине и разбудил старуху. - Приехали. Показывай, где твой мертвяк обитает. - Никакой он не мой, - прошептала бабка и сползла в траву. - Зришь вон тот крест большой, рядом с сосной сухой? Там мой дед похоронен, а шатун появляется с другой стороны, вон оттуда. Видишь заросли папоротника возле склепа? Вот там он, окаянный. - Все понятно. Жди, мать, здесь. Мы пойдем, посмотрим. - Идите, сынки... Старуха спряталась за куст боярышника. Шут с Генералом ступили в вотчину теней, и тут же Министр угодил физиономией в паутину, которую принялся яростно отдирать с усов. - Не шуми ты так, всех покойников разбудишь, боров! - Да иди ты! Среди крестов, могильных камней, сгнивших лавок все поросло орешником. Утреннее небо заслоняли вековые вязы и корабельные сосны, перемежаемые осинами, елями да дубами. Плетеные оградки могил покосились от времени, а могильные холмики местами провалились, превратившись в ямы, в которых стояла дождевая вода. Под ногами хрустел сушняк, заставляя взлетать из поросли папоротника юрких птиц, которые проносились перед самым носом и заставляли вздрагивать крадущихся охотников за шатуном. Генерал то и дело цеплялся алебардой за кусты. Шут ругал его всякими обидными словами, но теперь министр стойко переносил все тяготы и лишения, ибо понимал, что виноват: старый он стал и неловкий. Где-то проснулась кукушка. - Ну-ка, - сказал шепотом шут, - скажи, сколько мне жить осталось? - Прохор сбился со счета и махнул рукой. - И то хорошо. А генералу? - кукушка замолчала, заставив балагура хохотнуть в кулак. - Слышь, командующий, ты в воду-то особо не лезь, а то доспехи заржавеют. Они, между прочим, за казенный счет куплены. - Да тут больше и ступить-то некуда, - прошипел тот, снимая репейник с усов. - Одни ямы да бурелом. Видать, в грозу веток наломало. - Замри, - вдруг цыкнул шут и присел. Министр застыл на месте в очень неудобной позе, оперевшись на алебарду. Со стороны склепа, на который указала старуха, раздался какой-то шум. Из травы вспорхнули птицы и затерялись в кронах деревьев. Раздался металлический скрежет, и кованная створа распахнулась, подняв тучу мошкары. В свете лучей, пробивающихся сквозь листву, показался чей-то силуэт. Из старинной усыпальницы, кряхтя и пошатываясь, появилось нечто. - Мертвяк... - выдохнул Генерал, снимая шлем и бледнея от страха. Шут сглотнул, глядя на восставшего покойника в грязных лохмотьях. С лица шатуна клочками свисала кожа, один глаз болтался, вывалившись из глазницы, а изо рта трупа вырывались нечленораздельные, чавкающие звуки. - Сейчас я его свалю, как сохатого! - прошипел министр, воткнул в землю алебарду и попытался трясущимися руками зарядить карамультук. Внезапно за его спиной раздался треск, вслед за которым прозвучал сиплый голос. - Ну и?! Генерал со страха подпрыгнул, чуть ли не до маковок сосен, и выронил ружье, которое с бульканьем и пузырями исчезло в канаве. Крупные капли пота тут же выступили на лбу офицера. Он резко обернулся, размахивая кулаками, и едва не задохнулся от возмущения. Перед ним стояла та самая бабка, благодаря которой, они здесь и оказались. Она стояла за деревом и хлопала глазищами. - Ты чего, сынок? Испужался, что ли? Я, покаместь, живая. Вон, его бояться надо, - и старуха кивнула в сторону мертвяка, который медленно, но верно, приближался. - Я даже всех жителей позвала, чтобы они посмотрели, как вы его забарывать будете. Министр пригляделся. Действительно, то тут, то там виднелись испуганные лица стариков, которые прятались за кустами, поваленными стволами и могильными камнями. Шатун выл, как волк, хрипел и размахивал руками. Генерал, прикрываясь старухой, пятился назад, держа наготове алебарду. - Куда?! А ну вернись! - прикрикнул на него шут. - Я не трус, я тылы защищаю! - ответил министр. - Он мертвый, его уже не убьешь! Бегите, глупцы! - крикнул он жителям Полянки. Однако те и не думали улепетывать. Они продолжали следить за действиями Прохора, который прижался спиной к старому вязу. С того места, где прятались наблюдатели, было плохо видно, мешали деревья, кусты и ограды. Не упуская шатуна из виду, рыжий проказник прокричал. - Генерал, дай мне свою алебарду! - Сам возьми, - прозвучало в ответ. - Я не пойду! Прохор сжал кулаки. Мертвяк подобрался уже на расстояние плевка. - Кидай! Министр размахнулся и метнул оружие, которое вонзилось в землю аккурат возле ног хохмача. Шут схватился за древко и принялся размахивать алебардой перед собой, не подпуская покойника. Тот брызгал слюной, рычал и размахивал руками. Вскоре Прохор начал теснить мертвяка обратно к склепу. Зрители осмелели и уже в голос поддерживали рыжеволосого вояку. - Давай! - Так ему! - Загони его обратно в могилу! Даже министр стал колотить руками воздух, хмуря брови и надувая губы. Покойник отступал, ломая ветки, оставляя на оградах клочья одежды, и спотыкаясь о коряги. Шут злобно кричал, тыча оружием в грудь шатуна. Наконец, ему удалось загнать поднявшегося мертвеца назад, в склеп. Каково же было удивление жителей Полянки, когда герой сам скрылся в черном зеве усыпальницы. Спустя мгновение прозвучало шесть выстрелов. Все замерли в ожидании. Прохор появился с большим мешком, который волочил по земле, в одной руке и алебардой, перепачканной чем-то кроваво-черным, в другой. - Все, - крикнул он, - нет больше вашего мертвяка. Спите спокойно! Шут прислонил оружие к склепу и вытряхнул содержимое мешка. На траву упали руки, ноги, голова и туловище. Жители пробрались через бурелом и принялись рассматривать останки шатуна. Генерал со знанием дела поворочал их веткой и с умным видом покивал. В конце концов, старожилы села окончательно уверились в гибели супостата и загорланили, что есть мочи. - Ура королевскому шуту, защитнику простых людей! - Да ладно вам, пустяки, - отмахнулся тот и откинул крышку часов. - Пора нам уже. Прохор осмотрелся, поднял с земли корягу и, выловив в канаве ружье, бросил его генералу, обдав того брызгами и пожухлой листвой. Затем они попрощались со стариками и выбрались из леса. Солнце освещало крепостные стены города, утренний ветер развивал стяги на шпилях дворца. Министр вышагивал в одних портках и рубахе, меряя тропинку босыми ногами. Его доспехи, прикрепленные к седлу осла, позвякивали. Шут перестал насвистывать и, не поворачиваясь, сказал. - Я думал, ты посмелее, а какого-то мертвяка испугался. Генерал понял, что обращаются к нему, и ответил. - Что ты понимаешь в тактике и стратегии?! Еще пуха под носом нет, а туда же, учить. - Я в цирюльню хожу. Зато у тебя заросли, а толку нет. Скоро пауки заведутся. Думаешь, коль усы что метла, так и умным стал? - усмехнулся шут. - Кстати, мне тут песня одна вспомнилась, артисты в таверне исполняли. Спеть? Министр промолчал, надеясь, что рыжий приставала от него отвяжется, но Прохор назло ему затянул.
В деревушке у реки как-то стали мужики
спорить, кто из них мудрей.
Мимо старец проходил.
- Тот умнее, - говорил, - у кого усы длинней.
- Решено! Отныне будет так!
Всех умней у нас Иван-дурак.
Меньше хвост у кумушки-лисы,
чем у Ивана усы!
На печи Иван сидел, сверху он на всех глядел,
Пироги с капустой ел.
Ну а после говорил:
- Ум всегда со мною был, я им хвастать не хотел!
А теперь скажу я вам, друзья,
Жить, как раньше, больше нам нельзя!
С вами, право, можно одичать.
Пора веселиться начать!
Что ни день, дурак-Иван всё веселье затевал.
- Жить давайте без забот!
Всё б ничего, да вот беда, вскоре кончилась еда,
никто работать не идёт!
Время шло, народ оголодал,
и Иван без крошки пропадал,
а когда смекнули, что к чему,
усы оторвали ему!
- Ты это сейчас к чему? - спросил Генерал, едва шут закончил петь. - Так просто. А, чуть не забыл - я разобрался с призраком, прачка свидетель. Уже, поди, всем растрезвонила, - ответил тот. - Кстати, мы пришли. И вправду, городские вороты выросли перед путниками, словно гриб после дождя. Они и не заметили. Навстречу им вышел начальник караула, осмотрел своего подчиненного в исподнем и спросил из-под бровей. - Солдат, ты почему в таком виде?! - временно разжалованный командующий армией открыл рот, не зная, что сказать. - Немедленно приведи себя в порядок, через десять минут у тебя вахта на стене у семнадцатой бойницы. Бегом марш! Министр часто задышал, развьючил осла и, гремя доспехами, скрылся в караульном помещении. Шут и начальник стражи засмеялись. - Когда вернется во дворец, потребую для тебя медали, - утер слезу Прохор. - Лучше пусть жалование увеличит, - ответил офицер. Шут похлопал служивого по плечу и вошел в город. Часы на Главной башне пробили восемь часов утра.
***
Прохор рухнул на кровать, не раздеваясь. Только сапоги и скинул. Веки готовы были сомкнуться, как дверь его каморки распахнулась, и вошел король. Шут с недовольной миной на лице сел. - Ну и где тебя носило? - спросил сюзерен, прислонившись к шкафу. - Мертвяка забарывал в Полянке, это село такое, его из окна видно, слыхал про такое? Только пришел. Ты чего так рано вскочил? Величество сел на кровать. - Не спится мне что-то. Не дает покоя ведение. Собирайся, пойдем к толкователю. - Может после завтрака? - с надеждой спросил шут. - Сейчас! Кто из нас король, ты или я?! Прохор поднял брови. Встав с кровати, невыспавшийся балагур скинул уличную одежду и влез в шутовской наряд. Умывшись водой, что текла из трясущегося крана, он натянул колпак и показал хозяину на выход, но, прежде чем покинуть каморку самому, с тоской посмотрел на кровать и громко вздохнул. Они брели по серым коридорам дворца. Тут и там встречались работники, нанятые мастером: они тянули железные жилы, по которым будет подаваться электричество. Мужики ругались, спорили и то и дело роняли на пол инструменты и катушки с намотанными на них жилами. Шут и король лавировали между лестниц, стараясь не уронить их, чтобы, не дай бог, не убиться самим и не зашибить холопов. Толкователь жил в самом дальнем конце замка, а точнее в самой высокой башне, в каморке еще меньшей, чем у Прохора. После того, как дворцовый звездочет покончил с собой из-за неразделенной любви, знаток снов занял и его покои и его должность, естественно, получая жалование за двоих. Шут, хоть и находился в подавленном состоянии, но все-таки без труда преодолевал крутой подъем, а вот Генриху приходилось туго, и это не смотря на то, что он изрядно похудел. Король то и дело останавливался, чтобы перевести дух. С учетом всех коридоров и лестниц поход в обитель созерцателя грез длился почти час. В животе у шута заурчало. - Говорил тебе, давай сперва позавтракаем! Так нет... - На яблоко, - сюзерен выудил из складок голубого бархата красный плод и протянул слуге. - Мы почти пришли, это не займет много времени. Потом поешь. Генрих прислонился к массивным перилам, покрытым вековой пылью, снял корону и протер рукавом проплешину. Шут куснул наливное, и сок брызнул в разные стороны. - Онри, а почему ты не послал за толкователем? Почему ты, король, сам поперся, да еще и меня за собой поволок? - Государь не нашелся, что ответить. Он и сам не знал этого. - Может, он уже к праотцам отправился. Ему сколько лет, тысяча или около того? Смотри, пылищи сколько. По всему видно, что тут никто лет десять не ходил. Кстати, надо разобраться с уборщиками, за что им платят? Вон, паутины какие под потолком, запутаешься - не выберешься! Шут метнул огрызок в маленькое оконце, через которое проникали солнечные лучи, освещающие лестничный марш. Сюзерен надел корону и, преодолев оставшиеся ступени, остановился перед дубовой дверью с глазком для наблюдения и с ручкой-молотком. Прохор отстранил хозяина и постучался. Царящую в башне тишину нарушало только дыхание гостей, спустя несколько минут, после того, как шут постучал еще раз, за дверью послышались шаги, и хриплый голос спросил. - Кто там? - Ты погляди, живой, - шепотом сказал весельчак и в голос ответил. - Кто, кто... Дед-пихто! Открывай, книжный червь, Его Величество Генрих I и Единственный пожаловали! - Ох ё... - прозвучало из-за двери. Раздался лязг и скрежет чуть ли не десятков запоров, и только после этого скрип дверных петель. Створа открылась, и на пороге возник древний старик, с седой бородой до пола, завернутый в черный плащ, и с остроконечным колпаком на голове. - Прошу прощения, что заставил ждать, не признал сразу. Старик склонился, метя бородою гранит. - Тебе глазок на что? - спросил Прохор. - Так слеповат я уже стал, - оправдался толкователь и обратился к королю. - Добро пожаловать, мой повелитель. Сюзерен недовольно помотал головой и скрылся в каморке. Вторым зашел шут. Хозяин помещения скользнул внутрь последним, не забыв запереть дверь на все замки. Каморка толкователя больше походила на дворцовую библиотеку, причем размерами она уступала в десятки, если не в сотни раз, а книг тут имелось такое же количество. Им было заставлено все. Толстые тома лежали повсюду: у кровати, на столе и под ним, в шкафах книги стояли в три, а то и в четыре ряда. Даже вместо стульев использовались стопы фолиантов. Гости осмотрелись и решили никуда не садиться, от греха подальше. Еще завалит, чего доброго! Сам же старик опустился на краешек кровати, на который лежала куча свитков. И посреди этого завала научных и не очень трудов стояла чуть ли не сотня горящих свечей. У единственного крохотного оконца стояла на треноге подзорная труба для наблюдениями за ночными светилами. - Как бы он нам весь замок не спалил, - шепнул Прохор на ухо Генриху. Старик облизнул сухие, потрескавшиеся губы, спрятал морщинистые ладони в широкие рукава плаща и спросил. - Что привело вас, Государь, в мою обитель? Последний раз, когда мы виделись, ваш сынок, с позволения сказать, еще под стол пешком ходил и штаны пачкал. - У меня нет детей, старый ты осел, - нахмурился Король, и толкователь вопросительно посмотрел на Прохора. - Шут мой, не видно по наряду? - Ну, я думал, может маскарад нынче, - развел руками старец. - И так, чем могу служить? Сюзерен откашлялся и посмотрел в подзорную трубу и, судя по тому, что увидел чью-то комнату с разбросанным на полу дамским бельем, старикан подсматривал вовсе не за звездами, а за одной из фрейлин. - Можешь. Видение мне было, истолковать нужно, - повернулся Генрих. - Ну, это вы по адресу пришли. Старец встрепенулся, потер ладони, вытащил из-под кровати толстенный фолиант, чернильницу и перо, и приготовился записывать. Государь чуть-чуть помялся и начал пересказывать свое видение. - Снится мне, что я король. И не простой, а самый, что ни на есть, главный. Весь мир у моих ног. Всех врагов я победил, и нет ни одного смельчака, который бы бросил вызов моей могучей армии. И вот однажды от скуки сел я играть в своих покоях в шахматы сам с собой, ибо не было равного мне в этой игре. Любого мог победить хоть с завязанными глазами. Толкователь покивал. - Это хорошо, продолжай. Генрих сглотнул. - И вот я расставил фигуры на доске, сел на стул, и тут неожиданно в зале стало темно, будто ночью. Лишь сверху полился тусклый свет, освещающий небольшой клочок пространства. Я поднял взгляд, но не увидел источника: ни луны, ни факела, ни лампы. Ничего. Свет шел из ниоткуда! И тут прозвучал странный, шипящий голос: "Ну, здравствуй, Генрих". Я вздрогнул. У меня по телу пробежали мурашки, а лоб покрылся испариной. Прямо передо мной сидела Смерть в своем черном плаще и сверкающей косой на коленях. Из черного зева ее капюшона на меня смотрели только два пылающих уголька. У меня даже ноги затряслись. Я зажмурился, но когда открыл глаза, то ничего не изменилось - Она по-прежнему сидела напротив и смотрела на меня. Буквально пронзала взглядом. У меня даже кровь в жилах начала стынуть! "Сыграем?". Я даже не уверен, что Смерть это сказала, ведь рта-то у нее нет. Я просто это услышал. На что, спрашиваю, а Она мне: "На твою жизнь! Выиграешь - останешься, а нет, пойдешь со мной". Ну, думаю, уж, в чем в чем, а в шахматах-то мне нет равных! Согласен, говорю. Белые ходят первыми! Только я протянул руку к пешке, как вдруг доска сама по себе развернулась, поменяв цвета местами. "Не люблю играть черными. Кстати, с Е2 на Е4 не самый разумный ход". Представляешь?! То, что Она захотела играть белыми, я еще могу понять, но как Она узнала, какой ход я собирался сделать, а? Дальше - больше. Я не успеваю взяться за фигуру, как костлявая начинает меня учить: "Зря ты так идешь". Она все мои ходы знала заранее. Все, понимаешь?! И что мне оставалось? Только смотреть, как белые фигуры, подчиняясь Ее воле, сами по себе передвигались по доске, уничтожая мои собственные. Причем, я отчетливо понимал, что гибнут не только пешки и слоны, но и все мои былые победы исчезают с каждым ходом костлявой: хранцузы снова захватили свои земли, немчурцы перестали платить мзду, ниспанцы вновь стали самой могучей морской державой. Беда, одним словом! И вот когда пал мой последний конь, и из всех моих фигур на доске остался лишь король, тогда мне стало по-настоящему страшно! Я понимал, что партию я проиграл, впрочем, как и жизнь. "Вот и все, мат! Ты готов? Путь будет долгим". Нет, закричал я. Костлявая поднялась с невидимого стула, ударила косой о пол и... Исчезла. Тут же вернулся свет. После этого я проснулся... Мудрец отложил перо, почесал затылок, сдвинув колпак, с нарисованными на нем звездами, на лоб. - Хм, очень не обычно сновидение. Ты не во хмелю был? - Ну, если только самую малость, - нахмурился Генрих. - Ты намекаешь, что это могло быть пьяным бредом, или как там это лекарь называет? Шут улыбнулся. - Белая горячка, Ваше Величество. Не думаю, что старик хотел тебя обидеть. Так ведь? Толкователь закивал головой. Кому охота под топор попасть? Ему и так жить осталось - кот наплакал. Старик вскочил с кровати и принялся наматывать круги по каморке, копошась в стеллажах, в поисках нужной книги с описанием снов. Наконец, он извлек из самого дальнего угла толстенный фолиант, который он даже поднять не мог. Пришлось просить о помощи шута. Сдунув пыль, старик стал искать нужную запись, слюнявя палец и перелистывая пожелтевшие от времени страницы. - А, вот, нашел, - сказал он. - Плохо дело. Король округлил глаза. - А, может, если ты скажешь плохие новости весело, они не будут такими ужасными? В разговор вступил Прохор. - Онри, думаю, если кому-то со смехом скажут, что ему утром оттяпают башку, радостнее от этого ему не станет. Как ты себе это представляешь? У кого есть голова на плечах, поднимите руки. Молодец, Карл, но это не надолго, только до завтрашнего утра. Ха-ха-ха. Так? Говори, старик, не тяни дракона за хвост. Толкователь посмотрел на короля, но тот только пожал плечами. - Либо помрешь скоро, либо тебя с трона скинут. Третьего не дано. Генрих с Прохором переглянулись и в один голос произнесли: - О как...
***
Понятно, что после посещения толкователя сновидений аппетит у короля пропал вовсе, а это означало, что и шут остался на голодном пайке. Прохор сидел на стуле в покоях Генриха и пялился в окно. Сюзерен возлежал на кровати, завернувшись в горностаевую мантию. Его глаза наполнились тоской и отчаянием. - Милый шут, - что мне делать?! Я не хочу умирать! Я еще слишком молод, у меня даже нет детей! Прохор отвернулся от окна. - Тебе сто лет в обед! Хочешь - обижайся, но ты свое отжил. Ходишь, и слава богу. Какому - сам решай. А что до детей... Королева тяжела, забыл что ли? - Это не мое дитя! - отрезал Генрих. - Голубь... Прикажу всех этих птиц уничтожить! - Не можно этого делать, - сказал шут и сел на край королевской кровати. - Слышал я, что в одной стране, на Востоке, однажды извели всех маленьких птиц. Так весь народ чуть не умер - саранча налетела, мухи всякие и прочая мерзость. Король перевернулся на живот и отбросил в сторону тяжелую корону, которая прокатилась по ковру и остановилась только у позолоченных дверей. - А если меня хотят низложить?! Шут положил руку на плечо хозяина и стянул с головы колпак. - Не хочу лишний раз напоминать о возрасте... Если у кого и есть желание занять трон, то он подождет годик-другой. Или отравит тебя. Генрих резко сел на кровати, сгрудив красное, бархатное одеяло. - Я не пойму, ты издеваешься надо мной? Кому надо меня травить?! Прохор удивленно посмотрел на сюзерена. - Ты вспомни, во Хранции скольких правителей потравили? Кто, кто...Не знаю. - А ты узнай! - Генрих нахмурился и упал на подушки. - Мое дело страной править, а твое - следить, чтобы твое Величество никто не посмел того... - Мое дело - дурака валять, Онри. У тебя для этих целей Министр есть. Хочешь, я музыкантов позову? - Хочу, - совсем расстроенным голосом произнес король. Прохор встал с кровати и направился к дверям. Подняв тяжелую золотую корону, сплошь покрытую изумрудами и рубинами, он поставил ее на маленький столик, прямо на шахматную доску, вздохнул и вышел, оставив Генриха одного. Вернулся шут, когда часы за окном пробили полдень. Петли массивных створ скрипнули, и в покои короля ввалилась шумная толпа, одетая по-простому, а никак подобало обитателям дворца. Прохор зашел последним, неся в руках бочонок с вином. - Сейчас мы будем тебя лечить. Есть один способ, мне его Сандро поведал. - Угу, - подтвердил тот, ударив ладонью в бубен. Рыжий весельчак поставил бочонок возле кровати хозяина. Артисты отцепили от поясов кружки, которые всегда носили с собой и принялись ждать, пока разольют вино. Из натертого до зеркального краника, вмонтированного в бочку, полилось бордовое вино, и покои окутал дурманящий аромат, который дополнил запах вишневого табака, что закурил Рене. Сквозь клубы сизого дыма он произнес. - За здоровье Его Величества! Музыканты подняли кружки над головами, чокнулись ими и залпом опустошили. - А теперь, - шут оттащил к стене столик и расставил стулья,- рассаживайтесь и начнем представление. Но учтите, что сейчас вы не в таверне, долой всякие непристойности или как? - Прохор посмотрел на государя, который спустил ноги на пол и крутил в руках кубок. - Или как... Только что-нибудь веселое. Артисты взяли в руки инструменты, которые висели у них за спинами, и заняли свои места. Певцы переглянулись, что-то шепнули друг другу, и Михась запел.
Какой таинственной казалась мне та ночь,
я затушил свечу и стал ждать, чего - не знаю.
В тишине вдруг представилось мне:
Блуждают тени возле дома разных сказочных зверей,
исчезнут и возникнут снова.
Стучатся еле слышно в мою дверь, мою дверь.
Я подошёл к окну, всмотрелся в темноту,
стекло протёр и улыбнулся -
и в самом деле,
всё, что я представлял, увидал.
Блуждают тени возле дома разных сказочных зверей,
исчезнут и возникнут снова.
Стучатся еле слышно в мою дверь, мою дверь...
Генрих прихлебывал из кубка и уже не выглядел таким расстроенным, каким был несколько минут назад. Он подпрыгивал на кровати в такт музыке и даже пытался подпевать. Король напрочь позабыл о визите к толкователю видений. Едва песня закончилась, артисты вновь сомкнули кружки и заиграли очередную песню. Так продолжалось до тех пор, пока не закончилось вино, и государя не сморил хмельной сон.
↑ Глава восьмая.
Прохор проснулся в бодром расположении духа. Спать шут лег рано, даже не пошел в таверну. Часы на Главной башне пробили семь утра, а это означало, что пора наряжаться в шутовской наряд. Весельчак умылся, переоделся и поспешил к своему господину, чтобы успеть к моменту пробуждения Его Величества. В коридорах работали полотеры, начищающие до блеска гранит и мрамор, собиратели паутины также занимались своими делами, впрочем, как и все остальные: протирщики пыли с картин, трубочисты, натиральщики дверных ручек и другие работники. Сегодня в Королевстве Серединных Земель День большой уборки, который совпал с Днем Великих сборов. Именно сегодня все жители государства выйдут на улицы, чтобы отмыть свои дома и лавки, убрать грязь из помойных ям и засыпать рытвины на дорогах, которые размыло дождем. Сразу после завтрака, Генрих в сопровождении Прохора проследовал в Хранилище, где копились все богатства, в том числе присланные, в качестве мзды и налогов, со всех земель королевства и некоторых сопредельных государств. Сюзерен расположился на золотом троне, который стоял в центре огромной комнаты, усыпанной монетами желтого металла. Вдоль стен высились шкафы с древними амфорами, горшками и статуэтками из слоновой кости. Тут и там стояли сундуки, набитые драгоценными камнями и жемчугом. Помещение освещалось свечами, которые торчали в золотых и серебряных канделябрах. - Зачем тебе столько... всего? - спросил шут, пересыпая из ладони в ладонь монеты. - Можно тысячу лет тратить и не потратить. Дай мне чуток, не жадись. Генрих подышал на обсидиан в своем перстне. - А тебе зачем, чтобы на девок тратить? Все в таверне прокутишь, а тут они целехоньки будут. - В этом году с хлебами плохо, может, выделишь, чтобы закупить зерна? В Сиберии нынче пшеница уродилась. - Никогда мы ничего не покупали и я не унижусь сиим действом! - нахмурился Генрих. - Работать лучше надо. Кто не работает, тот не ест, запомни, дурак! Прохор ничего не ответил. Он покатал монетку между пальцев, отстрельнул ее в сторону и посмотрел на часы. С минуты на минуты должны начать прибывать гонцы с ценным грузом. Шут улегся на возле ног хозяина и принялся щелкать пальцем по бубенчику: дзинь... дзинь... дзинь... - Перестань, - прикрикнул на него Генрих, барабаня по подлокотникам. - Не видишь, я не в духе. - Теперь-то что?! - Все тоже. Думаю, от кого королева понесла. Ты не забыл о моей просьбе? Прохор вздохнул. - Помню я. Никого не видел, ничего не слышал. Если что-то узнаю, сразу сообщу. Может, пока ждем, в картишки перекинемся? Король открыл рот, чтобы ответить, но в это время раздался стук в дверь, и в хранилище вошел Казначей с огромной книгой под мышкой. За ухом франта торчало гусиное перо, больше павлиньего, что покачивалось на его шляпе. - Гильдия кузнецов налог прислала, будем считать? - Естественно! - сказал Король. Казначей посторонился, пропуская двух носильщиков, которые поставили перед троном сундучок, набитый серебром. Они поклонились государю и, пятясь, словно раки, удалились. Не любил шут этот день, после него пальцы болели целый месяц, отпаривай их в целебных отварах - не отпаривай. Шутка ли, пересчитать гору монет и драгоценных камней. Прохор несколько раз просил короля нанять специальных людей на должности счетоводов, но Сюзерен никому не доверял так, как Казначею и шуту. А последний, в свою очередь, не доверял первому. Потянулись часы. Монету за монетой пересчитывали шут и казначей, записывая все результаты в книгу. Все новые и новые гонцы прибывали с разных сторон государства: торговцы на море присылали жемчуга и кораллы, резчики - статуэтки из кости, стеклодувы - хрустальные безделушки, горняки - драгоценные камни. Счетоводы делали минутные перерывы, чтобы дать рукам отдохнуть, испить вина и перекусить солонинкой, чтобы вновь продолжить нелегкий труд. Казалось, гонцам не будет конца. Но когда стрелки на часах Прохора подобрались к шести часам вечера, на пороге Хранилища появился временно бывший Главный Министр, одетый как простой солдат. По выражению его лица сразу стало ясно, что явился он отнюдь не с хорошими новостями. Генерал стоял, надув губы, и теребил ремешки наручей. Наконец, Король не выдержал. - Долго ты еще будешь молчать?! Экс-Министр пошел пятнами, но по-прежнему молчал, как рыба. Тут уже и шут начал терять терпение. - Ну же, давай, рожай уже! Нам сейчас сундук денег от... - Прохор заглянул в книгу казначея, - от артели шкуродеров принесут. Пересчитать нужно. - Не принесут, - сглотнул офицер, промокая лоб платком. - Ограбили повозку, подчистую. - Что?! - взревел Король. - Повтори, что ты сказал! Генрих подался вперед и, поднявшись с трона, медленно подошел к Министру. Монеты скрежетали под туфлями сюзерена, заставляя Генерала кривиться и содрогаться от страха и неизвестности. Государь крут во гневе, может и кулаком по физиономии съездить. Офицер даже зажмурился, но правитель только поколотил воздух. Генерал приоткрыл один глаз и, оценив обстановку, ответил. - На лесной дороге на повозку напали разбойники. Об этом сообщил возница. Ему лихо досталось... Шут подал голос со своего места. - А скажи, любезный, в чьи обязанности входило ограждение нас от налетчиков? Не в твою ли бытность Министром, а? Или, думаешь, соскочил с должности, с тебя и спроса нет? Генрих, - шут поднялся и подошел к королю. - Зря ты его держишь. В казарме ему самое место. Другой бы уже все леса прочесал, а этот и ухом не ведет. Генерала аж затрясло от злости. Он сжал кулаки до хруста в суставах, но промолчал. Сюзерен с досадой посмотрел в глаза своего приближенного, затянутого в доспехи. - Ну, как же так, Тихуан Евсеич? Что с тобой делать? - Не вели казнить! - взмолился тот, но Генрих поспешил его успокоить. - Думаю, неделю гауптвахты вполне хватит. Доложи дежурному офицеру. Ступай, - Министр не смог удержать скупую мужскую слезу, что скатилась по его щеке и затерялась в пышных усах. - А с разбойниками разберется... мой шут. Правда? - Непременно, - поклонился Прохор. - Думаю, за два дня управлюсь. Сюзерен покачал головой и, ни с кем не попрощавшись, покинул Хранилище. Вслед за ним исчез казначей, оставив лицом к лицу генерала и шута. Первый был готов испепелить последнего своим взглядом. Старик моргнул первым, и балагур улыбнулся. - На выход, солдат. По вам нары плачут. А мне еще все свечи погасить надо и двери запереть. - Придет твое время, - прорычал униженный офицер, резко развернулся и вылетел в коридор, со всего маха хлопнув тяжелыми створами. - Конечно придет, куда оно денется, - улыбнулся шут.***
Встав с утра пораньше, Прохор умылся, заглянул на кухню, где попробовал все блюда, которые приготовили к завтраку, но особо внимание заострил на чудных голубцах, которых умял целых четыре штуки. Поболтав с поваром о том, о сем, шут отправился к королевскому летописцу. Фрэд жил в покоях, которые располагались за библиотекой. По его просьбе даже прорубили дверь, соединив два помещения. Писарь обожал читать, поэтому все свое свободное время, коего была уйма, проводил за книгами, обставившись свечами и лампами. Вот и сейчас шут застал его за любимым делом. Весельчак, одетый в одежду простого горожанина, приоткрыл двери библиотеки и проскользнул внутрь. От мраморного пола до самого потолка возвышались шкафы, набитые книгами и свитками. Чтобы добраться до верхних полок, приходилось пользоваться длинной лестницей, снабженной колесами. Можно было не спускаться вниз, чтобы переставить ее, а просто отталкиваться и ехать хоть влево, хоть вправо. На цыпочках прокрался он к огромному столу, за которым сидел писарь, и заглянул через плечо. Тот скрипел гусиным пером, выводя на пожелтевших страницах буквы. - Что кропаешь? - спросил Прохор. Фрэд вздрогнул и поставил кляксу. Он обернулся и посмотрел на неожиданного гостя. - Ты дурак или как?! У меня чуть сердце не встало. - Конечно дурак. Я шут, забыл? У меня призвание такое, - Прохор похлопал писаря по плечу и присел рядом на лавку. - Что там у тебя? Тот смутился и закрыл книгу. - Ничего особенного. Так, балуюсь. Хочу написать сказку. - Дай посмотреть, - попросил рыжий хохмач. - Чтобы ты засмеял меня? Нет уж, спасибо, - Он отодвинул увесистый том, а на его место придвинул поднос со снедью, стоявший тут же. Фрэд предпочитал есть в библиотеке. Как он сам утверждал, волшебство и знания, заключенные в книгах, благотворно влияют на сам процесс поглощения пищи и способствуют лучшей усвояемости. Сегодняшний завтрак книжного червя состоял из яичницы с беконом и жареными помидорами, ломтя хлеба, куска сыра и вина. Прохор налил из кувшина в кружку хмельного и сделал большой глоток. - Я, когда был маленьким, очень любил сказки. Помню, лягу спать, натяну одеяло и, затаив дыхание, слушаю бабкины байки. Она много разных сказок чудных знала. Моя самая любимая про Демьяна, который полюбил фею, а та возьми да окажись повелительницей мух. И втрескался до беспамятства ведь! Правда, в этой сказке все плохо кончилось. Из родной деревни парня выгнали, а потом его и вовсе принесли в жертву Богу мух - обглодали бедолагу до костей проклятущие насекомые. Вот такая, блин горелый, любовь! - на шута нахлынули воспоминания из детства. Он отвернулся и утер неожиданную слезу. - Что-то в глаз попало... Писарь понимающе покивал. - Ты чего пришел-то? - А, ну да... - почесал затылок Прохор. - Тут такое дело - вчера вечером ограбили повозку шкуродеров, а в ней везли налог в королевскую казну. Смекаешь? Государь в гневе, требует наказать виновных. Понятно дело, что золото уже не вернуть, но негодяев надо найти. Дело государственной важности и ты, как служащий, обязан зафиксировать сей факт. Поедешь со мной. Писарь подавился беконом и закашлялся. - Что? Опять? С меня одного раза хватило! Давай как-нибудь без меня. Потом расскажешь. Шут пожал плечами и поднялся с лавки. - Как знаешь. Пойду, скажу Генриху, что ты отказался. Он тебя махом если не под топор палача пристроит, то в гвардию точно. Будешь сапоги на улицах стаптывать, а может и границы охранять. Фрэд бросил остывшую яичницу в тарелку. - Да ладно, ладно. Не пори горячку, пошутил я. Надо - значит надо. Когда отправляемся? Шут развел руки. - Вот и ладушки. Встречаемся в шесть вечера у Главных ворот. А мне еще кое-какие дела сделать нужно. И я все-таки надеюсь, что однажды я смогу оценить твое творение, - Он кивнул на книгу. - Может, там и для меня место найдется. Прохор подмигнул летописцу и покинул библиотеку, напрочь пропахшую книжным духом и вековой пылью.
***
На небе не было ни облачка. Юркие ласточки, вьющие свои гнезда на башнях дворца, резвились и летали в вышине туда-сюда. По всем приметам погода на ночь обещает быть хорошей. Легкий ветер еле колыхал спящие на шпилях разноцветные стяги. Солнечные лучи играли на оконных витражах. По улицам носилась детвора, гоняя, набитый тряпьем, бычий пузырь. В отмытых окнах весело проплывало отражение. Шут довольно вышагивал по выметенной булыжной мостовой и глазел по сторонам, отвешивая клоунские поклоны владельцам лавок и их женам, не забывая перекинуться с ними словами любезности. - Как дела, Ганс? - Прекрасно выглядите, Жаннетт! - Ваша полнота сделала вас еще более привлекательной, Мари! - Клаус, пить по утрам вредно. Неосторожный опохмел может привести к запою! - Бонжур-мерси! Молодые девицы, выглядывающие из открытых настежь окон, томно вздыхали вслед уходящему красавцу. Некоторые, покусывая губы, дарили Прохору воздушные поцелую, которые тот "ловил" на лету и бережно убирал в торбу, висящую на боку, или за пазуху. Некоторые же, наоборот, хмурились, завидя балагура, и плевали под ноги. Купив у бакалейщика кулек сахарных головок, шут раздал их малышне, которая что-то мастерила из деревяшек посреди улицы, полностью перегородив ее. Посетил балагур и голубятню, покормил птиц и перекинулся парой слов со смотрителем, постирал подошвы сапог о булыжник базарной площади, где послушал сплетни и полузгал семечки подсолнуха, и, в конце концов, отправился в гости к мастеру. Тот, по своему обыкновению, заперся на все засовы, а окна закрыл ставнями. Словом, занял оборону, хоть выкуривай. Однако до крайних мер не дошло. Едва Прохор постучал в дверь и представился, как залязгали многочисленные замки, и мастер появился на пороге. - Сегодня же вечером все будет, клянусь здоровьем короля! - выпалил он, приложив руку к груди. - Верю, - сказал шут, - но я не поэтому поводу. Я вообще-то просто так зашел, посмотреть, что у тебя нового. Ты как-то говорил, что собрал некую штуковину, мол, только испытать осталось. Покажешь? Даниэль сразу повеселел. Похоже, знакомить с палачом его пока не собираются. - Да, да... Она у меня в сарае стоит. Заходи, научу тебя ей пользоваться, - и он пропустил гостя в дом. - Я ее никому не показывал, а то скажут еще, что я шарлатан, и привет костер! Прохор усмехнулся. - Колдунов и ведьм уже лет тридцать как не сжигают, у них теперь официальный статус народных врачевателей. Их не трогают, даже если от их методов пациент копыта отбрасывает. Говорят, что просто хворь оказалась сильнее их настоев и мазей. Пойди, докажи обратное. Такие дела, брат. А тебя для этих целей и держат, чтобы ты изобретал всякое. - Ну да... Мастер покивал, осмотрелся и скрылся за дверью, которую опять закрыл на все запоры. Когда солнечный диск начал скатываться к горизонту, а небо подмешало в свой голубой цвет оттенки фиолетового и розового, когда усталые горожане заспешили с работ домой, чтобы наконец-то скинуть обувь, поужинать, усесться в кресло и насладиться или тишиной, или щебетанием детишек, петли ворот у дома изобретателя скрипнули. Своры распахнулись, и те редкие прохожие, что оказались в этот миг у жилища изобретателя, застыли в изумлении, открыв рты. Из ворот выехала странного вида повозка о пяти колесах, причем четыре из них, как у обычной телеги, а еще одно держал в руках королевский шут, занявший место возницы, водрузивший на нос большие очки. За его спиной находился огромный парящий котел с крышкой, стоящий на кованой печи, из жерла которой вырывалось пламя. Рядом с топкой лежали аккуратно сложенные березовые поленья. Но самое странное, что телега двигалась сама, безо всякой сторонней помощи. Ей не требовались ни ослы, ни лошади. Прохор потянул за какой-то шнурок, и воздух насытился паром и пронзительным свистом. - Верни мне ее в целости и сохранности! - прокричал Даниэль с кислой миной на лице. - И не кидай много дров, а то котел взорвется! - Будь покоен! - ответил весельчак, дергая рычаги. - Зуб даю, Генрих захочет такую же, когда узнает! Думаю, если наладить пару-другую таких механизмов, можно круто разбогатеть! - Не сломай, умоляю, - повторил мастер. - Обижаешь, слово шута! Телега рванула с места. Прохор еле успел вывернуть ручное колесо, чтобы не задавить любопытных горожан, застывших, словно каменные изваяния. Те с визгом отпрянули к забору. Шут ехал по тесным улочкам Броумена и махал руками тем, кто провожал его удивленным взглядом, а именно - всем. Люди шарахались в стороны, вжимаясь в стены, некоторые прятались за дверями своих домов, но спустя мгновение ими овладевало любопытство, и они выглядывали наружу. Проколесив по всем улицам, Прохор в сопровождении ватаги сорванцов подъехал к Главным воротам и выехал из города. Возле караульного помещения шут спустил излишки пара, потянув за шнурок над головой. Чудо-агрегат засвистел, переполошив гвардейцев. Внутри дома загрохотали доспехами, а спустя мгновение на улицу высыпали солдаты в исподнем, но с оружием в руках и шлемами на головах. Начальник караула выскочил аж через окно, благо стекло отсутствовало - выбило корягой во время недавнего урагана, а вставить новое не успели. - Приветствую, служивые! - крикнул Прохор. Он вывернул ручное колесо, проехав на повозке круг и, остановившись, спрыгнул на землю. - Королевского писаря не видали? Гвардейцы окружили самодвижущуюся карету. Один даже имел неосторожность дотронуться до раскаленного до бела котла. Он с криком одернул руку, уставившись на ожог. - Это что за штуковина?! - спросил офицер, поднимая забрало. - Опять изобретатель потешается? - Он самый, - кивнул шут. - Не помрет он своей смертью, когда-нибудь эти механизмы его и погубят, как предшественника. Ты бы с ним не связывался. Мы из-за него сколько канониров потеряли? Пушку новую он, видите ли, изобрел! - Поздно, - ответил Прохор. Он запрыгнул на повозку, открыл топку и подбросил в нее несколько поленьев, а затем надел рукавицу и откинул крышку котла. Когда клубы пара рассеялись, шут протер запотевшие стекла очков и долил в чан воды из бочонка, что находился тут же. Закрыв котел, ухарь деловито отряхнул ладони и спрыгнул вниз. Начальник караула понял, что никто не собирается нападать на город, и отдал приказ солдатам. - А ну-ка все в караулку, живо! Смотреть на вас стыдно. Хорошо хоть причиндалы прикрыты. И это оплот государства! Те что-то пробубнили, но подчинились. В то же мгновение часы на Главной башне пробили шесть раз, и из ворот вышел Фрэд. - Что я пропустил? Почему в городе паника? Случилось чего? А это что такое? - полюбопытствовал он, тыча пальцем на изобретение Даниэля. - Слишком много вопросов, - усмехнулся шут. - Нам пора ехать. Где тебя носит? Прохор запрыгнул на свое место и поманил пальцем писаря. Тот округлил глаза и отрицательно помотал головой. У него отсутствовало всякое желание забираться на это железное, окутанное белесой дымкой, чудовище, которое напомнило Фрэду дракона из страшных сказок. - Что это? - повторил он свой вопрос. - Самодвижущаяся повозка и только. Или ты отказываешься выполнять свою работу? Шут знал, куда надавить. Летописец посмотрел на строгого начальника караула, затем на солдат, несших дежурство на стенах города. Ему абсолютно не улыбалась перспектива военного. Выбрав меньшее из двух зол, Фрэд сделал шаг к пугающей телеге и встал на подножку. - Это не честно - шантажировать, - Он сел рядом с Прохором, прижав к груди сумку, в которой лежала книга, и зажмурился. - Моя смерть будет на твоей совести. - Это мотивация, а не шантаж. Весельчак усмехнулся, натянул на нос очки, дернул рычаги и, погудев на прощание, привел самоходное нечто в движение. А поскольку книгочей молчал, как рыба, от скуки шут запел.
Он в лес уходил, и ей говорил,
он ей с улыбкой нежно говорил:
- У окошка сиди и орешки грызи,
меня ты к вечеру сегодня жди.
С тех пор, как он ушел,
лет десять прошло.
Всюду парень был,
весело он жил,
но по дому загрустил.
- Детка, как дела? Как ты тут жила,
Чего сидишь в молчанье у окна?
Не злись на меня, задержался я,
и понял, нет мне счастья без тебя.
С тех пор, как он ушел,
лет десять прошло.
Всюду парень был,
весело он жил,
но по дому загрустил.
Подругу за руку взял
и страстно обнял.
С девушкой тогда
произошла беда -
в пыль рассыпалась она!
- Что с ней, что с ней? -
не верил парень глазам.
В кучку пыль сложил,
в банку положил
и до смерти с нею жил.
Чудо, которое смастерил Даниэль, неслось по тракту, оставляя за собой клубы дыма и пара. Телегу трясло на ухабах, то кидая в стороны, то подбрасывая вверх. Прохор сжимал в руках колесо управления и что-то бубнил под нос. Фрэд же ощущал себя, как венчик в ведре: писарь едва не вылетел на дорогу пару раз, ибо ни за что не держался. В конце концов, он сел на свою суму, обеими руками схватился за сидение и открыл глаза. - Ух ты! - только и смог сказать он, глядя, как приближался лес. Он обернулся и сквозь рассеивающийся пар стал смотреть на удаляющийся город. Странное чувство одолевало писаря. Такого он еще никогда не испытывал. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от восторга. Фрэд стянул берет и подставил лицо порывам ветра, развивающего его черные, как смоль волосы. За повозкой пытались поспеть птицы, которые бросили свои дела и решили поближе рассмотреть диковину, ехавшую по дороге. Небо медленно, но верно, меняло свой окрас с голубого на розовый, благодаря тому, что солнечный диск лениво закатывался за лес. Вечер сменялся ночью. Рогатый месяц готовился сменить своего дневного соперника и выпустить на свободу сестриц-звезд. Вскоре город исчез вдали, и лес сомкнулся за спинами королевского летописца и шута. Едва самоходная телега въехала в чащу, местные обитатели встревожились. Раздался треск веток и шорох листвы, и невидимые твари разбежались и разлетелись кто куда, лишь подальше от неизведанного. Писарь смотрел, как мимо мелькали кусты и деревья. - Это великолепно! На такой карете можно в путешествие отправиться! Шут улыбнулся. - Ты еще на воздушном пузыре не летал. Вот где настоящая красота! Может, как-нибудь уговорю мастера, чтобы он тебя поднял. Фрэд округлил глаза и посмотрел на Прохора. - Честно? Обещаешь?! - Я когда обманывал? - спросил тот. - Гадом буду! Он потянул на себя рычаги, и телега остановилась. Затем шут подкинул в топку дров, долил в котел воды и вновь занял свое место. Потянув за шнурок, болтавшийся над головой, Балагул сбросил излишки пара. Оглушающий свист эхом прокатился по лесу. - Видишь ручку возле себя? - спросил шут писаря. Тот завертел головой. - Ага. - Тяни на себя! Фрэд посмотрел на Прохора. - А это не опасно? Весельчак оскалился. - Наоборот. Стемнело уже. Я, можно сказать, наугад еду. И в самом деле: солнце уже село, а света месяца и мириад звезд не хватало, чтобы осветить лесную дорогу. С каждым мгновением возрастал риск налететь на поваленное дерево или свалиться в яму, коих по обочине имелась уйма. Летописец вздохнул и подчинился приказу. Раздался щелчок и перед повозкой возник луч света, осветивший дорогу, который имел свое начало из стеклянного глаза, закрепленного на небольшом дышле. - О...е...а..! - восторженно выругался Фрэд. - Это что такое?! Прохор покатился со смеху, едва не выпустив из рук колесо управления. - Не знаю всех премудростей, но что-то связано с трением. Электричество, брат! Скоро мы заменим уличные лампы такими штуками. - Во дает мастер! Ему повезло, что он не родился лет, эдак, на тридцать раньше. Наверняка на костер бы пошел. - К бабке не ходи, - согласился Прохор и погудел. Шут остановил повозку за небольшим кустарником, открыл крышку, как его научил Даниэль, чтобы котел не разорвало от избытка пара, и погасил свет. Ночь забралась под каждый листок, под каждую корягу. Глаза постепенно привыкли к полутьме, разбавляемой светом небесных светил и лесных гнилушек. Прохор наломал лапника и улегся под елью. Писарь пристроился рядом. - И чего мы забыли в этих дебрях? - спросил он. - Засада у нас тут. Разбойников ловить будем, - ответил шут. - Тех, кто вчера ограбил шкуродеров. Целый сундук увели, проныры. - А с чего ты решил, что они тут появятся? - писарь стряхнул со штанины муравьев и прихлопнул комара, севшего на шею. - Знамо с чего, - хмыкнул тот, - Я слух пустил, что бортник понесет сегодня деньгу в казну. Фрэд закашлялся. - Ты их на живца поймать решил. Умно! Только вот... Надо было гвардейцев захватить. - Сами справимся, - сплюнул шут, заложив руки за голову. Летописец снял с травинки светлячка и стал смотреть, как жучок ползает по его ладони. Где-то угукала сова, стрекотали сверчки. Под елкой, где расположились путники, раздалось шуршание, и служитель пера подвинулся, пропуская колючего обитателя леса. Еж пропыхтел и скрылся в зарослях папоротника. Фрэд даже закемарил, но тут же очнулся от тычка в бок. - Не спать! - пихнул его локтем шут. - Пора. Писарь прислушался. Действительно, со стороны дороги послышались голоса. - Может, лучше подождем? - Чего? У моря погоды? - спросил Прохор и поднялся на ноги. - Пойдем. Что мы двух разбойником не сдюжим? - Ну, если двух, то конечно. Писарь встал, отряхнулся и засунул под колет торбу с книгой. Два борца за справедливость продрались сквозь кусты, собрав всю паутину, какая только была, и, скрываясь в тени деревьев, подобрались к тракту, слабо освещенному месяцем. Ждали недолго. Вскоре показались два силуэта. - Приготовься, - прошептал шут. - Дадим им пройти мимо, а потом, на счет три, выпрыгиваем. Фрэд молча кивнул. Тем временем подозреваемые в разбое подходили все ближе, горячо споря. - Я тебе говорю, что бортник должен тут пройти с золотом, - пробасил один. - Он не идиот, по ночам шастать! - пропищал другой. - Наоборот, - продолжил первый. - Впотьмах проще спрятаться. Он не ожидает нападения, поэтому... Да чего я тебе объясняю?! Их диалог прервало неожиданное появление сзади двух незнакомцев, которые выскочили на дорогу из кустов орешника. - Стоять-бояться! - воскликнул шут. Бандиты остановились и развернулись. - Вы обвиняетесь в нападение на шкуродеров и отъёме денег, которые предназначались для государственной казны! Именем короля я приказываю вам отправиться с нами, дабы быть заключенными под стражу. - Ага, - без особого энтузиазма поддакнул писарь. Он уже успел тысячу раз пожалеть, что согласился участвовать в этой авантюре. Разбойники оказались не такими уж и хилыми, как он надеялся. На голову выше, да и в плечах шире чуть не вдвое. Бороды, усы. На поясе сабли здоровенные. Фрэд почувствовал, как капелька пота побежала по взмокшей от страха спине. Тем временем шут продолжал накалять обстановку. - Не советую сопротивляться. Мой друг отлично дерется. Любого из вас одной левой уложит. От этих слов летописец чуть не потерял сознание. Он трижды проклял шута и молил богов, чтобы те даровали ему мгновенную смерть, если таковая намечается. А вот дураку наоборот, помучительнее. Бородачи переглянулись и рассмеялись. - Видал я смельчаков, - пробасил один из них, - Но вы, скорее, идиоты. - Это точно, - пропищал другой, сунул два пальца в рот и заливисто свистнул. В ответ прозвучал такой же свист, а спустя мгновение на дороге появились еще несколько человек. Шут и писарь оказались окруженными со всех сторон: спереди и сзади разбойники, а по бокам ямы-канавы да бурелом. - О...е...а... - выругался Фрэд, но уже без восхищения и шепотом. - Кажись, попали мы с тобой, как кур в ощип, - сглотнул Прохор. Разбойники подходили все ближе, переговариваясь между собой. Все скрывали свои лица за черными масками. Их длинные плащи хлопали о сапоги под порывами ветра. Шут прикусил губу и посмотрел на писаря. Того трясло, будто он подхватил тропическую лихорадку. - Прости, если что не так, - Прохор положил руку на плечо Фрэда. - Да все не так! - всхлипнул тот. И вот банда окружила несчастных путников, которые на свою беду решили появиться в ночном лесу. Вообще, разбойников в королевстве не видели уже лет тридцать. Хотя, не мудрено: как те исчезли, так и перестали посылать дозоры, патрулирующие тракт во всех направлениях. Рано или поздно кто-то должен был занять пустующую нишу. Вот и нашлись желающие. Писарь сгрыз все ногти на одной руке и приступил ко второй. Писклявый бородач просветил подошедших друзей о том, что произошло несколько мгновений назад. - Они нам угрожали. Мы едва не испугались. Разбойники загоготали на весь лес, спугнув уснувших птиц, что вспорхнули с ветвей, захлопав крыльями, и с шумом пробились сквозь кроны и скрылись в ночном небе. Один из громил вышел вперед, подбрасывая в лапах два кинжала. - Ну что, цыплятки, почикать вам крылышки для начала или сразу кончить, а? - Отпустите нас, пожалуйста, - без особой надежды сказал Фрэд. Верзила хмыкнул и перевел взгляд на второго бедолагу. - Жить хочешь, - спросил он Прохора. - Ну, допустим, - ответил тот, сунув руки в карманы штанов. - Что для этого нужно? Бандиты переглянулись, зашептались и вынесли вердикт, который поверг в шок писаря. - Убей своего друга и всего делов! - и разбойник протянул шуту кинжал. - Ты, конечно, можешь отказаться, и тогда мы сделаем аналогичное предложение этому, в дурацком берете. Почему-то мне кажется, что он не станет раздумывать. Да? Фрэд промолчал, но по блеску его глаз стало ясно, что здоровяк угадал. Этого не мог не заметить и Прохор. Он усмехнулся, сплюнул под ноги и, протянув руку, взял нож. Подбросив оружие несколько раз, шут задумчиво посмотрел на звезды, которые еле проглядывались сквозь листву деревьев, затем перевел взгляд на летописца. - Ничего личного... Тот открыл рот и часто задышал. Кто-то однажды ему сказал, что за мгновение до смерти перед глазами пролетает вся жизнь, но, почему-то, ничего подобного не произошло. Фрэд ничего не увидел. Наоборот, в глазах потемнело, и исчезли практически все звуки, кроме биения сердца. Удары становились все громче. Секунды превратились в часы для королевского летописца. А ведь он и не пожил толком! "Будь ты проклят! - подумал Фрэд". Пелена с его глаз спала и последнее, что увидел несостоявшийся сказочник, это перекошенное лицо Прохора, делающего замах. Душераздирающий крик прокатился по лесу, и лезвие ножа, отразив свет месяца, сверкнуло в ночи и вонзилось в грудь летописца. Он закатил глаза и рухнул на дорогу, как подкошенный. Разбойники закивали и одобрительно захлопали в ладоши. Шут и главарь разбойников смотрели друг на друга, не моргая. - Я бы на твоем месте поступил так же, - сказал громила, отведя взгляд. - А я и не переживаю, - пожал плечами Прохор. Здоровяк подал своим сообщникам знак, и те в одно мгновение подскочили к шуту, вцепившись тому в руки железной хваткой. - Свяжите мерзавца и бросьте... вон в ту яму. И этого туда же, - главарь пихнул ногой тело, лежащее на дороге. Бандиты стянули запястья Прохора за спиной. - Ты же обещал меня отпустить, - сказал тот. Громила усмехнулся. - Я соврал! - и разбойники дружно загоготали. Взяв бездыханное тело писаря за ноги и за руки, лиходеи раскачали его и сбросили в придорожную яму, которая, к слову сказать, оказалась довольно-таки глубокой, в два роста. Следом полетел и шут. Некоторое время разбойники смотрели сверху на свои жертвы, посмеиваясь, а потом решили отправиться в свое логово. Они отпустили еще пару грязных шуток в адрес Прохора и покинули место стычки, горланя песню на весь лес.
Никому никогда не стремился зла я причинять.
Причинять!
Но тот не прав, ох, не прав,
кто свободу у меня хотел отнять.
Отнять!
Все к чертям! Всех к чертям!
От закона, от своих врагов
я в лес ушел
и с одной бандой лесной интересы общие нашел.
Нашел!
Мы четко знаем работу свою.
Эй, богатый скупец, берегись!
Не сохранить тебе шкуру твою,
только нам ты в лесу попадись!
Не нужно нам злата и серебра,
Деньги людям мы все отдадим.
Простому народу не сделаем зла -
С миром проходи!
В глуши лесной под сосной
с бандой волосатых мужиков
жил я.
За разбой, грабеж и разбой,
все, все, все охотились за мной,
искали меня.
Каждый бес-головорез
за мною рыскал по пятам.
По пятам.
Но имели вес мой нож и обрез,
это поняли все те, кто уже там.
Уже там!
Мы четко знаем работу свою.
Эй, богатый скупец, берегись!
Не сохранить тебе шкуру твою,
только нам ты в лесу попадись!
Не нужно нам злата и серебра,
деньги людям мы все отдадим.
Простому народу не сделаем зла -
с миром проходи!
Едва голоса стихли, шут зашевелился и попробовал снять путы, но бандиты постарались на славу - узлы не поддались. Он потужился еще немного и принялся толкать ногами Фрэда. - Очнись, хороняка! Давай, приходи в себя. После очередного пинка писарь ойкнул и открыл глаза. - Я уже на том свете? - и увидев Прохора, кинулся на него и принялся душить. - Ты убил меня! Убил! Что я тебе сделал?! За что?! Глаза Прохора полезли из орбит. - Убери руки, идиот, - прохрипел он. - Не умер ты, не у... - писарь ослабил хватку, и чуть не задушенный весельчак стал жадно хватать ртом воздух вместе с мошкарой, но сейчас ему было на это плевать. Фрэд вжался в холодную землю и заплакал. Шут повел шеей и прошептал. - Успокойся, чтоб тебя! Все позади. - Ты... меня... ножом! Чтобы еще раз с тобой куда-нибудь! Шиш с маслом! - Развяжи меня, - хриплым голосом проговорил Прохор, сглатывая слюну и морщась от боли в горле. - Так сиди! - выпалил писарь, и тут в его мозгу что-то щелкнуло. - А почему я жив? Я же помню, как ты меня ударил. Ой... Фрэд удивленно ощупал рукоятку кинжала, торчащего из груди ножа. Поразмыслив немного, он поднял брови и, приготовившись к боли, выдернул пронзившее его оружие. Но боль не пришла. Даже кровь не брызнула, и писарь облегченно вздохнул. Прохор не оставлял попыток освободиться. - Перережь эти проклятые веревки, - и он повернулся спиной к писарю. - Сначала скажи, как ты это сделал! Шут закатил глаза. - У тебя книга летописи под колетом! Неужели ты думаешь, что я смог бы тебя убить? - Ну, в тот момент я именно так и думал, - почесал затылок Фрэд. - А где мой берет? Там перо дорогое, павлинье. Прохор начал терять терпение. - Ты освободишь меня или нет?! Разбойники уходят, а мне с ними еще поквитаться надо. Писарь перерезал веревки ножом. Шут потер запястья и размял затекшие пальцы. Сплюнув, он встал и посмотрел наверх: над головой покачивали ветвями березы, пытаясь смести с небосклона звезды. У самой кромки ямы, словно застывшая змея, торчал древесный корень. Прохор плюнул на ладони. - Ну-ка, подсади меня. Все еще не пришедший в себя до конца Фрэд встал на колени, подставив свою спину под подошвы грязных сапог дворцового озорника. Тот забрался на любезно предложенные плечи и вцепился пальцами в холодную землю. Медленно писарь начал вставать, стараясь не уронить Прохора. Наконец шут ухватился за корень и выбрался из ямы, а спустя мгновение сырую, холодную и зияющую темнотой дыру покинул и Фрэд. Отряхнувшись, "убийца" плюнул под ноги. - Дуй через бурелом, растапливай печь у нашей телеги и езжай по дороге. Я разберусь с этими упырями. - Их же шестеро! - воскликнул книгочей. Прохор приложил палец к губам. - Тс-с! Не ори, - Он сунул руку под куртку и достал многозарядный пистоль. - Я из них сейчас решето сделаю. - Мастер сработал? - догадался писарь. - Ага. Ладно, надо спешить, пока они далеко не ушли. И ты поторопись. Можешь сам приехать, с ней не сложно управлять: закрываешь котел, кидаешь поленья и тянешь на себя все рычаги. Чтобы остановиться, дергаешь шнурок над головой и рычаги возвращаешь в исходное положение. Поворачивать колесом. Ну, разберешься сам. Шут хлопнул повеселевшего летописца по плечу и побежал по дороге в том направлении, где еще слышались голоса уходящих разбойников. Фрэд продрался через заросли кустов, через поваленные деревья и оказался на небольшой полянке, где совсем недавно любовался светлячками и слушал сверчков. - Как же хорошо быть живым! Забравшись на телегу, он в точности выполнил все указания шута: долил воды, закрыл крышку, затопил печь, и сел на место возницы. Немного подумав, дернул ручку справа от себя. Через некоторое время, когда дрова разгорелись, изобретение мастера затряслось, немало напугав писаря. Он даже хотел плюнуть на все и дождаться появления Прохора, но потом передумал. Когда еще перепадет шанс самому проехать на такой штуке?! Окончательно принять решение ему помогли крики и звуки шести выстрелов. Фрэд быстро произнес какую-то одному ему известную молитву, потянул на себя все рычаги и схватился обеими руками за колесо управления телегой. Та дернулась и выскочила на просеку. Луч света, ударившего из стеклянного глаза, разрезал ночную тьму. Подпрыгивая на ухабах, самоходная повозка мчалась по дороге. Писарь сидел с выпученными глазами и думал только об одном - сумеет ли он остановиться или расшибется-таки о дерево? Пока ему удавалось ловко уворачиваться на поворотах от елочек-сосеночек, но, не смотря на дикий восторг, чувство самосохранения было на чеку. После очередного виража луч света выхватил на дороге какое-то движение. Фрэд решил не рисковать. Он резко дернул за шнурок над головой, спустив пар, бросил колесо управления и обеими руками схватился за рычаги и толкнул их от себя. Повозка остановилась, как вкопанная, и писака едва не вылетел из нее в грязь. Посреди дороги, подбоченясь, стоял Прохор, прикрывая ладонью глаза от яркого света. Возле его ног лежало шесть бездыханных тел. - Сдюжил-таки! - восхищенно воскликнул Фрэд. - Вот нисколечко в тебе не сомневался! Естественно, шут не поверил ни единому его слову, но не стал заострять на этом свое внимание. - Давай погрузим их на повозку. - Зачем? - удивился книгочей. - Скинуть их в канаву, и всего делов. - А кто мне поверит, что с разбойниками покончено? - поинтересовался Прохор. - Твое слово, конечно, авторитетное, но, знаешь ли, доказательства не помешают. - Как знаешь, - отмахнулся Фрэд и спрыгнул на землю. Положив тела разбойников в повозку, борцы со злом, довольные собой, отправились в обратный путь. Прохор занял место рулевого, а писарь пристроился рядом и тут же закемарил. Не выдержали нервы всего, что произошло с ним за последний час. На волосок от смерти прошел. Спасибо шуту, отвел костлявую. Так думал он, закрывая глаза, а весельчак, тем временем, довольно улыбался и насвистывал какую-то мелодию. Через полчаса повозка выехала из леса. Рогатый месяц плыл по усыпанному звездами небу, временами прячась за облаками. Далеко в полях виднелись мрачные силуэты пугал, что стояли, раскинув свои руки. Некоторые селяне утверждают, что эти бездушные создания раз в год оживают и губят усталых путников, что имеют неосторожность путешествовать по ночам. В какой именно день это происходит, никто не знал, но всех пропавших исправно списывали на шалости полевых сторожей. Прохор усмехнулся, вспомнив эти байки, и дернул за шнурок над головой. Так, на всякий случай. Над полями прокатился гудок, и над повозкой взвилось белое облако пара. Фрэд даже ухом не повел. Перед самым рассветом самоходная телега подъехала к городским воротам. В сторожевой будке дремал гвардеец. Видимо, ему снилось что-то приятное, ибо он нежно обнял свою алебарду, прижавшись к ней щекой, и причмокивал губами. Шут не стал будить служивого, но взял его на заметку. Главное, что не спят гвардейцы на крепостной стене. Ведь это их задача высматривать неприятеля. А этот... Получит завтра десять ударов плетью по мягкому месту и забудет что такое спать на посту. Начальник караула все равно придет проверять, вот и разбудит ударом в зубы, а пока пусть попускает слюни. Сняв с гвоздя ключ от малых ворот, он открыл замок и скользнул внутрь. Затем, при помощи шестеренчатого механизма, распахнул огромные дубовые створы, усиленные полосами кованого железа. Въехав в город, Прохор закрыл проход в столицу, вернул на место ключ и расписался в книге прибытия и убытия жителей. Потом воспользовался потайным лазом и снова оказался в Броумене. Через несколько минут шут остановил повозку у дома изобретателя. Зачерпнув из котла ковшиком, что специально был припасен, воды, Прохор затушил огонь в топке, и только после этого разбудил летописца. - Проснись, горемыка, приехали. Тот продрал глаза и стал озираться. - А? Что? - Приехали, говорю, - повторил шут. - Пойдем во дворец. Фрэд сполз вниз, поежился и поплелся вслед за шутом. В отличие от книгочея, балагур сразу подметил, что улица изменилась. Даниэль сдержал свое слово и воспользовался идеей Прохора. На столбах, где раньше висели масляные ламы, теперь раскачивались мутные стеклянные шары, излучающие слабый свет. Город спал. В подворотнях поскуливали собаки, из некоторых открытых настежь окон слышались сладкие женские стоны. Ветер играл с вывесками лавок, раскачивая их в разные стороны, хлопал флагами и раскручивал витые флюгеры на шпилях дворца. Часы на Главной башне пробили пять раз.
Читать следующую часть
1 164 просмотра
0 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
