— Какое здание у них хорошее! — Батя похлопал рукой по кирпичной стене рядом со входом в колледж. — Века простоит!

— Какая разница-то? — спросил Ванька, с грустью думая об оставшейся дома приставке. — Я все равно здесь только на три года.

— А такая! Будешь еще внукам показывать, где учился! — Батя сегодня был преувеличенно бодр, и на собеседовании отвечал на заданные вопросы даже чаще, чем сам Ванька. — Отличное учреждение!

— И ребята хорошие учатся! — подала голос мама. Она, в отличие от папы, не скрывала своего недовольства. При этом нельзя было сказать, что именно ее раздражало — кирпичный региональный колледж, унылая ноябрьская погода или вся ситуация в целом, — но недовольство ее было почти физически ощутимым, постоянно клубясь над Ванькой как главной причиной всего происходящего. — Пашка Лобачев сюда поступил в прошлом году.

— Он алкаш ведь, — сказал негромко Ванька, будто сам себе, но мама, конечно, услышала.

— А ты на других не смотри, — сказала она громко, будто бы не сама только что и приводила этих «других» в пример. — Пашка, может, и выпивает, но зато у него оба старших брата — в Москве работают. И деньги неплохие.

— А он тут при чем? — спросил Ванька, тоже чувствуя подступающее раздражение. — Братья работают, а он — алкаш.

— А я тебе говорю, что он студент. В отличие от кое-кого.

— Я все над тем вопросом думаю, — опять подал голос батя. — Который тебе задали, а ты ответить не смог...

— Я не «не смог». — Ваньке почему-то стало стыдно. — Просто не вышло с ходу.

— И в десятом классе проучиться — с ходу не вышло, да? — поддела мама. — Теперь бегай с ним посреди учебного года, засовывай куда можно...

— Я бы мог еще годик побакланить, все равно в армию только в двадцать первом...

— Побакла-а-анить! — воскликнула мама. — Нет, ну ты слышал его? Девять лет в школе бакланил, с тройки на двойку, в десятый его — с таким трудом устроили! И — в какой десятый! К Любовь Степановне люди за два года записываются! Она столько ребят к экзаменам натаскала — от нее даже в МГУ уходили люди! А он побакланил там, побакланил здесь, и теперь, видите ли, устал. Надо еще год ему побакланить!

— Ну тебе ж колледж понравился? — спросил батя. Он уже успел сделать несколько фотографий сына на фоне колледжа, совершенно не обращая внимания на то, что подростка прямо сейчас отчитывают. — В Интернете когда смотрели — ты прямо доволен был!

— Ну да, ну да... — Ванька отвернулся от него и вздохнул.

Духовщинский Бензопиломоторный техникум, он же ДБТ, или «дэбэтэшка», или еще проще — «дебилка», был построен в конце семидесятых, как необходимый придаток стоящего неподалеку завода, выпускающего детали для бензопил, пилорам, мотоблоков, промышленных насосов и прочих штуковин, канувших в Лету вместе со страной. В девяностых на его территории проводились ярмарки белорусского трикотажа и сборища с глупыми названиями вроде «Трезвый пчеловод Смоленщины — 94». Табличку с названием техникума стыдливо сняли (хотя несколько студентов в год у них все равно набиралось). После прихода Путина в здании открыли клуб единоборств, но то ли народ был здесь недрачливый, то ли подростков в округе было не так много, но единоборства в Духовщине не прижились, уступив проверенным временем массовым потасовкам у ночного бара «Родничок». А в конце нулевых, после смены руководства и поверхностного ремонта, «дэбэтэшка» превратилась в «Духовщинский бензопиломоторный колледж права и туризма», который с ходу начал клепать по 20–30 менеджеров туризма и права ежегодно. Это была последняя альтернатива для тех, кого выперли после девятого и у кого не было возможности уехать из города. Поэтому Ванька, хотя и делал вид, что ничего не понимает, все понимал — то, что он будет учиться в «дебилке» это определенно зашквар.

Вчера в Интернете и сам колледж, и здание, и аудитории выглядели прилично, однако фотографии, как выяснилось, были старые, времен «торжественного открытия» в 2012 году, а на дворе был уже ноябрь 2019-го. Мягкие стулья с фотографий куда-то пропали, и в реальности студенты сидели на обычных школьных «деревяшках»; блестящие маркерные доски со временем выцвели и выглядели как детский рисунок, размокший под дождем, — все в полупрозрачных разноцветных точках, штрихах и подтеках, а линолеум в узких коридорах выцвел и завернулся по краям, как бывает после потопа. В приемной комиссии, однако, было чисто и по-московски органично, а на столах стояли вполне себе современные компьютеры.

Вопрос, который смутил Ваньку, звучал так: «Когда в последний раз ты был счастливым?» Задан он был спокойным быстрым голосом, а зачитавшая его толстая тетка даже не оторвала взгляда от бумажки с анкетой. Но Ванька растерялся не поэтому. В тот миг он вспомнил июньский день, жаркий и светлый, и Москву, и вкус малинового «гаража» на губах. Тогда он уже неделю жил у странных, неопрятных столичных родственников, и вроде как должен был готовиться к поступлению, но вместо этого просто шатался где попало и умудрился зазнакомиться с клевой девчонкой. Уже после вступительного экзамена (который он завалил, но тогда еще об этом не знал), Ванька гулял с ней недалеко от Зарядья, как вдруг какие-то молодые ребята, тащившие своего потерявшего сознание друга к такси, сунули им в ладони два билета на концерт «MUSE», начинавшийся через 20 минут. Ванька с той девчонкой, впервые узнавшие о существовании такой группы, умудрились добежать до арены и продать билеты на входе по три штуки рублей каждый, а потом еще несколько часов бродили по начавшему темнеть городу, пили малиновый «гараж», ели фастфуд и курили тонкие сигареты с кнопкой. Уже совсем поздно вечером покачивающаяся девчонка стянула с Ваньки штаны до колен и прямо на тихой, пахнущей батареями лестнице подарила подростку первый в его жизни минет.

Поэтому, когда женщине надоело ждать и она оторвала взгляд от своей анкеты, с неудовольствием смотря на Ваньку, тот уже был красный как рак и пытался положить ногу на ногу, чувствуя, как надвигается внезапная, наглая и дурная эрекция. Батя попытался было подшутить про «для него банка газировки — уже праздник!», мама начала что-то невнятно вещать про выигранную в седьмом классе олимпиаду по истории, а Ванька изо всех сил пытался, — но не мог выкинуть из головы образ покачивающегося внизу живота затылка с собранными в хвост каштановыми волосами, мягкую волнующую влажность губ, бесстыдное причмокивание, разлетающееся по пустым этажам, и тот момент, когда он вдруг расставил руки в стороны и попытался раздвинуть стены подъезда, чтобы они не мешали ему быть настолько счастливым.

Ванька вздохнул. Такого родителям не расскажешь. Они не поймут. Да и как им объяснить, что счастье для их сына — это сладко-малиновое бухло и бесконечные минеты с привкусом мятного табака?

Не поймут. Да он и сам пока еще до конца не понял. Женщина продолжила спрашивать по списку, родители в своих мыслях перенеслись на пять лет вперед, мечтая о какой-то неведомой, но обязательно офисной карьере для сына, а Ванька застрял в летнем подъезде и на последующие вопросы отвечал односложно. И даже стылая ноябрьская улица с ее грязью и ветром не выбила из него эту теплоту.

— Я пройдусь пешком, хорошо? — сказал Ванька, перебив продолжающую ворчать маму. — Не хочу в машине. Душно.

— Куда собрался? — Мама подозрительно оглядела его. Ванька выглядел очень уныло и подавленно в своем клетчатом костюме с выпускного в 9-м классе. Видимо поняв, что ни на какую нормальную молодежную тусовку его в таком виде не пустят, она осторожно кивнула: — Ну ладно, иди. Только если испачкаешь чего — сам стирать будешь!

Ванька закатил глаза. Выросшая в Союзе мама то ли по привычке, то ли по наивности пыталась пугать сына стиркой, хотя он уже давно разобрался, как запускать стиральную машину, а сам не стирал только потому, что никогда такого не было, чтобы у него закончилась одежда или носки. Мама, которая стирала свои и отцовские шмотки каждый день, постоянно закидывала в стирку и Ванькины вещи «чтоб пустую не гонять».

— Хорошо, — сказал Ванька, пятясь спиной от машины. — Но я не особо надолго.

— Давай, сынок! — Батя, перед тем как залезть в автомобиль, повернулся и бросил взгляд на колледж, показавшись вдруг значительно моложе, чем он есть на самом деле. — Эх, будь в мое время этот колледж здесь... Точно бы сейчас в Москве юристом был! Или менеджером туризма каким!

«Ментом бы ты был, — подумал про себя Ванька. — Или обезьяной на телефоне».

Глобальное непонимание родителями современного мира и реального положения вещей очень удручало. Неужели они забыли, что Павел Юрьевич, преподававший в этом колледже «семейное право», «гостиничное дело» и еще четыре дисциплины, двадцать лет до того был обычным трудовиком-слесарем? А теперь станки увезли, на их место поставили дешевые компьютеры, а на стены повесили разноцветные плакаты с туристами и выдержки из конституции — однако там не было профильного образования для Павла Юрьевича. Лишь педагогический стаж и легендарное умение бросаться деревянными заготовками в студентов кое-как поддерживали дисциплину на занятиях. Это — и еще бесплатный вайфай, позволяющий посмотреть за один учебный день все видосики у какого-нибудь блогера средней руки на «Ютубе».

Машина с родителями обогнала бредущего в гору Ваньку, окатив его газами из выхлопной трубы и придирчивыми взглядами из салона. Ванька слабо махнул рукой им вслед и направился к Димке, которого не видел с прошлого месяца.

Димка жил в «неблагополучной семье» на окраине города, поэтому, когда после девятого он ушел из школы, виделись они с Ванькой нечасто. Однако так совпало, что «Дебилка» стояла на том же отшибе, глядя стеклопакетами второго этажа прямо в сторону Димкиного огорода. Поэтому, добредя до вершины горки, Ванька сразу повернул направо, открыл ржавую калитку и, подойдя к обшарпанной двери, несколько раз бухнул в нее кулаком. Пока ждал, осмотрелся вокруг. Двор был неухоженным, прямо посреди гравийной дорожки из сарая валялось перевернутое ведро со вмятой бочиной, а огород, расположенный на склоне горки, казался скорее заросшим полем. Отсюда даже не было заметно, есть ли на нем гряды.

Дверь скрипнула, и Ванька, повернувшись, встретился с подозрительным взглядом темных глаз.

— Димка, ты? — спросил Ванька. — Ты чего там щеришься, черт такой? Давай открывай!

— А-а, Ванес. — Димка распахнул дверь и, щурясь от света, вышел на крыльцо. — Ты чего это вдруг?

Ванька немного ошарашенно осматривал старого товарища. Тот за несколько месяцев умудрился скинуть килограмм пятнадцать, превратившись из упитанного, но подтянутого парня в типичного «дрища-задрота».

— Ты чего это? — спросил Ванька, стараясь, чтобы шутка не прозвучала обидно. — Никак глистов завел?

— Ага, типа того. — Димка покосился вглубь дома. — Ты по делу или мимо проходил?

— По делу. — Ванька достал из кармана пачку сигарет и потряс ею в воздухе. — Отойдем, закурим?

— Давай прям здесь. — Димка вышел на крыльцо, принял из рук Ваньки сигарету. — Давно с кнопкой не курил. Я сейчас на «Золотую Яву» перешел. Ей накуриваешься сильнее.

— Понятно, — сказал Ванька, хотя на самом деле не понимал, зачем накуриваться сильнее, если можно просто курить чаще. — А где родители?

— Где-где, — ухмыльнулся Димка. — Наказаны. В отъезде, короче.

— Ясно. — Ванька опять ничего не понял, но Димка после этих слов замолчал и, видимо, говорить больше ничего не хотел. — А меня из десятого погнали.

— Да ты че? — удивился Димка, выпуская дым из разъезжающегося в улыбке рта. — И тебя тоже? А твоя маман, помнится, моей мамке затирала, что это потому, что наследственность у меня хуже, чем у тебя...

— Она могет, — вздохнул Ванька. — Мучаюсь с ней каждый день.

— А тебя за что?

— Непосещаемость в основном. Плюс — в сортире попался...

— С сигой? — понимающе спросил Димка.

— Если б только. С девкой. И с сигами. Во время урока. Мы в женском, на втором этаже, заперлись изнутри. Я думал, потрахаюсь или хоть за сиськи подержусь, а она только все уши мне про Костика своего провоняла. А потом Петровна дверь такая — бац! А у нас там хоть топор вешай, и Корявкина у меня на коленях сидит. А она ж с восьмого, типа малая еще. Короче, взялись за меня, подняли журнал — а у меня пропусков... на физре с начала года вообще ж не появлялся.

— Красота-а. — Димка, зажмурившись, затянулся, затрещал табачком. — И что теперь, куда?

— Да вот в «дебилку» отдать пытаются...

— Ну — куда ж еще. — Димка на глазах становился все веселее. — Только оно тебе надо?

— Да вот не знаю. Я ж и пришел спросить — как оно, что? Ты же туда тоже поступил?

— Я? — Димка рассмеялся и выкинул бычок во двор. — Это тебе мамка такое наплела? Еще бы я стал в ту дыру лезть, да еще и бабки свои тратить.

— Так что же ты? — удивился Ванька. — Нигде не учишься вообще?

Димка, улыбаясь, развел руками, мол — а чего тут поделаешь?

— А как мамка твоя? — Ванька огляделся по сторонам и понизил голос. — И этот... отчим твой буйный? Не ругали?

— Не-а, — Димка посмотрел на Ваньку другим, внимательным взглядом. — А знаешь что? Пошли за мной. — И он, схватив друга за рукав, затащил в прихожую. — Да не надо, не снимай. Мы теперь обувь не снимаем. Давай сюда, за мной, только потише...

Внутри у Димки было темно и пыльно. В раковине горой лежала немытая посуда, на ковре валялась смятая одежда, по виду которой даже не определишь, штаны это или наволочка, ковер был истоптан донельзя, особенно у родительской спальни, на двери которой висел огромный замок. Пройдя через этот хаос, они зашли в Димкину комнату, и Ванек охнул. Такого беспорядка он не видел никогда. Спальное место трудно было различить под раскиданной повсюду одеждой — некоторая сушилась, другая была сложена в разномастные высокие груды, но бо`льшая часть валялась просто так. Однако сильнее всего в глаза бросалось огромное количество грязной посуды — как обычной, так и одноразовой, пластмассовой. А еще — пустые бутылки из-под газировки, упаковки чипсов, подложки от чевапчичей, засыпанные окурками и шелухой от семечек, фантики от конфет и использованные чайные пакетики. Посреди этого всего возвышался огромный икеевский стол, на котором стоял очень мощный по виду компьютер с двумя дорогими и явно новенькими широкими мониторами.

— Два моника, — с восторгом выдохнул Ванька. — Ни фига ж себе! Откуда?

— Да неважно, — отмахнулся Димка так, будто это и вправду было чем-то несущественным. Руки его летали над клавиатурой. — Вот скажи мне, ты когда-нибудь хотел один пожить?

— В смысле? — спросил Ванька. — Без родителей?

— Ну да, типа того...

— Ну так — я в итоге когда-нибудь и буду...

— Не когда-нибудь, — перебил его Димка. — А вот сейчас. Не ждать, пока они с тобой наиграются, туда-сюда по шарагам позасовывают, чтобы, не дай бог, никто не сказал, что они говно, а не родители. Чтобы прямо сейчас вот, буквально завтра — взять и зажить совершенно самостоятельно?

— Да ну, — махнул рукой Ванька. — Бред. Откуда я бабки возьму, чтобы съехать?

— А съезжать и не надо. — Димка откинулся на кресло. — Вот, цени сайт. Это я в мае на него наткнулся. Как тебе?

На экране прокручивались фотографии улыбающихся людей. Судя по всему, люди эти жили где-то в лесу, играли в игры и часто обнимались. Сверху алела огромная надпись:

РОДИТЕЛЬСТАН:

место, где ваших родителей никто не потревожит!

Их ожидают:

— неподвижные игры

— учеба воспитанию

— мыльные пузыри

— лужайка

— просмотры передач кино

— лежать смеяться

— общение со сверстниками

— употребление кормежки

— походы в разные места

— бытовая работа

— куриная пища

— новые и старые лица друзей

— долгая другая жизнь

— отдельная от всего комната

— тишина и послушание

— Это что? — спросил Ванька усталым голосом. Он вдруг понял, что Димка, скорее всего, подсел на какую-то бизнес-секту вроде «Синергии» или «Бизнес-молодости» и теперь пытается подключить друзей за какие-то там бонусы. — Типа выездной семинар для родителей?

— Типа того, — улыбнулся Димка. — Только он бесплатный и бесконечный. И не требует их согласия.

Ванька посмотрел на Димку, который, в свою очередь, смотрел на него с серьезным, выжидающим выражением лица.

— В смысле — не требует согласия?

— В смысле, если хочешь — можешь туда своих родителей сдать, чтобы их там разучили быть мудаками.

— Как сдать? Куда?

— Да вот сюда ж. В «Родительстан».

— Как ты их сдашь на сайт?

— Да не на сайт... — Димка закатил глаза. — На сайте ты просто заполняешь всю необходимую информацию. Где живут, где работают, паспортные данные, номера телефонов и все такое. Очень подробно. И пишешь даты, на какое время их надо забрать. И чему научить. Вот, смотри, это мой личный кабинет. — Димка раскрыл окно с какими-то табличками. — Видишь? Вот здесь — то, что я отметил. Чему им надо научиться. Спокойствие, умение слушать, интернет-грамотность двести часов им поставил... А вот здесь — даты.

— Четыре года? — ахнул Ванька. — Это как?

— Это так, что, когда они вернутся — мне двадцать один будет, и я хату уже на себя перепишу. Ну, то есть мамка вернется. Николаю я восемь лет поставил, на фиг он мне здесь не нужен...

— Но погоди. — Ванька облизнул губы. — Как это так выходит? Где вообще этот семинар?

— Это такая община. Замкнутая, кажется. Но без религии всякой. Там они сами выращивают и готовят себе еду, носят воду, рубят дрова... Им никто не помогает, некого послать до магазина или заставить топить печь. Всё сами.

— А как же... а как работа?

— Там всё решают, — махнул рукой Димка. — На их место ставят замещающего, часть денег как раз идет на их содержание. А часть — мне. И выплаты все за ребенка, которые раньше Николай, алкаш сраный, пропивал в «Родничке» — тоже теперь напрямую мне идут. И хата моя полностью. Разве что только спальня родителей — не моя. Туда иногда... приходят, короче. И курятник они тоже себе забрали. Очень уж кур любят. Сожрали всех.

— Кто приходит? — спросил Ванька и покосился на дверь. — Они сейчас там?

— Не знаю, — честно признался Димка. — Они такие скрытные — фиг проссышь. Иногда приходят ночью так тихо, что я не просыпаюсь. Потом днем вдруг хлоп — и выходят. Только «здрасте» успеваешь сказать.

— А как выглядят хоть?

— Да обычные мужики какие-то... На меня даже не смотрят. Как будто нет меня. Да я и не настаиваю.

— Погоди же. — Ванька потряс головой. — А как вообще родителей забирают? Отсюда? Прямо из дома?

— Не-е, — Димка ткнул на другое окошко. — Вот смотри. «Выемка необходимых родителей производится в срок от семи до четырнадцати дней после обращения, в зависимости от густоты человеческого населения в вашем регионе».

— Как будто не русский придумывал. — Ванька наклонился к экрану. — Так что же это, они их просто воруют?

— Ну... типа того, ага.

— Так это же незаконно?

— А детей в армейское училище сраное на четыре года отдавать — это законно? — вскинулся Димка. — Тебя еще в шарагу эту пристроить удосужились, а у меня... все бабки отбирали, гречкой одной кормили, да еще из дома выгнать хотели... Ничего, когда вернутся — другая жизнь начнется! И я уже взрослым буду! И они воспитаннее!

— Ну не знаю, — Ванька покачал головой. — Как-то стремно все это.

— Стремно не стремно, а только они за одного взрослого шестьдесят тысяч платят.

— Чего? — не понял Ванька.

— Рублей, — захохотал Димка. — Мне сразу, одним боком, сто двадцать штук прилетело. И каждый месяц еще по десятке за каждого прилипает. И выплаты все детские — тоже мои. А там за год почти сотка выходит!

— Какие выплаты?

— Ну — как мать одиночка, или че там... не знаю, не разбирался. Они там сами за тебя все считают.

— Но у меня полная семья...

— Да-а, косяк, — сочувственно вздохнул Димка. — Но все равно что-то там должно капать. Они как-то переоформляют. Но у тебя вроде батя на норм работе зависает, так что — у тебя и ежемесячные будут порядка сорока, а то и пятидесяти за двоих...

— Но как это работает? — Ванька махнул рукой. — Не-е, развод какой-то...

— Да какой развод-то! — почти закричал Димка. — Все честно. Россия — большая. Местные здесь сидят, места рабочие занимают, все на всем готовом. А работать — не хотят. И детей кошмарят. А так — их на время увозят на природу, чтобы они там друг с другом пожили и поняли, какие они конченые все. А в это время люди из соседних республик могут поработать на их местах. Причем — они даже за небольшие деньги готовы, и тебе платить будут, и на работе кому надо подмажут. Подбирают такого же специалиста, как родители твои, — и аккуратно договариваются. И в ЖЭКе, и в налоговой тоже. А как везде договорятся — аккуратно изымают твоих предков, пока они спят или на работу едут, — так, чтобы они даже испугаться не успели. И все, теперь ты главный и сам решаешь, когда они вернутся.

В этот момент дверь позади них щелкнула, и Димка, замолчав, потянул Ваньку на диван.

— Сядь, сядь пока сюда. — Он вытянул шею, стараясь рассмотреть того, кто вышел из комнаты. — Ничего ж себе! Почти месяц никого не видел, а тут вылез!

— А чего это он такой маленький? — спросил Ванька, который тоже успел увидеть выходящую из спальни родителей фигуру в темном худи. — Почти карлик.

— Они все невысокие, — сказал Димка. — И не любят, когда их рассматривают. Ругаться начинают.

— Как ругаться? Матом?

— Да нет. — Димка поднялся на ноги, подошел к коридору, прислушался. — Вроде никого... Они не по-русски ругаются, — сказал он через некоторое время. — По-своему. Шипящий такой язык, на арабский немного смахивает. Или на цыганский.

— А откуда ты тогда знаешь, что они на тебя ругались?

— По их тону. — Димка закатил глаза. — На тебя что, родители из другой комнаты никогда не орали? Когда слов не различаешь, но сразу понятно — будут лупить? Короче, не трахай мне мозги. Сайт я тебе показал, вот — держи еще буклетик, у меня тут вон, видишь, целая коробка стоит. Дальше — сам уже решай. Как, вообще-то, заинтересовало?

— Ну такое, — невнятно пробормотал Ванька, поднимаясь с дивана и разглядывая обложку рекламного буклета, на которой мальчик застыл в прыжке над кроватью в родительской спальне. Руки мальчика были подняты высоко вверх, а на лице сияла счастливая улыбка. Надпись ниже гласила: «ТВОЯ ПОРА ОСТАТЬСЯ ОДНОМУ!» — Вообще — все это напоминает какое-то мошенничество, что ли...

— Ну как знаешь. — Димка махнул рукой и, видимо, потеряв интерес, вновь забрался на компьютерное кресло. — Короче, ты подумай, а если надумаешь — там номер есть. А мне тебя убеждать некогда. У меня тут рейд скоро будет, надо свою тиму поддержать. Ты, короче, если хочешь — сиди здесь, туси, сколько надо. Выход где — знаешь. — Глаза Димки уже не отрывались от экрана, рот слегка приоткрылся. — Офиге-е-еть тут народа уже подключилось... вот это замес будет...

Ванька, посмотрев на прилипшего к компу приятеля, вздохнул. «Эммоэрпэге» его не интересовали, рубиться с какими-то придурками-задротами, которые тебя постоянно выстегивают, он не хотел. Но вот игры на прохождение... Особенно не компьютерные, а на приставке. «Анчартед», «Ластофас», «Ведьмак» и «ДесСтрейндинг» — вот это было бы мощно. Особенно если экран большой...

Стоя уже в прихожей и надевая ботинки, Ванька вдруг услышал легкий скрип и, подняв голову, встретился взглядом с абсолютно голым человеком, стоящим на пороге родительской спальни Димки. Тот, не стесняясь, разглядывал подростка глубокими, запавшими глазами, а позади него, в темноте, стояли в ряд такие же голые силуэты, похожие то ли на манекены, то ли на статуи, отвернувшие головы от двери. В самой комнате не было ничего, кроме кровати, заколоченного окна и шевелящихся по углам теней. Ванька лишь секунду заглянул внутрь, а потом бросился на улицу, как можно быстрее — и бежал со двора до самого магазина, где уже перешел на спокойный шаг.

Перед глазами стояло лицо этого невысокого человека — в котором парадоксальным образом сочетались детские пропорции и стариковская желтая кожа. Чистые, огромные глаза — и изрезанные морщинами веки. Пухлые мальчишеские губы и гнилые остатки зубов за ними.

Как будто какое-то существо сорвало с ребенка кожу и неумело, грубо натянуло ее на себя.

А там, внизу, куда Ванька бросил взгляд перед своим побегом, — покачивался огромный, массивный, обрезанный и темный как глина пенис, который странный человек поддерживал снизу своей маленькой ладошкой.

«Наверное, поэтому он и улыбался, когда глядел на меня», — подумал Ванька и выкинул непрочитанный буклет прямо на асфальт. Затем остановился, задумался — и вернулся обратно. Наклонившись, поднял буклет с земли, изорвал его на мелкие клочки и выкинул в урну рядом с магазином.

«Ну его на фиг, — подумал Ванька. — И Димку на фиг, и Родительстан этот. Странные они все. Кринжовые».

Затем он пошел домой — уже легким, пружинистым шагом ни о чем не переживающего подростка. Не сомневаясь, не переживая и даже не оборачиваясь.

Последнее, конечно, зря.

Сказать, что Ванька забыл про Родительстан, Димку и странного голого человека, было нельзя. Практически каждый день что-то напоминало об этом — то странный подросток в худи толкнет плечом в магазине, то по телевизору скажут про какую-то страну, заканчивающуюся на «стан», показывая зрителям какие-то мертвые тела, людей в хиджабах с оружием или связанных девушек в подвалах. А то и куры, сидящие в рядок на насесте, разом повернут головы от вспыхнувшего света к стене курятника, чем вызовут внутри холодное, липкое и неприятное чувство, которое останется с тобой все то время, пока ты собираешь из гнезд теплые свежие яйца.

Но, помимо этих маленьких, всплывающих ежедневно неприятностей, остальная жизнь, наоборот, наладилась. Мать наконец-то остыла после его исключения, батя по большей части пропадал на работе и вообще прекрасно себя чувствовал, а сам Ванька целыми днями зависал на футбольном поле или сидел в телефоне, ожидая, пока там уже в «дебилке» его документы подсунут куда надо, оформят — и можно будет начинать уже туда ходить. Обещали, что с начала декабря.

На улице в это время уже выпал снег, но сразу же, конечно, растаял. Потом — выпал опять и снова превратился наутро в грязную кашу. Обычно еще вечером можно было застать красивую холодную картинку засыпанного снегом города, но ко времени, когда просыпался Ванька, вокруг уже была влажная каша. Ноябрь в этом году выдался теплым. Все друзья либо разъехались по путягам да шарагам, либо пропадали в школе и на дополнительных. Поэтому, проснувшись однажды утром и увидев, что за окном — все еще снежно и морозно, у Ваньки даже приподнялось настроение.

— Давай уже. — Мама поставила перед ним тарелку со вчерашней запеканкой. — Твои друзья уже тебя заждались, кажется.

— Какие друзья? — спросил Ванька без задней мысли.

— Да не знаю уж я, с кем ты там по темноте шастаешь. Они нам вон, перед выходом весь снег истоптали.

Ванька вздрогнул и вдруг взглянул на маму уже по-другому, спокойно и будто бы даже грустно.

— А когда они приходили? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами мама. — Я встала — они уж там были... Убежали куда-то, даже спросить ни о чем не спросила.

— Маленькие такие, да? — спросил Ванька. — В худи?

— В чем? — переспросила мама.

— В худи. Это балахон такой. Как у меня, который с надписью «МЕТРО».

— Ну да, в таком же... — Мама загремела посудой в раковине. — Скажи им только, чтобы на забор больше не забирались!

Ванька отложил в сторону вилку — есть ему расхотелось — и, по-быстрому собравшись, выбежал на улицу.

Следы были все еще там. Совершенно не детские. И не потому, что не подходили по размеру — в этом как раз было очень даже похоже. Но разве дети будут подходить к забору в цепочке по одному, а затем выстраиваться вдоль забора и просто... стоять?

Ванька подошел к следам маленьких ботинок, которые иногда даже забирались немного под нижние штакетины, и присмотрелся. Как он и думал — в этих местах в сплошном заборе были небольшие щели, через которые можно было увидеть внутренний двор, если прижаться лицом...

Что-то кричаще-яркое привлекло его внимание, и он разглядел угол буклета, сложенного и засунутого между широкими заборными досками. На уголке были различимы буквы «...СТАН».

Сжав зубы, Ванька выдернул буклет из забора и спрятал его в карман. Обернувшись, он посмотрел на темнеющую цепочку следов, уводящую прочь от его забора.

«Как часто они сюда приходили? — подумал вдруг Ванька и прежде, чем понял, что делает, пошел по этой цепочке следов. — Они каждую ночь здесь были? Прижимались своими.... своими мордами к забору? Следили за мной?»

Он перешел на бег и, не отрывая взгляд от цепочки, идущей по заснеженной обочине, дошел до самого Димкиного дома. Следы вели прямо под забор, к темной, неопрятного вида яме.

— Димка! — заорал Ванька, а затем подобрал снежок, размахнулся и кинул в окно. — Димка! Выходи, сволочь!

Скрипнула дверь. На улицу, щурясь, вышел еще более похудевший и постаревший Димка.

— Ты чего, спишь еще? — спросил раздраженно Ванька.

— Не ложился даже пока... рейд только недавно завершил...

— Да в жопу твой рейд! — оборвал его Ванька. — Я к тебе по другому поводу. Придержи своих уродов, понял?

— Каких уродов? — нахмурился Димка.

— Вот таких, — Ванька ткнул рукой в яму под забором. — Которые от тебя по ночам выбираются. Которым ты родителей скормил. Даже мать родную не пожалел!

— Никого я не скармливал, — зашептал Димка, выходя за калитку. — Они вернутся когда-нибудь. И нельзя было только отчима им отдать. Надо обязательно всех взрослых в доме. Правило у них такое.

— Да мне плевать на их правила, — почти выкрикнул Ванька. — Они к дому моему по ночам ходят!

— Это нормально, — махнул рукой Димка. — Не бери в голову. Это они ждут решения, значит. Они и у меня так стояли. Стремно, конечно. Но как только подписываешь, что надо, — больше их и не видишь. Только комнату одну отдаешь.

— Передай им, — Ванька помолчал, подбирая слова. — Что в моем доме никто в Родительстан не отправится, понял? Никто и никогда!

— Дурак, — просто сказал Димка. — Тебе такое предлагают...

— А ты. — Ванька оглядел бывшего друга с головы до пят. — Мерзкий прыщавый задрот. И воняешь. Больше не общаемся, понял?

— Понял, — ухмыльнулся Димка. — Только мне плевать. У меня там рейд на две сотни челиков, а ты меня игнором пугаешь? В следующий раз, когда ты мне попытаешься что-то сказать, — я даже наушников не сниму, понял? Хоть снежками весь дом забросай — по фигу.

— Посмотрим, — сказал Димка. — И вообще — я тебя ментам сдам!

— Это ты зря! — крикнул ему в спину Димка. — Ментов они не любят еще больше, чем остальных взрослых!

Ванька не слушал. Он уже бежал к дому, продумывая, что и как скажет родителям. Говорить, что какие-то подземные гномы-извращенцы хотят забрать его родителей в Родительстан, явно не следовало. Надо было как-то поумнее...

У его забора стояла отцовская машина. Ванька на полушаге сбился, перешел на шаг. Изо рта выбивалось паром дыхание, висело в воздухе немым вопросом.

«Что-то случилось. Батя просто так, посреди дня, с работы не возвращается».

— Па-а-ап! — закричал Ванька, но не успел потянуть дверь на себя, как она раскрылась, и из машины вылез батя.

— Во, а ты откуда! — улыбнулся он. — Мать тебе уже сказала, что ли?

— Что сказала?

— У тебя сегодня первый день учебы, — улыбнулся он. — Вчера еще сообщили. Ты чего не одет-то?

В голове сразу стало пусто, все заготовленные слова куда-то пропали.

Этого дня он ждал уже несколько недель, но наступил он все равно неожиданно.

— Ну, чего стоишь, малой? — отец хлопнул его по плечу. — Беги давай, собирайся!

Мама, вышедшая на крыльцо, неодобрительно покосилась на пробежавшего мимо нее Ваньку, но ничего сказать не успела.

Брюки, рубашка, чистые носки, портфель... сердце Ваньки колотилось. Наконец-то это все закончится, и он станет в точности, как и все остальные. Прогуливать и пропускать ничего уже не хотелось. В колледже его не достанут темные фигуры из-под земли. Он вновь станет студентом и растворится среди таких же, как и он. А Димка пускай и дальше гниет в своих рейдах.

Из скинутых спортивных штанов выпал цветной буклетик, ударил по глазам страшными буквами «СТАН» на сгибе.

«Но родителям все-таки расскажу, — подумал Ванька и, подхватив буклетик, засунул его в брюки. — Дам им буклет и расскажу, что произошло. А они пускай уже думают — идти в полицию или нет. И сайт пускай посмотрят. Пусть узнают, что я их сдавать отказался».

Мама уже сидела в автомобиле, постукивая пальцами по подлокотнику, когда запыхавшийся Ванька втиснулся на заднее сиденье, с портфелем в руках.

— Так и не позавтракал, — резюмировала она и вздохнула. — Ладно уж, поехали.

Батя улыбнулся Ваньке через зеркало заднего вида и, включив передачу, вывел машину на дорогу. Ванька прижался к стеклу, нащупал в кармане буклет и стал думать, когда лучше сообщить родителям — пока они едут? Не-ет, тут такое дело, что после его слов поездка может и отмениться. Да и ехать всего несколько минут...

Когда отец стал сбавлять скорость перед «Пятерочкой», Ванька даже обрадовался. Видимо, папа решил купить что-нибудь пожевать в честь такого события. В магазине, пока они будут выбирать сладости или газировку, лучше всего будет рассказать о странных людях. В свете множества ламп, между полок с едой это будет звучать не так странно. Не так... стремно.

Но отец свернул не к магазину, а заехал за него, вильнул мимо помойки и остановился рядом с небольшим неприметным зданием с единственной дверью и окном, у которого еле слышно ворчала заведенная маршрутка без государственных номеров.

— Ну вот, сынок! — сказал папа с улыбкой. — Твой новый транспорт! Лиза, дай мне документы его из бардачка.

— Зачем мне транспорт? — удивился Ванька, глядя, как мама достает из бардачка и передает отцу знакомую уже папку с аттестатом, паспортом и всем остальным, что подтверждало Ванькину жизнь в мире официальных бумажек. — Отсюда ж идти минуты четыре.

— Мы решили, что ты достоин большего! Сейчас, надо только документы им занести... Лиза, ты пойдешь?

— Погодите, — крикнул Ванька, когда родители выбрались на улицу. — Постойте, а куда вы меня отдаете? Куда меня повезут?

Двери захлопнулись, и родители отправились в сторону неприметного здания.

— Не надо! — Ваньке вдруг стало страшно. Он с абсолютной уверенностью понял, что их все-таки заманили. И сейчас родителей навсегда увезут в какой-нибудь ИГИЛ, или на органы, или еще куда... Надо было догнать, надо было объяснить, надо просто показать им этот...

Развернув буклет, Ванька нахмурился и несколько раз моргнул. А потом его спина мгновенно, вся и полностью покрылась липким потом. Если бы ему сейчас жизненно необходимо было встать на ноги — он бы не сумел даже приподняться, настолько вялыми они стали. Глаза бегали и бегали по строчкам, несмотря на желание отвести взгляд и никогда в жизни больше не видеть этот буклет с огромной надписью поверх картинки с улыбающимися подростками:

ПОДРОСТКОСТАН

Ваши дети УМЕЮТ зарабатывать!

Намучились со сложным подростком? Вам почти сорок, а в последний раз вы жили, когда вам было двадцать? Вложили в любимое детское чадо сотни тысяч, а в ответ — только неблагодарность? Сыночку уже 16 лет, а он отказывается взрослеть?

ПОДРОСТКОСТАН:

место, где ваши дети НАУЧАТСЯ

быть ВЗРОСЛЫМИ!

Их ожидают:

— многочисленная еда

— хороводы

— стоять строем

— общение с чьими сверстниками

— строительство лазов

— походы в далекие гости

— слушаться тех, кто древнее

— групповая связь со многими людьми

— куриная пища для рта

— подвижные телом игры

— новые и старые лица друзей

— долгой человеку жизни!

— сочные соки

— своя комната с другими

— работа на камеру

— тишина и послушание

Но самое приятное — наша компания выплатит СТО ТЫСЯЧ ВАШИХ РУБЛЕЙ единовременно и двадцать пять тысяч в месяц за каждого...

— Не-е-ет! — заорал Ванька и, бросив буклет на пол, попытался открыть дверь. — Не-е-ет, выпустите! Папа! Па-а-апа!

Там, на улице, за стеклом — родители уже зашли в маленькое здание и дверь за ними закрылась. Через окно Ванька видел, как мама села за стол напротив какого-то мужчины и стала подписывать документ, который он ей протянул.

— Не подписывайте! — Ванька посмотрел по сторонам, пытаясь найти, чем разбить окно. — Не надо! Они обманщики!

Он лег спиной на заднее сиденье, поднял ноги и стал колотить ими по боковому стеклу. Раз, другой, третий — безрезультатно.

А потом вдруг пискнуло, мигнуло — и дверь распахнулась сама по себе. Ванька посмотрел вверх и увидел его — того самого, из Димкиного дома, и дальше уже он кричал бессвязно, а скорее даже — визжал. Когда они вытягивали его из машины, Ванька зубами и ногтями пытался разорвать обивку, чтобы хотя бы так оставить послание предавшим родителям: СО МНОЙ ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО! Но обивка не поддалась, а эти сгрудились вокруг, защищая мир от Ваньки, а Ваньку — от целого мира.

Последним, что он запомнил из своей прошлой жизни, были захлопывающиеся двери старой маршрутки без государственных номеров, которые навсегда отсекли от него дневной свет.

В полночь Димка вскрыл банку алкоэнергетика и тем самым как бы и отметил. Рыгнув, посмотрел на открытые в браузере окна. За последние пару лет в закладках оставалось все меньше ссылок на игровые форумы, новостные сайты или социальные сети, а все больше порно — разного, на все вкусы. В одном вордовском документе была даже спрятана пара ссылок на кое-что запрещённое.

Но сейчас порно не хотелось. С тех пор как он проснулся, Димка успел уже четырежды спустить. Спиды всегда действовали на него возбуждающе. Возможно, передернет еще разок перед самым сном, уже в постели, а может — будет так пьян, что и не захочет. А вот собирающийся рейд на замок вызывал некий интерес.

Уголком зрения Димка заметил всплывший пушап уведомления. В день рождения они постоянно всплывали — каждый сайт, где он когда-то вбивал дату своего появления на свет, теперь лез вперед очереди.

— Затрахаете теперь со своими поздравлениями, уроды, — сказал он, протянул руку и включил вспомогательный монитор. — Только вы и поздравляете, чмошники. Всем уже по фиг, одни вы и помните...

Его голос оборвался, когда пушап после клика развернулся в диалоговое окно. Сверху мигала надпись online под именем ИВАН АНТОНОВ. Впервые за два последних года.

«Привет. С праздником», — прочел Димка и, сглотнув, потянулся к клавиатуре.

«Привет. А ты где? Куда пропал?»

Теперь замигала надпись «собеседник печатает», после чего сообщения посыпались подряд короткими, оборванными фразами.

«У них здесь насесты. Прямо под землей. Как для курей. Только — для нас. Мы там сидим, пока не понадобимся. В темноте».

«Я не виноват, — напечатал Димка, от нервов стуча по новенькой клавиатуре. — Правила у них такие!»

«Я здесь твою маму видел, — всплывшие в окне слова заставили сердце забиться еще сильней. — Ей тут очень сложно было. Но она не в обиде. Вышло, как вышло».

«Да, — закивал Димка с облегчением, продолжая печатать. — Теперь уж ничего не изменить. Я же не знал, что там так плохо. — Он подождал с минуту, но новых сообщений не было, и тогда он напечатал: — Ну, наверное, пока! Не буду задерживать!»

«Погоди, — защелкали очередные сообщения. — Забыл про подарок».

«Не надо подарок. Не утруждайся».

«Он не от меня. Лежит у двери. Сходи посмотри».

Дима стянул с головы наушники, повернулся на кресле и посмотрел на дверь, ведущую в комнату, бывшую когда-то родительской спальней. На полу перед ней лежал какой-то сверток, аккуратно перевязанный ленточкой. Встав с кресла и откидывая ногами прожженные сигаретами бутылки, направился к двери. Сощурившись, он сначала рассмотрел свиток сверху, но так и не понял, что это такое. Зато заметил, что он лежит на какой-то бумажке, нагнулся — и разом поднял и то и другое. Перевернув бумажку, уставился на пляшущие перед глазами буквы. Это был договор, который он подписал ужасно давно. Кто-то ярко-красным подчеркнул в нем фразу «Все взрослые в доме». Дима начал разворачивать сверток — и в этот момент за дверью послышался голос матери — глухой, будто бы из-под земли. Дима, вскрикнув, выронил подарок на пол, и тот, развернувшись в воздухе, шлепнулся на дощатый пол.

— Они говорили, что вернут меня через два года, сынок, — сказала мама, и в голосе ее была печаль. Дима слышал, как открывается дверь — но не мог оторвать взгляд от сморщенного куска кожи на полу с бледно-розовыми полосками обескровленных губ. — Но не говорили, что вернут меня целиком...

Дима наконец поднял глаза — и увидел ее, бледную и сухую, с опущенной головой и торчащими во все стороны грязными волосами, скрывающими что-то красное там, где раньше было ее лицо. За ее плечами появлялись другие силуэты, шагнули вперед из темноты — и Димка узнал отчима, и Ваньку, и многих других, кого он когда-то знал. Тех, кому он дал буклет, рекламку или просто ссылку на сайт.

— Подождите. — Дима постарался выдернуть руки из крепких пальцев, но куда уж там. — Я могу привести еще взрослых!

— Сегодня тебе исполнилось восемнадцать. — Мама обвила его шею руками, покрытыми сигаретными ожогами, откинула волосы — и улыбнулась, растягивая синюшные, почти фиолетовые мышцы лица в стороны. — Посмотри на себя. Совсем взрослым стал...

Хлопнула дверь, и в Димкином доме стало тихо. Гудел компьютер. Щелкали сообщения от людей, недоумевающих, почему Димка не заходит в рейд. Шелестел снег за окном, укрывающий множество следов, тянущихся к дырке под домом.

И лишь долетали иногда из-за двери глухие, неприятные звуки проходящего где-то внизу по-настоящему взрослого праздника.