Увидев, как в каморку врывается малыш, я бросаю взгляд на часы. В такое время он уже вроде должен спать, а не скакать как бешеный.

Он сваливает в кучу несколько важных бумаг, которые я оставил слишком близко к краю стола. Затем, словно для дополнительного эффекта, наступает в эту кучу и прокатывается по полу. Я встаю, чтобы взять помятые страницы, и малыш почти мгновенно находит себе другое занятие.

— Эй… Там тебе не игрушки! — слабо ругаю я его.

Слишком поздно. Он уже по локоть залез в видавший виды деревянный сундук у левой стены и достал фотоальбом, который теперь стоит у его ног точно маленький домик. Затем малыш извлекает из сундука мою старую униформу, а за ней — коробку с разными заплатками и медалями.

Крошечные металлические звезды ударяются об пол, и их звон отдается эхом у меня в ушах… в очередной раз.

Я спешу к сундуку, чтобы все убрать, а маленький камикадзе мечется по всей комнате так быстро, как только может, выкрикивая нечто нечленораздельное, как и свойственно младенцам. Он начинает бешено прыгать на тахте, наблюдая, как я пытаюсь согнуть колени, чтобы присесть.

На мгновение я останавливаюсь и начинаю изучать безумный взгляд на его лице. Он, кажется, тоже изучает мое морщинистое лицо и жаждет увидеть там реакцию на то, что натворил.

Это было ожидаемо. Мне следует уже к такому привыкнуть. По возрасту я ему гожусь в дедушки… или… может, сейчас уже скорее в прадедушки. Я должен быть достаточно терпелив и мудр, чтобы обращаться со своим маленьким мучителем так, как следует.

И все равно каждый раз, когда он появляется, у меня голова кругом идет.

Но я в каком-то смысле признателен, что в мой импровизированный домашний офис входит именно малыш. Огромная фигура, которая стоит снаружи с угрюмым взглядом на лице, куда страшнее. Здоровая груда голой плоти, похожая на бойкого сумоиста.

Он ни разу ничего не говорил… И ни разу за десятки лет я не слышал от него никаких звуков. Единственный предвестник его прихода — скрип половиц в зале.

Это чуть ли не полная противоположность шумному болтливому ребенку. Сыном и отцом их назвать у меня язык не повернется, хотя это бы объяснило, почему они всегда появляются вместе.

Когда-то я думал о том, почему они приходят… Почему следуют за мной от дома к дому… Почему так настойчиво являются лишь мне одному. Но став постарше, я решил отойти от этих вопросов и сосредоточиться на самой непонятной мне вещи.

Почему они так ярко светятся?