Я в детстве спрятался в шкафу.

А шкаф стоял в таком углу,

Что безобразная луна

Его лизала из окна.

Я ненавижу свет луны,

Когда двенадцать бьют часы,

И по стене такое вот

Ползет, ползет, ползет, ползет, ползет.

Я в детстве спрятался в шкафу,

Я в нем живу и в нем умру,

Я чувствую, что Это здесь,

Что Это хочет меня съесть.

Я ненавижу свет луны.

Когда двенадцать бьют часы,

Когда ко мне такое вот

Ползет, ползет, ползет, ползет, ползет.

Ползет, ползет, ползет...

Агата Кристи «Ползет»

Славка любил школу. Пятый класс, что тут скажешь. Одни игры да перемены. Догонялки по коридорам и фехтование линейками. После школы — футбол, а зимой — война снежками. Но сегодня утром мальчик, к удивлению мамы, слишком долго валялся в постели.

— Вставай, соня, умывайся, а я чай пока сделаю.

Мама Славика вернулась домой под утро и теперь собиралась использовать законный выходной по прямому назначению — как следует выспаться. Она стояла в дверях детской и стягивала легкую осеннюю куртку, сапоги еще были на ногах. В свои одиннадцать с небольшим Слава достаточно хорошо овладел маленькими домашними хитростями, сам мог приготовить себе макароны или пельмени; стоит ли говорить, что сомнений в способностях сына самостоятельно собраться и преодолеть пятиминутный путь до школы у Славиной мамы не было.

Хриплый, будто вырывающийся из пораженного ангиной горла голос не на шутку напугал ее:

— Ма-а-ам...

Шпильки сапог выбили короткую очередь по скользкому ламинату. В комнате стоял удушливый запах — сладкий и приторный, как у корицы.

— Что такое, сына? Ты заболел?

Холмик в кровати перевернулся на другой бок, и женщине показалось, что под одеялом лопнул заполненный водой воздушный шар.

— Фу-у-у-у! Ну и урод.

Первая парта в классе средней школы № 27 превратилась в нагромождение детских спин, растрепанных голов, перепачканных рукавов и штанин.

— Фу-у-у-у! — еще раз протянул Олег.

Он пыхтел прямо в левое ухо Славке. Справа пристроился Сергей. Остальные ребята повисли у них на плечах, а особо неудачливым приходилось либо смотреть вверх ногами по другую сторону парты, либо ждать своей очереди.

Сергей перевернул страницу «Книги Уродов» — так он подписал тетрадку, в которую все лето вклеивал вырезки из газеты «Темная сторона» — потом выгнул тетрадь, чтобы наклеенная на два листа аппликация не закрывалась.

— Сегодня только вырезал, — объяснил он, — Человек-вулкан.

— Фу, сифа, — протянул кто-то за спиной Славы.

— Этот самый гадкий, — сказал Олег.

— Точно.

Черно-белая фотография запечатлела мужчину в одних плавках. Серая кожа вздулась, и огромные волдыри размером с яблоко покрывали все тело. Словно человека с ног до головы облепили надутыми из жвачки пузырями. От фотографии поднимался неприятный запах типографской краски, который еще больше усиливал ассоциации с жевательной резинкой.

Под тяжестью друзей Славка завис прямо над изображением. Он задержал дыхание, чтобы не чувствовать липкого газетного запаха. Слава был уверен, что Человек-вулкан пахнет так же. А еще он знал, что если вдохнет, то подцепит заразу.

Уродец с фотографии лукаво смотрел на Славика. Глаза его тонули в складках и пузырях, будто слишком сильно вшитые бусины в поролоновое лицо куклы. Ни носа, ни рта Слава различить не мог, только одно ухо торчало трубочкой из взмыленной кожи, да редкими кустами между округлыми шишками вылезали волосы. И так со всем телом. Славе становилось дурно, а навалившиеся приятели все больше и больше давили на спину. Его прижали к фотографии вплотную, и тогда Слава почувствовал на лице пряное дыхание Жвачечного человека. Сладкое, переполненное ароматом корицы и гнилого мяса.

— Блин, ну дайте и нам посмотреть!

К Славкиному облегчению Сергей закрыл «Книгу» и передал назад. Куча-мала переместилась на другую парту и уже там взорвалась охами и возгласами «Фу!». А Слава наконец смог дышать. Он откинулся на неудобном деревянном стуле и тупо уставился на исписанную мелом доску. В кабинете звенели голоса друзей, а к ушам прилип противный горячий шепот.

После занятий ребята отправились играть в футбол на школьное поле, но там уже носились старшеклассники. Тогда мальчишки перелезли через забор и пошли вдоль детского сада в сторону лесопарка. На прошлой неделе они нашли широкую поляну и теперь гоняли мяч там.

Слава шел чуть медленнее остальных, потихоньку отставая. Ему никак не удавалось избавиться от навязчивого запаха. Даже свежий ветерок не мог разогнать окутавшее голову невидимое зловонное облако.

Игра не заладилась. Славик никак не мог собраться и пропустил четыре гола.

— Ты что, мяч не видишь? — Сергей хлопнул Славу по спине. — Иди лучше в защиту, я сам постою.

Защитником Славка сыграл не лучше, чем вратарем. Все оттого, что обшарпанный резиновый мяч в глазах Славы превратился в огромный гнойный волдырь. Каждый раз, когда кто-нибудь из друзей ударял по мячу, мальчику казалось, что натянутая кожа лопнет и забрызгает игроков. Обожженные дымящейся горечью, те попадают в блеклую осеннюю траву и с воплями станут кататься по земле, а под одеждой будут взрываться кровавые вулканы.

Слава некоторое время пытался бороться с воображением, но потом сдался и сел на краю поляны, прислонившись к широкой сосне. От обшарпанной коры пахло смолой. К тягучему хвойному запаху примешался аромат корицы. Пряное облако вилось следом, словно назойливая туча мошкары.

Подошел Сергей.

— Что случилось?

— Голова болит, — соврал Слава, а про себя подумал: «Это же всего лишь фотография. Просто картинка».

— Фигово?

— Ага.

— Пошли домой, все равно не отыграться.

Сергей повернулся к остальным и крикнул пробежавшему мимо Олегу:

— Олег, мы домой.

— Лады, — мимоходом отозвался тот, и, получив мяч, ринулся в атаку.

Вечернее солнце увязло в облаках, становилось пасмурно и серо. Мальчишки выбрались из лесопарка. Так получилось, что им всегда было по пути. Сергей и Славка жили в одном доме. Их родители дружили с детства, потому и ребята знали друг друга с ранних лет, можно сказать — с пеленок.

— Серый, слушай, а ты читал статью про Жвачечного человека? — спросил Слава.

— Про кого?

— Про этого, самого...

«Гадкого» — хотел сказать Слава, но язык не повернулся. Ему стало страшно, что подобное обращение вызовет гнев уродливой фотографии, поэтому Славка поправился на ходу:

— ...последнего из тетради.

— А... Человек-вулкан. Читал, ясен пень. Я всегда газету целиком читаю.

— И что там про него писали?

— Много всего. Хочешь, принесу завтра?

— Не, лучше так расскажи.

— Ну, там писали, что он болел редким заболеванием кожи.

— Болел? Он что, умер?

— Давно уже. Поэтому и фотография черно-белая. Цветных тогда еще не было.

Славка задумался. Сергей тоже замолчал. У Славы в голове всплыла блеклая вырезка и стала наполняться красками. Кожа принимала розовый, местами темно-бордовый оттенок. В надутых пузырях проступили белесые жилы.

— Что там еще писали? — попытался отвлечься Слава. — Где он жил вообще?

— Там больше про болезнь эту, чем про самого человека говорили. Раньше таких людей считали проклятыми. Типа, приносили чуму и прочую хрень.

— И много их было?

— Да нет, это очень редкая болезнь. Есть легенда, что это вообще один и тот же чел, вроде колдуна, который пожирает чужие души, чтобы жить вечно.

— Ест души?

— Точняк. Как же там было... — Сергей задумался и даже остановился. — Грехоед. Во, его еще и так называли. Мол, чем больше человек плохого совершил, тем вкуснее Грехоеду душу проглатывать. А те потом распирают его тело, пытаясь вырваться на волю. Брат мой старший сказал, что все это чушь, вроде Бабая, которым нас в детстве пугали, или Деда Мороза.

В портфеле Славки заиграл телефон. Он расстегнул рюкзак и нашел среди тетрадей и учебников танцующую трубку. Звонила мама.

— Привет, мам.

— Привет, солнышко. Ты дома? — В трубке шумело еще несколько человек.

— Не, мы с Серегой только с футбола идем.

— Давайте быстрее. Поздно ведь. — За маминым голосом хором взорвались мужской и женский смешки.

— Да мы во дворе уже. — Слава не соврал, они действительно почти дотопали до дома.

— Слушай, солнышко. — В трубке стало тише. Наверное, мама отошла в сторону от компании. — Я сегодня задержусь и буду поздно. Я позвоню тете Свете, чтобы ты у Сережи сегодня переночевал.

Слава не любил, когда мама не приходила домой. Хоть это и не случалось слишком часто, но в такие ночи Слава чувствовал себя очень странно. Он представлял отца, их последние игры и разговоры. Слава почти не помнил, как звучит голос папы, хотя услышь его вновь — узнал бы наверняка. Да и вспомнить лицо с каждым разом становилось труднее, и Слава боялся, что со временем совсем забудет о папе. Как сделала это мама... То, что она больше не говорила с ним об отце, казалось мальчику неправильным. Но он ничего не мог с этим поделать, он не мог найти нужных слов, чтобы объясниться. Славка не знал даже с чего начать, он так и не смог понять, что произошло в тот день, когда папа вдруг сказал, что будет жить отдельно. И после всех тяжелых разговоров с отцом и матерью, Слава по-прежнему не понимал ничего, кроме простой истины — это неправильно. Так не должно быть.

С тех самых пор Слава больше не мог ночевать в гостях. Дома у Сергея он чувствовал себя чужим и лишним. Не то чтобы тетя Света и дядя Андрей холодно к нему относились. Наоборот, уж слишком заботливыми и внимательными они стали после ухода папы. В глазах родителей Сергея появилось странное молчаливое знание. Почему именно сегодня, думал Слава, ему придется опять смотреть в эти глаза? Слава хотел уюта и покоя, он не хотел ночевать в чужом доме. Кроме того, он просто не заснет, зная, что где-то в квартире лежит «Книга Уродов» с ужасной фотографией на последней странице. Вера в запредельное не умерла в мальчике окончательно, может, поэтому он взрослел так медленно, и может, поэтому его так пугала безобразная фотография.

— Мам, — сказал Славка, отойдя чуть подальше от Сереги, чтобы тот чего доброго не обиделся, — я лучше дома останусь.

— Зайка, мне будет спокойней, если ты переночуешь у тети Светы.

— Ну, мам. Я не хочу. Я приду домой, никому не буду открывать двери и сразу лягу спать.

Славе пришлось еще некоторое время поныть и поворчать, чтобы мама сдалась.

— Ну ладно, — сказала она, — только позвони мне, как только придешь домой.

— Хорошо, — обрадовался Слава, — через пять минут. Мы уже у подъезда.

Сергей остановился, подождал, пока подотставший друг нагонит его.

— Ну что, до завтра.

— Ага.

— Газету тебе принести?

Слава не сразу вспомнил, о чем говорит приятель.

— Не, не надо. — Он достал из портфеля ключи и пошел домой.

Осень еще только начиналась, и вечером в подъезде было светло и без зажженных ламп. Но Слава все равно нажал на выключатель и пулей взлетел на свой четвертый этаж. В лифте он ехать не захотел.

Дома было тепло и тихо. Слава слопал несколько конфет из буфета, позвонил маме и, пока разговаривал с ней, еще раз проверил, хорошо ли запер дверь. Потом навернул белого хлеба с вареньем и чаем. Остаток вечера мальчик провел у телевизора, за домашнее задание он так и не сел. Телевизор работал, показывая шумные картинки, а Слава все старался прогнать мысли о Жвачечном человеке. И чем больше он думал об уродце, тем проще, казалось, тому будет выследить его.

Зажглись уличные фонари, и Слава пожалел, что не пошел на ночь к Сергею. Он хотел спать, но страх оказался сильнее. Слава терпел сколько мог и только когда начал закрывать глаза, сидя в кресле, отправился в постель. На часах была половина двенадцатого. Ну что же, не первый раз, когда он будет ночевать один. Слава привычно обошел квартиру, включил везде свет — торшеры и настольные лампы, чтобы разогнать темноту — проверил дверь, а потом забрался в холодную кровать и с головой зарылся в одеяло.

— Пасуй! — кричал Серега.

Но Слава продолжал держать мяч у себя. Он обвел одного, другого. А когда впереди на поляне не осталось ни одного противника, кроме вратаря, Слава ударил. Мяч пошел красиво, гладко стелясь по серой земле, влетел в дальний нижний угол ворот, проскочил дальше и гулко ударился в ствол дерева.

— ГО-О-ОЛ! — кричали сзади друзья, а парализованный Славка рассматривал странные деревья на краю поляны.

У этих растений были черные каменные стволы с белыми витиеватыми прожилками, из которых сочилась тягучая бирюзовая смола. Листья — серые, бесформенные и похожие на пепельные хлопья. От странного леса пахло корицей, а за самим лесом ухмылялась черная пустота. Поляна словно повисла в темноте маленьким бесцветным островом. Все вокруг, кроме дурманящей смолы, было темным и серым, даже ликующие фигуры друзей скакали по полю черно-белыми снимками.

Дерево за воротами дрожало после удара мячом. Седая крона растворялась. Странные листья не оседали на землю, но развеивались туманом вокруг ветвей. Черные рога растения с каждым мгновением все больше проступали через тающую завесу. Слава увидел, как набухли мертвые ветви, каменный ствол заиграл блеском, каким сверкает мокрая шкура тюленя, дерево покрылось пузырями, ветви налились каплями, раскрылись, выплеснув пахнущую корицей смолу, и в центре язв Слава увидел миниатюрные сморщенные лица. Та же метаморфоза начала происходить и с остальными деревьями. Прошло несколько секунд, и все деревья поляны превратились в бесформенные гроздья из тысяч голов. Деревья расползались, таяли, сливались друг с другом, пока не превратились в одну закольцованную стену. Лица задрожали, мальчик услышал нарастающее гудение внутри живой ограды, а потом начался настоящий кошмар. Изо ртов хлынула смола, жуткий напор выдавил выпученные глаза и хлынул из глазниц. Славкины друзья, попавшие под бирюзовый душ, с криком носились по полю, постепенно растворяясь вместе с идущим от бесцветных фигур паром. Слава ринулся к центру поляны. Ноги словно увязли в болотном иле. Славка не смог совладать с ними, запнулся и рухнул на землю, уткнувшись носом в потрепанную, забрызганную цветной смолой тетрадь, Серегину «Книгу Уродов». Славка уставился на фотографию. Черно-белый снимок оказался пуст. По знакомому заднему плану Слава понял, что это была фотография Жвачечного человека.

Слава проснулся весь в поту. Он лежал на ковре рядом с кроватью. Ноги мальчика застряли в одеяле, часть которого провисшим гамаком тянулась с кровати.

В комнате было светло от включенной настольной лампы. Славке почти сразу стало спокойней. Все закончилось. Это был всего лишь сон. Только тело не желало принять покой и тишину детской комнаты и продолжало дрожать. Слава натянул спортивные штаны, майку с длинным рукавом. Он не знал, как долго спал, и решил проверить: может, уже пришла мама.

Но мама до сих пор не вернулась — Слава понял это, едва вышел в коридор. Вешалка в прихожей пустовала, а свет во всех комнатах так и горел. На всякий случай мальчик все же заглянул в мамину спальню — никого. Тишина в комнате, за окном и в целом мире начала пугать. Он снял трубку с телефонной базы в гостиной и начал набирать номер. Дверной звонок остановил его на последней цифре.

Только у двери Слава понял, что маме никогда не придет в голову будить его, когда можно открыть дверь ключом. Он выключил свет в коридоре, прильнул к двери и осторожно отодвинул крышку на глазке. Снаружи горел свет. На лестничной площадке оказалось пусто. И в этот момент звонок ожил снова. Слава вздрогнул от неожиданности и отпрянул от двери.

Он спрятался в своей комнате. Залез в шкаф-купе и теперь пытался сдержать дрожь. Слава не мог вспомнить, как очутился здесь. Перед глазами стояла одна картина: замочная скважина и вытекающая из нее бирюзовая гадость, а также медленно опускающаяся дверная ручка. Слава приоткрыл дверь и слушал, как по квартире ходит ночной гость. В тишине среди шагов мальчик различал редкие щелчки. Взломщик выключал свет. В узкую щелку Слава увидел лежащий на письменном столе мобильник. Красный корпус с десятками любимых мелодий внутри и единственно важным номером, который Слава и так знал наизусть. Если бы не сковавший тело страх и не мучительная нерешимость, овладевшая разумом, Слава успел бы выскочить из своего укрытия, схватить телефон и вернуться обратно.

Но он не успел. Шаги остановились в коридоре напротив детской. Запах корицы прорвался через закрытую перегородку шкафа. Непрошенный гость шагнул внутрь, и Слава услышал скрип и чавканье раздувшихся пузырей на его ногах. Кряхтение и тяжелое дыхание перемещалось по комнате. Раздался щелчок, и тоненькая щелочка света между дверью и самим шкафом потухла, словно залитая водой свеча. Шаги остановились возле зеркальной двери шкафа. Слава закрыл глаза и, пытаясь не шуметь, глубже зарылся в висящую на вешалках одежду. Пряный запах стал невыносим, в носу и горле оседал сладкий приторный налет. Слава натянул майку на нос, чтобы хоть как-то отгородиться.

Жвачечный человек зашагал внутрь комнаты. Кровать застонала, послышался шорох одеяла. Славе показалась, что монстр тихо засмеялся, а потом воцарилась тишина.

Стук сердца и собственное дыхание — вот что слышал Слава все это время. Ночь тянулась невыносимо долго. Жвачечный человек играл с ним, выжидал, пока мальчик сам вылезет из шкафа. Слава будто бы находился в бреду. То ему думалось, что все это сон, то он уговаривал себя прокрасться к лежащему на столе телефону, но все чаще Славке казалось, что Жвачечного человека больше нет в комнате, и тот вот-вот объявится за спиной и сожмет его своими уродливыми руками.

— Вставай, соня, умывайся, а я чай пока сделаю, — раздался знакомый голос.

И тут же монстр в кровати позвал маму. Его, Славкину маму.

Одеяло бугрилось и дышало, распластавшийся под ним ком занимал почти всю детскую кровать, поэтому мама Славика невольно подумала, что сын приютил там с десяток бездомных кошек, которые теперь копошились и перебирались с места на место. А потом ее вдруг поразила мысль, что Коля, этот псевдо-отец, каким-то образом вломился в дом и пьяный уснул в кровати их, её сына.

— Славик, — прошептала она и потянулась к медвежонку-гармонисту на пододеяльнике, — не пугай меня.

Что-то схватило ее за руку, обтянуло запястье липкой пузырящейся кожей и дернуло вниз — в пахнущую корицей черноту между кроватью и одеялом.

Мамин крик придал ему силы, позволил перебороть страх. Славка рывком отодвинул зеркальную дверь шкафа и увидел вздымающуюся на кровати гору плоти. Мерзкая тварь истекала лазурной слизью из лопнувших пузырей, а согнутая над добычей спина напоминала кукурузный початок. Жвачечный человек подался вперед, словно вгрызающийся в землю экскаваторный ковш, потом поднялся вверх с раздувшимся, как у пеликана, подбородком. Красные лакированные сапоги чиркнули по потолку и исчезли в разбухшей глотке. Чудовище обернулось, и Славик увидел широкую жабью улыбку. Монстр больше не напоминал человека, теперь он походил на большую ожившую грушу. Надувшаяся шишка на животе лопнула, лазурная слизь выплеснулась на постель, и из дыры в животе показался дергающийся тонкий каблук. Жвачечный человек обхватил себя руками и, отпружинив от кровати, бросился прямо на Славика. Огромная туша пролетела над остолбеневшим мальчиком и с громким плеском нырнула в зеркало.

Славка стоял на коленях, уткнувшись руками в зеркало, в котором среди лазурных клякс уменьшался неуклюжий силуэт Жвачечного человека. Мальчику еще предстояло понять, что монстры, испугавшие нас в детстве, не всегда приходят за нами.

А Жвачечный человек продолжал уменьшаться, пока не превратился в точку возле отражения фотографии счастливой семьи, а после и вовсе исчез.