Стылая морось повисла в воздухе, солнце прилипло к небу блеклой соплёй. Кузьма Игнатьич прицелился в него здоровым глазом — не тем, что в паутине багровых шрамов и давно помутнел, а тем, что ещё различает свет и зыбкие силуэты. Тоже не телескоп, но в его годы плакаться — только бога гневить. — Что впялился, сват? — рокотнуло сзади, и под сопливую мокроту выбрался Сява. — Никак архангелов с...