У каждого из нас, разумеется, есть мечта. У кого-то она несбыточная, на грани фантазии; у кого-то — вполне реализуемая. Стоит только захотеть, сдвинуться с мертвой точки, побороть прокрастинацию, и вот весь мир лежит у твоих ног, а звезды с неба падают прямо в ладони. Достичь чего-то, пробиться сквозь терновый куст сомнения и страха, взять жизнь в свои руки и блистать. Вполне возможно, не так ли? 

Если задуматься, человек способен на многое: построить дом, обзавестись парой, семьей, набить себе успешную карьеру. Просто возьми и сделай. Это ведь так просто. 

К чему я, собственно, начал эту канитель? 

Сегодня вечером, держа в руках острый нож после нарезки хлеба, я словил себя на пришедшей из ниоткуда мысли: «вонзи его себе в живот. это ведь так просто» 

Подобное никогда не посещало мою голову до этого момента. Застывший, я покрутил нож в руках, провел подушечкой большого пальца по несколько тупому лезвию, нахмурился. В моменте стало не по себе, и я, наспех сполоснув нож, запихнул его в кухонный ящик — от греха подальше. 

Минутное наваждение почти сразу забылось. Я, погруженный в домашние дела, более не возвращался к мыслям о причинении себе вреда. В конце концов, я здоровый, крепкий парень. Не то, чтобы умный, но и не дурак. Вполне способный отвечать за свои действия и желания, выбрасывать ненужный мусор из головы. Почти что Шерлок Холмс с его чертогами разума. 

Улыбнувшись этому сравнению, я ушел в ванную готовиться ко сну. 

Сунув зубную щетку в рот, я поднял глаза к зеркалу, взглянул на свое отражение... и застыл. Снова. 

Мои глаза. Интересно, смогу ли я вытащить их из черепа голыми руками? Или, быть может, наоборот: вдавить что есть силы внутрь? Я человек. А в каждом человеке недюжинная сила, о которой он даже не подозревает. 

Убрав руку от щетки, я коснулся пальцами нижнего века. Затем, осмелев, сжал между большим и указательным глазное яблоко, слегка потянул — пальцы соскользнули, прижавшись друг к другу. 

И вот тут мне стало страшно. 

Быстро окончив водные процедуры, я выскочил из ванной, как ошпаренный, и быстрым шагом добрался до своей кровати. 

Сон. Мне просто нужно поспать, и все пройдет. Я ведь здоров. Как физически, так и психически. Никогда, ни на одной из пройденных мною комиссий не было выявлено никаких отклонений. Ни туда, ни сюда. Здоров, как бык. Что же со мной происходит? 

Закутавшись в одеяло, я уставился в одну точку. Мысль о том, что ничего, по сути, не помешает мне сделать с собой что-то нехорошее, крутилась в голове навязчивой мухой. Все звуки, окружавшие меня, будь то тиканье настенных часов или доносившийся с кухни гул холодильника, словно бы притупились, и слышать их я стал сквозь невидимый густой туман. 

Вместе с этим меня сковал страх. Отвратительный, липкий. Я то и дело представлял, как ослепну на один глаз. И, если меня не повяжут санитары, я в любой момент смогу лишить себя зрения окончательно. Я ведь человек. А человек, при большом желании, может все. 

В горле пересохло; пересохли и потрескавшиеся губы, по которым я тут же поспешил провести языком. Верхняя его часть коснулась резцов, и голову пронзила очередная, будь она неладна, навязчивая идея: «откуси его. откуси его, это ведь так просто!»

Я вскочил на кровати, прижав ко рту ладонь. Все мое тело покрылось холодным потом, волосы на затылке встали дыбом. 

Я схожу с ума. Нормальный человек ни за что бы не стал думать о подобном. Но мысли, перебивая друг друга, не умолкая пульсировали в висках на пару с кровью: «сделай это! сделай! это ведь так просто!»

Стиснув в пальцах одеяло, я зажмурился и высунул кончик языка. Раз, другой ничего не получилось — не хватало нервов. Наконец, решившись, я сжал челюсти, и язык пронзило ноющей болью, переткающей от места укуса к самому основанию. 

Я всхлипнул и ослабил хватку. Язык по-прежнему пульсировал, напоминая о недавней попытке самоистязания. 

Нет, я не смогу. Слишком больно. Слишком страшно. 

«но это ведь так просто. раз — и все готово!»

Последующие несколько дней я провел дома, выпросив у начальства отпуск за свой счет. 

Отдых не помогал. Я стал прикладываться к спиртосодержащим лекарственным препаратам, а после и к купленному в магазине алкоголю. Мать, с которой я жил, с опаской посматривала на меня, но что я мог сделать? Сказать ей, что схожу с ума? Попросить вызвать скорую, чтобы меня на носилках, закутанного в смирительную рубашку отправили туда, откуда не возвращаются? Сделали овощем на всю оставшуюся жизнь? Нет. Я не мог так с ней поступить. После смерти отца нам обоим пришлось несладко. Я не знаю, откуда приходят психические расстройства. Знаю, что они могут быть наследственными, врожденными. Знаю, что сильное эмоциональное потрясение способно сдвинуть с места задатки болезни, пробудить их, помочь стремительно развиться в голове и взять верх. 

Я не могу думать так глубоко. Страх и стресс накрыли меня с ног до головы. Я почти всегда был пьян, передвигался по квартире живым мертвецом, шугался острых предметов и розеток в стенах, дверей и духовки. Потому что мысли не утихали. Они гудели в моей черепушке роем шершней: «воткни иглу себе в глаз, сунь голову в дверной проем и сломай шею, пусти газ, лизни розетку. это ведь так просто. что тебя останавливает?»

Страх. Банальных страх за свои жизнь и здоровье. Я не хочу умирать, не хочу лишаться зрения или становиться немым. В моей жизни все хорошо: я окончил вуз, устроился на престижную работу, имею неплохой достаток. Единственное, что гложило меня в самый худший период моей жизни, — нелепая гибель отца. Его никто не просил прибивать ту чертову полку, но он, как самый отважный герой, выпивший больше положенного, полез на стремянку и, не удержавшись, расшиб голову о деревянный угол комода. 

Может, именно в тот момент во мне что-то надломилось, подтолкнув к сегодняшнему неврозу. 

Тем не менее, это не умаляет того факта, что мне страшно, и я не знаю, что мне делать и как с этим бороться. 

Почему, чтобы достичь чего-то, руки то и дело опускаются, стоит малейшему препятствию замаячить на горизонте? 

В какой момент появляется та самая сила, именуемая мотивацией, способная дать пинок под зад и направить на путь истины? 

Как управлять ею? Как пустить в нужное русло? 

Я бы что угодно отдал, лишь бы навязчивое желание причинить себе вред улетучилось, сгинуло, перетекло в твердую уверенность в себе и своих возможностях. В любой из сфер. 

На пятый день мое состояние ухудшилось. И виной тому домашняя канарейка, когда-то подаренная мне отцом, — Ричи. Не подумайте, я не злился на птицу. Не испытывал неприязни из-за напоминания о мертвом родителе. Скорее, мой пернатый друг стал впоследствии единственной отдушиной, что помогала справиться с горем. Мой маленький, желтый спаситель, в чьих глазах-бусинках читались ум и искреннее сочувствие. 

Но мои мысли снова свернули не туда. Хватит ли мне духу сжать это крохотное создание в своем кулаке? Так, чтобы эти проницательные глазки выскочили из орбит? 

Страх причинения вреда любимцу выбил меня из колеи пуще прежнего, и я накрыл его клетку пледом, задвинул в самый дальний угол комнаты и зарыдал. 

Этой ночью мне не спалось. Сдвинув с глаз одеяло, я наблюдал за темным бесформенным пятном, где сквозь ткань пробивалось слабое шуршание: Ричи цеплялся лапками за перекладину и время от времени чистил перья. 

Мой бедный малыш не заслужил такой участи. Он не виноват в том, что его хозяин ни с того, ни с сего рехнулся и стал опасен, как оказалось, не только для себя. 

Но я не мог не попытаться. Иначе мысли заели бы меня до смерти. Хотя, быть может, полное сумасшествие — это и не плохо? Во всяком случае, я перестану отдавать отчет своим действиям. А, значит, перестану мучиться. 

Как бы сильно ни хотелось обратного, я больше не мог терпеть. 

Словно под гипнозом, я подошел к клетке и сдернул с нее плед. Ричи, успевший задремать, встрепенулся, нахохлившись, и громко чирикнул. 

Металлическая дверца поддалась до омерзения легко, и я просунул руку внутрь. Ричи не шелохнулся. Видимо, решил, что я, как и много раз до этого, позволю ему перескочить с жерди на свой палец. Но вместо этого я сжал птицу в кулаке и вытащил наружу. Ричи, не ожидавший такого предательства, испуганно вытаращился на меня, и я почувствовал, как его крохотное сердце забилось под пальцами. 

Я слегка сдавил птичью тушку, насильно вырвав из нее обеспокоенный «чирик». Я представлял, как переломаю тонкие косточки своего друга, как его внутренности кровавой кашей вывалятся мне на руку. Представлял металлический запах. Представлял, как жизнь угаснет в этих блестящих, черных глазах. 

Я пришел в себя, когда Ричи больно вцепился в мой палец клювом. Как бы сильно он меня ни любил, как бы сильно мне ни доверял, инстинкт самосохранения взял верх. 

Я выпустил птицу, рухнул на задницу и тяжело задышал. Ричи взлетел к потолку и уселся на карниз. Встрепенулся, распушился и уставился на меня. 

Сомневаюсь, что я смог бы причинить ему больший вред, чем это. Но то, что он теперь так далеко от меня, и возможность его достать сводилась к минимуму, немного меня успокоило. 

Немного. 

Я забился в угол. Слезы катились по щекам, пропитывая ворот моей футболки. Я боюсь за себя. Боюсь за близких. Будь моя воля, я бы связал себя по рукам и ногам. Выбил бы все зубы, завязал бы глаза плотной тканью, навсегда себя ослепив — все, что угодно, лишь эти мысли исчезли из моей головы. 

Если бы я стал инвалидом, — случайно; будь в этом моя вина, я бы ни за что себя не простил, — было бы гораздо легче. Я бы точно знал, что не способен сделать ничего из того, что воображаю себе день ото дня. Я был бы лишен возможности... возможности?.. 

Что останавливает меня? Как отследить ту невидимую грань, тот предел, который я никак не могу пересечь? Страх. Отчаяние. Жалость. Я не плохой человек. Не плохой. Я попросту не способен причинять боль другим... Правда ведь? 

Я провалялся в кровати до самого рассвета. В соседней комнате бормотала во сне мать, переворачивалась с боку на бок в поисках удобного положения. Она тоже волнуется. Не понимает, что со мной происходит. И я ей не скажу. Бедная моя мамочка. Я не смогу ей рассказать о всех тех ужасах, заполонивших всего меня. Ведь в ее глазах я всегда был хорошим сыном. 

Я хороший человек. Больной, но хороший. Я сдерживаюсь из последних сил. 

И мне почти физически больно. Меня тянет проверить, на что я способен. Иначе я не смогу уснуть. 

Спящая мать беззащитна. Она не сможет дать мне отпор, если я вдруг решусь на то, что задумал. И от этого еще хуже. 

Интересно, смогу ли я выдавить ее глаза? 

Это ведь так просто...