О муза бедная! В рассветной, тусклой мгле
В твоих зрачках кишат полночные виденья;
Безгласность ужаса, безумий дуновенья
Свой след означили на мертвенном челе.

Шарль Бодлер, «Больная муза»

Поэт непрерывно курит. От сигарет горчит во рту и болит сердце, но он продолжает, — и пачка пуста. Выругавшись, закрывает окно от дождя и набрасывает на плечи грязный плащ: он ждет ее. Она придет, когда часы пробьют полночь. Она придет. Они всегда приходят.

Три громких удара сотрясают комнату...

…и появляется женщина.

Поэт чувствует это, но не оборачивается. Только постоянно смотрит в пустоту. 

Она (возмущенно-ласково): Снова куришь? Как дурно.

Поэт (невозмутимо): Недолго я ждал тебя. Знал, что так закончишь.  

Она: Надень шляпу, чтоб тень скрыла твое лицо.

Поэт: Ночь достаточно темна. Посмотри — сегодня нет луны. Даже фонари не горят.

Она (приторно-ласково): Пойдем, пойдем.

Поэт (оборачиваясь): Ты остыла?

Видит ее невесомую. На лице — маска из пудры и румян, а под ней — гниющая плоть.

Она: Я красива, неправда ли? А была еще краше. Я остыла, но не окоченела. Идем, пока ты можешь взять мою кровь.

Мужчина возбужденно потирает руки, достает из кладовки лопату и молча следует за призраком.

Дождь все сильнее.

Достигнув пустоши, женщина-видение начинает волноваться. Резким движением она указывает на раскидистый куст акации.

Она: Здесь!

Поэт знает. Подходит ближе. На мокрой земле белеет женское тело в платье, какие носят работницы борделей. На горле — зияющая рана. Мужчина обмакивает пальцы в темную жидкость, пробует. Достает из кармана чернильницу и наполняет кровью. 

Поэт: Прекрасно. Почти живая. Небесная… (вожделенно обводит руками ее очертания). 

Она (умоляюще): Бери, бери и это. Мне уже не жалко. И не больно. Только закопай.

Он как-то по-звериному стонет и поднимает подол разорванного платья.

Поэт (дрожащим от возбуждения голосом): Прекрасный ангел. Ангел, отданный на растерзание червям, иди ко мне.

Несколько резких толчков…

…и мужчина лежит на трупе, тяжело дыша.

Поэт: Почти живая…

Кое-как стряхнув с себя грязь и смыв кровь с одежды, он берется за лопату, копает могилу, а образовавшуюся насыпь украшает серебряным крестиком.

Поэт: Спи, Клодина.

Вернувшись к себе, он бросается к бумагам, обмакивает перо в кровь и пишет, пишет без остановки, пока чернильница не пустеет.

Поэт (безумно-восторженно): Готово! Вот она — поэма «О невинной Клодине». Теперь нет смерти для тебя!