Земля поехала под ногами, когда я в очередной раз налег на лопату. Зашевелилась, будто живая, задрожала, как заведенный трактор. Музыкальным звоном отозвались стекла в доме. Одно из них лопнуло, усыпав цветочную клумбу крупными осколками. Истерично завопила сигнализация «тойоты», и вороны, снявшиеся с деревьев, поддержали ее громким граем.
   Землетрясение!
   Пальцы непроизвольно вцепились в черенок лопаты. Волнение почвы продолжалось: заросли малины вдоль забора ходили ходуном, словно кто-то нарочно тряс тонкие колючие ветки, провода на столбах раскачивались из стороны в сторону, покатилось по выложенной плиткой дорожке оцинкованное ведро. С соседского дома грохнулась антенна, съехала по крыше да так и повисла, раскачиваясь на кабеле. Под ногами плясали мелкие комья земли, подпрыгивая, как попкорн на сковороде.

   Толчки прекратились так же внезапно, как и начались. Наступила тишина, оглашаемая лишь птичьими криками да ревом сигнализаций – возмущенные колебаниями автомобили протестовали во всем поселке. Я посмотрел вверх – туда, где дачные участки, карабкавшиеся к вершине горы, исчезали за ее гребнем. На некоторых из них стояли хозяева, выбежавшие из домов либо застигнутые качкой во время работы. Многие воспользовались хорошей погодой, чтобы подготовить землю к посадке…
   Стянув перчатку, я сунул руку в карман и нащупал брелок сигнализации. Подмигнув фарами, «тойота» умиротворенно бибикнула и затихла. Я грустно глянул на разбитое окно – самое большое в доме, замучаешься стекло везти из города, – а потом внимание привлекло нечто странное, случившееся со свежевскопанным полем. Оставив лопату, я двинулся вдоль дорожки, пытаясь понять, что же произошло.

   Почти три сотки земли, выделенной под грядки – те самые, что я вскапывал с раннего утра, – поехали, будто узоры на леденце. Ровные рядки жирной черной почвы, оставленные лопатой, завалились, образуя большую спираль, сходящуюся к центру участка. Земляные валуны, выброшенные к краям, очерчивали почти что правильный круг.
   Что за чертовщина?
   Я сделал несколько шагов и только после этого понял, что двигаюсь под уклон. Центр спирали слегка просел, и сейчас мелкие камушки продолжали ссыпаться к нему, как в воронке. Сравнение, пришедшее в голову, поразило точностью. Спираль – неподходящие словечко, а вот воронка…
   И эта воронка отчетливо вибрировала.

   Я опустился на корточки и приложил ладони к взрыхленной почве. Что-то происходило внизу, будто внутри горы двигался поезд. Гора словно набиралась сил, чтобы стряхнуть с себя налипшие за долгие года домики и наконец вздохнуть свободно…
   Мощнейший удар сотряс землю, швырнув меня в грязь. Вновь сработала сигнализация, но я едва услышал ее – прямо передо мной разверзалась яма, в которую сыпалась, сыпалась тяжелая мокрая глина… почва быстро проседала, поехали вниз куски брусчатки с дорожки, покатилось, подпрыгивая, ведро. Лопата, воткнутая у самого края воронки, накренилась вниз и упала. Тяжелые земляные камни скатывались ко дну, увлекая за собой целые потоки чернозема, один из которых потащил меня вниз.
   Растопырив руки, я вцепился пальцами в твердую глину, силясь остановить падение, и наконец мне это удалось. Я замер, балансируя на наклонном участке ужасно нестабильной почвы, готовой в любой момент поехать вниз. Толчки продолжались: с громким треском перевалился через край воронки мой сарай, оставляющий за собой след из рассыпавшихся садовых инструментов. С другой стороны упал забор, подмяв голые малиновые кусты. Где-то разбилось стекло, что-то грохнуло с глухим, как из бочки, звуком, и мир снова замер, словно балансируя на грани пропасти.

   Сигнализация надрывалась где-то над головой. Подняв взгляд, я с тупым ужасом уставился на бампер «тойоты», торчащий над краем ямы. Еще немного – и меня раздавил бы собственный автомобиль. Рука машинально нащупала в кармане брелок, когда протяжный женский вопль хлестанул по ушам, легко пробивая звуки сирены, – и неподдельный ужас, сочащийся из него, мгновенно выморозил внутренности. Я застыл, не в силах пошевелиться. Что там происходит?
   – Помогите! Нет! Неееет!
   Голос перешел в один сплошной крик, оборвавшийся на высокой ноте, будто за ним захлопнулась дверь. Ветер донес другой вопль с самого края поселка – мужской фальцет без конца повторял: «твою мать! твою мать! твою мать!» – после чего пропал, захлебнувшись протяжным призывом о помощи.
   Стаи птиц, кружащие в небе, не умолкали ни на секунду.
  

 На дне, провалившемся не ниже чем на десяток метров, продолжалось движение. С громким треском развалились остатки сарая, скатившиеся до самого низа, и сквозь россыпь лопат и тяпок толчками пробивался земляной нарост, похожий на диковинное гигантское яйцо. Комья грязи отваливались со всех сторон, покрывая слоем земли старые доски, а потом нарост раскрылся, осыпав воронку глиняными снарядами, и тогда я увидел, что именно прокладывало себе путь наружу.
   Никогда в жизни я не кричал так громко.
   

Гигантский жучина ворочался на дне воронки, неуклюже раздвигая части сарая и комья земли короткими передними лапами, оканчивающимися шпорами. Огромную бугристую морду, похожую на астероид, венчали чудовищные жвалы, каждое не меньше полутора метров длиной, и целая россыпь маленьких круглых глаз тянулась по всей окружности отвратительной головы. Длинные белесые усики, торчащие на затылке, безостановочно шевелились, ощупывая пространство вокруг. Выбирающемуся из-под земли монстру подвернулся толстый брус, ранее поддерживающий заднюю стену сарая, и жвалы одним движением перекусили его пополам. Черные глазки дружно моргнули, смахивая полетевшую щепу, и уставились на меня.

   Что-то теплое потекло по штанине.
   Я непроизвольно подался назад, и предательская почва тут же поехала вниз, увлекая меня за собой, прямо к ужасу, угнездившемуся на дне. Пальцы пронзило болью, но я продолжал цепляться за склон, замедляя падение, и на середине спуска остановился, растопырив руки и ноги в стороны. Сердце бешено колотилось о ребра, и казалось, что его тяжелые удары вот-вот вызовут новый сдвиг, и тогда…
   Монстр внизу продолжал смотреть на меня, не делая попыток податься навстречу. Из земли торчала уродливая голова размером с молодого бычка и верхняя часть туловища с четырьмя многосуставчатыми конечностями. Передние, более короткие, лениво месили землю перед чудовищной мордой. Задние – мощные, едва ли не трехметровые, жучина распластал по склонам воронки, утверждаясь в яме. И черт его знает что еще оставалось скрыто в земляной толще…
   

Он ждет, понял я, и от этой мысли мороз продрал по коже. Ждет, пока я начну выбираться и непременно потеряю опору… знает, что добыче некуда деться, и потому не спешит.
   – Помогите!
   Крик получился слабым и отчаянным. Сигнализация давно смолкла, но вороны продолжали каркать, заглушая чьи-то вопли, доносящиеся издали.
   Выпуклые, ничего не выражающие глаза продолжали бездумно смотреть на меня. Гигантский жук замер, в неподвижности своей похожий на механическую куклу. Я лежал, вжавшись в холодный склон, и боролся с накатывающей дрожью. От пережитого ужаса руки стали слабыми и едва слушались, будто их набили ватой. Не дыша, я переставил правую ногу на пару сантиметров повыше, повозил в грязи сапогом, отыскивая опору для каблука. Выпрямил ногу, проталкивая себя вверх, еле заметно, чуть-чуть…
   

Струйка земли посыпалась вниз. Мышцы напряглись, готовые на отчаянный рывок, если осыпающийся склон подведет, но ничего не произошло – лишь пара земляных комков скатилась к угнездившемуся на дне чудовищу. Я судорожно вдохнул.
   Если действовать осмотрительно, у меня получится. Левая нога нащупала твердый корешок, торчащий из земли, будто стремя, и это позволило выиграть у склона еще несколько сантиметров. Я поднял взгляд наверх. До радиаторной решетки «тойоты», замершей у края обрыва, оставалось не больше пары метров. В середине этого отрезка лежала лопата. Если добраться туда, я смогу втыкать ее в землю, как ледоруб…
   Спина совершенно одеревенела от холодной почвы. Я загребал руками, как ребенок, решивший изобразить фигуру ангела, и постепенно склон уступал. Чудовище внизу беспокойно зашевелилось. Скосив глаза, я готов был увидеть, как оно выбирается из своей норы, однако жук и не думал этого делать. Выпростав вперед непропорционально короткие передние лапки, он быстро-быстро перебирал ими, загребая под себя землю.
  

 Через секунду я с ужасом понял, чего он добивается: подкопанная земля на склоне лавиной хлынула вниз, увлекая за собой все, что оказалось на стенах воронки. Перевернувшись на живот, я изо всех сил всадил носки сапог в неподатливую почву, цепляясь пальцами за комья глины, но земляной пласт подо мной тяжело сдвинулся с места и медленно заскользил вниз.
   – Нет! Нет!!!
   Я отчаянно загребал руками, ища ускользающую опору, однако все было тщетно – яма быстро осыпалась, утаскивая меня на дно. Мимо проскользнула лопата, и в последний момент мне удалось поймать ее за черенок. Широко размахнувшись, я вогнал ее в склон до половины штыка. Громко щелкнуло совсем рядом; я завопил от ужаса, когда ноги коснулось что-то холодное…
   Большая часть склона сильно просела, прикопав чудовищное насекомое, однако отвратительная башка продолжала торчать из земли, сверкая тупыми глазками. Жвалы, напоминающие гигантскую клешню, щелкали в каком-то метре, силясь добраться до моих ног. Один из щупов, вытянувшись, исследовал сапог. Содрогнувшись, я пнул его, едва не скатившись ниже. Земля приподнялась, когда чудовище подалось вперед, стремясь цапнуть меня за ногу. Вблизи оно было еще отвратительнее – уродливое, просто невообразимо чужое, как поверхность далекой планеты. Я видел свое отражение в каждом из черных глаз, хаотично разбросанных по бугристой морде.
   

Щуп снова обвился вокруг лодыжки. Я подтянулся, цепляясь за черенок лопаты, отползая подальше от мерзкой твари, и щуп разжался, отпуская ногу. Земляное крошево под шевелящимися жвалами вскипело вновь, вскапывая основание склона. Орудуя лопатой, словно веслом, я вскарабкался на метр вверх, из последних сил вгрызаясь в съезжающий грунт. Мышцы рук едва не свело судорогой, когда лопата в последний раз воткнулась в склон, и с пугающей опустошенностью пришла мысль о том, что усилия напрасны. Чудовище просто играло со мной, как кот с мышью. До края ямы было не больше пяти метров, но мне не позволят их преодолеть.

 Безмозглая, мерзкая тварь!
   Неожиданно для самого себя я повернулся к жуку и завопил, глядя в безразличные глаза:
   – Хочешь сожрать меня? Хер тебе! Хер тебе! Это я тебя сожру, падла! Выкопаю оттуда и сожру! Под пивко отлично пойдет, мразь!
   Рука нащупала крупный булыжник, облепленный глиной. Размахнувшись, я изо всех сил засадил им по жучиной морде. Тварь издала скрежещущий звук, похожий на крик боли. Один из многочисленных глаз лопнул, и опустевшая глазница засочилась густой белой жидкостью.
   – Получил?! Вот так-то, сучка! – завопил я, шаря вокруг в поисках новых снарядов. Под руку подвернулся камушек размером с яйцо. – На, жри!
   Еще один глаз взорвался отвратительной жижей.
   – Нравится тебе?! Нравится…
   Издав протяжный свист, поднявший пыль до края воронки, тварь рывком дернулась ко мне, разбрасывая землю, и эта яростная атака спровоцировала целый обвал. Жвалы щелкнули совсем рядом, левую ногу прострелило болью, но я едва ли это заметил – в потоке грунта и камней, завывая сиреной, на меня скользила полуторатонная «тойота», сброшенная с края воронки последним сотрясением. Я бросился в сторону, суча ногами в земляной лавине, как утопающий. Перед глазами мелькнул щуп, хлестнувший по склону, словно бич, а потом с гулким ударом автомобиль врезался в выбирающегося на поверхность жука, вбивая его обратно в землю.
  

 Мощные многосуставчатые конечности, упирающиеся в края ямы, дернулись несколько раз, разбрасывая повсюду куски глины, а потом бессильно повисли на стенках обвалившейся воронки. Продолжая работать руками и ногами, я вскарабкался до середины склона и только потом позволил себе оглянуться.
   Морда чудовищного жука полностью исчезла за покореженным автомобильным корпусом, лишь жуткие жвалы торчали в разные стороны, как мельничные крылья.
   И они слабо шевелились.
   Я не остался, чтобы выяснять, выжила тварь или нет.
   На то, чтобы добраться до поверхности, ушло не больше трех минут. Левая нога кровоточила – ее зацепило жвало, но я сразу забыл о ране, потрясенный увиденным.
   

Земля, насколько хватало глаз, превратилась в гигантский кусок швейцарского сыра. Поселка больше не существовало – глубокие ямы пронзали склон горы, как язвы. От моего домика осталась лишь задняя стена, все остальное сползло в совершенно циклопическую воронку, такую глубокую, что туда, наверное, можно было поместить десятиэтажный дом. В мешанине обломков домиков и сараев на ее дне ворочалось нечто гигантское – черная туша с яркими оранжевыми пятнами по бокам. Массивные щупальца, каждое толщиной с автомобиль, ползали по стенкам ямы, словно змеи, оставляя за собой блестящие влажные полосы. Я отшатнулся, когда одно из щупалец повернуло в мою сторону, – хотя сомневаюсь, чтобы оно осознавало мое присутствие.
   Птицы кружили в воздухе, потерянно крича. Там, где раньше росли деревья, теперь чернели разверзнутые земляные рты.
   

Соседский огород провалился в яму поменьше. Рыхлые склоны сходились книзу почти под отвесным углом, и на самом дне белела человеческая кисть. Неприметная нора возле оторванной конечности выглядела пустой, однако стоило моей тени упасть на нее, как что-то стремительно вырвалось наружу, исчезнув в то же мгновение. Я успел рассмотреть лишь множество волосатых лап. Склон следующей воронки поехал, стоило ступить на край, и я дал себе слово больше не заглядывать внутрь. Если идти осторожно, вполне возможно проскользнуть по кромкам образовавшихся ям, не сыграв в одну из них, и тогда…
   

Я упорно шагал, стараясь не думать о том, что же будет тогда. Потому что эти мысли пугали сильнее, чем самые жуткие из тварей, которые, несомненно, сидят в каждой из ям. Потому что я видел вдали искореженное железнодорожное полотно, свисающее между гигантских пробоин в земле, как веревочная лестница. Потому что лес на горизонте исчез, сменившись вскопанной черной долиной.
   Потому что ни секунды не верил, что твари, прячущиеся в ямах, не сумеют выбраться на поверхность.