Я пишу эту историю вовсе не для того, чтобы кто-то мне поверил. Признаюсь честно: всякий раз, когда вспоминаю те события, сам начинаю сомневаться в их реальности. Но разве не таковы все наши самые невероятные воспоминания? Кто-то сочтёт написанное вымыслом, весёлой байкой, и я не обижусь. Ведь хорошая байка — это тоже ценность. Кому-то доставит удовольствие поверить, кому-то — напротив, посмеяться над странной фантазией неизвестного рассказчика. Пусть каждый найдёт своё. Но если всё же решите, что в моих словах нет ни капли правды, примите их хотя бы как маленькое развлечение.

Это было в конце девяностых, когда мир, казалось, только-только отходил от тревожного хаоса перестройки. Всё вокруг менялось, и часто менялось так стремительно, что оставалось только разводить руками от бессилия.

Однако моя малая родина была почти исключением. В крохотном мире этого городка, назовём его Сермынском, жизнь словно застыла и обветшала. Ничего интересного почти не происходило. Извините, но я предпочту оставить настоящее название города в тайне, дабы никого не беспокоить и обезопасить себя от обвинений в навете на родной край.

Скажем так... Сермынск — провинциальное место, где жизнь текла почти изолированно. Но порой даже про него вспоминали столичные знаменитости. Примером этого являлся концерт группы «Ария», что был организован по заказу тогдашних местных элит. Они решили таким образом отметить очередной юбилей нашего славного птицекомбината, крупнейшего предприятия города. И, заодно, показать, что не забывают заботиться о культурных нуждах граждан, даже если те нужды не так существенны на фоне полусгнивших пятиэтажек и разбитых дорог. Показуха, конечно, но тогда, в девяностых, это казалось вполне сносной инициативой.

Концерт должен был состояться в крытом спорткомплексе, большом и, как тогда говорили, современном здании, которое вмещало почти весь город, если уж он решал туда прийти. Вход был свободным при предъявлении свежего чека на покупку продукции нашего знаменитого птицекомбината. Кто был без чека, мог купить билет за символическую сумму.

Я, разумеется, не упустил такой возможности. «Ария» мне всегда нравилась.

Собрался в предвкушении отменного шоу и отправился пешком прямиком в спорткомплекс. Толпа перед входом двигалась плотной колбаской, все шли к одной цели — окунуться в живое выступление легенд отечественного тяжмета.

Пройдя через вход, я тут же направился к самому переду танцпола. Ловко маневрируя среди толпы, пробрался к сцене, и уже через несколько минут находился на расстоянии вытянутой руки от треноги микрофонной стойки. С этого места можно было разглядеть каждый шнурок на ботинках музыкантов. Ощущение было захватывающее: предвкушение, ожидание чего-то помпезного.

С балконов вип-лож, возвышавшихся над толпой, уже выглядывали местные богачи, элита города. На их руках блестели ювелирные украшения, сверху тихо перекатывалось бренчание бокалов. Как всегда, они занимали свои места, с чувством собственного превосходства над остальной массой. Большинство из них так или иначе были причастны к организации концерта — и на том спасибо.

И вот началось. Гулкое вступление бас-гитары пронеслось по залу, и в тот же миг на сцене показался Кипелов. Публика взревела, аки единый организм огромного многоликого зверя. Первая песня — «Рабство иллюзий». Толпа будто взорвалась: люди прыгали, пели, разрывали пространство. Голос Кипелова звучал так мощно, будто он захватывает весь воздух, поглощая все иные звуки. Гитаристы на сцене исполняли свои партии с таким мастерством, что казалось, их пальцы плывут по струнам с легкостью мага, заклинающего риффы.

Песни сменялись одна за другой. Полчаса пролетели, как миг. Пот заливал лицо, вокруг было невозможно дышать от плотного потока эмоций и накалённого воздуха. Всё шло идеально — до того самого момента.

Во время очередной песни внезапно случилось нечто. В зале выключилось всё электричество. Звук оборвался, свет погас. Гул толпы мгновенно сменился тишиной, словно все вокруг потеряли голос. Тьма окутала нас.

Когда в зале внезапно погас свет, первой мыслью у меня, как у любого здравомыслящего человека, было: «Пробки выбило». Что ж, дело привычное для девяностых. В те времена электричество отключалось с такой регулярностью, что никто из нас не стал бы удивляться. Все стояли, по-прежнему возбуждённые после песни, не понимая, что будет дальше. Люди не расходились, молчаливо ожидая продолжения, надеясь, что через минуту-другую техника заработает, а «Ария» снова разнесёт нас своими мощными риффами.

Зал теперь освещался лишь тусклым светом уличных фонарей, что проникал сквозь окна, расположенные высоко под потолком спорткомплекса. Свет этот был неясным, бледным, почти призрачным. Он пробивался узкими лучами через стекло, и казалось, что вот-вот растает в этом внезапно образовавшемся мраке.

Будучи в первом ряду, у самого ограждения, я мог отчётливо видеть сцену, даже в этих слабых отблесках фонарей. Фигуры музыкантов, словно тени, на мгновение застыли на месте. Ещё секунда, и что-то в их поведении показалось мне тревожным. Виталий Дубинин, басист, первым начал двигаться. Он шагнул к Кипелову, его движения были нервными, взволнованными. Дубинин заговорил с ним — я не слышал слов, но видел, как его рука указала куда-то в сторону балконов.

И тут я заметил, как Кипелов, до этого абсолютно уверенный на сцене, резко переменился в лице. В его глазах промелькнуло нечто, чего я никак не мог ожидать — страх. Тот самый Кипелов, который только что разрывал зал мощнейшими вокальными партиями, вдруг казался беззащитным, как ребёнок, увидевший нечто в ночи.

Моё сердце сжалось, я ничего не понимал. Всё происходящее казалось фантасмагорией — нелепым сном, в котором странные события следуют одно за другим. Как заворожённый, я наблюдал за тем, как мои любимые музыканты вдруг начали собираться, словно спешили скрыться от невидимой угрозы. В руках у них мелькали кабели и инструменты, но не так, как обычно, не для подготовки к следующей песне. Нет, они вместе с техниками спешно покидали сцену.

Тогда я опомнился. Мой взгляд устремился туда, куда указывал Дубинин. Я повернул голову и посмотрел на балконы. И то, что я увидел, заставило мою кровь застынуть в жилах.

Глаза. Светящиеся глаза. Они смотрели на нас сверху, на танцпол, на тех, кто находился в зале. Белые, холодные, как ледяные огоньки, они горели на лицах людей, сидевших в вип-ложах. Казалось, что тогдашние элиты города — те, что, опьянённые властью, с презрением взирали на всех нас сверху вниз — вдруг превратились в нечто нечеловеческое. Глаза их горели, словно фары, осветившие эту ночь тайным, жутким огнем. Внезапно отключившиеся софиты застали их врасплох, подчеркнув в темноте истинную личину, которую они не смогли быстро скрыть, поменять, переключить — называйте это как хотите. Я понял именно так.

Я не знал, что делать. Страх окутал меня, словно удушливый туман. Кричать не было смысла: вокруг уже итак начинались сдавленные крики. Они раздавались отовсюду, ибо кто-то, как и я, заметил эти странные глаза на балконах. В темноте хаос охватил зал. Люди бросались в стороны, давка становилась всё сильнее, крики всё громче.

Я понял только одно: нужно бежать. Бежать, пока у меня есть шанс, пока они, эти существа наверху, не заметили, что их секрет виден каждому. Я чувствовал, что если они поймут это, то последствия будут самыми страшными.

Не помню, как точно выбрался из этого ада. Словно в тумане, я прорывался через танцпол, расталкивая людей, которые, ошалев от ужаса, бегали в разные стороны. Всё вокруг смазалось в моём сознании. Спорткомплекс остался позади — с его тёмными балконами и светящимися глазами.

С того вечера прошло много лет. Но я до сих пор вспоминаю этот концерт с ужасом. Как объяснить? А шут его знает. Я рассказывал многим знакомым. Кто-то говорит, что такое может быть от инъекций стволовых клеток. А кто-то вообще толкует о людоедстве. Мол, согласно народной молве, во времена ленинградской блокады по светящимся глазам выявляли тех, кто употребил человеческую плоть. Правды не узнать.

Позже в местных газетах писали, что группа закончила программу раньше времени из-за того, что организаторы до конца не выплатили им гонорар. Типа внесли половину оплаты и кинули. Но я-то знаю правду. И сколько бы раз я ни пытался убедить себя, что всё это был лишь плод моего воображения, светящиеся глаза тех, кто сидел в вип-ложах, до сих пор являются мне в кошмарах.

Не верите? Можете спросить у Дубинина. Или у Кипелова, который тогда в мгновение ока изменился в лице. Уж этот-то точно помнит. Не исключено, что именно после сермынского концерта он навсегда завязал с выпивкой и стал глубоко верующим человеком. По крайней мере со мной это сработало на все 100 процентов.