Что бы это ни было, оно сработало. Надя вновь и вновь вспоминала лицо подруги: нездоровое, осунувшееся, подурневшее.

— …какой-то жуткий серый человек!

Инга уже давно ничем с ней не делилась, а вчера вдруг рассказала о повторяющемся ночном кошмаре. Видимо, действительно прижало. Надя слушала с интересом. Она понятия не имела, будет ли какой-то эффект. Оказывается — да.

Не зря прабабушкин сундук спрятали в самом дальнем углу чердака. И не зря высохшая до состояния мумии бабушка постоянно повторяла, когда они навещали ее в психоневрологическом интернате: «злые вещи, злые вещи, злые вещи».

И почему она не додумалась раньше? Впрочем, Надя верила, что еще не поздно отвадить Ингу — подругу на словах и конченую стерву на деле. В конце концов, сейчас Андрей обратился за помощью именно к Наде, не к кому-то другому.

И вот теперь она здесь, в святая святых.

Когда Надя вошла в новую квартиру Андрея, свет зажегся сам по себе, повинуясь датчику движения.

Светлый ламинат. Декоративно-шершавые стены, крашенные в серовато-кремовый. Белая икеевская мебель. И — зеркала. В прихожей, в ванной, в туалете, в спальне, в гостиной… Даже на обратной стороне входной двери, непроницаемо-черной снаружи и цвета «беленый дуб» изнутри, вместо одной из панелей «под дерево» было зеркало.

Кошмар.

Это она должна была жить здесь, а не Инга. Она должна была выбирать интерьер. Она должна была быть с Андреем. Они дружили с первого курса, и Надя была уверена, что он вот-вот поймет, что все у них непременно получится. Она готова была ждать. Зато Инга — нет, особенно после того как Андрея взяли в фирму отца. Ее не интересует ничего, кроме денег!

Из общей картины выбивались одинокие розовые тапочки, валявшиеся как попало: одна под зеркалом, другая — прямо посреди коридора. Похоже, Инга торопилась. Правильно, пусть теперь побегает.

Надя аккуратно разулась у двери на коврике цвета топленого молока. Кому вообще пришло в голову купить для грязной обуви такой коврик? Наверняка Инге. Просто маразм.

Оставив на вешалке рюкзак и пальто, Надя еще раз осмотрелась. В этом светлом, с иголочки интерьере она чувствовала себя чем-то абсолютно чужеродным. Метеоритом, свалившимся с неба. Раньше ее сюда не приглашали.

И не пригласили бы, если уж на то пошло. Просто выбора не было: кто-то должен был посидеть с котом.

Звонок от Андрея раздался в пятом часу утра, разбудив и Надю, и ее соседку по комнате, Марину. Ответить Надя не успела, Андрей отключился. С колотящимся сердцем она перезвонила. Гудки длились целую вечность. Наконец вместо них заговорил безликий голос:

— Абонент не отвечает. Вы можете…

Надя хотела написать Андрею, но телефон в руке снова ожил. Бодрый звон колокольчика известил о входящем сообщении.

«У Инги заболела мама, срочно уехали. Присмотри на выходных за котом, пожалуйста. Ключ в почтовом ящике. Можешь ночевать».

Кот пока что так и не появился. Надя хотела позвать его, но не смогла вспомнить имя. Милорд? Маркиз? Такое только Инга могла придумать.

— Кис-кис-кис… Как тебя там… Я пришла тебя покормить!

Никакого эффекта.

В поисках кота Надя двинулась в обход по квартире, заглядывая в каждую дверь. Носки бесшумно скользили по гладкому ламинату. Сбитый ковер, перевернутый стул… То ли кот бесчинствовал от одиночества, то ли они действительно собирались в большой спешке.

Интересно, Инга вообще знает, что Андрей разрешил ей остаться на ночь? Наверняка это она не позволяет ему приглашать Надю в свои белокаменные палаты. Знает кошка, чье мясо съела!

Поиски оказались безрезультатными. Кот притаился где-то и не хотел выходить.

«Кот у вас какой-то пугливый, спрятался», — быстро настрочила Надя, вытащив из кармана телефон. Сообщение добавилось к двум другим, тоже непрочитанным: «Выезжаю к вам» и «Я на месте, ключи нашла». Заодно Надя ответила на смс от Марины. Похоже, соседка по общаге — единственный человек, кого она хоть сколько-нибудь интересует.

Предоставленная самой себе, Надя вновь заскользила по квартире, на этот раз не спеша, с долгими остановками. Она рассматривала и дотрагивалась, открывала шкафы и выдвигала ящики. Жадно впитывала чужую, недоступную жизнь.

Звонок телефона застал ее врасплох. Рука дрогнула, и красивый флакон с духами покатился по туалетному столику Инги, сшибая другие склянки и коробочки.

Звонила мама. Не Андрей. Обычно Надя возвращалась на выходные домой в поселок, но не в этот раз. Она, конечно, предупредила, но мама вечно была недовольна.

— Надюш, ты в прошлые выходные, когда ящики с чердака доставала, трогала что-то еще?

Нет, она не трогала.

(Да, трогала. Прабабушкин сундук. Закопченный снаружи, весь в черных потеках после пожара, и девственно-чистый внутри, будто не было ни пожара, ни многолетней ссылки в глухом углу чердака.)

— Точно? А то мне кажется, что велосипед как-то не так стоит…

Да, точно.

(Нет, не точно. О дурацкий велик она споткнулась, когда возвращалась обратно.)

Задушив разговор еще несколькими односложными ответами, Надя отключилась. Набрала сообщение Андрею: «Как ты?» Еще одно в копилку непрочитанных. Неужели они там настолько заняты?

Некоторое время Надя гипнотизировала взглядом молчащий телефон, а затем принялась расставлять упавшие склянки. Порядок она примерно помнила. Только где этот первый флакон? А, вот. У кровати.

Наклонившись, Надя заметила между туалетным столиком и кроватью еще два предмета. Первым оказалась пухлая тетрадь в мягкой лиловой обложке, а вторым…

Второй был ей знаком. Круглое, помутневшее от времени зеркальце в фигурной темной оправе. Достаточно маленькое, чтобы незаметно подложить его в сумку Инги. Надя то ли читала, то ли слышала где-то, что такие вещи

(злые вещи)

надо тайно подкидывать, а не дарить или отдавать напрямую. Собственно, это было все, что она знала более-менее точно. О том, для чего конкретно были предназначены вещи

(злые)

из прабабушкиного сундука, Надя могла лишь догадываться. Конечно, это было опрометчиво, но… Главное — результат. Пусть Инге станет невыносимо в этих стерильных стенах. Пусть она катится отсюда, и подальше. Пусть она отстанет от Андрея. Если понадобится, в сундуке еще достаточно других

(злых)

предметов. Кстати, теперь можно сделать дубликат ключа и подкладывать их незаметно прямо в квартиру!

Резкое движение сбоку заставило Надю вздрогнуть и отшатнуться в сторону. Краем глаза она заметила серую тень, скользнувшую в большом зеркале слева. То есть, разумеется, не в зеркале, а за зеркалом. Тень была котом, и он скрылся за приоткрытой зеркальной дверью шкафа-купе, занимающего целую стену в спальне.

Дебильный трусливый кот! И дебильный шкаф. Кому вообще пришла в голову идея этих современных интерьеров с зеркалами? Кажется, что за тобой постоянно кто-то следит, крадется следом, хотя на самом деле это либо ты сам, либо твой сумасшедший питомец.

Отодвинув в сторону двери шкафа (при этом две из них спрятались за третьей — меньше зеркал, слава богу!), Надя заглянула внутрь, но кота не увидела. Впрочем, он мог забраться на какую-то из полок и притаиться среди одежды. Может, попробовать выманить его едой?

При мысли о еде Надин желудок жалобно заурчал. Она полдня рылась (просто осматривалась) в чужих вещах, а во рту до сих пор не было ни крошки. Положив прабабушкино зеркальце подальше под кровать, Надя отправилась на кухню.

Кухонная зона, совмещенная с гостиной, была выдержана все в том же накрахмаленном скандинавском стиле. Смущала только гора грязной посуды в раковине и две чашки с недопитым, подернувшимся пленкой кофе, оставшиеся на столе.

Рука с пачкой кошачьего корма остановилась над миской. Та была полна коричневых кругляшей. Рядом — нетронутая миска с водой.

Кот точно дома?

Отбросив глупую мысль, Надя поставила упаковку с кормом на место. Проголодается — придет. В холодильнике обнаружилась тарелка с остатками пиццы. Негусто. Вгрызаясь в затвердевшее тесто, Надя вдруг вспомнила про оставленную на кровати лиловую тетрадь. Она ведь так и не посмотрела, что там. Отвлеклась на кота в шкафу и забыла.

Дожевывая последний кусок пиццы, Надя пошла обратно. По пути заглянула в туалет, где стоял кошачий лоток. Наполнитель по-прежнему лежал нетронутым. Оставалось надеяться, что кот не сделал свои дела в шкафу.

Зеркало в другом конце коридора отразило какое-то движение: в нем качнулась незнакомая фигура, бледная и долговязая. По инерции Надя сделала еще один шаг вперед. Ожил светильник, пробужденный сработавшим датчиком.

Никого.

Разумеется, никого.

Искоса поглядывая на собственное отражение

(теперь — ее собственное, но не до этого)

в зеркальном прямоугольнике на стене, Надя свернула в спальню. Всего лишь игра света и тени. Игра света и тени, больше ничего.

И все-таки она закрыла за собой дверь.

Лиловая тетрадь оказалась дневником Инги.

Долгожданные серьезные отношения, проблемы с учебой в надоевшем университете, беременность, предстоящая свадьба…

Нет.

Нет, нет и нет! Все это должно было быть у Андрея с ней, а не с этой стервой!

Злая обида комом распухала в горле. Взгляд помутился от выступивших слез, и последние несколько строк так и остались затуманенными.

Отброшенная тетрадь полетела в сторону.

Вслед за шорохом страниц и стуком упавшей тетради за дверью раздался короткий топоток. Всего несколько торопливых шагов. Будто кто-то

(долговязый из зеркала)

быстро пробежал по коридору и… Остановился прямо посередине?

Надя застыла там, где сидела. Тело превратилось в глыбу льда, и только глаза, забывшие о необходимости моргать, до упора повернулись в сторону двери. Дыхание застряло в груди.

Напряженный слух улавливал лишь звенящую тишину.

Да и что именно она могла слышать? Это точно не мог быть топот человеческих ног. В квартире только она и дурацкий кот. Наверняка он вылез из шкафа, пока она ходила на кухню, и теперь носится, как сумасшедший. В конце концов, иногда коты топочут еще громче людей.

Надя заставила грудную клетку двигаться.

Вдох-выдох.

В паузе — прислушаться.

Ничего.

Еще вдох-выдох, теперь глубже.

Когда дыхание выровнялось, Надя встала и подошла к двери. Снаружи по-прежнему царила тишина. Бешеный кот снова где-то затаился. Как будто специально. Она тоже хороша: шарахается, как дура, от каждого шороха!

Поджав губы, Надя схватилась за ручку двери и резко распахнула ее. В коридоре никого не было. Ну разумеется.

— Кис-кис-кис… Ты где прячешься?

Вышло неубедительно. Голос был ломким, как лист из гербария.

Шаг в коридор, и снова — автоматическая вспышка света. Ноги в носках проскользили до кухни. Потом в гостиную. Никого. Снаружи зарождались сумерки, внутри давила тишина, и Надя поняла, что больше не хочет оставаться в этой квартире. «Можешь переночевать»? Нет уж, спасибо. Кот и без нее протянет.

Приняв решение, она двинулась в прихожую. Перед очередной вспышкой света Надя предусмотрительно опустила глаза. Когда она подняла взгляд, в зеркале напротив стоял он.

Серый человек.

Длинное, будто вытянутое клещами голое тело без намека на гениталии. Кожа цвета пепла, цвета старой древесины, цвета фруктовой гнили. Лысый овал головы вдруг склонился набок, и в глубоких орбитах дрогнули блеклые шарики глаз.

Сжавшееся горло не сумело даже засипеть, но тело, преодолев секундное оцепенение, дернулось назад. Ноги скользнули по гладкому ламинату, и Надя, взмахнув руками, упала навзничь. Затылок стукнул о пол, а потом свет погас.

Лампы в коридоре тоже погасли.

Сначала появилась боль.

Потом свет. Точнее — ночной сумрак квартиры, слегка разбавленный жидким ореолом света от уличного фонаря, горящего напротив кухонного окна.

Ватное тело слушалось плохо. Надя с трудом повернула гудящую голову и закрыла рот. Высохшие губы сомкнулись неплотно, а распухший наждачный язык занял все место внутри. Когда она попробовала подняться, в затылке взорвался фейерверк: сначала свет, а потом — боль. Гораздо сильнее, чем до этого.

Надю затошнило, и она повернулась на бок, опираясь на локоть. Взгляд скользнул по зеркалу напротив и остановился, зацепившись за неподвижную долговязую фигуру. Тело все еще хранило прежний импульс, и Надя, насколько возможно быстро перебирая локтями и пятками, поползла назад.

Датчики наконец распознали движение. Зеркало отразило освещенный коридор и Надю на полу. Никакого Серого человека не было.

(Сейчас не было.)

Его и не могло быть!

(Могло.)

А если не могло, то чего она так испугалась?

(Испугалась его.)

Почему рванула прочь так, что упала?

(Потому что Серый человек был здесь.)

Не важно. Все это было не важно. Значение имели только две вещи: Серого человека нет, а вот боль, вгрызающаяся в затылок, есть. И еще — влажно слипшиеся сзади волосы. Кажется, она разбила голову.

Опираясь на стену, Надя медленно поднялась на ноги. Размазанная по ламинату кровь выглядела жутко. Ладонь, которой она ощупывала голову, тоже оставила на светлой стене пару отпечатков. Наплевать. Заниматься уборкой она сейчас точно не собиралась.

Свет вдруг погас, и Надя отчаянно замахала рукой в воздухе, чтобы датчик сработал снова. Надо быть полным кретином, чтобы сделать дома автоматическое освещение!

Новый прилив боли погасил все эмоции. Нужно было попасть к врачу, и как можно скорее. Вызвать «скорую». Но только не здесь. Из этой проклятой квартиры надо уходить. Подождать можно и в подъезде. Потому что в подъезде нет чертовых зеркал.

(Нет Серого человека.)

С осторожностью переступая вялыми ногами (не хватало только снова поскользнуться!), Надя двинулась к выходу. Главное — ничего не забыть. Рюкзак, пальто, обувь. Одеться и обуться тоже можно в подъезде.

Продолжая держаться за стену, Надя повернула за угол, к выходу.

Серый человек ждал ее, втиснувшись в узкое зеркало на входной двери. Он больше не двигался. Он просто был там, невозможно скрюченный, вывернутый почти наизнанку, и два белых шарика — глаза вареной рыбы — смотрели прямо на Надю.

Она быстро скользнула обратно и с тук-тук-тукающим сердцем прижалась к стене за углом.

Этого не могло быть. Это был кошмар Инги, но не ее! Не ее!

Несущееся галопом сердце разогнало кровь, возвращая телу чувствительность. Боль в затылке отступила на задний план, сменившись тупой чугунной тяжестью. Во рту опять пересохло.

Все, что ей было нужно — выйти из этой чертовой квартиры. Просто выйти наружу. Наплевать на вещи, наплевать на ключи, наплевать на все! Просто выйти отсюда!

Затаив дыхание, Надя медленно повернулась к стене. Еще медленнее — подвинулась к ее краю. Ладони, упирающиеся в стену, взмокли. Нужно было всего лишь посмотреть. Всего лишь глянуть одним глазком. Для начала.

Мысленно подбадривая себя, Надя с осторожностью выглянула из-за угла. Маленькое зеркало над дверью пустовало.

Серый человек был в большом, справа.

Она заметила его как раз перед тем, как погас свет.

Слипшиеся голосовые связки наконец разродились тонким криком. Оскальзываясь на гладком полу, Надя рванулась вперед, к двери. Свет вспыхнул, и мелко дрожащие руки вцепились в дверную ручку. Тщетно рванули. Потом торопливо защелкали задвижками.

Серый человек заглянул в зеркало на двери, словно в окно. Словно был в комнате по ту сторону и вдруг решил посмотреть, что делается снаружи.

Только никакого окна не было. Его рука прошла наружу, не встретив никаких препятствий. Длинные серые пальцы сомкнулись на запястье Нади. Пиявочное прикосновение было холодным и липким.

С криком вырвавшись, она бросилась вглубь квартиры, не разбирая дороги. Влетела в спальню, захлопнула дверь. Подперла дверную ручку подвернувшимся стулом. После, сообразив, включила свет — обыкновенным, настоящим выключателем!

Взгляд уперся в растянувшийся во всю стену шкаф-купе. Створки были сдвинуты вместе, но одно зеркало все равно оставалось открытым.

Надя лихорадочно сорвала с кровати покрывало и одеяло, разбросала подушки. Трясущимися руками вытащила неподъемный двуспальный матрас и, сшибая все на своем пути, дотащила его до шкафа. Последним рывком прислонила вертикально, закрыв зеркало, а затем бессильно опустилась на мягкий ковер.

Она не знала, сколько времени прошло. Может, пара минут, а может, вечность. За окном по-прежнему была ночь.

А за дверью — он. Серый человек из прабабушкиного зеркальца.

Зеркальце!

Вздрогнув, Надя повернулась к опустевшему остову кровати. Круглое зеркальце лежало под ним, где она его и оставила. Она ползком добралась до него, схватила первый подвернувшийся предмет — какую-то косметическую баночку Инги — и вдребезги расколотила мутную поверхность. Потом раздавила осколки, превратив их в стеклянную крупу.

Достаточно ли этого?

Господи, пусть этого будет достаточно, пожалуйста!

Выпустив банку из ослабевших пальцев, Надя привалилась к кровати. Голова снова наливалась болью. Не хватало воздуха. Что, если травма серьезная? Что, если она потеряет сознание и останется лежать тут?

Из последних сил Надя вытащила из кармана телефон. Защитное стекло треснуло, но экран по-прежнему работал.

Палец замер над появившейся клавиатурой. Если вызвать «скорую», им нужно будет открыть дверь. Надя поняла, что не сделает этого. Вдруг он все еще там? От этой мысли сердце сдавливало, а внутренности превращались в желе. Нет, она не выйдет из этой комнаты. Одна — ни за что.

Мозг вяло додумывал мысль о том, чтобы позвонить в службу спасения и соврать, что она не может подняться, чтобы открыть дверь, но пальцы уже искали в контактах самый важный номер.

Пусть Андрей встречается с этой сукой, но их прежняя дружба с Надей ведь никуда не делась, верно? Может, они уехали недалеко. Может, он сумеет вернуться и вытащит ее. Андрей что-нибудь придумает. Он ей поможет.

Знакомая мелодия зазвучала откуда-то сбоку. Из-под сброшенного с кровати одеяла. Надя на четвереньках обогнула кровать. Вытащила из складок одеяла телефон Андрея. На экране теснились значки непрочитанных сообщений.

Он мог просто забыть его дома. Просто забыл, и все. Такое бывает. Придется позвонить Инге и позвать к телефону Андрея, вот и все. Просто позвонить ей.

Ритмичная вибрация тоже раздавалась поблизости, но Надя старалась не слышать, не замечать. Сейчас Инга возьмет трубку, и она попросит позвать Андрея. Вот сейчас. Еще пара гудков.

— Абонент не отвечает. Вы можете…

Просто не успела ответить. Надя позвонила еще. И еще. Не в силах больше игнорировать гудение невидимого телефона, она наконец повернулась на звук. Наклонилась, потом легла на пол, почти прижавшись щекой к ковру. В широкой щели под тумбочкой светился экран мобильника Инги.

Тихое поскрипывание пригвоздило Надю к полу. Голова на окаменевшей шее с трудом повернулась на звук. Через проем под кроватью она видела нижний край матраса, перегородившего половину шкафа, а сбоку — медленно выезжающую из-за него зеркальную створку. В нее, как в дверной проем, шагнул Серый человек.

Спустя секунду Надя осознала, что ошиблась. Он шагнул из нее.

Телефон так и остался лежать на полу посреди комнаты. Надя видела его, но уже не могла им воспользоваться. Разбитые в кровь руки отчаянно колотили по прозрачной преграде, но тщетно. Гладкая поверхность была тверже алмаза.

И все же Надя продолжала наносить удары: снова и снова, снова и снова. Прозрачный прямоугольник, за которым находилась спальня Андрея и Инги, был единственным светлым пятном в бесконечной черной пустоши, где она оказалась.

Снаружи, в светлой комнате, где Надю не было видно и слышно, по включившемуся экрану телефона поползли буквы нового сообщения, адресованного Марине:

«С бабушкой беда, срочно уезжаю. Покорми завтра кота Инги, пожалуйста. Ключи в почтовом ящике».

Прислоненный к шкафу-купе матрас медленно отклонился назад и упал. Средняя зеркальная створка поехала вбок, вставая на свое место

Теперь у Серого человека был новый дом.