Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Девчонки с Опольцево
© Олег Новгородов17 мин. Страшные истории Radiance15 5-12-2020, 11:29 Источник Принял из ТК: Radiance15
На шум повыскакивали наши, Вовку отволокли, и Юр Юрыч (он на этой остановке дежурит лет двести, пережил даже «таксистскую мафию») спросил его, о чем кипеш.
- Да о том, что это вот козёл, в натуре! – взревел Вовка, салютуя Юрычу слюнями. Юрыч невозмутимо утерся. Тоже полезнейшее качество. – Мне в очередь мужик нарисовался, датый и верняк при получке, а он ему: тут, мол, никто не бомбит, вали, дядя, своей дорогой. Отпустите, я ему торец равнять буду! Офигеть, как звереет потомственный интеллигент в пароксизме жадности.
- Ну ты, Морковка, даешь, - снисходительно хмыкнул Юр Юрыч. – А что рейды на нас идут, не слыхал? Подкинешь такого «дядю», а он тебе вместо навара – штрафец тысяч на несколько. Как ты его вычислил? – это Юрыч меня спросил.
- А он в выходные здесь охотился, - схитрил я. - Шпион роспотребовский.
Потом коллеги разошлись по машинам, мы с Вовкой пожали друг другу руки и сели к нему в «ланос» курить. Но легендой о рейде он, по ходу, не сильно проникся, потом что попросил меня больше так не делать. Ну, я ему всё и объяснил.
Во-первых. Шоссе Петля не так близко, как врал хрен в бейсболке – натянул ее, аж на ушах бугрилась. Туда-то он тебе дорогу покажет, а обратно сто пудов потеряешься – у Петли множество развязок, карманов, ответвлений и ни одного указателя. На шоссе безлюдно, там мало кто ходит и редко кто ездит, застрянешь или поломаешься – смело звони в 911, благо на Петле связь устойчивая, а внутри вечно сигнала нет. И моли Боженьку, чтобы тебя пьяная шобла не застала: мимо не пройдут.
Во-вторых. На Опольцево (так район называется) свои бомбилы, только они стоят не здесь, а дальше, за торговым центром, вплотную ко МКАД. Много бабла не стригут, поскольку народ там не богатый, но на маршрут у них монополия. Если засекут чужого с пассажиром – хорошо без тачки останешься, а то и без головы. Напрасно скалишься, я в прямом смысле. Опольцевские с молоком матери впитывают, что самый надежный способ убийства – отчленение головы от туловища. Потому как современная хирургия способна на многое, но до некоторых высот пока не поднялась.
Их мизантропия коренится не в бытовухе, как по всей стране, а в противопоставлении себя остальному миру, и возведена в культ. У опольцевского мужика можно спереть бумажник без денег, но с запиской: «Ублюдский ворюга, сдохни от рака». Опольцевский коммерс может пожелать налоговому инспектору похоронить своих детей. (Из-за такой «валентинки» тамошней грузотранспортной фирме арестовали счета). Они и свою-то жизнь в грош не ставят. Им умереть – всё равно что чашку чаю выпить. Смерть им интересна, даже если это их личная смерть. Пока всё ровно и гладко, они - proletarius vulgaris (ты филолог, значит в теме), максимум – технари, но, случись заваруха – станут как разлитая ртуть. В «горячих точках» они всех подряд в страхе держали, и врагов, и командование, причем в большинстве вернулись живыми.
Только на Опольцево школьник мог броситься вниз головой с четырнадцатого этажа – не по обкурке, не под кайфом, не от несчастной любви, а тупо на «слабО». Пацан засиделся у друга (крутили порнушку), а вечером сказал что-то вроде: «Достало всё, уроки гадские, субботник не в кассу, голяк ваще, с собой, что ли, покончить?». А друг ему ответил: «Тебе западло с собой кончать, родаков жалко, плакать станут, и приставку новую они тебе обещали». Ну примерно такой базар у них состоялся... Слово за слово, забились на баллон пиваса, парнишка притушил бычок, через перила балконные нырнул и – привет, мамуль, звоню из морга… Только матюгнулся, когда летел.
Откуда я всё это знаю? А вот привалило мне счастье целый год там прожить.
Начиналось всё невинно. Меня сократили с работы, я долго маялся в поисках новой: то возраст не возраст, то москвичей не берем, то активные продажи… Юр Юрыч, долго бывший свидетелем моих страданий, в итоге сказал: «Да стань ты уже сам себе хозяином», и добавил, что найдет для меня место в своей «колонне». Но нужна машина, хотя бы эконом-класса. Идею с кредитом я отмел сразу и насовсем, взаймы просить не у кого – после дефолта все на мели сидели – и я придумал финт ушами. У себя в Кузьминках я поселил семейство индусов из консульства (долго потом ароматические палочки не выветривались), а сам, проанализировав рынок аренды жилья, перекантовался в пригород.
Хату мне сдала крашенная овца, из тех, которым жизнь не в жизнь без неприятностей, и обязательно надо связаться с отморозком, чем хуже, тем веселее. Договорились, правда, за копейки, но тут же выяснилось, что хозяин малогабаритки сидит в тюрьме, и сидеть ему там еще два года, если не амнистируют.
- Но он всех построил, - похвасталась овца. – Даже вертухаев. Сам смотрящий его стремается.
- Неужто настолько блатной? – у меня возникли некоторые сомнения, правильно ли я делаю, снимая квартиру у такого головореза. Я пригляделся к свадебному фото в виньетке: мужик как мужик, рожа не криминальная. Хотя в глазах что-то… словно он ими дырку в объективе проплавил.
- Коленька не блатной, - овца прибрала понты, чтобы не лишиться арендатора. – Да вы не волнуйтесь, наезды, разводы – это всё не про Колю. Его так, ни за что закрыли.
- А конкретнее, за какое именно «ни за что»?
- Ну… - она застенчиво покрутила пальцами пергидрольный локон. - Дал одному по соплям в ресторане, а тот из крутых, «крышу» вызвал. Коленька-то за меня заступался! Всех перекидал. А менты ему превышение самообороны навесили.
Ладно. Я выписал индусам на бумажке номера ДЭЗа и аварийки, упаковал скарб, заказал такси, и на другой день проснулся на раскладушке в параллельном измерении. Из унитаза журчала вода, наверху матерились и шаркали тапками, а под окнами пьяный работяга орал «Батяня комбат». Вчера я приехал в проливной дождь и ни единой души не видел, пока сумки таскал. Хотя занавески повсюду колыхались. Я умылся-оделся, дернул кофейку и отправился на разведку. Чувствовал себя при этом диверсантом во вражеском тылу.
Да нет, всё не настолько страшно. Если на Опольцево и водятся психопаты или каннибалы… по слухам – водятся, но на виду у всех не ходят. В целом – стандартный областной контингент, и человеку со стороны прижиться не проблема. Главное – не задирать нос и в местные тёрки не влезать. Эти наставления мне озвучил участковый Савияк – угрюмый амбал с гигантской головой; все зубы справа железные: напоролся в бойлерной на гопов, они его цепью велосипедной полоснули. Савияк одного из табельного ствола завалил, за что получил почетную грамоту, пособие на стоматолога и нож в почку от отца убитого. Но это было давно, и те, кого Савияк повязал с раздробленной челюстью, выросли и – страх подумать! – воспитывают своих детей. Молодежь – футбольные фанаты, шпана, беспредельщики: хочешь жить – не ленись обходить тусовки за километр, особенно ночью. Как и везде, говоришь? Ну можно и так сказать. Просто «везде» у тебя будет хотя бы шанс из ста, а на шоссе Петля – и этого не будет.
На вторую неделю, выбрасывая мусор, я познакомился с соседом. Тихий, деликатный старичок с татуировкой-якорем на кисти, отставной моряк-полярник, до пенсии державший в узде экипаж атомного ледокола. Звал я его по отчеству – Карлыч. Его все так звали, даже жена, только участковый величал Старпомом. Они вместе по морям ходили: Савияк механиком, Карлыч штурманом.
Появился у меня и еще один приятель – Андрюха, из «заовражных». На туземном жаргоне «заовражье» - микрорайон Антенное Поле, примерно в километре от Опольцево, за оврагом-свалкой. На Антенном Поле сосредоточена инфраструктура: поликлиника, школа, супермаркет, коммунальщики. Микрорайон застроен панельными высотками; здесь-то и разбился о козырек подъезда шестиклассник Дима Шванов. Андрюха хорошо знал его, поскольку преподавал в школе информатику. Мы частенько пересекались попить пивка в сквере за школьным стадионом, и он разглагольствовал о пингах, подборе паролей и взломах федеральных сайтов. Нынче Андрюха запойный и клянчит мелочь на бутылку… Но тогда он был на коне и ничего, кроме пива, себе не позволял. Для меня он играл роль ходячего новостного агентства: больше я в друзья ни к кому не набивался, не жаждал обзаводиться ими на Опольцево, да и чаще сидел дома, читая книжки или зубря впрок инглиш. Кроме необходимых выездов (получить деньги с индусов и поделиться с крашеной овцой – сдав мне квартиру, она переселилась в общежитие при текстильной фабрике), досуг я проводил в четырех неуютных стенах. Правда, стоило взглянуть в окно на заваленный сугробами по пояс двор, охота привередничать пропадала. За всю жизнь я не съел столько консервов и пельменей, сколько на Опольцево, но магазин там один-единственный с ассортиментом типа «завтрак туриста». А переть две остановки пешком в супермаркет или до бесконечности караулить автобус – удовольствия ни грамма.
Прежде здесь пытались торговать кавказцы. Они арендовали заброшенный склад на «пятаке», раскошелились на ремонт, завезли товар, поставили своих продавщиц… Но за полгода у них не купили и пачки сигарет – опольцевские мрачно тащились мимо баннера «Свежее, вкусное, СКИДКИ» в продмаг у съезда на Петлю. Префект здорово поправил свои финансовые дела, выдав разрешение, но бизнес прогорел за полгода. Так работает непрошибаемая солидарность, какой нигде больше не встретишь. В деревне «Три огорода» и то - один «за», один «против» и один «воздержался». Прибудь сюда президент побеседовать с простым людом о насущном, они и его заигнорят: нарочно никто носа на улицу не высунет. Опольцевские могут быть друг с другом на ножах вплоть до кровопускания, но, когда нужно, обращаются в монолит.
Это их форма самообороны от вторжений извне. Хрен поймешь, что они обороняют, но им виднее. Кстати, на Опольцево нет фээсбэшников. Ни одного. Может, из-за полигона в низине, где при СССР тестировали системы радиолокации. Гэбисты роились вокруг объекта осами, но их расшугали военизированные каратели, не пожелавшие представиться. А внедренного в стройбригаду опера рассекретили, повесили на стреле крана за страховочный пояс и дали недельку посушиться. Высоковольтная сеть отключена, но кабели провисают от мачты к мачте и порой интонируют утробным контральто. Как-то Андрюха дал мне поюзать инет у него дома, и при открытой форточке я услышал могучий низкий рокот. И подумал тогда: что, если это голос не регистрируемой приборами силы, при некоторых условиях берущей в заложники бренную плоть обитателей района?
Но это лирика, а суть в том, что на Опольцево всё устроено ПО-ДРУГОМУ. И своим ты нипочем не станешь, если не вырос в этих пятиэтажных хрущобах, а приезжему даже макароны будут продавать как бы нехотя. А еще у опольцевских напрочь отсутствует чувство юмора. Они никогда не шутят, не понимают шуток и никогда не смеются. За год я ни разу не слышал смеха. Матершину, исконное «Э, братан!», «Ласковый май» и «Мираж» гигабайтами, но только не смех. Даже Андрюху я видел улыбающимся лишь однажды. Как раз он рассказывал, как посредственный форвард и круглый двоечник Дима Шванов гробанулся с балкона, по-пацански отспорив пивас.
Я справил новоселье в ноябре, затем был декабрь, новый год под литр коньяка со старпомом Карлычем и его женой… К весне я сроднился с раскладушкой и наловчился форсировать овраг марш-броском. Потом засияло солнце, роскошно зазеленели косматые палисадники, не ведающие садовых секаторов, у подростков расшалились гормоны, и молодняк потянуло на романтику. Кое для кого вожделенная романтика плохо кончилась… За месяц до экзаменов ученица восьмого класса Амина Стасевич собственными руками спровадила себя на тот свет, а ее подруга Жанна Шуцкая помогала проводить траурное мероприятие (с Аминой прощались дома): впускала гостей, отвечала по телефону, держала контакт с похоронным агентом, стругала на кухне оливье и жарила куриные окорока на трёх сковородках.
Первый звоночек прозвенел для Жанны на переходе через шоссе Петля: она с компанией направлялась в прилесок праздновать сдачу экзаменов. Особенно радовались те, кто сдавал по выбору информатику. Андрюха подсуетился и вытащил подопечных на четверки.
Телефон оповестил о поступившем смс «Белыми розами» (музыкальные вкусы опольцевских подростков соответствуют концу восьмидесятых), Жанна на ходу прочитала текст, оступилась и упала на асфальт, ободрав себе колени и локти. Само по себе это никому настроения не испортило, но вечеринка уже была обречена. Пока разгорался костер, Жанна бешено истерила, слезы лились градом, а потом она вскочила и кинулась к шоссе. За ней рванул ее бойфренд Вадим Половнёв, но Жанна неслась сломя голову, и вскоре ее фигурка в коротком плаще из кожзама растворилась в нарождающейся темноте. Озадаченный Половнёв возвратился к друзьям, но и те пребывали в недоумении. Одна из девочек предположила, что «у Же-Ше месячные». Все присутствующие были на прощании со Стасевич, но, естественно, никто не вспомнил о том, что после похорон из квартиры исчез мобильник Амины.
На следующий день Жанна демонстративно и наотрез отказалась встречаться с Половнёвым – нет, это не «пока что»… нет, мне не надо подумать!, и – да, это насовсем, ключи от байка передам с Танюхой. Сенсация мгновенно облетела всех друзей и подружек. Ничто не предвещало разрыва, и даже скудоумный спортсмен Вадик сообразил: что-то произошло там, у костра, а, скорее – что-то НЕ ТО было в прочитанной Жанкой смске… Грохнувшись на выцветшей пешеходной зебре, Жанка первым делом подхватила свою трубу и затолкала ее в сумку, а потом уж завопила от боли.
Мелодрама о расколотом дуэте Же-Ше и Половнёва оживленно обсуждалась в кругу тинейджеров, став чем-то наподобие загадки Бермудского треугольника. Конкурс бредовых идей продолжался до последней ночи июня, когда Жанна Шуцкая ушла по тропинке от южного изгиба Петли через лесной массив (по умолчанию все опольцевские в курсе, что это самый короткий путь к обнесенной забором территории кладбища Лосиная Роща). Слева за деревьями гудел и сотрясался воздух над радиополигоном, под ногами похрустывал гравий, в небе маской азиатского дьявола дрейфовала луна, а сердце гулко и часто ударялось о гортань. Но Шуцкая была покрепче взрослого мужчины, и ее сердце не стопорнуло, даже когда она криком разбудила кладбищенского вахтера, глухого на оба уха. Разумеется, ничто паранормальное не подстерегало Жанну Шуцкую на нейтральной полосе между лесом и царством необратимой мглы, но она настолько была к этому готова, что увидела сквозь тьму лик собственного страха с гипсовой ухмылкой и отгрызенной нижней губой.
За рекордно короткий срок Жаннины страхи обрели статус притчи во языцах, но и интеллектуал, не ровня Ваду Половнёву, вряд ли догадался бы связать между собой пропавший мобильник Стасевич и то, что весь учебный год Амина и Же-Ше соперничали за право спать с Половнёвым – спать, а не «переспать». В данном контексте ни ту, ни другую полумеры не устраивали.
Я в общих чертах могу понять, почему Стасевич провалила конкурентную борьбу. Я мельком видел ее – Андрюха, спрятав за спину банку пива, указал на нее со словами: «Блин, из восьмого «Б» деваха, не вложила бы директрисе, что бухаю». Не мисс Россия, но симпатичная – раскосая, нос тонкий с горбинкой, макияжа в меру. Она жила в точности так же, как сотни ее опольцевских сверстников: забивала на уроки, оттягивалась в диско-баре «Снежок» (других увеселительных заведений на Опольцево нет), познавала прелести утренних похмелий, привкуса рвоты во рту и отдающей погребальным венком струи сигаретного дыма. Но от Жанны Шуцкой ее отличало стремление получить приличную профессию и сделать карьеру. Стасевич мечтала о медицинском вузе и меньше прочих отлынивала от занятий. У нее были хорошие оценки по математике и биологии, ей удалось раскрутить родителей на платные подготовительные курсы, и она не упускала возможности попрактиковаться в оказании первой помощи. Собственно, так и начался ее роман с Половнёвым: вспыльчивый капитан футбольной сборной сцепился в раздевалке с голкипером, нарвался на короткий прямой, и Амина останавливала ему хлещущую из носа кровь.
Жанна Шуцкая была гопницей и дрянью даже по опольцевским понятиям. Иисус Христос – и тот не постеснялся бы пришибить ее камнем. Она твёрдо шла стопами матери: текстильная путяга, вакансия портнихи в народном ателье, залёт от «прекрасного незнакомца» на задней сидушке ведра болтов, потасовка с напарницей и три года общего режима. Жанна родилась в ИТК Тверского региона, и это составляло предмет ее гордости, словно она происходила из королевской фамилии. Любого, расцененного ею как помеху, она могла уничтожить, не задумываясь о последствиях… И, пока плейбой Половнёв колебался в своих предпочтениях, напряжение между девчонками усиливалось. Формально они оставались подружками и сидели за одной партой, но Же-Ше ловила момент, чтобы нанести упреждающий удар. В горячую предэкзаменационную пору Амина слегла с недомоганием, затем пожаловалась на острую боль, и поздно вечером «неотложка» доставила ее в больницу. Дежурный врач диагностировал воспаление аппендицита, операцию назначили на завтра в плановом порядке.
Черт дернул Амину сообщить об этом именно Же-Ше. «А, ну, давай-давай, поправляйся, - ответила Шуцкая. – Вадик без тебя заскучает совсем… А, вот чего! Он же тебя хотел сегодня на дискач позвать персо… это… персонально. Но я тебя подменю, ага? Ты потом запасного хахаля пригреешь, ты же у нас бэби нарасхват… не хворай, сестренка, чао!». Шуцкая сымпровизировала: ей не достало бы мозгов осмысленно подстроить сопернице психологическую ловушку. Она только хотела сделать пребывание Амины в больнице как можно более безрадостным и ключевые слова нашла интуитивно, но от этих слов в Стасевич вселился бес. Сатанинская «опольцевская порода» взвилась на дыбы и растоптала инстинкт самосохранения.
У Амины было с собой немного карманных денег, которых хватило доехать до КБ «Передовик», где Половнёв тренировался в спортшколе. Но она его не застала: команду увезли в Москву на отборочный тур. Амина, как могла быстро, двинулась домой, в то время как там надрывался городской телефон: в больнице потеряли несовершеннолетнюю пациентку. Стиснув зубы, она прошла через Антенное Поле, спустилась в овраг, выбралась из него со стороны Опольцево и задворками прокралась к своему подъезду. В квартире она принялась наводить марафет, но быстро поняла, что так ничего не получится. Она в ярости расшвыряла по комнате косметику, присела, охнув, на кровать и сжала ладонями виски, торопясь принять решение. Потом распотрошила аптечку и выпила пригоршню обезболивающих таблеток…
Первым с работы вернулся отец. Подошвы его ботинок хлюпнули чем-то мокрым; он повернул выключатель и увидел, что стоит в луже натекшей по полу крови. «Амина!» - крикнул он, но «Да, папа» ему не иначе померещилось. Рванув за ручку дверь ванной, он с мясом выворотил хлипкий замок… Амина была там. Полусидя на резиновом коврике, она опиралась спиной о люк стиральной машины, одной рукой стискивала край ванны, а в запястье другой впилась зубами. Зрачки расплылись, затопив роговицу и пассивно всасывая свет потолочной лампы. И тогда перед отцом во весь рост встали две задачи: как ЭТО пережить и как сказать об ЭТОМ жене. Обе задачи он не осилил: когда я съезжал с Опольцево, квартира Стасевичей пустовала. Но в те стартовые, самые кошмарные секунды мужчина еще мог связно соображать и подумал, что Амину зарезали.
Но он ошибся.
Амина вырезала себе аппендикс.
Каким-то образом она умудрилась обойтись ножом, маникюрными ножницами, пинцетом для ресниц и сахарными щипцами. «Инструменты» она тщательно продезинфицировала спиртом из отцовской заначки. На краю раковины лежали нитки с иголкой, но шиться Амине не пришлось. Вряд ли она сознавала, что варварская процедура самоистязания убьет ее кровопотерей и болевым шоком. В своём инфернальном упорстве она надеялась продержаться до конца дискотеки, не вывалив кишки под ноги танцорам… но даже если напрячься и вообразить, что Амина, туго перевязавшись бинтами, совершила невозможное, Вадим Половнёв вряд ли возбудился бы от вида расстегнутой раны внизу ее живота. Но, так или иначе, феномена не произошло – «скорая», вторично за сутки прибывшая по адресу Стасевичей, констатировала смерть.
Жанна Шуцкая могла торжествовать: ее гнусненькая уловка «выстрелила», Стасевич повелась, ведь знала же, прошмандовка узкоглазая, что никаких дискотек до экзаменов не предвидится. Помеха была ликвидирована. Доступ к Половнёву свободен. Но этого Шуцкой показалось не достаточно.
Достоверная и проверенная информация о том, что у Же-Ше начались заскоки с пороговым значением буйного помешательства, была главной темой итогового педсовета. В минувшем году они потеряли Диму Шванова, теперь вот Амина Стасевич... едва-едва не сорвали экзаменационный график… на фоне смерти Амины у других учащихся шок. Жанна Шуцкая особо уязвима, потому что была близкой подругой Стасевич. Девочка странно себя ведет; она исхудала и осунулась – всего-то за неделю, шарахается от прохожих и избегает одноклассников. К тому же, она из неблагополучной семьи. Директриса обязала классную руководительницу восьмого (поправка: уже девятого) «Б» навещать Шуцкую на дому в каникулярный период, контролировать динамику ее психического состояния и при длительном (более трёх часов) отсутствии девочки уведомить детскую комнату милиции. Еще: необходимы регулярные профилактические беседы с матерью Жанны. Загнанная и ошалевшая историчка Рита Ерохина, сама чудом не свихнувшаяся после похорон, негромко тоскливо взвыла, записывая инструкции под диктовку. Но десятилетняя закалка не подвела – освободившись, Ритка прозвонилась Юлии Шуцкой и без обиняков потребовала ее визита вместе с дочерью.
Испортив отпуск Ерохиной, директриса взялась за остальных и каждому уделила столько времени, что в сумме накапало два часа с лишком. Из-за всего этого Андрюха задержался к распитию холодного нефильтрованного; он еще огребал свою порцию нареканий, а Жанна Шуцкая под конвоем мамаши успела явиться к Ритке в канцелярию. «Давай перекурим, - сказал он, валясь на скамейку. – Салтычиха ублюдская, чуть не заночевали там. Погоди, я до ларька не доползу… дай прочухаюсь децл. Сука, ублюдская Салтычиха. Телегу на нее накатаю. Сука, а?». Я пробовал вернуть его к хакерским атакам и обрушению платежных систем, но он только больше заводился, глаза за линзами очков вытаращились, а кулаки сжимались до треска в костяшках. Тогда-то я и подумал, что, выставив индусов и купив тачку, вряд ли стану поддерживать с ним дружбу. Он такой же опольцевский, как остальные. Слыхал я ругань и погрязнее, да и сам не дилетант, но Андрюха не просто клял «ублюдскую Салтычиху», а будто программу ей прописывал.
Заткнулся он, когда на дорожке показались Юлия и Жанна Шуцкие – почему-то я сразу их узнал, без подсказки.
- Господи, вот две жертвы рваного гондона, - просипел Андрюха. – Небось, Марго с ними натерпелась… Сдать бы эту козу в интернат!
Шуцкая-старшая наставляла дочь на путь истинный, сама же от этого свирепея; Же-Ше была по-спартански лаконична.
- Ты мне чтоб не смела больше мать позорить, ты поняла? Я тебе кто? Мать? Ты что, Жанетт, передознулась? Ты порошок нюхаешь, да? Или ты им ширяешься, да?
- Не ширяюсь. Отвянь, мама.
- Ты как разговариваешь, а? Вот паскуда… Жанка, поогрызайся мне, я тебе башку сверну! Допилась, блин, дошмалилась до глюков. Торкает дочку-то мою! Жанка, слышь че, нет?!
- Слышу, бля, не ори на меня.
- Не ори на нее… Тебя как, дедуля из подводной лодки не проведывал еще? Вот бы он тебе со дна морского по жопе нашпарил!...
- Мама, пошла в п…у!!! – выкрикнула Же-Ше, и, крутанувшись на пятках, зашагала обратно. Мать погрозила ей кулаком и поплелась к магазину бытовой химии, где, по ее выражению, «ишачила за копейку» - вернее, подрабатывала на полставки. Жанна поравнялась со скамейкой, и Андрюха, не остывший еще после директорской выволочки, решил прессануть ее авторитетом. «Шуцкая!!!» - рявкнул он. Я чуть заикой не остался.
- А? – настороженно спросила Жанна, приблизившись.
- Тебе надо как следует отдохнуть! Что за… что с тобой творится? Стресс у тебя, или ты, бедняжечка, на экзаменах переутомилась?
- А вам-то какая разница, Андрей Владимирович? – Же-Ше беспокойно переминалась, держа руку на сумке, и я заподозрил, что у нее там газовый спрей. Или еще что-то вредоносное. И с нее станется это применить, если Андрей Владимирович не прекратит ее нервировать. Девка и так не в себе.
- Большая разница, Жанна. Я – учитель, и мне…
- Хрен вам че. Вы с карифаном квасить намылились? Ну и квасьте, меня не трожьте только.
- Жанна, учти: еще один закидон… еще одна бутылка с кипятком из твоего окна, и осваивать кройку-шитье ты будешь в колонии. Не надейся, что мы, педсостав, вместо прислуги. Способ тебя приструнить мы найдем.
- Да знаю, меня Ерохина зазомбировала уже. – Дерзкий тон Шуцкой опасно контрастировал с затравленно мельтешащими глазами. – Скажите, Андрей Владимирович… А сколько батарея у мобилы заряд держит?
Андрюха запнулся.
- Что?
- Неважно, - вздохнула Же-Ше. – Наверное, долго. Если не разговаривать, то долго. Оставьте меня все в покое. Она скоро за мной придет.
- Кто придет?
- Она – Аминка. Придёт. Может быть, она уже тут. Где-то. Рядом. - Жанна это буднично сказала, без аффектации. Периферийные Же-Ше, с мордахами милашек, уже тронутыми жизненной распутицей, и с уголовным апломбом, у которых на всю жизнь выпадает одно доброе дело и то не по доброте сердечной, ТАК не говорят.
- Жанна, скажу тебе одно: хватит себя накручивать. У тебя были с ней контры, но не до такой же степени. Привидений не существует. Наука доказала, что их никто никогда не видел. Обратись к врачу, пусть назначит успокоительные. Или пустырника попей.
- Не привидение. Она САМА придёт. Она разложилась, и вместо мозгов у нее вонючий холодец, но она придет. Я… я поэтому бутылку бросила. Кто-то торчал в кустах под окном. Мне не разглядеть было, кто там. Вдруг Аминка… Я сбросила бутылку… она разбилась, но там никого не было.
- Там был дворник, он собирал мусор. Повезло, что ты его не убила.
- Не повезло, - отрезала Жанна. – И вообще – чего докопались? Я на каникулах! И я сама о себе позабочусь. Я никого не боюсь.
Уходя, она то и дело оборачивалась, обшаривая нас взглядом. Будто не исключала, что Амина Стасевич появится из дремучих зарослей за нашими спинами, а мы онемеем от ужаса, и наш крик не послужит сигналом к отчаянному бегству. Внезапно в сквере наступила идеальная, безупречная тишина – от такой тишины инстинктивно ждешь катастрофы, она сама по себе ее прелюдия. Непроизвольно я сконцентрировал органы чувств, анализируя природу звуков, витающих в воздухе запахов и контуры выстилающих траву теней.
На тропинку шмякнулась сумочка.
Жанна застонала. Нет, не застонала – сначала зарычала сквозь зубы, потом заревела. Она прикрывала пальцами капающий слюной рот и стонала на одной и той же ноте в басовом регистре. А из упавшей сумочки звучал и звучал закольцованный рефрен «Белых роз»…
Всё указывало на то, что смс-мистерию устроил Боря Крушинин – школьный изгой невероятно отталкивающей внешности и с весьма дискретным восприятием реальности.
Природа милостиво отменила ему приговор перед самым исполнением, и он покинул материнскую утробу без посылов к олигофрении, но та крепко обняла и поцеловала его на прощание. Дефекты физического развития, заторможенность, неспособность к социальной адаптации – далеко не весь букет Бориных «достоинств». Именно у него была веская причина ненавидеть Жанну Шуцкую. Он этого и не отрицал. С половым созреванием у отверженного всё было в пределах нормы, а объектом сексуального влечения стала для него Амина Стасевич.
Амина крайне болезненно реагировала на его «ухаживания», но отвадить Борю не сложилось, хотя она придумала ему погоняло «Гуимплен» и при всех называла «нелюдем» и «бракованным». Не ляпни ей Же-Ше про «запасного хахаля», она бы, возможно, не удрала из больницы.
То ли Гуимплен разбирался в происходящем глубже, чем всем хотелось думать, то ли Шуцкая его спровоцировала… Во время похорон она не только взяла на себя функции распорядителя и накрывала поляну, но и, на правах лучшей подруги, проявила еще одну, неуместную, инициативу. С неуклюже скрытым удовольствием и безбожно перевирая, она выкладывала гостям подробности трагедии заодно с мерзкой отсебятиной, вроде проспиртованных гигиенических тампонов, которыми Амина протирала окровавленный кухонный нож. Пока Же-Ше трепала языком на лестничной площадке, где спонтанно организовалась курилка, ей ничто не угрожало, но, выступив со своим самопальным «некрологом» в двух шагах от гроба, она поймала на себе тяжелый взгляд Бори Гуимплена. И совершенно напрасно проигнорировала намек… Потому что с этой секунды аморфный и вроде бы безразличный «нелюдь» отслеживал каждое ее движение. А Жанна планировала кое-что под шумок провернуть. Одного не понимаю: неужели для нее это было альтернативой мести? Если да, то Же-Ше полагалось изолировать на шестнадцать лет раньше, чем она угодила в смирительную рубашку. Никто, вменяемый хотя бы на полпроцента, не придумает настолько похабной, дебильной и бессмысленной мести. Но больше шансов за то, что Жанна таким образом решила подстегнуть свои адреналиновые железы. Не могла без острых ощущений.
Как будто бы всё логично: мобильник Амины украли дважды. Только, черт возьми, здесь одно с другим мало стыкуется. Жанна – девка ушлая, ей что воровать, что семечки щелкать, но КАК Боря Гуимплен, который напиться воды не мог, не опрокинув на себя стакан, воспроизвел ее манипуляцию и не привлек ни чьего внимания?! Да это фантастика. Не заметила даже Шуцкая! Гроб зарыли в сотне метров от обелиска «Инженерному персоналу, отдавшему жизнь во имя прогресса», и Шуцкая ни на секунду не допустила, что ее жестоко кидают.
Несколько последующих дней она набиралась храбрости, или сама осознала бескрайнюю дикость своей затеи. По крайней мере, ей должно было быть страшно. Но вот девятый «Б» замутил шашлыки, и в тесной компании, под боком у Половнёва Жанна осмелела. Наверное, притаившись в уголке, она дрожащими пальцами набрала на своем телефоне: «Как лежится, Амина? Теперь Вадик будет мой и только мой. А ты там можешь мастурбировать? Кстати, челюсть я тебе подвязала, не давит?». И – «Передать». Ее не поразила молния, не лязгнул калёной сталью дверной звонок и испуганный голос в прихожей не воскликнул: «Б…, ребя, зуб даю, там Аминка стоит!». Она уверилась в безнаказанности, в том, что порядок вещей незыблем, и что даже Амине Стасевич, вырезавшей себе аппендикс, не дано нарушить законов вселенной. Оставалось только выждать и убедиться, что ответ не придет.
А Боря Гуимплен тоже выжидал. Он подзарядил Аминин «самсунг» - из больницы она звонила не только Шуцкой, но и маме, папе, двоюродному брату, и аккумулятор садился, когда Шуцкая взяла трубку с подоконника, поставила на бесшумный вызов и сунула телефон в гроб. Боря ждал, он был терпелив, и вот на дисплее высветилось: «1 new message».
Активистов «шашлычного уикэнда» с пристрастием допрашивали и учителя, и сотрудники милиции, и родители. По их словам, где-то в два часа дня Шуцкая надолго заперлась в туалете на квартире Макса Бурова – у него мариновали свиную шейку и разогревались винцом, поминая усопшую одноклассницу. Видимо, тогда Же-Ше и отправила своё послание. В семь вечера Жанна в окружении хохочущих друзей пересекла шоссе Петля, и ей пришел ответ. Мир для нее перевернулся вверх тормашками и заплясал румбу, стоя на голове. Она точно знала теперь, что ни Вадим, ни пьяная тусовка не защитят ее от того, что мнилось ей будоражащей нервы игрой.
Человек Нормальный остережется заводить диалог с мертвецом, но генетическая мудрость веков и поколений не преминет нашептать: стократ остерегайся обращаться к мертвому в обстоятельствах, когда он может отозваться, и остерегайся этого тысячу тысяч раз, когда рядом нет никого, чтобы вместе устрашиться отзыва. Безбашенная Шуцкая презирала мудрецов и плевала на осторожность. И расплатилась за это сполна.
Кое-как справившись с ужасом, она отмежевалась от друзей и порвала с Половнёвым, искупая вину перед Аминой, жмущей в гробу на клавиши мобильника. Отрезок ее биографии с начала по конец июня превратился в ад. Но целый месяц она давила в себе сумасшествие – то есть, рехнулась-то она сразу, но изображала адекват; не очень похоже, но старалась. Старалась, пока не закричала. Визжала так, что не только вахтера в сторожке разбудила (Лёва Контуженный оглох от взрыва противопехотной мины) - по всему Антенному огни в окнах зажглись.
Ей предстояло СВИДАНИЕ, и она не захотела прятаться. Часто ее видели бредущей туда, к лесу на юге за магистралью. Там она подолгу слонялась впотьмах по обочине, а засветло шла домой. Она отводила беду от района, принимала ее на себя – ведь посещение мест, где живут люди, трупом с кладбища иначе как бедой не назовешь, а она упорола косяк и желала исправить его КАК НАДО. В сообщениях от абонента «Амина Стасевич» было такое: «Увидимся, лучшая подруга, дело есть». Нет, переписку читал не я, а следователь…
- Погоди-ка, - перебил меня Вовка. – А с какого бодуна дело приняли в производство? Ты же говоришь, Шуцкую упекли в дурку, нет? А там всем какие-то мультики мерещатся, чего ментам за каждого психа впрягаться?
В кабине становилось душновато, и я опустил ниже ветровое стекло.
- Я не досказал. Же-Ше из дурки свинтила. Откуда-то она узнала, что ночью подвал оставят открытым, а там стволы в метро, в коммуникации – в общем, нас не догонят. Но она не одна там была такая предприимчивая, подвалом уходил еще психопат, серийный убийца. Не то он попутал Шуцкую с санитаркой, не то просто руки чесались – подобрали ее наутро, с перепиленным горлом. Умирая, она чертила кровью по полу: «Прости меня, Ами…». Следак попался какой-то блаженный, тупо задвинул на беглого психопата, пошуровал в Жанкином телефоне, нашел письма от Амины и толком не врубился, о чем базар-вокзал. Он помножил два на два – ясен пень, «Ами…» и «Амина» - одно лицо, пробил по базе адрес и поехал колоть Стасевич на чистуху. Но там уже работали из ОВД «Антенное Поле»; ему показали свидетельство о смерти и велели не мешаться.
- Местные мусора? Над чем работали?
- А, там мутная история. Школьной директорше за два суицида во вверенном ей учреждении светили суд и пенсия без выслуги, она и отмазалась – мол, родители ребенка на самоубийство толкнули, а то и сами всё инсценировали, и прокуратура дала команду доследовать. Сечешь фишку?
- Нет.
- По этому делу утюжили всех напропалую: и девятый «Б», и Ерохину, и родителей, и шапочных знакомых. Ерохина уволилась, Стасевичей доканали, они и так транквилизаторами питались, а тут нате вам: правда ли, что вы подвергали свою дочь побоям, ограничивали ей свободу передвижения и запрещали пользоваться интернетом? А девятиклассники вообще много чего наговорили, до кучи на Борю Гуимплена стрелки перевели. Якобы, Амина ему не отвечала взаимностью, а он из ревности ее разделал. Борю прижали, и он выдал свою версию: Амину пальцем не тронул, а вот мразотищу Шуцкую да, довёл до психушки. Но я думаю, этот ходящий вперевалку Франкенштейн себя оговорил, из имбецильского джентльменства. Самое жуткое то, что он выгораживал Амину. Весь район знал, что Шуцкая двинулась по фазе, начитавшись смсок от покойницы, а Боря хотел сберечь репутацию Амины ангельски незапятнанной. Менты обшмонали квартиру, где Боря проживал под тёткиным надзором, но телефона Стасевич не нашли. Боря сказал, что разбил его молотком и выкинул на свалку в овраге. Понимаешь, вмешалась ювенальная юстиция, и на доследование отрядили целую группу, со всеми ордерами и санкциями. В том числе на повторную судмедэкспертизу. Так что телефон всё-таки отыскался. Не по кусочкам, не на свалке.
- ?
- Ну да, правильно. Они пошли на кладбище и вскрыли могилу.
2 638 просмотров
1 комментарий
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
