Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Мёртвое пастбище
© Василий Чибисов9.5 мин. Страшные истории Radiance15 14-11-2020, 12:11 Указать источник! Принял из ТК: Radiance15
Сара не заметила, как они дошли до берега. Сам путь через бескрайнее поле помнился весьма смутно. Вроде старушка все нахваливала свой новый посошок и звала какого-то Яшку. Заговоренные от ран ноги не чувствовали ни травы, ни холода, ни влажности, ни усталости.
Река с шумом несла свои воды куда-то на юго-запад. Интересно, откуда она течет? И что это вообще за река такая?
Луна швыряла вдоль маслянистой поверхности радужные камушки. Ветер, играя против течения, пользовался случаем и раскрашивал пенистых барашков во всевозможные цвета. С юга все ощутимее тянуло сладковатым ароматом, переходящим в приторное зловоние. Сара глубоко вдохнула теплый воздух.
Это был ее ветер. Убаюкивающий вершины алых барханов в самом центре одинокого и пустого мира. И ветер принес с собой откровения.
Рядом что-то хлюпнуло. Из воды вылезла рогатая туша и, трусливо обогнув Сару, пошла на поиски свежей мартовской травы.
Соколова, уже ничему не удивляясь, лениво повернула голову влево. Непослушное зрение по-прежнему различало среди ночного пейзажа размытую фигуру старушки, опирающуюся на искривленный короткий посох. Рядом действительно пасся тощий теленок, время от времени подбегающий к реке и жадно лакающий воду широким, словно надутым, синюшным языком.
— Бывает же такое... — сонно произнесла Сарочка. — А зачем же бычок эту отраву пьет?
— Он только ее и может пить. Привык, поди.
И действительно, животное поглощало загрязненную воду с упорством нефтеперерабатывающего завода.
— А можно его погладить?
— Яшу? Не знаю, он к людям близко не подходит. Но попробуй, ты девочка добрая, тебя скотинка не должна бояться.
«Добрая девочка» с опаской приблизилась к теленку. Подобных животных она видела только на картинках и заранее им не доверяла. Боднут еще!
Но бычок доверчиво уставился на Сару желтоватыми белками глазищ и попытался втянуть в пасть распухший язык. Два расфокусированных отсутствующих взгляда встретились и обменялись обещаниями не причинять друг другу вреда. Животное шагнуло вперед на тощих слабых конечностях и утробно не то завыло, не то зарычало.
— Ой. А шо это он? — замерла Сарочка.
— Не бойся, внученька. Он так здоровается. Признал, поди.
Делать нечего. Обижать добрую старушку сомнениями в ее питомце не хотелось. Вот только как гладят коров? Наверное, почти как собак. Девушка почесала теленку за ухом. Наманикюренные ногти заскребли по черепной кости. Как забавно у коров все устроено. Не одергивать же теперь руку, в самом деле! Сара попыталась погладить спину животного, но и тут ее пальцы наткнулись на звенья оголенного хребта.
Сквозь щели между костями потянуло теплом разлагающихся внутренностей и уже знакомым сладковатым запашком.
— Видишь, как отощал родимый? — причитала тем временем старушка. — Если бы не эта вода, совсем бы уже издох.
— Бедняжка, — Сарочка искренне посочувствовала странному существу, но на всякий случай отошла подальше. — А чем Вы его кормите?
— Деточка, так ведь коров только зимой кормят, а в теплое-то время их пасти надо. Вот и ходим по пастбищу.
— Так это пастбище? — сквозь тяжелеющую дрему удивилась Сара. — Я думала, тут люди живут.
— Ой, внучка, люди где только не живут. Как тараканы, хоспаде прости. Так что ж теперь, скотину взаперти держать? Он же тогда, поди, загнется. А у пастбища этого длинная история.
∗ ∗ ∗
Когда после гражданской войны стали активно колхозы строить, эта земля стала настоящим спасением для голодающих крестьян. Большевики тогда решительно пресекали попытки массового забоя скота. Мясную породу надо было беречь, лелеять и разводить, а не резать почем зря.
Тем же, кто трудился в пределах нынешней Московской области, было приказано под страхом расстрела увеличить поголовье мясных пород крупнорогатого скота вдвое. Впрочем, двадцатые были тем счастливым периодом в жизни советских граждан, когда основной мотивацией был не страх, а радостное воодушевление и восхищение мудрым и харизматичным Ульяновым.
Холмистую низменность за пару месяцев взрыхлили, засеяли седератами и кормовыми культурами, надежно огородили от лесистой местности. Скот и хозяйственный инвентарь свозили со всей России. Этого добра было в избытке после очередной волны раскулачивания.
Мероприятие удалось на славу. Небольшой коровий рай на отдельно взятом пастбище был построен. Поголовье росло. В совнаркоме были довольны.
Но вот однажды течение стало приносить странные находки. То деревянные костыли, то большие куски марли, то запаянные наглухо склянки с заспиртованными эмбрионами. Пошли слухи, что где-то в Москве отряд НКВД ликвидировал подпольную больницу, в которой делали запрещенные аборты и проводили странные опыты над людьми.
Впрочем, это были всего лишь слухи.
А вот «дары моря» оказались неприятной реальностью. Скотоводческая идиллия оказалась под угрозой срыва. На каждую меру предосторожности чудо-речка отвечала новой уловкой.
Первый по-настоящему инцидент произошел в период летней жары. Лучшая буренка колхоза зашла в воду охладиться. Нет, ее никто не съел, не обидел и не лишил возможности ходить. Вот только вечером доярка обнаружила, что к вымени буренки намертво прилипли бинты. Да не просто прилипли, а намертво въелись в кожу. Попытки оторвать отвратительную материю приносили животному страдания.
Вызвали из Москвы главного ветеринара. Не задавая лишних вопросов, товарищ эскулап бросился на спасение экспериментального ударного колхоза. Но опоздал.
Буренка умерла в страшных мучениях. С виду безобидные грязные тряпки буквально прогрызли себе путь внутрь вымени, свернувшись там тугим клубком. Когда же врач начал вскрытие и извлек гнойный комок, у всех присутствующих вырвался крик ужаса.
Бинты, словно живые, стали расползаться по полу в поисках нового теплого местечка.
Колхозники не растерялись и подобное безобразие пресекли. Матерчатое тряпье, источающее гной, изловили щипцами, облили авиационным керосином и сожгли. Тушу несчастной коровы упаковали в несколько слоев прорезиненной мешковины и увезли в Москву, для доклада лично товарищу Дзержинскому.
Реку же выше по течению перегородили прочной решеткой, около которой дежурили сотрудники ЧК с баграми. Все московские заведения, расположенные недалеко от береговой линии, были подвергнуты тщательной проверке. Что особенно подозрительно, близость именно к этой реке резко повышала вероятность обнаружить в неприметном здании подпольную клинику. В основном это были абортарии, но хватало и фармацевтических «лавочек», и торговцев смертью (эвтаназия была востребована везде и всегда), и специалистов по восстановлению мужской силы.
Поток сомнительных колбочек, бинтов, плаценты, гноя и всего остального прекратился. Колхоз радовал страну и партию своими достижениями. Решетки на всякий случай оставили на месте. Как и бдительных архаровцев.
В одно прекрасное утро вышедшее на водопой стадо наткнулось на изрядно обмелевшую речушку. Через несколько часов в колхоз прибыли водовозки, обеспечившие скотину водой с избытком. Вместе с ними примчался и взмыленный парторг, пользующийся среди колхозников уважением и репутацией своего в доску.
Не подвел крестьян этот товарищ: честно поделился последними новостями из столицы. Оказывается, железный Феликс поддерживал переписку с какими-то влиятельными лицами из Европы. Лица эти поражали западную буржуазию не столько благородным происхождением или финансовыми успехами, сколько познаниями в оккультизме. Сливки загнивающего западного общества были очень падки на подобные фокусы. Чем и пользовались сочувствующие большевикам немецкие (или австро-венгерские, кто их там разберет) самозваные чародеи. Деньги для РСДРП выкачивались из карманов богатых зевак и любителей спиритизма.
Но и после победы революции Феликс продолжал поддерживать связь со своими спонсорами. На всякий случай, которым оказалась неординарная ситуация с «больничной речкой» (так окрестили ее в колхозе). Поговаривают, что ответ из Австрии доставил лично министр иностранных дел молодой республики. Дзержинский же, едва пробежав глазами письмо, раздал несколько важных, практически судьбоносных для страны приказов.
По союзу прокатилась волна странных арестов. Столичные клиники были буквально выпотрошены: чекисты в сопровождении лучших химиков проверили каждую баночку-скляночку, каждый темный угол, каждый лабораторный журнал.
А городскую часть больничной речки отправили под землю, за одну ночь прокопав что-то вроде временной канализации. Впоследствии сооружение довели до ума, заперев поток воды в непроницаемый бетонный короб. Но судьба колхоза уже была предрешена.
Речка обмелела, ее течение замедлилось. Фактически, у колхоза появился свой средних размеров пруд. И не успели крестьяне подумать о разведении там какой-нибудь рыбы, как рыба появилась сама. Да не какая-нибудь, а упитанная, крупная, почти бескостная. И главное, не поймешь, что за вид такой. Вроде и на сома похожа, а вроде и не сом. На коров вот только бросалась и утащить в пруд норовила, когда те в воду заходили. Впрочем, это только облегчало задачу по ловле слишком самоуверенной рыбы. Коровам же спокойно разрешали пить из пруда, рассудив так: раз рыба тут живет и плодится, то и скотине ничего не будет.
Логика в этом решении была, но вот только у речки нашлось, что возразить.
Переход на рыбную диету был как нельзя кстати. Приказ партии не резать скот выполнялся без труда. Мясо чудо-сомов было сочным, питательным и на вкус больше напоминало слегка недожаренную курятину. Однако через какое-то время колхозники стали жаловаться на боли в животе. Вскоре боли переросли в колики. После первых смертей из столицы прибыла очередная комиссия быстрого реагирования. У всех колхозников диагностировали острую глистную инвазию. Но — вот незадача! — ни вскрытие, ни анализ кала не выявили собственно глистов. Грешили, разумеется, на рыбу. Уж больно неизвестный родственник сома был гастрономически идеален. Несколько экземпляров увезли «на опознание», а ловлю и употребление в пищу строго запретили.
Не помогло.
Ясность внес его величество случай. У одной доярки скрутило живот аккурат после хорошего удоя. Ведро своей добычи нерадивая колхозница оставила в углу коровника, а сама убежала в ближайшие кусты. Там она и осталась лежать, пока ее не нашли, уже окоченевшую, с обильным внутренним кровотечением.
Через пару дней в углу коровника местный алкоголик Борька обнаружил злосчастное ведро. Только вместо молока там была студенистая полупрозрачная жидкость. Решив, что пропадать добру никак нельзя (а может, по другим алкогольным соображениям), мужик поволок ведро к выходу, намереваясь вылить студень под ближайшую яблоню. Не дошел. Уснул в обнимку с ведром на пороге коровника. Практически мордой в салат. Точнее, в холодец — настолько плотным был студень.
Через пару часов Борьку обнаружил председатель Михаил Григорьевич, делавший экскурсию для внезапно нагрянувших чекистов. Не было предела наглости и цинизму, с которыми пьяница разрушал только что созданный председателем образ идеального коммунистического уклада. Возмущенный Григорыч (носивший кличку Горыныч) в сердцах пнул тунеядца и потенциального врага народа.
Пинок перевернул не только тело, но и представления председателя о дармоедах. Обычно дармоеды — это те, кого ты кормишь даром. А вот если самого дармоеда начинает кто-то даром есть? Как это называется? Председатель не знал. Но полупрозрачных червей, пожирающих лицо Борьки, запомнил на всю жизнь. И бурлящий в ведре студень — клубок жирненьких существ — тоже. Правда, жить Горынычу оставалось недолго. Как и всему колхозу.
Железный Феликс лично руководил зачисткой экспериментального пастбища. Река была молочно-белой от хлорки. Людей убивали следом за коровами и бросали в один скотомогильник. Дома сжигали дотла. Даже землю несколько раз перекапывали, чтобы как следует пропитать ядохимикатами.
Все воинствующие атеисты из правительства дружно перекрестились: в колхозе выращивали мясную породу скота. Молоко оттуда никто не планировал вывозить. Страшно представить, что случилось бы, начни колхоз снабжать Союз молочной продукцией. Впрочем, и до мяса дело тоже дойти не успело. Скот-то надо было сначала как следует увеличить в числе и только потом уже резать.
Но, отразив одну опасность, товарищи народные комиссары столкнулись с другой. На страну надвигался голод.
∗ ∗ ∗
...
— Вот так, внученька. А потом тут дачи построили для работников политбюро. Они-то знали про мертвое пастбище и строго следили за порядком. Я их не виню. Хотя скотину жалко. Одного вот Яшку спасти удалось. Он тогда беду почуял, сиганул в больничную речку и поплыл. Уж его сомики-то потрепали, родимого. Да бог миловал, не дал помереть скотине.
— А он точно живой? — выдавила из себя Сара. С историей она не дружила, но смутно подозревала: телята из Советского Союза вряд ли будут пастись рядом с особняками российских чиновников и финансистов.
— Жив-жив! Живее всех живых, прости госпади! — заохала бабушка. — Его эта речка поддерживает. Идем, покажу.
Сара, еле волоча ноги, прошла еще пару метров.
— Видишь, внученька, из воды хребты торчат?
Соколова пригляделась к длинной костяной дуге, высовывающейся из воды как дорога из тоннеля под Ла-Маншем.
— Но это она над водой только хребет-хребтом, а под водой коровка как хомяк в спирту. Не разлагается.
Девушка прищурилась. Сквозь маслянистую, темную, но все же полупрозрачную гладь воды проступали очертания коровьей туши.
— Видишь? Как живая, хоть и лежит там уже сто лет! Сливають поди сюда дрянь всякую. Вот и получаются мощи такие нетленные. А без водицы — пыль да прах.
— А как же червяки? — поежилась Сара. — Они же из воды в коров попали, правильно?
— Правильно, внучка. Да только в этом мире как. Ты ешь, тебя едят. Рыбка-то не просто так в речке разжирела. Сомики наши этих червей за милую душу трескали — и не болели!
— Но коровы...
— Коровы им были так... навроде гостиницы привокзальной. Хотя господь их знает, может и коров бы съели. Да только Яше все нипочем. Его сомики охраняют.
— Как охраняют?! — Соколова неожиданно поняла, что все происходящее безумно настолько, что просто не может быть ее собственной фантазией. До такого бреда не опустилось бы даже ее больное сознание.
— Яша когда от чекистов в речку кинулся, те только рукой махнули. Мол, съедят его сомики поди. Так поди ж ты! Не съели, поди! — от волнения старушка повторяла свое любимое слово-паразит все чаще. — Парочка даже в нем поселилась.
Сарочка обратила внимание, что раздутые бока теленка как-то неравномерно и судорожно пульсируют. Словно внутри у него большой аквариум с гибкими стенками, обжитый не в меру активными рыбами.
Девушка отошла подальше от существа, которое так некстати прониклось к ней особым доверием и теперь лезло, шутя, бодаться.
— Я ведь из этих хребтов раньше себе посошки делала, да только ломались они быстро. А уж на середину реки за ними лезть, хлопот не оберешься. Лучше всего человечий хребет для посошка-то поди пользовать. Особливо детский.
Соколова старалась не слушать. И не смотреть на теленка, пытающегося черными тряпичными губами беззубого рта подцепить хотя бы одну травинку.
— Поди ж ты, чего делается? Ой, чего делается?! — вскрикнула бабулька так, что Сара едва не прыгнула щучкой в реку. — Да куда ж это годится? Неужто зря железный Феликс решетку-то поставил и Больничную речку под землю наполовину загнал?!
Девушка посмотрела налево, куда указывал посошок. По воде, величественно и безмолвно, плыл плот. Щурясь от теплого сладкого смрада, Сара не сразу поняла, что вместо бревен или, скажем, пустых бочек, неведомый умелец использовал человеческие тела. Почти нетронутые ни временем, ни жарой, ни водой, трупы следовали за течением, не разрывая роковых уз и не вмешиваясь в ток судьбы, что лишила их спокойного посмертия.
За одним плотом тут же следовал другой такой же. И еще один. Как в сказке, числом три. Но нет. Немного погодя, из-за далекого поворота показалась еще парочка таких же связок. Почти таких же. Что-то позволяло отличать первую партию сплавляемых человеческих бревен от второй. Сара пока не понимала, что именно. Оставалось только наблюдать и считать ворон. В смысле, мертвецов. Каждый корабль этой кошмарной флотилии состоял как минимум из пятнадцати тел, связанных вроде бы медной проволокой.
Но одна лишь проволока не могла бы удержать тела вместе. Парой гигантских гребней по обе стороны плот обхватывали гротескные ребра. Слишком широкие и массивные, чтобы быть человеческими. Тем не менее, неведомая сила, словно издеваясь и проверяя природу на прочность, нашпиговала чей-то позвоночник кальцием и другими питательными веществами. Гусей откармливают насильно, чтобы их печень раздулась, покрылась пленкой опухоли и превратилась в изысканный паштет. Грудной отдел позвоночника, будь он объектом фермерского хозяйства, откармливали бы точно так же. Чтобы он разросся, пустил несколько дополнительных костяных побегов и смог охватить два ряда мертвых тел не менее мертвой хваткой и пуститься в вольное плавание.
Отстающая парочка плотов тоже имела в основе конструкции раскормленные ребра. Однако эти двое, похоже, не успели к распределению качественных стройматериалов. Их каркасы в нескольких местах были сломаны, испещрены трещинами. Один даже лишился где-то половины костей.
— Ой, что делается… — повторяла старушка, глядя на проплывающие мимо плоты.
— А что делается-то? — Соколова уже решила для себя, что вокруг просто разворачивается не то сон, не то очередные кофейные грезы.
— Опять река нам подарки присылает! Да какие!
— А давайте на них прыгнем и посмотрим, куда они доплывут!.. — Сара не на шутку разошлась.
— Что ты, внученька?! — всплеснула руками старушка. — Ясное дело куда. К могильникам. И там их ждет лихо. Ты вот возьми лучше труп-траву. А то неспокойно мне за тебя.
— Что взять?! — у Сары почти получилось сфокусировать взгляд на пучке сушеного укропа, который ее собеседница вытащила из кармана передника.
— Труп-трава. Я ее здесь уж сто лет собираю. Сколько кровушки тут было пролито. И вся кровушка в травушку-то поди впиталась. Да только куда я этот веник теперь дену? Не в могилу же с собой? А ты девочка хорошая, добрая. Вот мне посошок какой подарила! Поэтому возьми-возьми. Поможет.
— От кого? — Соколова приняла «букет» и теперь держала этот луговой сбор повыше, защищая от гастрономических амбиций теленка.
— Да что от лиха, которое на могильники вернулось. Что от того, кто с рассветом приходит. От всех. Нет у тебя здесь друзей.
— А Вы мне разве не поможете?
— А что я? Я тебе долг платежом украсила. Так теперь держись от моего пастбища подальше. Кабы не посошок…
— Съели бы меня?
— Я? Ой, насмешила, внучка, — закряхтела старушка. — Неужто на бабу-Ягу похожа? Нет. Но потроха бы твои свеженькие в Яшу-то бы заправила. А то у него нутро поди опять прогнило.
От внезапного осознания подобной перспективы Сара плюхнулась на мягкое место, переводя взгляд с плотов на бабку, с бабки на теленка. Зрение стало стремительно возвращать себе утраченную резкость. Налетевший восточный ветер сорвал завесу морока. К сожалению, забыв унести с собой и приближающиеся к девушке фигуры старушки и ее питомца… Соколова зажмурилась, чтобы не видеть этого насилия над законами природы. Холод продирал до костей. Запах уже не казался таким приятным и сладким. Мозг наконец-то разобрался, что до сих пор Сарочка с удовольствием дышала не свежескошенной травой, а миазмами от разлагающихся штабелей скотины, когда-то пущенной в расход.
Совсем рядом замычал теленок...
— Ну! Пошла отсюда, старая! — раздался откуда-то знакомый бесплотный голос. — Марш в поликлинику, очередь на эвтаназию занимать!
Мир померк.
1 480 просмотров
1 комментарий
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
