— А теперь… — ведущий взял драматичную паузу. — Ирина расскажет нам, каково это — десятилетиями жить бок о бок с чудовищем.
Толя коротко хохотнул, словно булькнул горлом, глядя на густо накрашенную пергидрольную дуру на экране, выключил звук и с хлопком открыл бутылку дешёвого пива. Что все эти куры вообще могут знать о том, что значит жить с чудовищем? Да ещё ведущий этот мерзкий… Изображает из себя, будто любит всю Россию и понимает жителей глубинки, а на деле — обычный сноб из столицы.
Бутылка пустеет слишком уж быстро, пол-литра пива грузному Толе — что слону дробина, а запас в холодильнике иссяк пару дней назад. Мужчина зарекался покупать ещё, в очередной раз пытаясь вернуться к более-менее здоровому образу жизни, но уже знал, что сегодня он проиграет эту битву.
Потому что ему снова требовалось забыть. Ряха охотился, и если Анатолий не успеет напиться до того, как уснёт, кошмары ему были обеспечены. А кошмары он не любил.
Накинув на плечи камуфляжную куртку, мужчина вышел в тёплый летний вечер. На улице было ещё светло, в густой траве стрекотали кузнечики, где-то в дальнем конце деревни вяло переругивались собаки. Душная прелесть российской глубинки.
Ругнувшись про себя, толстяк всё же подошёл к забору, опёрся на прогнившие доски всем своим немаленьким весом, отчего те протестующе заскрипели, прогибаясь.
— Чего тебе?
По соседскому огороду, заросшему крапивой и чистотелом, торопливо семенила иссохшая мумия старушки. Про таких ещё говорят — еле-еле душа в теле. Дарья Ивановна, одна из многочисленных местных религиозных фанатичек. Этот типаж Толе хорошо знаком: ни разу не открывала библию, но никому и никогда в этом не признаётся, а все заветы гнёт в ту сторону, в которую ей самой удобно.
— Натолий… — старуха, повиснув на заборе с противоположной от Толи стороны, перешла на таинственный шёпот. — Дело есть для тебя. Нефицалино.
— Чего? — лесник не сразу понял просительницу. — Неофициально? Ох, слова-то какие знаешь, ядрёна Матрёна!
— Ну да, да, я ж и говорю, нефицалино… Натолий, поможешь пропажу разыскать? Кошечка у меня пропала, Марыська…
Первым делом Толе захотелось послать старуху куда подальше, но он вовремя смекнул, что из происходящего можно извлечь выгоду.
— Марыська? Это белая с чёрными ушами?
— Ну да, серенькая в полосочку… Так подсобишь?
Толя сделал вид вид, что задумался, покрутил головой по сторонам, пухлой ладошкой вытер пот с жировых складок на шее. Потом протянул:
— Ну, помочь-то можно… Только, мать, машины же без горючки не ездят, ага?
Толя подмигнул бабке, и та даже не попыталась изобразить непонимание. Сразу полезла в карман своего извечного фартука и извлекла поллитровку мутного самогона. Явно готовилась к разговору.
— Во-о-о… — Толя одобрительно покивал головой и с благодарностью принял бутылку, избавляющую его от необходимости идти в магазин за добавкой. — Поищу, мать, кошку твою, поищу…
Бабка рассыпалась в благодарностях и благословениях, но толстяк её уже не слушал. Развернувшись на месте, он направился в дом, припоминая, есть ли там ещё чистые рюмки. Хотя, можно же и из горла…
Когда Толя зашёл внутрь, Ряха уже ждал его, развалившись на колченогом стуле.
* * *
Ряха появился в жизни Толи не внезапно. Это произошло давно, очень давно, когда он ещё не был отвратительно разжиревшим лесником в глухой деревушке. Ему было лет, наверное, тридцать или около того, он был молод, подавал надежды как спортсмен и специалист, и даже подумывал жениться. Маленькая счастливая жизнь обычного гражданина тогда ещё Советского Союза.
Будущее казалось тогда Толе простым и ясным, как чистый лист линованной бумаги: уютный дом, крепкая семья, любимая работа. И всё это разлетелось вдребезги, когда однажды утром в зеркале, висящем в прихожей, вместо своего улыбающегося чисто выбритого лица он увидел свиное рыло. Наваждение длилось всего секунду, но запомнилось молодому человеку до мельчайших подробностей: короткая жёсткая щетина, бессмысленно глядящие злобные глазки, ниточка слюны, тянущаяся с капризно оттопыренной губы на рубашку. А потом, стоило ему моргнуть, всё исчезло. Перед ним снова было привычное лицо. Слегка побледневшее и с вытаращенными глазами, но всё же.
Тогда он списал всё на переутомление, на то, что зря ввязался одновременно в крупный проект на работе и важные спортивные соревнования. На недосып, камень преткновения всех, кто видел что-то, чего видеть не хотел.
Следующие несколько недель всё было тихо. Видений не было, Толя старался соблюдать режим сна и питания, по возможности ограничил нагрузки. Тридцать лет — ещё, конечно, не старость, но уже и не молодость, говорил он себе. Да, ему тогда было ровно тридцать.
Страшная рожа в зеркале стала забываться, как кошмарный сон, когда появилась новая напасть. По ночам Анатолий стал слышать, как по его жилищу кто-то ходит. В больших квартирах посторонние ночные звуки ещё можно списать на что-то обыденное, но в тесной однушке заниматься самообманом куда сложнее. Каждую ночь Толя лежал в кровати, до самых глаз натянув одеяло, и с замиранием сердца слушал, как некто, непонятно откуда появлявшийся, начинал, не особенно скрываясь, шастать взад и вперёд по квартире. Иногда к звукам шагов добавлялось похрюкивание и звяканье посуды. Бывало, Толя даже плакал от страха, слушая шаркающие шаги в коридоре.
Высыпаться он перестал окончательно, по утрам вставал, как поднимался из могилы. Есть у него не получалось — всё, что ему удавалось пропихнуть в глотку, преодолевая болезненные спазмы, уже через несколько минут приходилось выташнивать. Спорт пришлось забросить, на работе начались неприятные разговоры за спиной. Начальник Толи, добрейший Виктор Васильевич, видя такое состояние одного из своих любимцев, заставил молодого человека взять внеочередной отпуск на две недели и посоветовал уехать куда-нибудь на природу, развеяться и отдохнуть. По его мнению, это было лучшим лекарством от практически любых болезней.
Отпуск Толя взял, хоть и неохотно, но на природу ехать побоялся. И стало гораздо хуже. Некто, бродивший по ночам, распоясался окончательно. Посуда теперь не просто тихонько позвякивала на своих полочках, а валилась на пол, устилая линолеум тысячами острых осколков. Двери хлопали, свет мигал даже в той комнате, в которой лежал он сам. А тихое похрюкивание превратилось в пронзительный визг, из-за которого соседи каждое утро стучались в двери его квартиры, скандаля и ругаясь. Толя не открывал им, но не потому, что боялся побоев. Для него невыносимым препятствием стало зеркало в прихожей, в котором он уже почти что не видел своего лица. Наглая слюнявая морда больше не пропадала. Стоило молодому человеку увидеть своё отражение, с ним случалась истерика. Рыдая и брызгая слюной из безобразно раззявленного рта, он валился на пол, впиваясь ногтями в щёки и бился головой об стены и покрытый дешёвым линолеумом пол.
Возможно, ещё немного — и соседи, уставшие от сумасшедшего за стеной, написали бы коллективную жалобу в правоохранительные органы, но Толя внезапно понял, как успокоить донимавшую его тварь. Точнее, она сама ему сказала. Однажды ночью, видимо, устав громить квартиру, существо остановилось прямо у его кровати и протянуло плаксиво, как избалованный ребёнок:
— Хочу гулять… Хочу гулять, Толя!
Анатолий, измождённый и почти сошедший с ума, не нашёл в себе сил сопротивляться. Покорно поднявшись с закрытыми глазами, он как был, в трусах и майке, проделал путь до входной двери. Руки его сами легли на собачку замка, и мужчина вышел в прохладу осенней ночи. Дальнейшее он помнил смутно, словно все события были подёрнуты какой-то пеленой. Благополучно выйдя из подъезда, он отправился куда-то по ночному городу, избегая освещённый улиц. Он не понимал, куда идёт, словно кто-то овладел его телом и направлял, как безвольную марионетку.
А в получасе ходьбы от дома он задушил и сожрал кошку, доверчиво сунувшуюся в руки. Сожрал, удовлетворённо чавкая непривычно вытянутым ртом, с удовольствием перетирая покрытую шерстью шкуру массивными зубами. Хрюкая и повизгивая от удовольствия.
А на следующее утро Толя впервые за долгое время проснулся отдохнувшим и счастливым. Происшествие с кошкой беспокоило его, но эта тревога меркла перед безграничным счастьем, практически эйфорией, которую может испытывать только тот, кто едва не умер от стресса и истощения, но внезапно нашёл тихий оазис спокойствия. Ему даже хотелось есть. Кто бы мог подумать, какое это прекрасное чувство: голод! Голод — самое яркое проявление жизни, думал он, вприпрыжку направляясь в магазин за продуктами. Свиное рыло в зеркале не появилось.
После плотного завтрака на него снова накатила тревога. Толя был достаточно умён и рассудителен, чтобы понимать, что существо, мучившее его последние недели, затихло только благодаря убитому животному, которое оно сожрало, помогая себе его, Толиными, руками. Но надолго ли хватит этой жертвы? Возвращаться к тому кошмару, которым была его жизнь совсем недавно, он не хотел. Поэтому решился на переговоры.
Торопясь, чтобы успеть до захода солнца, он уселся на принесённый из кухни в прихожую стул и замер, пристально глядя на своё отражение. Тварь не замедлила явиться. На этот раз Толя был готов к её появлению и сдержался, чтобы не впасть в истерику.
— Кто ты? — хрипло спросил он, не будучи даже уверенным, что это существо способно осмысленно разговаривать, не смотря на то, что накануне оно весьма отчётливо попросилось гулять.
— Зови меня Ряха, — отозвалось создание.
— Ряха… — пробормотал Толя и хихикнул.
Начало переговоров состоялось.
Ряха не пожелал рассказать о том, кто он и откуда взялся, но зато подтвердил худшие опасения Толи: они были вместе на всю жизнь. Уходить этот монстр не собирался, а искать информацию о том, как избавиться от одержимости злым духом, было бы слишком опасно. Не то было время, да и сам Ряха такому не обрадовался бы. Зато жуткое свиное рыло поведало, как можно сделать свою жизнь если не совсем нормальной, то хотя бы близкой к тому.
Свину хотелось крови. Кошки и собаки его вполне устраивали, но такие жертвы требовались не реже, чем раз в неделю. Можно было и раз в два-три месяца, но тогда кровь должна была быть человеческая. Говоря о человечине, Ряха смачно причмокнул, и Анатолия едва не стошнило. Это были, в общем-то, все условия, которые чудовища поставило молодому человеку, даже милостиво предложив несколько дней на раздумья.
От времени на размышления Толя отказался. Тогда-то его мозги ещё не были разжижены алкоголем, и работали отменно. Он составил план действий ещё во время беседы.
В первую очередь, следовало отказаться от спортивных соревнований. Спорт требовал режима дня, а жертвоприношения — ночных прогулок. Одно с другим не вязалось, и Толя решил пожертвовать тем, что не пугало его до дрожи в коленях. Во-вторых, работу нужно было сменить. Уходить с насиженного места, отказываясь от уже маячившего на горизонте повышения, очень не хотелось, но и постоянные убийства бродячих животных рано или поздно привлекли бы чьё-нибудь ненужное внимание. Началась бы слежка, пусть даже любительская, а там и до свидетелей недалеко. И если сам Анатолий был уверен, что жрал кошку со свиной головой на плечах, то как это выглядело со стороны — достоверно не известно.
Из секции, в которой занимался, Толя ушёл в тот же вечер, загадочным шёпотом предупредив тренера о некоторых проблемах со здоровьем. Он даже добавил, что думает, что это временно, но по взгляду своего наставника понял, что тот ему не верит. Ни про то, что проблемы временные, ни про то, что эти проблемы вообще есть.
С работой было сложнее — двухнедельная отработка не позволила ему осуществить план, согласно которому Толя больше не должен был убивать рядом с домом — ему пришлось предпринять ещё одну вылазку. На этот раз жертвами стали бродячая собака и целый выводок её щенят, ещё слепых и не способных самостоятельно ходить. Их Ряха проглотил одного за другим, даже не жуя. Придя домой, Толя провёл довольно много времени, скрючившись над унитазом. Тошнило его желчью. Он хотел было попросить Ряху больше так не поступать, но передумал. Тварь, время от времени берущая его тело напрокат и не так давно каждую ночь громившая уютную холостяцкую берлогу, слишком пугала его.
На новую должность, водителем-экспедитором, он устроился довольно быстро, хотя на него, с его образованием, и поглядывали косо. В ответ на невысказанный вопрос он объяснял, что устал от бумажек и хочет работать руками. Теперь Толя убивал только в поездках, преимущественно — ночью на обочинах дорог, полностью исключая возможность оказаться в милиции или сумасшедшем доме. Ему даже начинало казаться, что жизнь налаживается. Насколько это вообще возможно с учётом соседства с Ряхой.
А потом всё рухнуло в одночасье, когда государство, гражданином которого был Толя, рассыпалось на очень гордые и очень независимые республики. С работы его, как и многих, уволили. Страну лихорадило, но молодой человек этого словно не замечал — его больше беспокоил Ряха, который, будто чувствуя дрожащее в воздухе напряжение, утроил свои аппетиты.
Мерзкая тварь снова оккупировала зеркало в прихожей и требовала крови каждый день. Кошки его уже не устраивали, приходилось искать собак, желательно покрупней. Если по каким-либо причинам Толя не мог выйти на охоту, Ряха закатывал отвратительные истерики, опрокидывая шкафы на пол, визжа и врезаясь массивной кабаньей головой в стены. Впрочем, соседей это уже мало беспокоило, в любом случае, жаловаться им было уже фактически некуда.
Как назло, живность, обитающая в подвалах и на помойках возле Толиного дома, куда-то пропала. Видимо, звери каким-то образом чуяли Ряху и спасались бегством. Охотиться становилось всё сложнее, Толе приходилось забираться всё дальше от дома, а истерики Ряхи становились всё разрушительнее. В квартире мужчины уже не осталось ни одного целого предмета мебели.
В одну из таких ночей, гонимый чужим голодом, Анатолий впервые убил человека.
Стоял самый расцвет девяностых, количество спившихся и сторчавшихся людей на улицах превышало всякие разумные границы, и рано или поздно нечто подобное должно было произойти.
Завывание терявшего рассудок от долгого отсутствия крови Ряхи внутри черепной коробки было невыносимо, а посреди тёмного переулка, нелепо раскинув в стороны руки и ноги, лежал пьяный мужчина. Одет он был бедно, можно сказать — нищенски. Драный пиджак, накинутый, несмотря на позднюю осень, на голое тело, синие тренировочные штаны с тремя белыми полосками и на удивление новенькие кеды — китайская подделка под конверсы, чёрные с белыми мысами.
Ряха завизжал, увидев беспомощного алкоголика. Анатолий попытался сопротивляться давлению чудовища, но не продержался и секунды. Шатаясь как пьяный, он опустился на колени перед бесчувственным бомжем и осторожно, почти ласково, положил руки тому на горло. Сжал, почувствовав под пальцами переплетение жил и тугой комок кадыка…
Пьяница открыл глаза, когда Анатолий уже решил было, что дело сделано. Наверное, он убежал бы, если бы инициативу не перехватил Ряха. Свин не дал жертве ни шанса — покрепче перехватил Толиными руками горло бродяги, навалился всем весом и принялся дрыгаться так, чтобы пьяница бился затылком об асфальт. Этот глухой стук ещё долго снился Толе в ночных кошмарах.
Убедившись, что жертва не подаёт признаков жизни, Ряха жадно, как нетерпеливый любовник, сорвал с мужика пиджак, вонявший потом и мочой, и вгрызся мощными челюстями в его предплечье. Из рваной раны хлынула кровь. Толя ещё успел почувствовать на языке солёный вкус человеческой крови, и сознание его померкло.
Очнулся он уже дома, на следующий день. Ему казалось, что он должен чувствовать себя разбитым и подавленным, но, напротив, он испытывал невероятный прилив энергии. Видимо, обожравшийся Ряха щедро делился силами со своим компаньоном. Ночное приключение практически забылось. По крайней мере, так наивно полагал Толя.
Но с наступлением вечера всё изменилось. Мельчайшие подробности убийства начали всплывать в голове, едва только стемнело. Вчера обморок или временное помутнение спасли Толю от вида трапезы чудовища, но за день воспоминания Ряхи смешались с его собственными, дополнив их и расширив спектр ощущений. Вкус и запах крови словно застряли в глотке, вызывая тошноту. С ладоней никак не получалось смыть ощущение чужой шеи, давно не знавшей воды и мыла.
Словно зомби, Анатолий бродил по квартире из угла в угол, скребя до крови свои щёки и не замечая этого. Из углов ему мерещилось визгливое свиное хихиканье. Он чувствовал, что снова сходит с ума, и решение пришло ему в голову как-то само собой.
Водка. Беленькая.
Торопливо одевшись, он выбежал из квартиры и направился в ближайший магазин. Сейчас, возможно, его вид и напугал бы продавца и ему, бледному, с трясущимися руками и кровящими щеками, водку не продали бы. Но тогда едва ли не каждый третий покупатель приходил за огненной водой в таком виде.
С тех пор он и начал пить. Водка и пиво помогали Толе забывать о том, что ему приходилось вытворять каждые два или три месяца. И он очень старательно следил за тем, чтобы запасы в его холодильнике не истощались.
Правда, оставаться в родном городе было опасно. По округе поползли слухи, и местные милиционеры, какими бы они ни были, зашевелились. Толя не стал дожидаться, пока какой-нибудь ушлый следователь обнаружит на месте преступления хотя бы мельчайший намёк на него, безработного и опустившегося. Всего за несколько недель он за бесценок продал свою квартиру вместе с остатками мебели и навсегда покинул город.
Несколько лет Анатолий вместе с Ряхой кочевал по стране, работая где придётся. Затем, наконец, он осел в глухой деревне и, даже не смотря на своё тёмное прошлое, устроился лесником. Он подозревал, что взяли его, скорее всего, из-за отсутствия других кандидатур, но сути дела это не меняло. Он стал фактически воплощением закона в крупной, пусть и умирающей деревушке. Но не это заставило его пойти на службу. Дело было в грибниках, охотниках и просто туристах, круглый год посещавших окрестные леса. И, разумеется, порой пропадавших без вести…
* * *
Ряха указал пальцем на бутылку самогона в руке Толи и покачал головой из стороны в сторону.
— Ты мне теперь ещё и пить запретишь? Это с чего вдруг?
За долгие годы отношения Ряхи и Анатолия укрепились, и они стали, как бы дико это ни звучало, почти приятелями. Мужчина разжирел и облысел, существо, бывшее его ночным кошмаром, отрастило два желтоватых клыка из-под нижней губы, обрюзгло и заматерело.
— Ты, Ряха, жратву получаешь регулярно, вот и успокойся. А я от бухла сдохну — найдёшь себе нового дурачка, который будет тебе кошек по подворотням ловить.
— Не пойдёт… — с трудом ответил кабан с человеческим телом. — Не пей…
С годами Ряха практически перестал говорить, ограничиваясь лишь короткими фразами. Почему это произошло, Толя не знал. Может, на охоте травму получил.
— Ага… — ответил Толя насмешливо и, ловко выдернув бумажную пробку из горлышка бутылки, жадно припал к ней губами.
— Дурак… — констатировал Ряха и исчез, как только Толя моргнул.
— Ага, не нравится, когда тебя не слушают! — возликовал мужчина и по-бабьи тоненько захихикал. Потом оглядел опустевшую на треть бутылку и, удовлетворённо икнув, опустился на стул, с которого только что пропал его сожитель, как Толя порой в шутку его называл.
Он успел сделать только ещё один глоток, когда мобильный телефон, коротко взвизгнув неисправным моторчиком вибровызова, залился долгой трелью. Незамысловатая мелодия впилась в одурманенный алкоголем мозг, раздражая и приводя в ярость.
— Да чтоб тебя… Алло! — рявкнул Толя в трубку и вытер влажные губы тыльной стороной ладони. Лицо его онемело, а мысли замедлились и стали какими-то чужими.
— Я знаю, кто ты… — прохрипел голос из трубки сквозь какие-то помехи, выплюнул слова, как ядовитые стрелы. — Я знаю тебя, Ряха, и знаю твоего раба…
— Кто это? — с трудом выдавил из себя Толя, чувствуя, как его тело покрывается липким потом. — Кто говорит?!
— Приходите в лес гулять, ребята… Туда, где Ряха спрятал свои вчерашние объедки…
Неизвестный прервал связь, и из динамика мобильного полетели короткие гудки, но Толя никак не мог заставить себя опустить руку, сжимавшую трубку, и слушал, слушал, слушал треск на линии и писки, такие злые и отрывистые.
Весь его крохотный устойчивый мирок, который он выстраивал, учась жить с чудовищем бок о бок, рухнул, как карточный домик.
Кто-то знает, кто он такой.
Кто-то знает его номер.
Кто-то знает его тайну.
Кто-то знает Ряху!
Последняя мысль особенно шокировала Анатолия, выводя из ступора. Значит, есть на свете ещё кто-то, кто знаком с Ряхой. А раз этот неизвестный знает кабана, значит, и кабан его должен знать!
Воодушевлённый, Толя шагнул к древнему серванту, украшающему дальний угол комнаты. Рывком распахнул дверь и позвал:
— Ряха! Эй, Ряха!
Тот появляется, как всегда, в тот момент, когда Толя моргал. Появился, и тут же, яростно сверкая глазами, указал пальцем на полупустую бутылку самогона, забытую на столе.
— Да знаю, знаю, — пробормотал Толя, чувствуя, как это ни нелепо, укол вины. — Ты ведь слышал разговор?
Ряха коротко кивнул, будто дёрнулся от боли.
— Знаешь, кто это?
Монстр задумался на несколько секунд, а потом отрицательно поводил рылом из стороны в сторону.
— Мы в опасности? — осторожно спросил Анатолий.
Ряха не торопится отвечать. Он скрестил руки на груди, обвёл комнату Толиного домика своим зазеркальным взглядом, и мужчина наконец заметил, что в глазах этого нелепого и страшного существа плещется не ярость, как он подумал сначала, а страх. От осознания этого факта Анатолию стало дурно. Когда-то давно он мечтал о смерти, думая о всех тех убийствах, которые совершил, но стоило реальной опасности появиться, как ему мучительно, до дрожи в коленках, захотелось жить.
— Что делать, Ряха? — спросил он, чувствуя, что голос предательски дрогнул. — Бежать?
К его удивлению, тварь с кабаньей головой отрицательно покачала беспрестанно шевелящимся пятаком.
— Убить… — натужно протолкнул кабан короткое слово через свою глотку.
— Убить? — переспрашивает Толя, чувствуя, что к нему вернулась малая толика уверенности. Убийство — это то, в чём они хороши. Убийство — дело привычное.
* * *
Когда Анатолий, с ружьём на плече и топориком на поясе, появился в дверях своего дома, с соседнего участка моментально раздался дребезжащий старушечий голосок:
— Марыску искать направился, Натолий?
Досадливо цыкнув, он отмахнулся от старой немочи и быстрыми шагами направился к автомобилю, припаркованному возле участка. Толя рассчитывал уйти тихо и без свидетелей, потому что чутьё подсказывало ему, что эта вылазка может вызвать шум и привлечь внимание. Проклятая старуха, давно надо было наплевать на принципы и скормить её Ряхе!
Сев за руль, Толя нервным движением повернул ключ в замке зажигания и сразу же тронулся, не дожидаясь, когда старенькая Нива прогреется. Изредка поглядывая в зеркало, где порой вместо его лица мелькало свиное рыло, он мчался к лесу, туда, где можно будет бросить машину. Потом ещё около пяти километров пешком, что непросто, учитывая его габариты и состояние здоровья. Если он нигде не замешкается, то к девяти вечера они с Ряхой будут уже на месте. И если там всё тоже пройдёт нормально — то Ряха получит дополнительную порцию пищи.
Но одна мысль беспокоила Анатолия всё сильнее по мере того, как он приближался к тёмной громаде леса. Кто-то знал о нём всё. Его номер мобильного, который не знали даже деревенские соседи, наверняка и его адрес. Кто-то знал о Ряхе и о том, где и чем тот занимался прошлой ночью. Возможно, и обо всех прошлых трапезах тоже. Этот некто был опасен уже своими знаниями. Если его целью было бы избавиться от них обоих — эти сведения можно было бы просто передать в полицию. Но этот человек, кем бы он ни был, назначил им встречу в уединённом месте. Почему? Настолько уверен в своей силе? Или может предложить им что-то, на что уверен, что не получит отказа?
Толя усмехнулся, не глядя погладив приклад охотничьего карабина. В любом случае, единственное, что получит от него незнакомец — это пуля в черепе. Он не позволит никому манипулировать им и Ряхой, ни с кем не станет сотрудничать и ни о чём не станет разговаривать. Где-то глубоко в голове у мужчины раздалось одобрительное похрюкивание, и он рассмеялся, прибавив газ. Охотничий азарт овладел Анатолием.
* * *
Толя и Ряха не выстрелили сразу, как планировали в машине. Во-первых, их смутило то, что на поляне, где чудовище привыкло совершать свои жертвоприношения, их ждала женщина. Даже, судя по легкомысленного розового цвета кедам и ярко-зелёным джинсам в обтяжку, девушка. Во-вторых, она совсем не выглядела как некто, пришедший угрожать и требовать. Тот, кто приходит с угрозой, как правило, стоит прямо, смотрит свысока, презрительно… А эта лежала, свернувшись калачиком, спрятав голову между колен, и тихонько поскуливала.
— Жертва? Подарок? — хрипло спросил Анатолий, опустив ствол ружья к земле и немного расслабившись. Прищурившись, он разглядывал лежащую на земле фигурку. Поздние летние сумерки ещё не украли краски, но уже слегка размыли очертания всех предметов и напитали лесные тени густым сумраком.
Ряха в ответ хрюкнул неопределённо и затих. Он не торопился брать контроль над телом мужчины, предпочитая пассивно наблюдать за происходящим откуда-то из глубин подсознания.
— Эй! — крикнул Толя, перехватив карабин поудобнее и держа девушку на прицеле.
Всхлипывания и поскуливания перешли в рыдания, и мужчина расслабился. Ряха тоже успокоился и мягко, но настойчиво, занял место Анатолия, задвинув того внутрь черепной коробки, как в тёмный пыльный чулан, откуда тот мог лишь смотреть сквозь светящуюся щёлку замочной скважины. Задёргалось свиное рыло, привыкая к терпкому запаху хвои, а огромные треугольные уши несколько раз дрогнули, выискивая незнакомые звуки. Кроме девушки, молящей о пощаде и источающей запах ужаса, рядом никого не было. Рот свиноголового чудовища наполнился слюной, и оно жадно, с шумом сглотнуло.
Ряха никогда не любил огнестрельного оружия, поэтому, ещё раз оглядевшись и внимательно прислушавшись, он повесил карабин на ближайший сук и, достав из чехла на поясе топорик, неторопливо направился к лежащей на земле девушке. Та испустила особенно громкий всхлип, и Ряха довольно хрюкнул. Он уже забыл обо всех своих опасениях, связанных с этой встречей. Жертва, а он был уверен, что это именно жертва ему, прогнала прочь все страхи. Вечный голод чудовища мешал ему мыслить адекватно, оставляя только одну мысль, одно желание: убить девушку и насытиться её страхом и кровью.
Остановившись в шаге от лежащего на земле тела, он громко, требовательно хрюкнул, привлекая к себе внимание. Девушка не повернулась, и он хрюкнул ещё раз. Рыдания усилились, но обречённая на страшную гибель жертва по-прежнему не реагировала. Тогда Ряха наклонился к ней и, преодолевая сжимавшие горло спазмы, выдавил из себя слово:
— Посмотри…
А потом он рухнул на спину, оглашая лес громким визгом и держась за рану, внезапно образовавшуюся на том месте, где только что было его ухо, которое немыслимым образом повисло на лоскутке кожи и щекотало шею, как назойливое насекомое. А девушка, молоденькая и беспомощная, только что рыдавшая у ног того, кому была принесена в дар, стояла в шаге от него, поигрывая охотничьим ножом, и ухмылялась лисьей мордой.
Зрачки кабана расширились от ужаса. От девушки больше не разило страхом — теперь она пахла жаждой крови, которую было не унять, даже сожрав человека. Жестокий охотник и беспомощная добыча поменялись местами.
Неловко перекатившись на живот, Ряха, проклиная их с Толей общее пузо, попытался встать, но едва поднявшись на четвереньки, получил пинок в голову. Лисица била расчётливо, прямо в свежую рану. Брызнула кровь, и тишину вечернего леса разорвал новый визг кабана. Ряха рухнул на землю, в голове у него зашумело. Издавая нечеловеческие булькающие звуки, он сел, прижимая к груди топор. Глаза чудовища вылезли из орбит и бешено вращались, выискивая противника, но лиса пропала. Сколько ни старался Ряха разглядеть её сквозь кровавую пелену и подступающие сумерки, у него ничего не выходило.
Через дымку болевого шока и паники до Ряхи стали долетать какие-то фразы. Толя, запертый в черепной коробке монстра, бесновался и, надрываясь, орал про ружьё. Ружьё! Карабин, висящий на суку! Испуганно сгорбившись, и в любой миг ожидая нового нападения, Ряха вскочил на ноги и на полусогнутых побежал туда, где оставленное оружие холодно посверкивало в лучах заходящего солнца. Полностью заряженный, заботливо смазанный карабин если и не даст ему преимущество, то хотя бы уравняет шансы.
Когда он добежал до нужного дерева, дышал он уже тяжело, с хрипами. Сказывалось Толино пьянство и его, Ряхина, привычка охотиться на лёгкую добычу. Все часы, проведённые на диване. Каждая крепкая сигарета, традиционно следовавшая за первой банкой пива.
И всё же он сумел. Торжествуя, Ряха протянул вперёд руку. Кончики пальцев коснулись холодного воронёного металла ствола, тускло блеснувшего, словно приветствуя своего обладателя. А потом почему-то перестали слушаться. Упали на мягкую лесную землю, похожие на мертвенно-бледных могильных червей огромного размера. А на их месте выросли четыре фонтанчика крови.
Заревев, Ряха прижал покалеченную руку к груди, выгнулся дугой и, вертясь на месте, замахал, не глядя, левой рукой, в которой всё ещё сжимал топор. За своими воплями он почти не расслышал, как где-то совсем рядом хрустальным перезвоном рассыпался смех его противницы. А потом она появилась прямо перед ним. На одном колене, присев под рукой, которой он пытался ударить её.
Словно в замедленной съёмке, Ряха наблюдал, как лисица, по-прежнему скалясь, медленно погружает лезвие ножа ему в живот. На том месте, где остриё пронзило кожу, вспух маленький, ленивый фонтанчик крови, неторопливо плеснувший на тонкие пальчики, в которых была крепко стиснута рукоять страшного, не подходящего хрупкой девушке оружия. Затем он почувствовал лёгкое нажатие, когда клинок полностью погрузился в его брюхо. Тоненькая струйка крови вылетела из раны и прочертила алую полосу поперёк лисьей морды.
А потом лиса толкнулась ногами, прыгая вперёд и распарывая брюхо Ряхи-Анатолия. Две кровавые губы раскрылись поперёк его тела и отхаркнули целый водопад крови, полностью заливая лисицу и окрашивая её одежду в тёмно-красный цвет. Нестерпимо завоняло медью и дерьмом, и жизни вернулся её прежний темп.
Кабан захрипел, выронив топорик и руками пытаясь зажать глубокую рану на животе. Покачиваясь, он сделал несколько шагов и, собрав последние силы, побежал, чувствуя, как между пальцами скользят тугие комки кишок, теряя форму и падая куда-то под подошвы его сапог. Кровь пошла горлом, и Ряху вырвало на мягкий лесной ковёр. Он попытался пойти дальше, но, поскользнувшись на вязкой жиже, наконец, упал. Дёрнувшись, он почувствовал, как тупая тянущая боль волной прошла по его телу, и обмяк, растянувшись в луже крови и рвотных масс. Уставившись в глубину неба, он расслабился и, тихо плача, приготовился умирать. Но ушастый силуэт заслонил темнеющую над лесом бездну.
— Ты чего тут, Ряха? — насмешливо спросила лисица, присаживаясь над ним на корточки. — Тихо помирать собрался?
Ряха попытался отвернуть от неё морду, но та, ловко ухватив его за рыло, одним движением снесла пятачок лезвием ножа и с довольным видом бросила его себе в пасть. Кровь хлынула из новой раны на морде кабана, хотя минуту назад он и думал, что всё, что могло вытечь из его огромной туши, уже вытекло. Ряха попытался завизжать, но закашлялся, поперхнувшись густой тёплой жидкостью. Алый фонтанчик взметнулся вверх и угодил лисице в глаз, заставив её зашипеть, мотая мордой.
— Зачем?.. — тихо, почти не слышно прошептал Ряха и снова закашлялся.
Лиса сделала вид, что не услышала вопрос. Произнесла ровным голосом, отрезав кусочек мяса от его предплечья и прожевав, под визг и писк умирающего кабана:
— Жирноватое мясо у тебя...
Очередной кусок Ряхи отправился в пасть к лисице, на этот раз — с края огромной раны на животе, всё ещё сочащейся кровью. Прежде чем положить его на высунувшийся далеко из пасти розовый язык, ей пришлось ножом соскрести с мяса прошлогодний почерневший лист.
Кабан сделал последнюю попытку защититься и поднял здоровую левую руку, чтобы оттолкнуть поедавшую его заживо хищницу, но та лишь смеясь проткнула его ладонь и с хрустом провернула клинок в ране, раздирая кисть руки почти пополам.
Перед глазами у Ряхи помутилось от боли, он захрипел, извиваясь из последних сил. А в следующий миг наигравшаяся охотница одним резким ударом вогнала нож ему в голову, пробив мозг, и приступила к трапезе.животныенеобычные состояниянечистая силасуществаархив