Вечером у меня заболело горло. К утру поднялась температура, пришлось, сипя в трубку, обрадовать напарника, что новогодний наплыв работы ему предстоит разгребать одному. Осмотр больного горла в зеркале ванной подтвердил худшие опасения — гланды были покрыты белой сыпью. Кое-как добравшись до поликлиники и дождавшись очереди среди жалующихся друг другу на все известные науке болезни пенсионерок, посетил врача, оформил больничный и получил рецепт. Антибиотики, жаропонижающие, травки, полоскание горла, витамины — всё стандартно.
Пока добрался от аптеки до дома, совсем поплохело. Наспех раздевшись, отправил в рот порцию разноцветных пилюль, запил остывшим чаем и рухнул на диван. Голова раскалывалась так, будто кости черепа вот-вот разойдутся, и мозг выдавит наружу, меня трясло от озноба. Я вытащил из брюк ремень и затянул вокруг головы, стало немного легче. Пролежав так около десяти минут, нашел в себе силы подняться и включить ноутбук. Запустил на Youtube какую-то научную документалку и задумался. Из-за больничного в январе получу меньше, придется отказаться от части запланированных покупок. Не факт, что успею поправиться до Нового года. Надо позвонить девушке, сказать, что завтра не приеду… чёрт, все планы наперекосяк.
*** 38,9
Мне вдруг неожиданно стало очень себя жаль. Один в пустой темной квартире, больной, девушка далеко, родители тоже. Совершенно некстати вспомнились детские годы, как во время болезни лежал с высокой температурой и в бреду таращился со страхом в дверной проем. В родительской квартире не было межкомнатной двери в большую комнату, только арка с плотной висящей занавеской из бусин. Я часто болел в детстве, и всякий раз темнота коридора, скрытого за этой занавеской, пугала меня до чертиков. Я всякий раз чувствовал, что там, в коридоре, что-то есть…
По спине пробежал неприятный холодок, я краем глаза заметил черноту дверного проёма… ЧЁРТ!!! Непонятно откуда нахлынувшая волна страха заставила меня (и откуда только силы взялись?) в два прыжка подскочить к приоткрытой двери и резко с грохотом ее захлопнуть. Я остановился, сжимая дверную ручку и тяжело дыша, мысленно ругая себя на чем свет стоит за эту секундную слабость. Рот скривился в усмешке. Здоровенный мужик, скоро тридцатник стукнет, а психанул из-за открытой двери, как ребенок. Попытался встряхнуть головой, отгоняя морок, но тут же поморщился от приступа головной боли. Как ни странно, именно боль моментально прогнала страх. Я вздохнул, вышел из комнаты, на всякий случай проверил, заперта ли входная дверь, и, окончательно успокоившись, пошел пить чай…
*** 38,3
Говорят, первый день болезни самый трудный. Сколько себя помню, мне было одинаково хреново и на второй, и на третий день. Почему-то в детстве я каждую зиму очень тяжело болел. То ангина, то бронхит, по-моему, было даже воспаление легких пару раз. В школе как-то отпустило, стал бегать на лыжах, ходить на плавание, в общем, укреплять иммунитет. В институте увлекся пешим туризмом, а сейчас? Уже два года, будто по рельсам, мечусь между работой и теперь уже собственной квартирой, в которой нужно быстрее доделывать ремонт, даже на природу выбраться некогда. Вот и подкосило, видимо… Под бормотание ноутбука и собственные мысли я сам не заметил, как провалился в тяжелый беспокойный сон. Снились какие-то грязные тряпки, из которых я никак не мог выбраться.
Проснулся, когда за окном уже серело утро, нашарил мобильник. Дисплей показал четверть одиннадцатого утра и пропущенный от мамы. Перезвонил, пока болтали — окончательно проснулся, и после разговора я просто лежал, глядя в потолок и радуясь, что самочувствие относительно неплохое. Взгляд скользнул на дверь… БЛЯТЬ!!! Я подскочил, будто на меня выплеснули ведро ледяной воды. У меня с детства пунктик — я НИКОГДА не ложусь спать с открытой дверью. И вот я, выпутавшись из одеяла, стою и смотрю в темноту коридора, напряженно вслушиваясь. Мозг отчаянно прокручивает последние события вчерашнего вечера — заварил аптечную траву в чашке, выпил парацетамол, закрыл, черт побери, проклятую дверь! В коридоре раздался шорох и тихий стук…
*** 39,5
Помню свой самый яркий детский бред, как будто видел его вчера — оглушительная какофония звуков, словно настраивающийся перед концертом оркестр, сменяется одним высоким тоном, на грани слышимости, и появляется этот. Кто прячется в коридоре. Замотанный в грязные тряпки, худой и высокий, с вытянутой мордой, похожей на поросший клочками черно-серой шерсти собачий череп с белыми глазами. Я знаю, что если он меня замотает в свои вонючие тряпки — это конец. И я отбиваюсь изо всех сил…
Наверное, моё сознание в тот момент помутилось, но я сразу же понял: это снова он. Он снова здесь, потому что я снова болен, и теперь наконец-то совсем один. Он постучался, чтобы дать о себе знать. Сперва я стоял, прижавшись спиной к стене и стараясь не дышать, потом схватил с подоконника самую длинную отвертку и сел на пол. В таком положении, не отводя от чернеющего проема двери взгляда, я просидел несколько часов, пока, наконец, не смог себя убедить в том, что это просто галлюцинация. А дверь, вероятно, я сам забыл закрыть из-за болезни. Чтобы окончательно убедиться в этом, я дотянулся до телефона и набрал номер знакомой-педиатра.
— Жень, привет. Не помешал? — я старался говорить тихо и без того севшим голосом и делать паузы между предложениями, продолжая вслушиваться в тишину квартиры.
— Нет, ты что так тихо говоришь? — обычным приветливым голосом поинтересовалась Женя.
— Простыл сильно… Слушай, скажи пожалуйста, а у взрослых бывает бред от температуры?
— Конечно бывает, а что, розовых лошадок ловишь?
— Да если бы. И даже такой, что его можно с реальностью спутать? — я представил, как глупо звучит мой вопрос со стороны, и мысленно выругался.
— Ну это у всех по-разному. Скоряк вызови, не экспериментируй.
— Да нет, всё нормально. Просто удостовериться хотел, спасибо, Жень.
— Поправляйся!
— Куда я денусь, пока, — я завершил вызов и снова взглянул на дверь.
Это ведь моя квартира. За окнами день, а вся чертовщина всегда происходит по ночам. И то, только с теми, кто в нее верит, ведь так?
— Соберись, дебил, тебя от скуки заглючило, второй день дома жопу мнешь! — почти вскрикнул я, после чего совсем уж грязно и с наслаждением выругался вслух. В голове прояснилось, а удачно сложенная трехэтажная конструкция даже развеселила. Надо выпить таблетки и чем-то заняться. Не выпуская из руки отвертку, я обошел квартиру, включил свет в коридоре и принялся мыть накопившуюся за рабочие дни посуду.
*** 38,7
К вечеру, прибравшись и кое-как поужинав, я расположился на диване с парой отверток, упаковкой салфеток, баллончиком масла и ружьём. Как только я сделал необходимые документы, отец сразу же отдал мне одну из своих двустволок, чтобы освободить место в сейфе под новый импортный полуавтомат. Я же, как человек нежно любящий оружие, первым делом произвел полную разборку и чистку-смазку ударно-спускового механизма и раз в полгода повторял эту процедуру просто ради удовольствия. Закончив с ружьем, я включил музыку и на пару минут прикрыл глаза.
«Я что, уснул?» В голове стоял туман, все кости болели так, будто их вывернули на 180 градусов, меня бил озноб. Я с трудом сел на диване и почти не удивился, увидев открытую дверь в коридор. Кажется, я оставлял свет, но теперь дверной проем зиял чернотой. Или… не только? Кажется, за углом висят какие-то тряпки. Краешком сознания я понимал, что там, в темноте, находится нечто смертельно опасное, но никак не мог поймать эту мысль, отрешенно глядя в темноту. Кажется, тихо играла музыка…
*** 41,4
Рука уперлась во что-то твердое и холодное. Ружьё. Я потянул к себе приклад, и сознание будто ухватилось за ту единственную вещь, что связывала меня с реальностью. В этот момент я осознал весь кричащий ужас происходящего. Нечто невообразимо жуткое там, в коридоре. Нарастающую какофонию оркестра. Пальцы рефлекторно нащупали патроны на прикладе. Тряпки зашевелились. Я надавил на рычаг запирания. Оркестр звучал до боли громко. Кажется, теперь и я кричу от страха. Из темноты появляется он, и теперь нас не разделяет даже спасительная плотная занавеска из бусин, как в детстве. Теперь его белёсые глаза сверлят меня в упор, а грязный длинный череп словно улыбается застывшей дикой зубастой улыбкой.
Я вкладываю патроны в оба ствола.
Он делает шаг.
Я, отползая, вскидываю ружьё. Ты меня не получишь.
Какофония сменяется оглушительно высоким визжащим тоном.
Я понял. Это его голос.
Тряпки приходят в движение.
Я нажимаю на оба спусковых крючка.
«Я что, уснул?» В окно пробивается хмурый декабрьский рассвет. Я лежу на диване, по уши завернувшись в одеяло, и впервые за эти дни чувствую себя хорошо. Тихо играет поставленная на повтор музыка. Дико хочется в туалет. Дверь в коридор открыта, в коридоре, как обычно, светло — окно кухни прямо напротив. В ногах валяется ружьё…
*** 37,2
Я в ужасе ковыляю в коридор, ожидая увидеть испорченные дробью двери и стены, но никаких следов нет. Слава богу, приглючится же такое. Со спокойной душой иду в туалет, привожу себя в порядок. Ставлю чайник, разбираю ружье.