Я сидел дома и пил пиво. Настроение было ни к чёрту. Восемь часов вечера. Через четыре часа мне должно было исполниться двадцать семь. Последние две недели я старался об этом не думать; иногда получалось, чаще — нет. С этим днем рождения у меня последние лет пять творится какое-то непотребство.

На мой двадцать второй день рождения от меня ушла жена. На двадцать третий я попал в первую в своей жизни серьёзную автомобильную аварию. Двадцать четвертый подарил операцию на желудке и несколько приятных недель в больнице. За два месяца до двадцать пятого ко мне снова вернулась жена, чтобы ровно через два месяца уйти, на этот раз навсегда. На двадцать шестой доктор запретил мне пить, вдобавок я потерял водительские права и машину. Ещё пара таких праздников — и лавочку можно закрывать. До сорока я точно не доживу.

В дверь постучали. Я пошёл открывать. На пороге стоял Лёха и незнакомый толстый парень. От них несло морозом и перегаром. В руках Лёха держал пакет, из которого торчало горлышко литровой бутылки водки.

— Здорово, чувак! С днем рождения! Это Тощий, — Лёха мотнул головой в сторону толстого парня, тот испуганно заморгал.

— У меня завтра, вообще-то. Заранее вроде не поздравляют.

— Да? Ну тогда давай просто бухать.

Мы прошли на кухню. Лёха достал из пакета водку, двухлитровую бутылку колы и батон колбасы.

— Хорошо, что у тебя завтра днюха, а то мы без подарка. Хлеб есть?

Я достал хлеб, и Лёха принялся деловито нарезать колбасу. Сначала пили молча. Я то и дело смотрел на часы, Лёха начал искать в компьютере какую-то музыку, а Тощий просто молчал.

Потом дело пошло. Тощий оказался музыкантом, учился в Гнесинке на саксофониста. Я принес из комнаты гитару, и мы спели несколько песен «Oasis». Выпили еще, Лёха наконец нашел то, что искал в Интернете. Оказалось, это запись с концерта его группы, мы послушали. Честно говоря, играли они дерьмово. Я не стал расстраивать Лёху и налил ещё водки.

Тощий совсем расклеился и понес чушь про свою подругу, которая не хочет с ним спать. Еще он гнал, что саксофонисты сейчас никому не нужны. Я не слушал, я снова думал о дне рождения. Я готовился получить удар исподтишка и ловил себя на том, что непроизвольно смотрю на часы.

— А знаешь, вот ты говоришь, у тебя с днем рождения беда, — сказал Лёха. — А ты на Тощего посмотри, он вообще в високосный год родился. У него в жизни всего шесть раз день рождения был. В жизни. Правда, Тощий?

Тощий мотнул головой и икнул. Меня осенило.

— В жизни, говоришь? Слушай, Тощий, — я сделал торжественное лицо. — У меня для тебя подарок!

Я поднялся со стула и положил руку на грудь. Тощий выглядел протрезвевшим, воодушевленным и испуганным одновременно.

— Тощий, я тебе дарю свой день рождения!

— Как это? — Тощий заморгал.

— А так! Дорогой друг, забирай его себе и празднуй на здоровье! Ну, берёшь?

— Спасибо, беру, — Тощий расплылся в улыбке.

— А теперь, — я посмотрел на часы, — у нас остался ровно один час, чтобы отпраздновать день рождения Тощего как следует.

Мы побежали в ночной магазин и купили торт, свечи и водки. Дальше я помню плохо. Мы пили и то и дело поздравляли Тощего. Вроде бы приезжали проститутки. Лёха что-то нёс про гитарные примочки и девок. Тощий молчал и светился. Я пытался петь и порвал у гитары две струны.

* * *

Проснулся я после двенадцати. Похмелья не было. Около двух мне позвонил знакомый мент и пообещал помочь с правами. Вечером я пригласил свою девушку в ресторан. Ночь я провел у неё. Было хорошо.

Следующая неделя прошла лучше некуда. Я начал влюбляться вновь. Сходил к доктору и, судя по всему, пошёл на поправку. Работа стала обещать новые перспективы, и мне снова начало везти в картах.

Ах да... Мне об этом потом рассказал Лёха. Тощего тем же утром переехал трамвай.