В тот вечер мы с сестрой Мариной возвращались домой из деревенского клуба. Вернее, в ту ночь, а не вечер — засиделись мы допоздна. Деревня у нас очень маленькая, всего пара десятков жилых домов, стоящих на одной длинной улице. Порой от одного дома до другого нужно пройти расстояние в несколько сотен метров, заросшее бурьяном и кустарником — некогда ранее здесь тоже стояли жилые дома, были огороды, но со временем деревня вымирала. Домов осталось меньше четверти — тут и там виднелись развалины, печально смотревшие пустыми глазницами окон на дорогу, а то и просто заросли крапивы и лопухов выше человеческого роста. Автобусы в это Богом забытое место уже не ходили — нужно было добираться пешком из соседнего села. Магазин не работал: хлеб и другие продукты привозили на машине раз в неделю и торговали прямо на улице. В этом «прекрасном» месте и жила моя бабушка, к которой я с сестрой приезжала на всё лето. Удивительно, но молодёжи в деревне было довольно много: все навещали летом своих бабушек-дедушек, чтобы хоть немного скрасить им одиночество и подлатать всё, что начинало разваливаться после долгой зимы. Понятно, что в такой маленькой деревушке мы знали друг друга как свои пять пальцев с самых пелёнок и были не разлей вода. Вечера мы обычно проводили в местном «доме культуры» — старой развалюхе с обвалившимся крыльцом, выбитыми стёклами и просевшей крышей. Дискотек там давно не устраивали — здание просто не выдержало бы такой нагрузки и сложилось бы, как карточный домик; на двери висел огромный замок, но мы пролезали внутрь через разбитые окна, играли до утра в покер, слушали музыку и травили байки.
В ту ночь мы сидели в клубе часов до двух. Марина очень устала, и мы отправились домой. На улице стояла кромешная тьма: на всю улицу длиной около километра остались только два тусклых фонаря. Дорога тоже разрушалась, асфальтовое покрытие рассыпалось, и мы шли, спотыкаясь, то и дело проваливаясь в неглубокие ямки и натыкаясь на кусты, росшие прямо посреди дороги. Путь нам указывала наша собачка Тори — она бежала, немного обгоняя нас, и мы шли, ориентируясь на темное размытое пятно впереди. Наконец, мы дотопали до нашего дома, стоявшего в самом конце деревни, сошли с дороги и, чуть не переломав ноги, спустились к калитке.
Была чудесная ночь, стрекотали сверчки. Мы шли мимо густых зарослей малины, и я заметила, что Тори исчез. Марина уже поднялась на крыльцо и прошла в сени, а я осталась звать собаку. В конце концов, решив, что пёс отправился побродить где-нибудь в кустах, я толкнула дверь в сени и, чертыхаясь и вытянув руки перед собой, медленно пошла по коридору в направлении входа в избу. Надо сказать, что в сенях у нас нет ни единого окошка, так что там и днём хоть глаз выколи, а уж ночью и подавно. Там же, в сенях, находится вход в сарай и во двор, а над самой дверью в избу — лаз на чердак. И вот брела я, вспоминая добрым словом Марину, которая уже зашла в дом и не догадалась включить свет в сенях для меня, как вдруг услышала шорох и какую-то возню над головой. Одновременно с этим мои руки ткнулись в дверь, ведущую в избу. Я судорожно начала шарить по этой двери в поисках ручки, попутно задрав голову и пытаясь разглядеть, что там такое шуршит. Сверху что-то царапалось и попискивало. Я подумала, что это мыши, но наконец нащупала ручку и рванула дверь на себя. Свет вырвался из комнаты и залил коридор, и я увидела ЭТО…
Из лаза на чердак на меня смотрело ужасное существо. Серая, не тронутая солнцем кожа, отдающая синевой, круглая лысая голова… Вместо носа на лице виднелся тёмный провал. Огромный безгубый рот существа был приоткрыт, а человеческие глаза, не мигая, смотрели на меня.
Заорав, я кинулась в дом. Одновременно с этим чудовище шумно спрыгнуло на пол. Я попыталась захлопнуть дверь, но эта тварь вцепилась в ручку с другой стороны и стала дёргать дверь на себя. В образовавшейся щели я увидела за спиной этого чудища огромные кожистые крылья, как у летучей мыши, несуразно узкие плечи, короткое тело, длинные худые ноги и руки… Тонкие когтистые пальцы вцепились в дверь, не давая мне её закрыть. Я орала как резаная и со всей силы дёргала за дверную ручку. Существо внезапно зашипело, обнажив длинные острые зубы, и я почувствовала, что сейчас просто потеряю сознание от страха, отпущу дверь, и нас с сестрёнкой порвут на мелкие кусочки, сожрут, и растащат наши кишки по всей комнате. Воображение живо нарисовало мне эту картинку, и это немного привело меня в чувство. Я, не отпуская дверь, обернулась в поисках чего-либо, что могло бы мне помочь, и увидела Марину. Она стояла посреди комнаты с кружкой в руках и, открыв рот, смотрела на дверь.
— Помоги давай! Тяни!!! — заорала я. Маринка очнулась и бросилась ко мне. Вместе мы смогли захлопнуть дверь, чуть не прищемив руки тому существу. За дверью раздалось громкое раздражённое шипение и какое-то бормотание. Мы закрыли дверь на крючок и замерли, ошалело глядя друг на друга. Губы Марины шевелились, словно она пыталась что-то сказать, но не могла издать ни звука. Вдруг я заметила за её спиной какое-то шевеление. Окно! На улице стояло жаркое лето, и мы не закрывали окна даже на ночь. Вот и сейчас лёгкий ветерок шевелил невесомую занавеску, а за ней виднелась непроглядная пугающая тьма.
— Закрывай все окна, быстро! — закричала я и кинулась к окну. Маринка побежала в соседнюю комнату. Вдвоём мы быстро обежали две комнаты и кухню, закрыв везде окна и задвинув шторы, и опять встали у двери. Бабушка ещё днём уехала в областной центр и осталась там ночевать у родственников. Мы были в доме одни. За дверью не было слышно ни звука — стояла такая тишина, что мы боялись дышать. Марина молча, беззвучно плакала.
— Что… что это? — прошептала она губами.
— Не знаю, — покачала я головой.
Мы стояли так довольно долго и, так ничего и не услышав, сели за стол. Я не знаю, сколько времени мы так сидели, не шевелясь. Мы просто ждали рассвета. За окном слышались шорохи, но то были обычные ночные звуки. Ветер шелестел листьями, было слышно стрекотание сверчков, где-то мяукала кошка. Слева от меня было окно, и я услышала лёгкий стук — так бьются о стекло ночные мотыльки, летящие на свет. Я отдёрнула занавеску…
На меня в упор смотрело то серое безжизненное лицо. От его дыхания запотевало окно, рот был приоткрыт и прижат к стеклу. Оно висело головой вниз, как летучая мышь, видимо, зацепившись ногами за скат крыши. Я шарахнулась вглубь комнаты, табуретка с грохотом опрокинулась. Рядом завизжала, вскочив со стула, Марина.
Существо не двигалось. Оно смотрело прямо мне в лицо своими холодными немигающими глазами. Они были человеческими, эти глаза, но холод, жуткий холод исходил от них. Внезапно существо медленно растянуло рот в жуткой улыбке и еще теснее прижалось к окну. По стеклу скользнула вниз тонкая струйка слюны…
«Свет… Надо выключить свет», — мелькнуло у меня в голове. Собравшись духом, я подскочила к выключателю рядом с окном и погасила свет. Мы с сестрой стояли в тёмной комнате и смотрели в окно, где вырисовывался тёмный неподвижный силуэт. Интересно, видит ли он нас в темноте?.. Марина подбежала к окну и одним рывком задёрнула занавеску. Мы вжались в дальний угол комнаты и вдруг услышали шорох, доносившийся от печки. Кто-то полз вниз по трубе… Мягко шурша, вниз осыпалась зола… С визгом мы подбежали к печке, Марина схватила заслонку и закрыла устье, а я стала искать, чем её прижать. Внезапно что-то с силой начало ударять о заслонку с той стороны. Марина орала и держала заслонку из последних сил. Я кинулась ей на помощь, но не успела… Сильный удар выбил заслонку из устья, Марина упала. Я с криками стала швырять в тёмный провал печи всё, что попадалось под руку: полена, сковородки, чугунки…
Я не помню, что произошло дальше, и Марина тоже не помнит. Знаем только, что очнулись на полу уже утром, когда солнце висело высоко над горизонтом. Существа нигде не было. Я предпочитаю полагать, что забила это чудище бабушкиной сковородкой, и оно убралось куда подальше и больше не вернётся, но на душе остался осадок.
Надо ли говорить, что, приезжая к бабушке,я долго боялась этого коридора, и, уходя на ночные гулянки, всегда оставляла свет в сенях включенным, а, приходя домой, брала Тори на руки, и тыкая собакой во все стороны, шла к двери. Днём, когда в сенях также стояла непроглядная темень, я вставала у двери, затаив дыхание, и как спринтер на стометровке, срываясь с места, неслась по коридору, сшибая всё на своём пути. Однажды застряла ногой в ведре, но не остановилась и ввалилась в комнату, гремя и поминая Сатану и всех чертей разом, напугав бабушку до полусмерти. Сейчас страх затаился глубоко внутри, и, проходя по тёмным коридорам, я всегда с дрожью вспоминаю эту историю.деревнясуществаархив