- Я – существо рассудительное, - сказал Никифор. – За пятьсот лет – ни одного замечания. Хороший хозяин, строгий блюститель порядка. Труженик. Преданный товарищ, на меня можно положиться. Я, если хочешь знать, всегда иду навстречу ближнему. С полдороги выхожу… - А что ты умеешь делать? – спросила Варвара. - А всё, - ответил Никифор. – Обличие умею менять. То постовым прикинусь, то президентом… - Каким президентом? - А любым. Хочешь нашим, хочешь – не нашим. Мужа твоего могу изобразить – ты и не догадаешься, что это я… - А зачем? - А просто так, - развёл руками Никифор. - Фулюганю… Весёлый нрав, шутливый норов… - Ну вот, - сказала Варвара, - теперь я его и в этом подозревать стану. Интересная жизнь у меня начинается… - Так я остаюсь? - Оставайся. Куда от тебя денешься? Переселенец долбанный… Так (или примерно так) беседовала Варвара Семёновна с домовым Никифором, случайно обнаруженным ею в собственном доме: открыла шкаф – и увидела бедолагу, похожего невесть на кого, а более всего на бомжа. Плотно сбитый мужичок, борода с проседью, серый зипун, старый кафтан, рубашка отсутствует, грудь покрыта шерстью… Морда – не приведи Господи! – свят! свят! свят! Левого уха нет, и даже дырочка в черепной коробке не просматривается. - Ты что здесь делаешь, аспид? – спросила Варвара Семёновна. - Прячусь, - ответил мужичок. – "И от кого ты прячешься?" – От яркого света. Не от тебя же… - Да ты кто такой, милай? – с явной издёвкой произнесла женщина. - Неужто не признала? Домовой я ваш, Никифор. Из переселенцев. Меня государство в путь позвало. Вот я и пожаловал. - Какое ещё государство? - Какое-какое - родимое. И так улыбнулся, что по нежной женской спине махровой перчаткой прошлась сама вечность. Прошлась – и удалилась. На цыпочках. Варвара, конечно же, испугалась, но виду не подала – что она домовых не видела? В мультиках и, ваще, худ. фильмах? - Вот тебя мне только и не хватало! – сказала она. - Всё остальное есть: и дом – разбитая чаша, и муж – алкаш, и свекровка-разбойница… Так мне ещё и домового – для полного женского счастья - судьба-горемыка подкинула - здрасте! - И тебе не хворать! – сказал Никифор. – Да ты не печалься, - добавил он, - я – существо рассудительное - и далее по тексту – см. начало нашего повествования.
Ничто не смущает женщину так, как отсутствие мужчины. Нет, у Варвары Семёновны мужик имеется – балагур и замухрышка из далёкого среднеазиатского городка Мукры. Словарный запас у него больше, чем у Ожегова, Даля и Ушакова, вместе взятых, да толку-то, толку! Толк, а не talk предпочитают русские женщины. Болтунишка – на груди манишка… Интеллигентишка вшивенький… Риэлтор долбанный… Ни одной квартиры ещё не продал, пьянчуга… - Купчик, что ли? - поинтересовался Никифор, когда она рассказала ему о муже. – "Да вроде того", - ответила она. – Значит, ты купчиха… А в довесок к этому несостоятельному купчику Варвара Семёновна получила свекровку-негодницу, качавшую права не хуже иной налоговой инспекции. Так что иногда и собственный муж не в радость – ну его на фиг! Всё-всё, что у неё есть, она заработала собственными ручками и ещё одним местом, о котором женщины обычно умалчивают, но держат в уме, как при математических исчислениях – два пишем – три на ум пошло… шесть в уме… сто двадцать пять – и тоже в уме… Фу, пошлость какая!.. А куда денешься? – нака...
Наступила ночь, замешанная на звёздах. Луна расстаралась во всю Ивановскую. В спальне Варвары Семёновны теплился огонёк. - НикифОр! – крикнула она. – Ты здесь? - А то где? – проворчал домовой. И тяжко вздохнул: - Туточки… - Поди сюда. - Зря ты ударение на последнем слоге моего имени делаешь. Я ведь не светофОр какой, я – НикИфор. - Учту на будущее, - зевнув, сказала Варвара. - Расскажи что-нибудь, НикифОр – а то бессонница замучила. - Да что же рассказывать? - удивился домовой. – Вроде и рассказывать нечего. - О старине расскажи. Ты ведь ещё при Иване Грозном жил? - И при Иване, и при Борисе-ироде, и при Петре-антихристе. Строгое было время. На восток помочился - 100 поклонов. А откуда мне знать, где восток и где – запад? В Господни праздники блуд сотворил? Пост - 40 дней. С тёщей? 2 года. С кумою? 5 лет. Деньги в рост давал? Пост - 12 месяцев. Смеялся до упаду? Пост - 3 дня и 25 поклонов кажное божие утро. Болванчиком себя чувствуешь. Ипонцем-роботом… Сиротку ударил? Пост - 3 дня. В той стране, откуда я приехал, совсем иное отношение к младенцам – не как у нас. Народная мудрость у них такая: "Увидишь сироту - ударь. Не догонишь - брось чем-нибудь тяжёлым – калошей, например, или камнем ". Президентом этой страны как раз и стал сирота. И теперь такое вытворяет – рассказывать стыдно… А тогда, в молодости, во время правления Иоанна Рюриковича пошёл я на исповедь… - В первый раз слышу, что домовые на исповедь ходят! - Забавы ради пошёл – фулюганил. Слышу поп у мужика спрашивает: "Не играл ли ты в шахматы? Не бился ли яйцами..." - Это какими такими яйцами? - Крашенными, разумеется, - какими ещё? Женщина пришла – ей вопросы задаёт: "Плюнула кому в лицо? задницу показывала? али обоссала кого?" Вот такие нравы в прежние времена существовали… - Забавно… - сказала Варвара Семёновна. И зевнула. – А женщины у тебя были? - За пятьсот лет чего только не было. Женщины тоже… Лядвеи прикрой. - Чего? – не поняла Варвара. - Ноги голые. Негоже мужику белые ляжки показывать. - Гоже – негоже, - проворчала Варвара. – Что же делать, если они у меня белые… - Белые ляжки – это хорошо, - сказал Никифор. – Мне самому белые больше чёрных нравятся, вот только спать женщине без белья не гоже - соблазн великий! - Достал ты меня своими гожьими нравоучениями! Моралист хренов! Рассказывай давай… - Что же рассказывать? - Грамотный ты? - Читать умею, писать не пробовал. А любимая книга моя "Домострой"… - И домовой расплылся в довольной улыбке. - Кто бы сомневался! – хмыкнула Варвара. – Ляжки мои ему, видите ли, не нравятся!.. - Я же сказал – нравятся. А спать голой всё равно неправильно. - Тебя не спросила, как мне спать и с кем трахаться! Слушай, а где твоё второе ухо? – "А не было". – Как не было? Почему? – "А не положено". - Положено – не положено… Какой-то ты весь зарегулированный, как перекрёсток. Светофор – НикифОр… Ладно, иди… Надоел ты мне хуже горькой редьки. Домовой повернулся, и совсем было собрался уходить, да только Варвара его остановила: - Не уходи. Я одна спать опасаюсь. Мысли нехорошие в голову лезут. Сядь в кресло. Подожди, пока усну, а потом потихонечку, на цыпочках, удалишься. Понял? - Понял – не дурак, - сказал Никифор, удобно устраиваясь в кресле. – Это волос глуп – он и в заднице растет, а я – что ж – я и посидеть могу… почему же не посидеть… Наконец, наступила тишина. Полная луна светила в окно, и, напоённая ею, матовым светом наливалась круглая купеческая репа. Сил не было оторвать от неё пытливого взора. - Ты чего крутишься? – вскинулась Варвара. – Вертишься, как вошь на гребешке, спать не даёшь? – "Уснёшь тут - как же!" – Это ещё почему? – "Афедрон у тебя знатный…" - Какой ещё афедрон? – "Сама знаешь – какой… Ладно, пойду я. Негоже мне тет-а-тет с голой бабой в одной светлице находиться". И исчез. - Тоже мне – тет-а-тет, - проворчала, засыпая, Варвара. - Нахватался умных слов по пыльным углам и захламлённым чуланам… Ляжки, видишь ли, ему мои не нравятся… афедрон спать не даёт… Слово-то какое, паршивец, выискал… И улыбнулась.
- А ты неплохо выглядишь, - сказал домовой Тихон домовому Никифору. – Месяц назад на тебя жутко смотреть было, а теперь – красавЕц! Будто импортный! - Это меня купчиха на новозеландский лад австралийскими ножницами обработала. Вот - бейсболку подарила… - Классная бейсболка! – сказал Тихон, покрутив её в руках, - сам бы бейсболил, да – не умею… Сидели они в баньке Варвары Семёновны. Распивали бутылочку. Снеди было у них – один огурец, да и тот малосольный. И у каждого собственный лубяной стаканчик, можно сказать, заветный, бог знает какого века. Прошлого?.. Позапрошлого?.. - Хорошо, что мы с тобой познакомились, - сказал Тихон. - Здесь, почитай, всех домовых повывели. Как тараканов. Не с кем добрым словом перекинуться – полный мрак. Да оно и правильно: какой домовой в коттедже жить будет? - Я, - сказал Никифор, - я по таким лачугам отирался, что для меня коттедж, как дворец для энтих самых олигархов. Не изба, конечно, но на безрыбье и баба – сука, щука – то есть. - Да-а-а… - мечтательно произнёс домовой Тихон. – Какие избы раньше были! Сколько углов – тёплых, тёмных, тихоньких… Забьёшься в иной – и сидишь, в ус не дуешь. Свечечка горит восковая али сальная, а чаще - лучина… Лепота… А снеди, снеди!.. Там бочка с солёными огурцами, рядом с капусткой солёненькой… Яблочки мочёные, грибочки в бочоночке – и тоже солёненькие… Боже мой! – благодать… - …объ-е-де-ни-е… - разделил его восторг домовой Никифор. Сглотнул тугой комок в горле и продолжил: – Оченно я уважаю студень с кислым лимоном… А летом и осенью - яблоки, груши, горох, бобы… - …ягода-малина… - перехватил инициативу Тихон. - А напитки какие! - квас, кислые щи, мёды разные, рассолы… - …водочка… - Выпьем, дружище, - сказал Тихон. – Нам с тобой повезло – есть что вспомнить. Не то, что нынешним блудодеям. Ведь ничего хорошего в жизни не пробовали. И не попробуют – бедолаги-бедняжечки… - Погоди, - сказал Никифор, - вот наведу я порядок в этом доме: крышу помогу перекрыть, баньку переложу заново – брёвнышко к брёвнышку, хозяина отучу от балагурства и лени – я его ещё в глаза не видел, представляешь? Шатается где-то. Его мамашу отважу от ненужных визитов – и заживём мы лучше прежнего. С солёной капустой и мочёными яблоками. Дом держится на домовом - а как иначе? - Это точно! Ты из каких мест, Никифор, будешь? - С Залупкина озера я. В него ещё речка ****ея впадает. – "В Каширском уезде?" - В нём самом. – "Так и я оттуда!" - Земляки значит? – "Получается так". – Ну, надо же… Погоди-ка. Прислушались. Варвара пела с надрывом – далеко-далеко, в доме: "Ах, Самара-городок, беспокойная я, беспокойная я, успокой ты меня!" - Твоя поёт, - сказал Тихон. - Моя, - кивнул головой Никифор - Заковыристая бабёнка! Слушай, какой она национальности? - Бабы национальности не имеют, - сказал Никифор. - Не все, - не согласился с ним домовой Тихон. - Все! – как ножом отрезал Никифор. – Под кого хошь лягут, от кого хошь родят. Насмотрелся я за пол-тыщи лет… Женщины – иное дело. Женщины чтут свою родословную, уважают. Они проходимцев из чужих стран на дух не переносят, головы не повернут… Но – это женщины, а не бабы… - А твоя купчиха - женщина или баба? - Я ещё не понял – кто, но обязательно разберусь. Сдаётся мне, однако, что - баба… "Милый спрашивал любови, - пела Варвара, - я не знала, что сказать, - молода, любви не знала, да и жалко отказать. Ах, Самара-городок…" - Ишь, как поёт! – сказал домовой Тихон. – Заливается! Лихо ты её, видать, отделал! Нет? - Ага, - сказал Никифор, - в середу - с переду, в пятницу - в задницу. - Ха-ха-ха! – рассмеялся Тихон. Сказал: "Уважаю", а за что не открылся. "НикифОр!" – вдруг, раздался голос купчихи под самым окном. И опять - нараспев: "Ни-ки-фО-Ор". - Беги, Тихон, - сказал один домовой другому. - Не ровён час застанет – эх и крику будет!.. - Бегу, бегу, - заторопился дружок по домовому ведомству. – Бегу-бегу - был – и нету… Исчез – испарился. - Вот ты где, - сказала Варвара. - А чего в потёмках сидишь? Или дома тебе не можется? Фу ты ну ты – совсем твоим языком заговорила! Пошли отсюда – ночь на дворе. Вышли во двор. Варвара прижалась к нему, но он отстранился от неё: - Негоже, если нас под ручку увидят. - Пусть видят! - Да и разница в возрасте у нас такая, что окочуришься!.. - Разница, как разница, - сказала Варвара Семёновна. – Сейчас на разницу никто не смотрит. Да не такая уж она и большая. Вот куплю тебе слуховой аппарат… - Не нужен мне никакой аппарат! - Нет, нужен… - А я говорю – не нужен!.. Над посёлком висела луна – полная, задорная. В полнеба луна! Ну, если не в полнеба, то в четвертинку… Или осьмушку… В общем, такая же, как месяц назад. - Луна-то какая! – молвила Варвара…деревнясуществастранные люди