Это не мой труп

Страшные истории

Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.

Настроить сортировку

{sort}

Возможность незарегистрированным пользователям писать комментарии и выставлять рейтинг временно отключена.

11.5 мин. Страшные истории Helga 4-09-2019, 16:57 Указать источник!

Комиссар Дежá устроился в кресле, прикурил от догорающей сигары новую, окурок затушил в пепельнице и развернул верхнюю из лежавших перед ним газет. Первое, на что упал взгляд комиссара, был его собственный портрет, размещённый в центре полосы и занимавший добрую четверть площади. Под портретом, соединённое с ним траурной рамкой, размещалось крохотное сообщение, набранное крупным шрифтом: «ЧУДОВИЩНОЕ УБИЙСТВО! Сегодня около четырёх утра в северных кварталах города, на улице Птижан, был убит комиссар уголовной полиции Омар Дежа. Преступники пожелали остаться неизвестными. Расследование поручено инспектору полиции Тристану Милорду. «В лице комиссара общество понесло невосполнимую утрату, но возмездие неизбежно. Убийцы господина Дежа жестоко пожалеют о содеянном», — сказал инспектор нашему корреспонденту. Следите за нашими сообщениями». Дежа встал, машинально заглянул в зеркало, через которое в обычное время наблюдал реакцию подозреваемых, затем заглянул в комнату инспекторов. Несколько раз глубоко затянулся, набрал номер служебной машины. Инспектор подошёл через минуту. — Милорд? Это Дежа. Что там стряслось? Ответ последовал ещё через четверть минуты — знакомый голос был окаймлен трауром: — Перестаньте паясничать. Дежа мёртв, — сказал Милорд и положил трубку. Дело принимало серьезный оборот. Милорд просто так не ошибается. Продолжая глубоко затягиваться, комиссар набрал номер домашнего телефона. — Эржбет? Это Омар. Милорд ещё не звонил? Значит, позвонит. Если он скажет, что я мертв, не верь ему. Со мной всё в порядке. Нет, не розыгрыш. Скорее всего двойник. Так что можешь гордиться твоим мужем: если у меня появились двойники, это кое-что значит. Неслыханное происшествие! Комиссар полиции делает заявление для прессы! Дежа ищет убийц Дежа! — кричали вечерние газеты. Комиссар просматривал их одну за одной, но не находил ничего нового. Газеты сообщали только то, что он сам сообщил им, выехав утром на место происшествия. Таинственного трупа на Птижан уже не было, зато зевак, репортёров и собственно полицейских было более чем достаточно. Появление комиссара произвело на них впечатление разорвавшейся бомбы. Воспользовавшись замешательством, Дежа бегло осмотрел место трагедии и подошёл к Милорду: — Надеюсь, вы не забыли снять отпечатки пальцев? — а то от Милорда можно было ждать и такого, тем более, если речь идет о трупе самого Дежа. Инспектор, пытаясь унять нервную дрожь, долго рылся в бумагах, наконец, протянул комиссару незапечатанный конверт. Дежа вынул из конверта пачку листов плотной бумаги. С каждым новым листом он становился всё мрачнее: крестообразный шрамик на указательном правой отчетливо напомнил ему… — Сует куда не просят, — пробормотал недовольно и потянулся за сигарой, чтобы выиграть ещё несколько секунд. Но было поздно: репортёры уж опомнились и ринулись в наступление: — Господин комиссар, что вы думаете об этом деле? — Кто был убит? — Чем вы объясняете поразительное сходство убитого с некоторыми присутствующими здесь людьми? Вопросы сыпались, как выстрелы из рогатки. Комиссару пришлось поднять руки: — Господа! Прошу внимания, господа! Нацелясь остриём на девственность блокнотных листов, застыли карандаши; замерли диковинные змеиные головы микрофонов; точно вампиры, защёлкали фотокамеры. — Мне это дело не представляется сложным, — Дежа, не торопясь, раскуривал сигару. — Все вы знаете, что в последние годы среди молодежи широко распространена мода на идолов. Обезьянничанье, проще говоря. Молодые люди часто прибегают к пластическим операциям, чтобы придать себе внешность любимой кинозвезды или любимого спортсмена. Присмотритесь внимательней, господа, и вы обнаружите на улицах нашего города сотни Чунга Чангов, тысячи Эвелин Тудой, десятки тысяч Кинг Конгов. Однако не только желание уподобиться кумиру движет прибегающими к пластическим операциям. Подделывают чужие лица зачастую и с иной целью. Как правило, это делают преступники: одни из них стремятся уйти от возмездия за уже совершенное преступление, другие, наоборот — совершить злодеяние под чужой внешностью. Как правило, для этой цели выбирают внешность какого-нибудь известного человека — используя всё ту же моду на кумиров. Мне уже доводилось расследовать подобные преступления: в следствие были втянуты и только благодаря нам не попали на скамью подсудимых министр, настоятельница монастыря, политический лидер, известный экстрасенс. Моё лицо не столь популярно и личность моя гораздо скромнее, но всё же, благодаря главным образом вам, господа, знают в городе и меня. Поэтому вполне возможно, что некто в определённых целях решил подделать и мою внешность. Так что не удивляйтесь, если в ближайшее время станет известно о каком-либо чудовищном злодеянии, совершённом вашим покорным слугой. Первое, чем мы займёмся, — выяснение личности убитого. Все, в том числе и практикующие в обход закона, пластические хирурги у нас на учёте, так что это не столь сложно, как вы можете предположить. А потом уже будем искать и цели перевоплощения, и мотивы, руководившие убийцами, и самих убийц… Комиссар поднял глаза и уставился на дверь. За долгие годы, проведённые в кресле комиссара полиции, у него это стало почти инстинктом — смотреть на дверь за миг до того, как в неё постучат, позвонят или войдут без стука. — Здравствуйте, господин Дежа. Господин де Коньяк просит вас зайти к нему, — прощебетала возникшая на пороге мадмуазель Кокур, секретарь начальника полиции. Дежа облегчённо вздохнул. Он опасался, что шеф пришлёт за ним конвоиров. — Господин комиссар! Откуда у вас шрам на внешней стороне левой икры? — торжественно поинтересовался шеф. — Это было очень давно. Это была злая собака. — А шрам на внутренней стороне правой икры? Тоже собака? И такая же злая? — О нет, шеф. Это — дело зубов женщины, и она была сущий ангел. — А теперь, господин «комиссар», — ликование шефа достигло верхнего предела: он брал в кавычки одним прононсом. — Потрудитесь продемонстрировать вышеупомянутые шрамы! По мере того, как Дежа закатывал штанины, лицо шефа теряло торжественность и обретало выражение человека, с которым рассчитываются из его собственного кошелька. — Вас, очевидно, интересует и вот этот крестик на пальце: это память о том, как я семи лет от роду полез чинить неисправную электропроводку. Но и это не всё: если преступник имеет достаточно серьёзные намерения, он может подделать и внешность, и отпечатки пальцев, и даже родимые пятна. Приехав с улицы Птижан, я сделал анализы и на их основе взял медицинское заключение. Думаю, вам будет любопытно сверить его с имеющимся у вас заключением судмедэкспертизы. С медицинской картой из моего личного дела вы, насколько я понял, уже сверились. — Поразительно, — растерянно пробормотал шеф, сверяя карты. — Я поражён не меньше вашего. Убитый на Птижан и пребывающий в добром здравии комиссар полиции Омар Дежа — одно и то же лицо! Такого ещё не было в мировой практике. Вы позволите закурить? — де Коньяк не переносил табачного дыма, однако на этот раз только рассеянно кивнул. — Почему вы так много курите? — поморщился он, когда Дежа выпустил мощный клуб дыма. — Видите ли, шеф, — комиссар сделал глубокую затяжку. — Сыщику приходится много думать. А табак — в моём случае сигара — лучшее средство сосредоточиться. Де Коньяк намёк понял, однако расследование поручил всё-таки комиссару. Потому что дело было той степени сложности, с которой мог работать только Дежа. Трудно представить себе человека, менее склонного к утопиям, чем Омар Дежа. Но здесь дрогнул даже он. Ситуация не поддавалась никакому рациональному объяснению. Речь шла не о двойниках и даже не о близнецах, а о двух проявлениях одного и того же человека. И размышления над этим сверхзапутанным делом толкнули комиссара на путь, по которому до него ходили только персонажи фантастических произведений. Дежа рассудил так: если он и убитый — одно лицо, значит, он убит. Но поскольку он всё-таки жив, значит, убит не теперь, а в будущем. А труп с помощью машины времени подброшен в сегодняшнее утро. Ведь это так элементарно, дорогой Ватсон! Дежа тут же позвонил в институт темпоральной физики. Справка, которую предоставил комиссару профессор Цурюк, немного охладила его пыл: построение машины времени останется невозможным ещё по меньшей мере пятьсот лет. Дежа призадумался: полтысячи лет ему, конечно, не протянуть, даже ради подтверждения столь оригинальной версии. Однако, едва в дыхательные пути Омара вошёл дым от новой сигары, он демонстративно хлопнул себя по лбу и пододвинул аппарат внутренней связи. — Жак? Это Омар. Установите, пожалуйста, физический возраст убитого. Да, на Птижан. Как можно точнее. Жду. Только идиот может полагаться на прогнозы, тем более в наше время. Прогнозы для того и существуют, чтобы оправдывать существование их составителей. Ещё полста лет назад учёные столь же категорически отрицали возможность межпланетных полетов, уверяли в абсурдности самой идеи создания машин мыслящих. А в это время на секретных полигонах уже сооружались космические корабли, велись работы по созданию не только автоматических систем, но и «живых роботов». Это значит — если сегодня темпофизики уверяют в невозможности построения машины времени, то завтра она точно будет построена. А может быть, уже построена? В каком-либо оборонном учреждении, и, следовательно, является строго засекреченной? По спине комиссара пробежал нервный холодок. Если это действительно так, то всё становится на свои места. Комиссар Дежа расследует убийство комиссара Дежа и выходит на учреждение, которому принадлежит машина времени: охрана машины убивает слишком любопытного полисмена и, дабы замести следы, подбрасывает его в прошлое… Комиссар Дежа обнаруживает собственный труп и снова выходит на владельцев машины времени, которые снова его убивают и снова подбрасывают. Из временной петли комиссара вывел звонок: — Омар? Это я, Жак. Итак, записывай: возраст погибшего сорок пять лет три месяца плюс-минус десять дней. Убитый был не старше, а, наоборот, на целых полтора года моложе комиссара. Насколько Дежа было доподлинно известно, полтора года назад его никто не убивал. — Омар, ты слушаешь? Тут у нас одна дама. Она требует опознания: говорит, что убитый приходился ей мужем! — Надеюсь, это не Эржбет? — Дежа находил в себе силы шутить даже в такие минуты. — Можешь не беспокоиться. Мадам Дежа мы отправили бы к тебе. — Направьте и эту. Если, конечно, опознает, — сказал Дежа и положил трубку. Дело принимало неожиданный оборот. — Эржбет? Ну, конечно, в порядке. Я же тебя предупреждал: не беспокойся. Ничего не случилось, просто у меня очень много работы. Приду, но поздно. Конечно, гуся. За мной не остынет. Пока, — Дежа положил трубку. — Присаживайтесь, мадам… — Леблан, — всхлипнула вошедшая. — Мадам Леблан. Примите наши искренние соболезнования… Мы бы не стали вас беспокоить, но… — женские слёзы были ахиллесовой пятой комиссара: особенно непереносимы они были теперь, когда у Дежа возникло чувство, что плачут не о ком-то другом, а о нём самом. Дежа засуетился, налил женщине воды, помог успокоиться. Однако он ясно осознавал, что эту убитую горем женщину успокоили не его слова, а само его присутствие, его поразительное сходство с покойным мужем. — Я попрошу вас ответить всего на пару вопросов. Скажите, как звали вашего мужа? — Огюст. Огюст Леблан. — Сколько ему было лет? — Сорок пять. — Полных? — Сорок пять и три месяца. Он. Столько же убитому на Птижан. Наконец-то между убитым и комиссаром появилась какая-то дистанция. — Скажите, мадам, а вы не могли… — Дежа почувствовал, что спрашивает не то. — У вашего мужа были какие-нибудь особые приметы? Родимые пятна, шрамы… — Да, у него был похожий на крестик шрам — вот здесь, на указательном пальце, — Дежа инстинктивно сжал правую в кулак и спрятал её под стол. — И ещё — два шрама на ногах. Вот здесь… и здесь. — Спасибо, мадам, — смущённо пробормотал Дежа. — Вы не возражаете, если я закурю? Мадам Леблан кивнула: — Огюст тоже курил сигары. И делал это точно так же, как вы. Вот это движение… — в её глазах зажглась робкая надежда. Комиссар смутился ещё сильнее и встал: — Я очень признателен вам, мадам… Ещё раз примите наше искреннее соболезнование. И простите, если нам придётся ещё раз побеспокоить вас… — Что вы, мсье, я была очень рада… — мадам Леблан растерянно встала и повернулась уходить. Уже на пороге она обернулась и бросила на комиссара взгляд, от которого ему стало не по себе. Это был умоляющий, полный отчаянья взгляд женщины, у которой насильно отнимают любимого человека. Солнце ещё не зашло, но Дежа уже сидел в сумерках — до такой степени было накурено в его кабинете. Перед комиссаром лежало личное дело сотрудника кредитной конторы «Мэз уи» Огюста Леблана. Чем глубже погружался Дежа в изучение этого дела, тем более убеждался: Леблана не за что было убивать. Скорее всего, метили в комиссара. Может, даже не метили: Леблан подвернулся под горячую руку, его приняли за Дежа и застрелили. Однако не это беспокоило: убийств на своём веку Дежа расследовал более чем достаточно, и большая часть из них была раскрыта. Не давало покоя поразительное сходство. Чем его объяснить? Неужели Леблан умышленно делал себя похожим на комиссара? Но откуда он мог знать обо всех шрамах и шрамиках, украшающих тело Омара в самых неожиданных местах? И потом — бог с ними, с особыми приметами, — но организм-то в целом, с его сугубо индивидуальными биологическими, физическими, химическими данными, не подделаешь! Снова и снова перечитывал комиссар скудную на события биографию скромного конторского служащего, но не находил зацепки, не мог обнаружить ниточки, которая привела бы к разгадке тайны. Хотя зацепка была. Было что-то очень знакомое в жизнеописании нечаянного двойника, и это что-то, ускользая от зоркого глаза комиссара, доводило до бешенства. И вдруг он понял: не что-то, а многое. И не знакомое — а каким-то образом имеющее к нему отношение. Как бы тщательно скрываемое от него. Скрываемое — кем? И снова взор ощупывает строку за строкой, страницу за страницей, документ за документом, и снова никакой зацепки. Хотя стоп. Вот оно. Женевский университет. Но каким образом это относится к Омару? Дежа никогда не был не только в этом университете, но и собственно в Женеве. Зато… Огюст Леблан в период с 1969 по 1975 год учился в Женевском университете. Примерно в эти же годы здесь училась Эржбет Карои. В 1974 году Эржбет неожиданно бросила учёбу и переехала в Лютес, где вскоре, вследствие непродолжительного знакомства с молодым сыщиком Омаром, переменила фамилию на Дежа. Об университете Эржбет вспоминать не любила — говорила, что разочаровалась в нём. Разочаровалась — в чём? В учёбе или… Омар вдруг осознал, что подозревает собственную жену, и ему стало стыдно. Однако пытливый пёс его мысли уже взял след, и остановить его теперь не могла никакая сила. Прошло три дня. Комиссар Дежа сидел на том же месте и курил такую же сигару. Внешний вид и самочувствие его, однако, сильно изменились не в лучшую сторону: Омар заметно сдал, потемнел, был весь осунувшийся и какой-то пьяный. Не сходила с лица и озабоченность — хотя работа в основном была закончена. Оставалась самая малость, почти формальность — написать письмо. Справа от него на столе лежала пачка почтовой бумаги с гербом города Женевы; в свободной от сигары руке была аккуратно зажата массивная шариковая ручка. Слева на столе стояла фигурная бутыль в форме Норт-Дам де Пари, опустевшая уже до аркбутанов, и собственно стакан. Комиссар время от времени брал со стопки лист бумаги, начинал писать, затем комкал бумагу и бросал в корзину. В обычном состоянии эпистолярный жанр не представлял для него трудностей, однако сегодня был особый случай. «Эржбет!» — начал комиссар, скомкал лист и бросил в корзину. Взял новый. Написал: «Дорогая!» Минуту посидел, затем снова скомкал и снова выбросил. Снова начал: «Мадам!» — но и это было не то. «Мадам» в отношении Эржбет звучало как брошенная перчатка, а дамам перчаток не бросают. Затушил сигару, налил, выпил, прикурил новую, встал, прошёлся по кабинету, сел и начал новый вариант. «Эржбет, я расскажу тебе одну романтическую историю, произошедшую немногим более двадцати лет назад. В то время в городе Женеве жила девушка по имени Эржбет Карои. Она была страстно влюблена в молодого человека, которого звали Огюст Леблан. Огюст, однако, был равнодушен к ней. Кому не известны переживания и слёзы первой, к тому же неразделённой любви? С годами они кажутся смешными и незначительными, однако в то время это была трагедия, которой не знал мир. Когда её возлюбленный женился — естественно, на другой, — Эржбет не смогла вынести этого и уехала куда глаза глядят, и богу было угодно, чтобы они глядели на Лютес. Здесь она познакомилась с молодым полисменом по имени Омар Дежа. Стали встречаться — возможно, таким образом Эржбет пыталась залечить рану, нанесённую любовью. Однако любовь не проходила, и ты придумала, что любишь Омара, хотя на самом деле продолжала любить Огюста Леблана. Эржбет любила его в Омаре, она придумала, что Омар — это Огюст: встречаясь с Омаром, она встречалась с Огюстом, и когда Омар целовал её, она закрывала глаза и видела перед собой Огюста Леблана. В самом этом не было ничего необычного — так поступают многие женщины, влюблённые в мечту, женщины, которые в чудовищах, подносимых им судьбой, видят заколдованных принцев. Однако наша героиня не была сентиментальной мечтательницей. Её мать до замужества носила фамилию Немекфельдмауриц, и в жилах Эржбет струилась кровь венгерского рода, истоки которого теряются во мраке тысячелетий. С этим родом связано много зловещих преданий — о леденящих душу злодеяниях, сатанинских обрядах, якобы совершаемых в родовом замке. И, как будто насмешка над мрачными тайнами замка, — девиз на фамильном гербе Немекфельдмаурицев: «ТЕБЯ РАЗБУДИТ ЛЮБОВЬ». Однако именно эти слова содержат самую мрачную тайну рода: они обращены к некоему сверхсуществу, дремлющему испокон веков в крови Немекфельдмаурицев и служащему покровителем рода. В то время, когда юноши и девушки из семейства взрослеют и влюбляются, их любовь по воле рока всегда оказывается неразделённой. И тогда это чудовище просыпается и приходит им на помощь. О природе этого явления, о его происхождении предания Немекфельдмаурицев умалчивают; сохранилась, однако, легенда их соседей и извечных врагов Фрибардъегеров. Это было очень давно. Граф Дьюла Немекфельдмауриц был страстно влюблён в Розалинду Фрибардъегер. Но тщетно искал он дорогу к сердцу возлюбленной, ибо оно было посвящено Господу. Достигнув совершеннолетия, Розалинда приняла постриг. Дьявольская страсть, однако, не давала покоя Дьюле. Он похитил девушку из монастыря и заточил её в своём замке. Долго, но тщетно добивался похититель взаимности: ни ласки, ни уговоры, ни дорогие подарки не помогли ему. И тогда обезумевший граф решил покорить её силой. Семь дней и семь ночей в замке Немекфельдмауриц гремела музыка, палили из пушек и рвались петарды, чтобы заглушить крики Розалинды, которую подвергали нечеловеческим пыткам. К утру восьмого дня девушка умерла, так и не покорившись истязателю. За это чудовищное злодеяние на род Немекфельдмаурицев пало проклятие: с той поры и до скончания веков все его члены, независимо от пола, обречены на безответную любовь. Род стремительно угасал — так сохнет дерево, разбросавшее свои ветви широко над долиной. Пришло время, когда во всём замке осталась одна семидесятилетняя старуха. Много лет она молила о прощении, взывала к предкам и заступникам рода, однако её молитвы так и не были услышаны. И тогда отчаявшаяся женщина воззвала к дьяволу… Вскоре, на семьдесят втором году жизни, она родила ребёнка. Именно тогда на гербе твоих предков появился этот девиз: «ТЕБЯ РАЗБУДИТ ЛЮБОВЬ». Так что, если верить легенде, твоему роду покровительствует сам владыка ада… В забытых легендах много наивной фантазии — однако ничто, кроме этого предания, не может объяснить произошедшего со мной. В ночь, когда Омар Дежа стал твоим мужем, ты продолжала любить в нём Огюста Леблана. Забывшись в моих объятиях, ты даже обмолвилась: «Огюст…» В ту минуту ты как никогда хотела, чтобы он был с тобой, как никогда любила его — любила так, что чудовище, спавшее в твоей крови, проснулось. В ту ночь Омар Дежа умер. Его сознание, его телесная оболочка продолжали существовать — но только как материал для создания Огюста Леблана-второго, существа, порождённого твоей любовью. Я не знаю, сколько времени длилось моё превращение — месяцы или годы, — во всяком случае, достаточно долго, чтобы его не заметили ни знакомые, ни сослуживцы, ни сам Омар. Быть может, ты ни о чём не догадываешься и думаешь, что за эти годы научилась любить меня, Омара Дежа. Но всё дело в том, что я давно уже не Омар, что теперь я Огюст Леблан, у меня его тело, его сознание, его воспоминания и, возможно, даже его душа. Хочется верить, что рассказанное здесь было для тебя тайной; впрочем, такие вещи знают, но знают не умом, а кровью. Самому мне удалось распутать эту тайну только благодаря двум обстоятельствам. Первое — три дня назад на улице Птижан был убит служащий кредитной конторы «Мэз уи» Огюст Леблан; второе — бабушка Огюста по отцовской линии до замужества носила фамилию Фрибардъегер, и когда я был маленьким, она часто рассказывала мне предания этого древнего благородного рода». Комиссар перечитал, минуту сидел, нахмурившись, затем порвал письмо на мелкие кусочки и выбросил в корзину. Зазвонил телефон. — Эржбет?… Как… почему нет… Что, уже вечер?… Смотри, и правда… А мы тут с друзьями, — сделал извиняющийся жест в сторону бутылки. — Засиделись… Гуся? Ну, конечно, гуся, конечно, туши. Пока. Положил трубку, налил, выпил, встал, убрал бутылку в шкаф, надел плащ и вышел в коридор. Было действительно поздно: тишину в коридорах нарушала только дробь печатной машинки, доносившаяся из приёмной начальника полиции. За машинкой сидела мадмуазель Кокур. Дежа подошёл к девушке, положил руку ей на плечо и пробормотал: — Вот вы, женщины, считаете нас, мужчин, последними дураками. На самом деле это не совсем так. От него сильно несло перегаром. Комиссар полиции Омар Дежа, зажав в зубах сигару и оставляя за собой шлейф дыма, решительно шагал по улицам города, чем ещё больше напоминал паровоз. Город был огромен, и найти в нём нужный дом, да ещё не зная адреса, было практически невозможно. Но мало того, что комиссар шёл пешком: он запретил себе даже думать о том, куда идёт. Он запретил себе малейшую попытку вычислить требуемый дом, ибо с его опытом работы в полиции такая возможность была. Единственное, что он себе позволил — точка отсчёта. Своё путешествие он начал с того самого места на улице Птижан. Пытливая мысль время от времени норовила разобраться в происходящем, однако комиссар решительно обрывал эти порывы. Он подсовывал своей мысли шарады, парадоксы, трудные рифмы, а то и просто заставлял её подобрать определённое количество слов на определённую букву. Задачу решали ноги, глаза, нос, уши, но только не мысль. Время от времени он заходил в какие-то подвальчики опрокинуть рюмку. В одном подвальчике его узнали. Собственно говоря, его узнавали почти во всех, но здесь ему сказали «Здравствуйте, господин Леблан». Значит… Комиссар тут же приказал себе подобрать двадцать географических названий на «Д», чтобы не знать, что это значит. При счёте пять — на Дарданеллах — он уже поднимался по лестнице какого-то дома, при счёте восемь — Дар-эс-Салам — звонил в дверь со странно привычным номером. Послышались шаги — сердце комиссара узнало их. — Кто там? — встревоженный голос. — Я, — буркнул комиссар. Мадам Леблан приоткрыла дверь, узнала — и пошатнулась. Глаза ей застили слёзы. — Здравствуй, Доминик, — часто моргая, пробормотал комиссар. — Ты была права. Это не мой труп.

за границей неожиданный финал размышления и теории

1 783 просмотра

+18

Обсудить

Предыдущая история Следующая история

Похожие истории

Отчаяние (Страшные истории)

Паук (Страшные истории)

Друг по переписке (Страшные истории)

0 комментариев

Последние

Написать

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.

Комментариев пока нет