— Алло, здравствуйте! Надежда Викторовна? Почему ваш сын не появляется в школе? Его уже четвёртый месяц никто не видел…
— Он в школе… — томно ответила Надя и бросила трубку.
Дрожащими руками взяла шприц и метко всадила его в одну из посиневших вен. Разбежалось, обмякшее тело растеклось по дивану. Какой ещё сын?
— Господи, что за сволочь? Василий Петрович, нужно срочно узнать, что с Сёмой… Такой трудный ребёнок, да ещё и мать такая… Двойное наказание, — сказала Галина Станиславовна, услышав гудки и, аккуратно положив мобильник на стол, посмотрела на Ершова, сидевшего напротив.
— Галя, это не наши заботы. Заботы других инстанций. Не бери в голову. Чёрт с ними! Как их фамилия-то, как жиртреста зовут?
— Вася, ты вообще-то завуч по воспитательной работе. Мальчика зовут Семён. Семён Заварза*, — недовольно ответила Галина Станиславовна, — И пойдёшь к ним именно ты. Если ситуация совсем плоха, подключим милицию. Там и решат, что делать. Оставить ли мальчика матери, отдать ли в приют… Вот это действительно не наша забота. Но толчок надо дать, иначе совсем пропадёт парень…
— Галина Станиславна! У меня столько дел! Не собираюсь я ходить по всяким… Заварзам! — встрепенулся Ершов, — У меня сегодня встреча с председателем родительского комитета, кхм, нашим спонсором…
— После встречи и отправишься к Заварзе, Василий Петрович, — твёрдо решила Галина Станиславовна, директор 12-й средней школы, — с ним же, со спонсором, после тебя, и у меня… разговор. Ершов не мог возразить.
— Хорошо, Галя… Только я не привык шастать по таким местам, они проживают, вроде как, на Богомолова?
— Да, пятый дом, первый подъезд, восьмая квартира. Райончик, действительно, не из самых благоприятных… Ну ничего, ты же мужчина, Вася, — вздохнув, ответила Галина Станиславовна, — и мальчик не жиртрест, он просто полноват.
— Научись любить детей, Ершов, — сухо сказала Галина Станиславовна и жестом проводила завуча за дверь. Ершов мигом испарился.
* * *
«Надо ещё уколоться, боже… Игорь сегодня зайдёт… Опять под ним стелиться… Встать бы… Сволочи… Ненавижу… Где Сёма…» — Надю немного отпустило, но её тело было настолько измождённым, настолько исчахшим, что она тут же потеряла сознание, распластавшись на диване.
— Мама, кто-нибудь принесёт жратвы? Мама! — орал Сёма. Надя лежала не шелохнувшись.
«Игоря нет…»
— Мама… Проснись, я голоден! Голоден я!
«Маме нужно ещё… Но я всё забрал… Всё отдал…»
Дверь закрылась. Что-то бултыхнулось, и всё замерло. Тишина.
* * *
Встреча прошла хорошо. Василий Петрович Ершов вышел из здания школы и сел в свой новенький Фольксваген. Мотор свежо завёлся. «Сейчас спонсор поговорит с Галей и всё будет хорошо, — улыбнулся Ершов, — Так… Богомолова значит…»
Автомобиль тронулся, выехал через дворы на проспект и отправился в сторону городской окраины. Хорошо, городок был небольшим — один из подмосковных городишек, каких много — ехать было минут десять, от силы.
Фольксваген Ершова остановился у подъезда старенького четырёхэтажного кирпичного дома. Стены вот-вот рухнут, половина окон повыбито. Свет горит только в паре-тройке квартир. Во дворе пусто и тихо. Полседьмого. Богомолова, 5.
Ершов выбрался из машины и вошёл в подъезд. Запах ядрёной вони тут же ударил в ноздри. Затошнило. Он неуверенно потопал вперёд. Тусклый свет лампочки едва спасал подъезд от тьмы. Слабый писк под лестницей. Крысы.
«Ну и заехал же я… Заварза… Чёрт бы их подрал, — думал Ершов, морщась от вони, — Так, первый этаж… Первая, вторая, третья, четвёртая квартиры… Мне на второй…»
Он поднялся по лестнице — восьмая… Звонка не было. Ершов постучал в дверь.
— Игорь… Это ты? Быстрее… Я сейчас сдохну… — послышался захлёбывающийся женский голос.
— Эй, кто здесь? — донеслось из соседней квартиры, с номером семь.
— Я из школы, — испуганно, непонятно в какую дверь, ответил Ершов.
— Заходи быстро и заткнись, — отреагировал голос из седьмой.
Василий Петрович дёрнул за дверь. Открыто. Ступив на порог, Ершов напротив себя, метрах в двух, увидел мужчину в потрёпанном камуфляже. Беспокойный взгляд. Дрожащие руки. Типичный алкоголик. Он сидел за старым дубовым столом. «Как директорская, ей-богу, — хмыкнул Ершов, — только Гали не хватает».
— Кем будешь? — спросил мужчина.
Василий Петрович задумчиво осмотрел квартиру — стены не оклеены — штукатурка потрескалась и кое-где проглядывает кирпич. По квартире расставлено множество вёдер, тазов и чанов, в которые с потолка капала мутноватая жидкость. На полу валялся заплесневелый кусок хлеба, с оставшимися следами уже зеленоватого масла — муравьи плотно облепили «бутерброд» и потихоньку его растаскивали.
— Я из школы. Семён Заварза уже четыре месяца там не появляется, — брезгливо отчитался Ершов.
— Хочешь на Сёмку посмотреть? — рассмеялся мужчина. Он выехал из-за стола. Инвалидная коляска. Обрубки ног.
— Инвалид, — это в Афгане, не обращай внимания. Присядь-ка на табуретку.
Ершов молчал.
— Забыл представиться. Зови меня Костян, умник. Так вот, Сёмка уже не Сёмка. Это настоящее чудовище. Полподъезда сожрал. Да и Игорька моего, сынка, наркомана конченого, тоже. Ты в руки себя возьми, не обделайся, слушай…
— Вы сумасшедший, — Ершов приподнялся. — Мне в восьмую.
— Стоять! Слушай меня. Как-то раз, месяца три назад, Игорёк мне рассказал. Говорит, Сёмка надькин в холодец превращается, лежит себе в комнате и лежит, раздувается как дрожжи на печи. Говорит, что из комнаты вонища ужасная, а заглянешь, седым выйдешь. Ну, я подумал, очередные наркоманские бредни, пока, недели полторы назад, не услышал ужасное хлюпанье из восьмой. Выкатился я из своей хаты, открываю дверь, а там… Огромный, килограмм двести, холодец обтекает Игорька моего, концы отбросившего. На диване лежит Надька и нихрена не замечает… Коаксил, да… Сама-то как чудовище, костища наружу… Да и Игорёк такой же, кашевар местный, наркоман паршивый… Хех, был…
Костян прокашлялся. Ершов прилип пятой точкой к табуретке.
— И тут этот холодец отрывается от Игорька, и я вижу, форму Сёмки обретает. Хлюпающая пасть говорит мне — Костян, мол, укатывай отсюда, пока тебя не сожрал… Я в тот момент похлеще твоего испугался, залётный… Он видать наелся, сытым голосом говорил, тварь… Я и решил с ним в диалог вступить, едва не обосрамшись… Сёмка, говорю, ты давай меня не жри… Жильцов, наркоманов поганых, ещё шестнадцать квартир… Я пожить ещё хочу, говорю… Ну Сёмка и переварил почти весь наш подъезд… Мать свою бережёт… А я ей коаксил варю, договор уж у нас с Сёмкой такой… Рассказал мне, как с ним это произошло… Лежал себе в своей комнатке, ленивая скотина… Интерес к жизни, говорит, потерял… Долежался, пока грязью не зарос совсем… В ушах кто-то поселился, под кожей стало зудеть… Ну как будто там кто-то ходы роет, представляешь? А потом, не удивляйся, эта тварь плакала…
За дверью послышалось хлюпанье.
— Костян, кто здесь? — булькающий голос из-за двери окончательно приковал Ершова к табуретке. Он побелел и застучал зубами.
— Сёма, заползай… Ужин пришёл…
Василий Петрович потерял дар речи, увидев это. Огромная желеобразная жижа, отдалённо напоминающая человека, двигалась на него. В неё, словно спички в пластилине, были понатыканы человеческие конечности. Жижа бурлила, переваривала. Костян хохотал.
Ершов потерял самообладание.
Жижа обволокла его ноги и вместе с табуреткой потащила его через общую прихожую прямиком в восьмую квартиру. Нижняя часть тела Ершова уже утонула в мерзкой слизи — ноги разъедало, словно кислотой. Василий Петрович даже не закричал — дрожащая от страха челюсть не разжималась. Его голова волочилась вслед за жижей. Выпученные глаза не могли закрыться. Руки онемели. Парализовало… Заварза… По полу пробежала облезлая крыса. Она несла в зубах пожелтевший человеческий палец.
Он видел лежащую на диванчике Надю… Посеревшее тело… Руки совсем омертвели — на правой руке в зоне локтевой кости не было ни кожи, ни мышц — желтизна локтевой выступала наружу … Она стонала… Жижа заволокла Ершова во вторую комнату… Последнее, что он увидел, было гнездо… Булькающие серой слизью яйца (личинки?) вот-вот должны были породить ещё не одно такое чудовище…
* * *
Галина Станиславовна, проводив спонсора, решила позвонить завучу.
— Абонент не отвечает, или находится вне зоны действия сети, — ответил приятный женский голос.
Разобрался с Заварзой, наверное… Дома уже, спит небось…
Директор вздохнула с облегчением и включила кофейник.
_______
* Заварза — «неряха, нечистоплотный», вятск., олонецк. (Кулик.). От варза «озорник». Отсюда заварзать «запачкать», вятск. (Васн.).квартирастранная смертьстранные люди