Мой знакомый из полицейского департамента не разрешил мне снять фотокопию этого документа, однако мне удалось сделать список вручную. Эти материалы я прилагаю ниже.
Напоминаю, что оригинал был найден местными сотрудниками правоохранительных органов в номере 213 мотеля «Сонная луна», расположенного на федеральной трассе №11 в семи милях к западу от Карама, Огайо. Сам документ обнаружили в урне. Значительная часть страниц обгорела (восстановлено приблизительно 40% текста). Предполагается, что документ так и не был отправлен, поскольку описание жильца номера 213 совпадает с описанием автора письма Дж. Арчер. Кроме того, среди документов были найдены несколько фотографий, которые я прилагаю к данному материалу уже в оцифрованном виде. Вещественные доказательства свидетельствуют о бегстве женщины из мотеля примерно за полчаса до прибытия органов правопорядка. Для ясности я снабжаю текст [собственными комментариями]
Буду с вами начистоту. Я понимаю, что многим вам обязан, однако мне не хотелось бы работать над этим делом и дальше. С тех пор, как вы позвонили мне месяц назад, меня стали преследовать какие-то необъяснимые явления. В частности, этим утром, когда я собирал документы для отправки, я обнаружил на них странные комментарии, а местами — и вовсе какую-то галиматью. Зная ваши предпочтения, я оставил их в нетронутом виде и не стал ни стирать их, ни отпечатывать новую копию документа. Возможно, вам удастся в них разобраться. Но даже не просите меня продолжать расследование по этому делу. И не пытайтесь мне угрожать. Я связался с начальством, и Сами-Знаете-Кто ясно дал мне понять, что освобождает меня от ваших приказов.
К.С. Делбертон
[Дубликат]
Я это сделала.
Я сделала то, о чём теперь все говорят. Я не хочу, чтобы ты всю жизнь терзался догадками, и поэтому хочу сказать тебе правду. Тебе будет больно это узнать. Очень больно. Надеюсь, у меня хватит смелости записать всё это на бумаге и отослать тебе.
Я действительно убила его.
И хочу, чтобы ты знал, почему.
Я почти целый год проработала в Глоуб. «Джанет Арчер, девочка-репортёр». Папина гордость, папина радость. Я просидела в своей подвальной кабинке десять с половиной месяцев, набирая тексты некрологов и прослушивая полицейскую волну. Десять с половиной месяцев, проведённых на заседаниях городского совета, слушаниях местных дел, грабежей, историй о пьяных подростках, сбивающих телефонные будки. Я помню, что на журфаке меня предупреждали, сколько сил и терпения нужно вбухать в своё продвижение по карьерной лестнице. Да я в целом и не рассчитывала, что работа на ежедневку в небольшом городке и с моим-то опытом принесёт мне Пулитцеровскую премию. И всё-таки я полагала, что эта работа мне что-нибудь даст. Какие-нибудь перспективы, какие-нибудь возможности. Я всё ждала, когда редактор даст мне чего-нибудь помясистее — но дождалась только его жирной руки у меня на колене, когда он перебрал за обедом.
Я потрошила в сети всевозможные сайты с вакансиями, но только тратила время впустую. И всё-таки как-то раз, когда я уже без особой надежды проглядывала нашу собственную колонку, мне на глаза попалось одно объявление, втиснутое между напоминанием об открытии пиццерии и агиткой в военно-морские силы.
ТРЕБУЕТСЯ ПИСАТЕЛЬ Одинокому старому джентльмену нужен опытный и/или талантливый писатель для помощи в составлении мемуаров. Я прожил долгую и необычную жизнь, и мне нужен подлинный мастер пера для переноса моей истории на бумагу. Кандидат должен быть любознателен, скрупулёзен и внимателен к деталям. Достойная зарплата, гибкий график. Соискателей ожидает личное собеседование. Обращаться с 8 до 10 утра по адресу: Огденбург, Рэтт стрит, 133.
[Фрагмент утрачен]
…и я последовала за ней в комнату, которая занимала, казалось, весь фасад дома. Никакой мебели не было, если не считать одинокого складного кресла. Ковра тоже не было: вместо него пол покрывал грязный, истёртый паркет. Возможно, стены этого помещения когда-то и отдавали белизной, однако время превратило их в безликие серые перегородки. Внутри была ещё одна дверь. Тяжелая, чёрная, запертая на замок. Занавесок на окнах не было — вместо них стояли жалюзи, которые в тот момент были наполовину опущены. Слабый свет, пробивавшийся сквозь густые утренние облака, пропитывал комнату жутковатой атмосферой безлюдных похорон.
Как это ни удивительно, на потолке и стенах практически не было паутины. А кроме того, в помещении абсолютно ничем не пахло.
«Подождите», — сказала хозяйка, и это было единственное слово, которое я услышала от неё за всё это время. Я медленно опустилась в кресло и пожалела о том, что не захватила с собой пакетик кофе. Женщина вышла, захлопнув за собой дверь, такую же серую, как и стены. Через пару минут я услышала, как в глубине дома заработал пылесос.
Я вздохнула и попыталась устроиться в кресле поудобнее. Потом начала разглаживать складки на брюках. Потом стала смотреть в окно, на потрескавшийся тротуар и кривые дорожки, на которых громоздились мешки с мусором, дожидающиеся грузовой машины; на полуразрушенную собачью будку во дворе по ту сторону улицы. Потом я, наконец, поднялась и шагнула…
[Фрагмент утрачен]
…чёрной двери. Ручка была старинной и орнаментированной — такие бывают в отелях, стилизованных под Ар-деко. Я встала возле неё на колени и заглянула в замочную скважину, но она была чем-то заткнута.
И тут я почувствовала, как что-то коснулось моих ног.
В щель между дверью и полом дуло холодным воздухом, щекочущим мне лодыжки. Я нагнулась, чтобы заглянуть в эту щель. Размером она была с кончики моих пальцев, и сквозь неё струился холодный, практически ледяной воздух.
Я посмотрела на часы. Прошло уже более получаса. Вздор! И всё же я чувствовала, что не готова уйти сейчас. В конце концов, разве меня ждали какие-нибудь интересные дела? Словом, я поднялась и как следует постучала костяшками пальцев в чёрную дверь.
«Эй!» — позвала я. — «Есть здесь кто-нибудь? Я уже полчаса жду. Слышите?»
Ответа не было. Я схватилась за ручку и надавила. Она подалась бесшумно и мягко, гораздо легче, чем я ожидала. Однако когда я попробовала открыть её, она даже не шелохнулась. Похоже, с той стороны её держал засов.
«Простите, мисс», — прозвучал у меня за спиной сухой, дребезжащий голос. — «Могу я вам чем-нибудь помочь?»
Человек был тощим, подтянутым, беловолосым, а его кожа уже очень давно не видела солнца. Он носил чёрный костюм, старомодный даже по моим меркам, а ведь мои предпочтения в одежде близки к предпочтениям меннонита. Его тонкие волосы вились над розовой кожей черепа, словно дымка.
Я ответила ему пристальным взглядом, стараясь показать, что его появление меня не напугало. Думаю, мне удалось сдержать злость в своём голосе.
«Я тут по объявлению», — сказала я, указав взглядом на свёрнутую газету, которую так и оставила лежать на стуле. — «Вакансия писателя. Должна признаться, мне пришлось подождать».
«Ах да», — вздохнул он. — «Я так и думал, что вы здесь из-за этого. Извините, что заставил вас столько тут проторчать. Я только сейчас узнал, что вы ждёте».
«Меня зовут Джанет Арчер». — Я протянула ему руку в своём лучшем стиле для интервью. Он прикоснулся к ней в самом лёгком рукопожатии, которое мне когда-либо встречалось, а затем отстранился.
«Мне очень жаль», — сказал он. — «Но, боюсь, вы напрасно пришли сюда. Эта работа теперь недоступна».
«Вы нашли себе другого работника?»
«Дело не в этом. Видите ли, мистер Маммер — джентльмен, разместивший объявление в газете — скончался прошлой ночью».
Какое-то время я могла только стоять и моргать.
«Я Тео Фенуэй, его адвокат. Я собирался прийти пораньше и повесить записку на двери, но… В любом случае, прошу прощения за доставленные неудобства».
Я не нашлась, что ему ответить. Помедлив, я подошла к стулу и взяла в руки сумку с газетой.
«Вы можете сказать, кем был этот человек? Зачем он хотел нанять писателя?»
«Как и было сказано в объявлении, он надеялся опубликовать свои мемуары. Что до него самого — тут я уже боюсь нарушить конфиденциальность. Несмотря на своё намерение опубликовать мемуары, он был очень скрытным человеком…»
[Фрагмент утрачен]
…три дня спустя я получила конверт. Стандартный деловой конверт, который лежал на моём рабочем столе вместе с остальной почтой. Адрес был отпечатан — но уверяю тебя, не на компьютере, а на машинке. В письме было всего 15 слов.
«Если вам хочется больше узнать о Маммере:
Мясная лавка Сэла, Коул-стрит, в 7 вечера».
[Фрагмент утрачен]
…из машины я наблюдала, как мясник вышел из магазина и двинулся вниз по улице, прихватив с собой крупный свёрток в коричневой бумаге, такой огромный, что ему пришлось обхватить его обеими руками. Пока я смотрела, как он удаляется от меня неуклюжей походкой, мне в голову пришла одна мысль. Почему такой крупный заказ доставлялся пешком? Я имею в виду, этот парень был сложен не хуже Джеки Глисона и к тому же заметно прихрамывал. Рабочий фургон был припаркован прямо перед магазином, однако этот огромный кусок сала ковылял вниз по улице. Даже если он не собирался идти далеко, куда проще было бы сесть за руль. Мне оставалось только гадать, куда он направляется…
[Расспросы в мясной лавке показали, что работник, попадающий под это описание, уволился несколько месяцев назад, не оставив нового адреса]
[Фрагмент утрачен]
…это был не проулок, а какой-то кошмарный коктейль из мусорных баков, контейнеров, собачьего дерьма, битого стекла и обшарпанной мебели. Парень так быстро находил дорогу среди всех этих завалов, словно уже бывал здесь раньше. Он пересёк проулок прежде, чем я преодолела хотя бы четвёртую его часть. Я уже думала, что потеряю его, но когда добралась до конца, оказалось, что он упирается в дворик, перегороженный складом и несколькими жилыми домами. Был и ещё один выход, но его перекрывала железная решётка.
Мясник стоял в центре дворика, возле канализационного люка, который был огорожен барьерами и знаками общественных работ. Его прикрывал временный навес, вроде тех, которые устанавливают рабочие во время ремонта. Однако той ночью во дворике не было никаких рабочих. Только мясник и я.
Он отбросил в сторону крышку люка, и я отступила назад, опасаясь, что он может меня заметить. Когда я выглянула снова, он стоял, склонившись над отверстием. Я видела, как он разворачивает свёрток. Потом раздался треск бумаги, и её содержимое посыпалось вниз. Прежде, чем мне удалось получше разглядеть происходящее, мясник повернулся и направился в мою сторону. Я и подумать не могла, что такой здоровяк может двигаться с такой скоростью. Я едва успела пригнуться за мусорными баками, когда он вбежал в переулок. Он пролетел мимо меня, словно объятый пламенем, едва успевая маневрировать между разбросанным хламом. Прежде чем я успела выпрямиться, он исчез из виду.
Тогда я направилась к люку.
В переулке горел одинокий фонарь, и мне оставалось только надеяться, что его будет достаточно для освещения. Я обругала себя за то, что не додумалась прихватить с собой фонарик. Я перегнулась через барьер и заглянула в люк. Отчасти свет уличного фонаря просачивался в дыру, однако потребовалось какое-то время, чтобы мои глаза начали выхватывать в темноте какие-то очертания.
Первыми я заметила пальцы.
Там были руки — три или четыре отсечённых руки, разбросанных по грязному, мокрому бетону канализации. И ещё там была нога — кажется, женская, вместе со ступней. В тусклом свете уличного фонаря её ногти сверкали, как бусины. А ещё кусок мяса с сосками и волосами. Мягкие, поблёскивающие куски плоти, сочащиеся чем-то тягучим и чёрным. Это всё, что мне удалось заметить, прежде чем я повалилась на четвереньки и меня вырвало.
Я пришла в себя уже дома. По-видимому, я машинально стянула с себя кеды, потому что теперь я сидела на краю кровати, глядя на них через всю комнату. Я не могла вспомнить, как пересекла тот проулок и как попала домой. Я не понимала, зачем мне делать хоть что-нибудь, кроме как забраться под одеяло и забыться сном, что я и сделала.
На работу утром я уже не пошла.
[Фрагмент утрачен]
«Если хотите знать больше: Служба по борьбе с вредителями К-О, 17-я улица. Спросите Майка».
[Фрагмент утрачен]
...подвальное помещение напоминало мне лагерь смерти. Со стен свисали ржавые канистры с ядом. В бутылках с янтарной жидкостью плавали мягкие куски плоти. На полках лежали противогазы и толстые резиновые перчатки. Когда мы дошли до последней ступеньки, мне захотелось закрыть глаза и убежать подальше от этого места.
«Никогда не забуду тот день, когда мы его нашли», — сказал Майк. — «В захламлённом подвале под грудой старых газет».
Мы подошли к железной двери. Её ручку окружали какие-то странные пятна. Майк вставил ключ в замочную скважину и повернул его, держа обеими руками.
«Не расстраивайтесь, если окажется, что его здесь нет», — сказал он. — «Иногда он пропадает целыми неделями. Будь я проклят, если я знаю, как ему удаётся выйти отсюда, но он всегда возвращается».
Майк приоткрыл дверь. Когда он заглянул внутрь, на его лицо упал луч слабого жёлтого света.
«Поздравляю. Он тут».
Внутри стоял ужасающий запах. Комната пропахла мочой, дерьмом и животным мехом. Единственная пара деревянных стульев лежала на боку. В углу, съёжившись возле треснувшей настольной лампы, сидел тощий ребенок. Одет он был только в грязный комбинезон. Ни рубашки, ни обуви.
«Вперёд», — сказал Майк. — «Можешь спрашивать».
Ребёнок поднял на меня голову. На вид ему было не больше пятнадцати. Глаза у него были мелкими, словно бусинки, а волосы давно уже превратились в грязные спутанные комки. Нос у парнишки был острый. Когда он скорчил гримасу, я увидела, что каждый третий зуб у него отсутствует.
«Тим умница», — прошептал мальчик. Он повернул голову в сторону, и моим глазам открылось то, что осталось от мочки его уха.
Рваные полосы плоти свисали с его головы, как лепестки увядающего цветка. Над ними виднелись три шрама, каждый из которых был шириной в палец.
Я опустилась перед ним на колени, чтобы посмотреть парню в лицо.
«Что с твоим ухом?» — мягко спросила я.
«Тим умница. Тим спрятался, когда прибежали собаки». — Во время разговора его голова раскачивалась вверх и вниз, как будто он пел. — «Умница, умница Тим, дикие звери больше за ним не охотятся, нет, не охотятся. Теперь умница Тим столько знает…»
Я бросила взгляд на Майка, но он просто стоял на месте, глядя в потолок со скучающим видом. Потом он перевёл взгляд на меня и сказал:
«Если хочешь у него что-то спросить, лучше сделай это сейчас. Через минуту он совсем отключится».
Я ни секунды не думала, что говорить. Слова вырвались сами:
«Прошлой ночью я кое-что видела. В... люке. Я мало что помню. Только фрагменты. Не могу вспомнить, что произошло после этого, и не знаю, что если...»
«Духи следят за тобой», — сказал он и рассмеялся. Несколько капель слюны обрызгали мою щёку. — «Когда увидишь женщину с птицей, скажи ей, что ответ — семь. Они говорят, семь!»
Он издал какой-то чавкающий звук и опять рассмеялся. Мне показалось, что он начал жевать свой язык. Я услышала, как Майк направился к двери.
«Думаю, больше ты ничего из него не вытянешь», — бросил он. — «Пока, Тим!»
Когда мы вышли из помещения, у Майка зазвонил телефон. Мы подпрыгнули от неожиданного звука. Майк отвернулся от меня, чтобы поговорить. Неожиданно для себя я обнаружила, что направляюсь обратно к двери. Майк не закрыл её. Я толкнула её и заглянула внутрь.
Тима внутри уже не было. Комната была абсолютно пуста, если не считать мебели. Никаких других выходов не было. Ни дверей, ни окон. Я уставилась внутрь, словно загипнотизированная. Вдруг уголком глаза мне удалось заметить какое-то смазанное движение, а затем зашуршала газета. Я повернула голову к дальней стене как раз вовремя, чтобы увидеть, как будто что-то проскочило в небольшую дыру рядом с полом. Если бы мне пришлось отвечать на такой вопрос, я сказала бы, что это крыса. Только я не уверена, что вообще что-нибудь видела.
[Такая служба по борьбе с вредителями в районе отсутствует. Она сменила название? Почему?]
[Фрагмент утрачен]
«Пробитая кружка Ганновер-стрит. Принеси с собой это».
[Фрагмент утрачен]
В конверте лежала одна-единственная игральная карта — туз треф. Изображение на рубашке не напоминало мне ничего из того, что я видела ранее. Там была нарисована змея, свернувшаяся в кружок и вцепившаяся зубами в собственный хвост — символ, который, как показало дальнейшее исследование, назывался «уроборос». Вокруг змеи были начертаны ещё 10 символов: молния, куб, египетский анх, два пересекающихся кольца, песочные часы, спираль, полумесяц, череп, раскрытый глаз и паутина. Я сидела в кафе на Ганновер-стрит уже 45 минут, лениво играя картой. Её края были изрядно потёрты, на лицевой стороне можно было заметить пятнышко, а с одного угла картон был заметно примят.
Потом появилась официантка и спросила, не принести ли мне ещё один латте. Вот только это была уже не та женщина, которая обслуживала меня в первый раз. Ей трудно было дать больше семнадцати, причёска отдавала дань стилю панк, в губу было продето колечко, а на шее висела дюжина тонких посеребрённых цепочек. На ключице можно было увидеть верхнюю часть татуировки — чернильный потёк, вырывающийся из-под майки. Я посмотрела ей прямо в глаза, и мне показалось, будто я начала дышать гелием.
Она села напротив меня и показала на карту.
«Ваше?» — спросила она.
«Кое-кто сказал мне принести её».
Она кивнула.
«Выглядите устало. Уверены, что уже проснулись?».
Пару секунд я размышляла над её вопросом.
«Думаю, что ещё не вполне», — ответила я. Шум в помещении, звон серебряных приборов и поскрипывание стульев, передвигаемых по полу, словно уплыли куда-то далеко от меня. Запах кофейных зёрен и пирожных исчез. Я увидела, как она протянула руку вперёд и положила один палец на тыльную сторону моей ладони.
«Совпадение грёз поведало мне, что кто-то придёт», — проговорила она.
От её руки по моему телу начало разливаться тепло. Я повернула голову, и мне показалось, что я могу видеть остаточные изображения. Куда бы я ни взглянула, люди оставляли за собой следы — отражения тел, тянущиеся за своими хозяевами подобно фигурам актёров при замедленной съёмке. Я хотела уже открыть рот, чтобы попытаться что-нибудь сказать, но в этот момент всё изменилось. Предметы и люди стали сливаться с собственными отражениями. У каждой головы появилось по сотне лиц, а у каждого лица — по тысяче глаз.
К моей руке теперь прикасался миллион пальцев. Стоявший рядом старик скрывал в глубине души маленького ребёнка. А в душе годовалого младенца скрывалась скрюченная карга.
Это было уже слишком. Я посмотрела на девушку, официантку, и увидела, что её тело стало прозрачным, будто стекло. Внутри её тела, там, где должно было находиться сердце, сияла голубая звезда.
Я видела, как задвигались её губы.
«Слияние времени ещё не завершилось», — прозвучал её голос у меня в голове. — «Всех нас сминает, словно картонных кукол».
Я уставилась в её глаза, которые сияли, как лужи дождя в лучах яркого солнца. Мне показалось, что мои лёгкие раздуваются, как воздушные шары, а желудок съёживается в комок. Я хотела сказать, чтобы она остановилась. Цепи, висевшие у неё на шее, потускнели, словно свинец, однако под ними сверкал и пульсировал серебристый орнамент.
Татуировка, подумала я. Теперь, когда я могла проникнуть взглядом за её майку, мне было нетрудно понять, что татуировка образует очертания птицы: сокола с крючковатым клювом, который, казалось, сошёл на её плечо со стены египетской гробницы.
«Женщина с птицей», — пронеслось у меня в голове. — «Скажи ей».
Я услышала, как мой голос произнёс слово «семь» за несколько секунд до того, как я смогла разжать губы и проговорить его.
«Семь?» — повторила она. — «Семь?»
Её смех был громоподобен.
«Семь! Да, именно так, их всего семь!»
Только тогда я осознала, что всё это время мои глаза были закрыты. Я досчитала до трёх и подняла веки. Я стояла в переулке позади кафе. Шёл дождь. В руке я держала зонтик. Не мой. Его рукоятка была выполнена в форме попугая. Прямо как у Мэри Поппинс.
[Я хотел заглянуть в это кафе, но наше общее начальство приказало мне не спешить и ждать дальнейших указаний]
[Фрагмент утрачен]
Нужно ещё раз встретиться. Раc-cтрит, сегодня вечером. Ответы.
[Фрагмент утрачен]
На этот раз «Фенуэй» был не в костюме. На нём были мятые синие джинсы и поблёкшая рубашка, застёгнутая на пуговицы. Он выглядел так, как мог выглядеть чей-нибудь безработный дядюшка. Наверное, я целую минуту глядела на него, прежде чем сказать:
«Я жду».
Он ухмыльнулся.
«Вы получили свою работу. Хотя и не совсем ту, которую ожидали».
Я расстегнула пиджак и швырнула записку на пол.
«И зачем вам это было нужно, мистер Маммер? Зачем было притворяться, что вы умерли? Зачем вы лгали о том, кто вы такой? Зачем было размещать объявление в нашей газетёнке? Скольких людей вы уже обвели вокруг пальца?»
Он прошёл в другой конец комнаты и прислонился к подоконнику.
«На моё объявление откликнулись десятки людей», — начал он. — «Примерно каждый второй покидал дом через пятнадцать минут ожидания. Каждый второй из оставшихся уходил прежде, чем проходило полчаса. Но не вы. Вы доказали мне, что вы умеете терпеть». — Он кивнул на чёрную дверь. — «А кроме того, из 39 человек, ответивших на моё объявление, вы единственная, кто проявил интерес к этой двери». — Он покачал головой и издал короткий смешок. — «Подумать только, чёрная дверь в пустой серой комнате — и почти никто не обратил на неё внимания».
[В моих документах этот «Маммер» не фигурирует. Проверка записей подтверждает, что это его настоящее имя, однако каким-то образом ему удавалось избегать моего внимания до сих пор, хотя я изо всех сил старался удостовериться, что мне известны все фигуранты этого дела в округе. Кто мог его защищать?]
[Фрагмент утрачен]
Он подошёл к двери и положил ладонь на ручку.
«Видите ли, большинство людей закрывают глаза даже на самые очевидные вещи. Они видят лишь то, что им хочется видеть, и игнорируют всё остальное. Я знал, что вы начнёте искать подробности о моей предполагаемой смерти, но не сумеете ничего найти. Точно так же я знал, что вы достаточно заинтригованы, чтобы последовать тем запискам, которые я собирался вам оставить. Может быть, вы хотите увидеть, что находится за этой дверью?
Я сжала ладони в кулаки, чтобы не было видно, как они трясутся.
Маммер не стал ждать ответа. Дверная ручка беззвучно повернулась, и дверь подалась безо всякого сопротивления. Он шагнул внутрь, и я услышала, как он сказал:
— Прошу прощения за холодный воздух, пронизывающий эту часть дома. Благодаря ему всё здесь сохраняется лучше.
Я прошла за ним в узкую комнату. Здесь было темно, и когда он включил свет, мне пришлось на какое-то время зажмуриться.
— Работа всей моей жизни, — пояснил он. — Взгляни, не стесняйся.
Я сложила руки на груди, чтобы уберечься от холода, и медленно повернулась, чтобы оглядеть комнату. Но стоило мне открыть глаза, как снова отчаянно захотелось зажмуриться.
По обе стороны комнаты возвышались книжные шкафы. Полки прогибались под весом книг, стопок бумаг, прошитых блокнотов, канцелярских папок и регистраторов. Кое-что из этого было свалено на маленький столик.
Маммер пересёк комнату и повернулся, чтобы взглянуть на меня. Мне трудно описать выражение, которое приняло его лицо. Что-то вроде гордости, смешанной с облегчением и вместе с тем — с беспокойством.
Я взяла в руки один из блокнотов. Он был заполнен аккуратными, чёрными надписями, сделанными от руки. Параграфы педантично распределялись по секциям, каждый сопровождался названием и датой. «Манекен в шкафу», «Шёпоты в переулке», «Любимица дедушки», «Нога». Я начала было погружаться в чтение, но когда дошла до бака с угрями, мне пришлось остановиться,
— Что... что это такое? — спросила я. Думаю, я уже знала ответ, но в ту секунду у меня страшно звенело в ушах, и мне нужно было какое-то время, чтобы оправиться.
— Подлинные истории, — мягко ответил он. — Подлинные истории о подлинном мире. Я собирал их всю жизнь. Что-то я выкупил, но большинство из них я узнавал от очевидцев или же видел лично.
— Это не может быть правдой, — проговорила я, однако пока эти слова срывались с моих губ, я чувствовала запах мочи из чулана Умницы Тима.
— Мир далеко не таков, каким мы привыкли его видеть, — ответил Маммер. — Он не таков, как все говорят. Я не знаю, что всё это значит. Я всего лишь собиратель историй. Архиватор. Репортёр. Но я больше не могу этим заниматься. Кто-то должен перенять это дело и продолжить идти по следу. И этот кто-то — вы. — Теперь Маммер говорил быстро. С губ старика срывалась слюна. — Я могу только сказать, на что стоит обратить внимание, с кем стоит начать разговаривать. Ещё столько секретов осталось...
Сама того не желая, я опустила глаза на стол, туда, где я оставила раскрытый блокнот.
На одном складе на Фронт-стрит проводят хирургические операции определённого рода...
— Нет! — крикнула я, разом оборвав всю его восторженную речь. — Нет, чёрт побери, нет! Я не хочу становиться частью этого!
— Но...
— Вы сумасшедший! Думаете, я хочу закончить так же, как и вы? Жить в одиночестве в захудалом доме в сопровождении одних лишь фантазий и домыслов?
— Это не домыслы, — холодно возразил он. —Ты сама видела некоторые из этих вещей.
— Сукин сын! — мне показалось, что крик заставил его съёжиться. — Вы вообще понимаете, что вчера я потеряла работу из-за того, что сказала своему боссу, что не хочу дожидаться очередного сокращения? Да я и трёх часов не могу провести в кровати прежде, чем просыпаюсь от своего крика!
Он решительно подошёл ко мне. Быстрее, чем я успела бы отвернуться.
— Слишком поздно! — прокричал он. Маммер схватил меня за плечи. — Теперь слишком поздно! Ты уже стала частью этого дела. Ты знаешь об этих случаях. Ты сама видела некоторые из них!
Спохватившись, он ослабил хватку, затем отпустил меня.
— Теперь, когда твои глаза раскрылись, дороги назад уже нет. Пожалуйста... — Его взгляд стал мягче, а в уголках глаз появилась влага. — Пожалуйста. Я занимаюсь этим уже слишком долго. Я просто не вынесу этой ноши. Мне нужно, чтобы кто-нибудь снял её с моих плеч...
С проклятием я оттолкнула его. Он упал на пол и издал беспомощный вздох. Ему не сразу удалось втянуть в себя воздух.
— Ты не понимаешь... — прохрипел он.
Я вытащила пистолет.
— Отец купил мне это, когда я окончила колледж. Он научил меня, как попадать в цель. Если я ещё раз тебя увижу или услышу о тебе, клянусь богом, я убью тебя. — Я чувствовала, как у меня по щекам катятся слёзы. — И я не собираюсь больше играть в твои глупые игры.
Он быстро перевернулся на грудь, а затем начал отталкиваться от пола. Потом старик повернул ко мне лицо и взглянул прямо в глаза. И вдруг это положение тела, этот поворот головы показались мне странно знакомыми. Я будто снова была в том переулке, таращилась в люк, чувствуя приближение тошноты по мере того, как продолжала вести счёт частям тел, которые открывались моим глазам. Одна рука, две руки, нога — маленькая и как будто детская...
А потом я увидела ещё одну фигуру. Она выскользнула из теней и нависла над расчленёнными телами. С неё свисали лохмотья. Грязные, оборванные ткани, мешавшие разглядеть, что происходит. Жирная, сальная рука протянулась из-под одежды и схватила бесформенную груду органов. Чавканье, причмокивание, посасывание. Укрытая тенью фигура сменила положение. Раздался хруст. Я прижала обе руки ко рту и попыталась сдержаться, но всё же отчаянный вздох сорвался с моих губ.
И тогда оно посмотрело вверх. Подняло плечи, задрало голову и взглянуло прямо на меня. Хотя я была на улице, а оно оставалось под землёй, я почувствовала себя так, словно была муравьём, а оно возвышалось надо мной. По его подбородку стекала кровь, а человеческий жир оставил разводы у него на губе. Оно распахнуло челюсти — так широко, как может раскрыть их змея. Его голову покрывали странные выросты. Но когда оно подняло на меня взгляд, я увидела, что глаза у него человеческие. Взгляд остановился на мне, словно это создание хотело сжечь меня, уничтожить, как солнце уничтожает ночь.
Затем я услышала выстрел и уставилась на труп Маммера. На потёки крови, впитывающиеся в ковёр.
После этого я ещё очень долго блуждала по дому, будто бы в полусне. В здании было больше комнат. Гораздо больше. Чердак. Подвал. Все эти помещения, как и первое, были заставлены шкафами с записями. Башнями из блокнотов, горами файлов и океанами папок. Моим глазам открывались истории, зафиксированные на ресторанных салфетках, обратных сторонах конвертов, картонных коробках, полосах ткани, вырванных из одежды. Истории, записанные на стенах, на окнах и на полах.
Я знала, что произойдёт, если оставить их нетронутыми. Я знала, что рано или поздно мне придётся прочитать их. Прочитать их все.
Я не могла этого допустить.
[Фрагмент утрачен]
К тому моменту, когда я пересекла границу штата, я была уже главной подозреваемой в делах о пожаре и убийстве. Не знаю, какие «доказательства» могли найти у меня в номере. Наверное, кто-то что-то подкинул. Как бы то ни было, я прекрасно знаю, как работает полиция. Думаю, мне будет нетрудно всегда опережать её на шаг.
[Мой знакомый из полицейского департамента говорит, что её пока не поймали. Кто может ей помогать? Наш враг?]
[Фрагмент утрачен]
Теперь, куда бы я ни взглянула, мне всегда нужно докапываться до того, что я вижу. Я задаюсь вопросом, что это за парень провожает меня глазами, когда я захожу в переулок. Я задаюсь вопросом, что это за двое лысых мужчин сидят в задней части закусочной со странными медальонами на шеях. Я задаюсь вопросом, что это за громадная собака сидит на обочине дороги и исчезает как дым прежде, чем оказывается в свете моих фар.
Я задаюсь вопросом, что меня ожидает.
Надеюсь, что это письмо попадёт к тебе. У меня такое впечатление, будто мы не разговаривали уже несколько лет. Сейчас я даже не вполне уверена, что помню, где ты преподаёшь.
Надеюсь, мне хватит духу послать это письмо.
Не ищи меня, папа. Пожалуйста.
И избавься от этого письма, как только его прочтёшь.