Я проснулся от стойкого ощущения дискомфорта. Что-то определённо мешало мне повернуться на другой бок и сразу заснуть. Некоторое время я просто лежал и разглядывал облупившийся и потрескавшийся потолок, пытаясь вспомнить хотя бы часть ушедшего сна, но в памяти всплывали только осколки - что-то донельзя тоскливое, но вместе с тем и приятное. Постепенно остатки сна ушли и я сообразил, что же всё таки меня разбудило - одеяла не было. Как и ожидалось, оно обнаружилось на полу. Тяжёлое и тёплое, оно не только согревало меня, но и давало ощущение безопастности и комфорта - но никакой не комфорт не окупит тот жар. Зацветала весна и давно пора было заменить его на что-то более подходящее.

Вставать и торопиться мне было некуда, но тоненькие шторы буквально светились, а спать на свету я не мог. Пол длинно и протяжно скрипнул. Мир менялся и я определённо за ним не успевал. Ещё неделю назад по улице было проблемно ходить без куртки, а тоненькое стекло льда покрывало каждую лужу, а сегодня нужды ни в одеяле, ни в мохнатых тапках не было.

Я откинул штору. Солнце светило прямо в окно, приближаясь к своей максимальной точке. Опыт прошлых лет подсказывал, что через месяц это будет меня сильно раздражать, ну а пока весна приносила только приятные ощущения. Я распахнул окно и полной грудью вдохнул воздух.

Это был новый воздух. Не тот холодный и колючий враждебный воздух, от которого приходилось прятаться, закрывать нос тканью и дышать маленькими глотками. Этот воздух был родной и дружелюбный. Тот, которым хотелось дышать всю жизнь. Он был едва сладковат и наполнен приятными оттенками, лишён той ледяной зимней ядовитости. Он был тёплый.

Остатки сна растворились в этом воздухе.

Холодильник был почти пуст - верный признак того, что скоро на карту придёт очередное пособие, а значит придёт мать и принесёт еды с таблетками, забрав платёжки и почти всю сумму. Впрочем, мне многого не надо - пища да сигареты. Качество пищи меня тоже не беспокоило - еда давно уже не приносила удовольствие. Вкус быстротечен и забывается в течении десяти минут, а значит можно не волноваться. Пара кусков хлеба с чаем - вот и завтрак. Хотя по времени это был скорее обед.

За прошедшую зиму я почти забыл, что улица может быть приятной, а воздух - таким. Куря на балконе, я наслаждался молодой листвой дерева напротив. Было в этом что-то жизнеутверждающее, восстающее после долгого сна, вдохновляющее. Теперь можно не беспокоится об освещении - достаточно открыть шторы и свет зальёт всю комнату. Только вот он слишком яркий. Нужно повесить шторы потоньше, чтобы затемняли идущий ко мне поток или же ждать вечера. Яркий свет, бьющий в глаза был неприятен уже сейчас - что же будет, когда восторг по весне пройдёт? Я бросил окурок и вернулся в комнату, снял со шкафа первую попавшуюся книгу и стал читать. Хотя их у меня было много, я давно уже зачитал их почти до дыр и знал, какое слово будет следующим. Тем не менее, это было довольно увлекательно и время пролетало незаметно.

А времени у меня было много. Гораздо больше, чем нужно.

Так, бросая одну книгу и переходя к другой, открывая их на случайном месте я и провёл остаток дня. Дни становились длиннее, а солнце не спешило заходить, освещая мою нору приятным, мягким светом без полуденной жёсткости. Иногда я отрывался от книг и ложился обратно на кровать, разглядывал потолок и думал о новой весне. Иногда вновь безуспешно пытался вспомнить сон.

Окончательная темнота наступила только к девяти. Я включил настольную лампу и продолжил свои чтения. Через некоторое время мне пришла безумная мысль - выйти покурить на улицу. За последний месяц я почти не покидал своих покрытых длинными царапинами и сальными пятнами стен, справедливо полагая, что снаружи нет удовольствий для меня, а вот опасность возрастает в разы. Сегодняшняя погода, должно быть, сильно на меня повлияла, но эта идея мне нравилась.

Нет. Это глупо. Чушь. Я прервал себя в тот момент, когда готов был уже выходить. Мне это не нужно. Я вернулся, вновь взял книгу и вернулся к бесцельному листанию страниц. Как бы хороша не была погода, я слишком хорошо помню, чем чреваты походы на улицу. Нет, нет, нет.

Полночь уже позади. Стихли крики играющих на улице детей, почти исчезли звуки проезжающих мимо машин. Желание выйти навалилось с новой силой. В конце концов, сейчас же там так мало людей - риски минимальны. Выйду, выкурю сигарету, да домой - разве это опасно? Я же даже от подъезда отходить не буду. Выкурю одну сигарету - и назад. Бегом назад! За десятки секунд добегу до пятого этажа! И надо спешить, пока страх не вернулся и не накатил с новой силой. Накинув куртку прямо на домашнюю одежду и обувшись в зимние сапоги (другого не было) я спустился и вышел из подъезда.

Воздух был тот самый. В нём не было отчуждения и тяжести воздуха последнего полугодия - он почти не чувствовался. Даже не хотелось перебивать этот аромат табачным дымом. Осторожно, словно преступник из-за угла, где-то внутри меня рождалось осознание истоков этого воздуха.

Только этот, тёплый и родной воздух - настоящий, дающий нам жизнь. Та злая фальшивка - не воздух вовсе, а остатки ядовитых газов, уже неспособные убить, но всей своей сущностью отравляющие нам организм. Именно из-за них в холода и происходят такие вспышки болезней. А этот, истинный воздух - он всегда был таким, пока у нас его не отняли. Откуда он происходит?

Я оглянулся вокруг. Хотя стояла глубокая ночь и тьму прерывали только редкие фонари да пара светящихся окон, всё вокруг было белоснежно яркое - не тем лживым и отвратительным солнечным светом, а настоящим, самым-самым естественным и близким. Это и был настоящий полдень - полдень человека, а не безжизненной звезды. Должно быть, новый воздух достигал максимальной концентрации. Что служит его источником?

Деревья отпали сразу. Настоящий воздух зарождается задолго до того, как расцветают первые листья и исчезает, когда деревья ещё цветут. Тем не менее, связь его с летом, и, особенно, с весной была очевидна.

Стало очень интересно и почти не страшно. Я спустился со ступеней подъезда и сделал пару шагов вдоль дома. Цветы, трава - не то. Автомобили точно лишь раскаляли и портили воздух. Металл не знает живого тепла - только схватывающий холод и болезненный жар.

Тогда что?

Я взглянул в противоположную сторону. В небо уходила моя многоэтажка. Кажется, стена слишком выгнута наружу. Или так было всегда? Я подошёл к ней и положил ладонь на стену. Тепло. Не сухой жар металла. Живое тепло! Я раскинул руки и прижался к ней всем телом. Как я мог забыть! Хотелось прижаться к стене дома каждой клеточкой тела и никуда не уходить. Вот оно, настоящее тепло!

Не время и не место для эмоций. Я отодвинулся и оглянулся вокруг - никого не было. Я совсем потерял бдительность. Теперь пора внимательно осмотреть стену. Она не монолитна, как кажется издалека - любой кирпич содержал в себе массу маленьких трещинок и отверстий, не говоря уже об огромных дырах окон и дверей. Это объясняет и странную выпуклость стены. Дом всеми силами втягивает в себя воздух, впитывая его через все трещинки и дырочки, набирает его внутрь себя. Потом замирает, ждёт некоторое время и выпускает его наружу. Дом дышит. Каждый вдох и выдох занимает много времени - от часов до дней и месяцев, зависит от размеров и массивности зданий. Внутри он перерабатывается, претерпевает множество изменений, а потом он выдыхает наружу уже не старый отвратительный воздух, а новый, столь родной и приятный нам.

По пустой и тихой улице раздались гулкие шаги. Кажется это шла какая-то женщина на каблуках. Пора уходить. Я быстрым шагом подошёл к двери подъезда, одновременно доставая ключи. Пиликнул домофон, и я, уже не боясь привлечь внимание, бегом кинулся к себе.

Уже заперев все замки я вспомнил, что так и не покурил.

Это объясняло многое, если не всё. Тяжёлое дыхание дома и вызывало те странные скрипы ночью и тот тихий, почти неуловимый звон стёкол. Но как и любому существу, домам требовалась пища. Когда весной солнце нагревало землю, вместе с ней тепло накапливал и камень зданий. Он пробуждался от зимней спячки, и набирал холодную отравленную смесь газов, и выдыхал первый в новом году воздух. Но не так просто поддерживать жизнь во время спячки, особенно когда холода снаружи переваливают за -30. Тогда в дело включались мы - его обитатели. Мы нагревали своими телами его камни изнутри, пускали кипяток по его сосудам и не давали ему погибнуть - всё для того, чтобы весной он обеспечил жизнь нам. Это был своего рода симбиоз. Каменный гигант пробуждался и начинал дышать. Воздух менялся, а вместе с ним менялись и мы.

Сегодня пришла мать. Она долго вздыхала и что-то говорила, но я почти не слушал, демонстративно уставившись в книгу. Она ушла, оставив два больших пакета. В них были макароны, пельмени, куча разных полуфабрикатов, которые я бросал в холодильник не разглядывая. На дне я нашёл свою цель - фиолетовую коробочку оланзапина, оранжевый коробок венлафаксина и совсем неприглядную пачку клоназепама. Первый я бросил в выдвижной ящик стола, к десятку таких же невскрытых коробок. Другие два меня интересовали больше - если я хочу подробнее узнать всё о жизни зданий, мне понадобится возможность без страха ходить по улице.

Я давно уже не принимал никаких таблеток. Если память меня не подводила, то после них меня ждал замечательный сон, без долгого засыпания, но зато с яркими и насыщенными сновидениями. Я принял нужное мне и лёг. Хотя я встал всего несколько часов назад и ощущал себя выспавшимся, уже скоро я провалился в дрёму опять. Мне снилось что-то очень мягкое и нежное. Я ощущал позабытую теплоту в душе. Я был почти счастлив и ничего меня не беспокоило.

Проснулся я часам к десяти вечера. Голова всё равно кружилась от долгого перерыва в приёме лекарств, но спать уже не хотелось. Я постепенно приходил в себя ото сна, лёжа на кровати и слушая мерный тяжёлый выдох дома. Это очень важный момент - когда сон ещё не покинул человека, можно постараться ухватить его, восстановить хотя бы часть. Собирая маленькие осколки, соединяя их подобно пазлу я стал вспоминать свой сон. Это были поля - огромные, от горизонта до горизонта, но при этом идеально ровные. Почти до пояса на них поднималось неизвестное растение. В нём не было мерзкой влажности и хрупкости, присущей насекомым или растениям. Оно было прочно как сталь, но при этом мягкое и сухое, похожее на камень. Белоснежные волокна поднимались ввысь и слегка покачивались на ветру. Когда-то я читал, что в глубине гор, в самых недрах, где давление камня достигает колоссальных высот, гора рождает нечто удивительное и прекрасное - тонкие мягкие волокна. Эту ткань шахтёры зовут горным льном. Она прочна, не боится огня и воды, нежна и приятна на ощупь. Это ли не доказательство победы камня над хрупкими и отвратительными растительными паразитами?

Страх почти прошёл, но я решил выпить ещё одну порцию таблеток - дополнительная гарантия не помешает. После этого я оделся и опять покинул квартиру - непозволительно часто я стал это делать. Но жалеть буду позже. Мне хотелось общения с теми, кому я обязан жизнью. Другие забывают - значит я буду делать это за всех.

Фонари слабо освещали дворы, но мне это и не было нужно. Силуэты каменных титанов были отчётливо видны на небе. Иногда я останавливался и замирал. Звуки рядом стихали и сквозь пение сверчков я мог ухватить протяжный и ровный вдох ближайшей высотки. Если бы не чёртовы сверчки да отдалённый шум машин, должно быть, звучало бы более захватывающе. Я останавливался возле каждого нового строения, кланялся ему почти до пояса и шептал неизменное "Спасибо". Совсем тихо, но их слух мог уловить даже это.

Незаметно для себя я вышел к окраине города. Здесь кончалась обжитая территория. Лишь несколько окон в ближайших домах горели. Дорога изгибалась, проходила между двух домов и уходило в поле, оттуда - в лес. Дальше идти некуда. Там жизни нет. Я осмотрел дома по бокам от дороги. Пятиэтажка имела такую же планировку, как и здания в центре, но жизнь в ней едва теплилась. Потрескавшаяся и грязная, она напоминала побитую собаку, умирающую в канаве. Тем не менее, три окна в ней ещё горели. Даже в таком состоянии она даёт приют страждущим. Умирая, почти не дыша, лишь слегка вздыхая, она всё ещё защищала своих обитателей, давала им кров, тепло и воздух, и молила только - будь счастлив! На глаза у меня навернулись слёзы. Через силу я отвернулся от неё и посмотрел на противоположное здание.

Оно было мертво.

Точно такая же пятиэтажка, только уже проигравшая свою битву. Все окна разбиты, ни на одном подъезде нет двери. Тусклый свет снаружи позволял увидеть только малую часть внутренностей, но было понятно, что все комнаты пусты или покрыты разбитым хламом. Все окна темны. И от неё не исходил тихий шёпот дыхания. В ней уже не будет тепла, новые хозяева не покроют камень нежной одеждой обоев, она больше не вдохнёт холодный воздух, отмечая начало весны.

Я зарыдал. Путаясь в кустарнике и подскальзываясь на грязи, я побежал к ней. С разбегу наткнулся на стену, раскинул руки и прижался к кирпичу. Холодно. Там больше нет тепла. Я гладил похолодневший и погрубевший камень, силясь услышать хотя бы один вздох. Ничего. Только ветер выл в пустых коридорах, словно медицинский аппарат продолжал вентиляцию лёгких мертвеца. Бесполезно. Я развернулся, упёрся спиной в эту родную, но теперь безжизненную стену, с силой оттолкнулся ногами от хлюпающей грязи, словно хотел подвинуть дом и соскольнул со стены, упав на землю. Оперевшись спиной на бывший дом я сидел и уже тихо плакал о гиганте, который был всегда нам рад и всегда давал приют.

На противоположном доме погасло ещё одно окно. Через полчаса, наверное, уже не будут светится оставшиеся два. Этот дом ещё выживал и боролся, но сколько он продержится? Я должен помочь ему! Я буду до конца жизни помнить этот погибший дом и только от меня зависит, сколько ещё выживут. Но как? Вряд ли я смогу повлиять на жильцов. Но это и не нужно. Я займусь спасением этого дома, но сначала мне нужно спасти его наследие. Когда моё радио ещё работало, по нему часто крутили социальщину. Одной из таких реклам была пропаганда зелёных, где говорилось, что если каждый срубающий дерево посадит два, то проблема дефицита деревьев будет решена. Однако я не видел дефицита этих зелёных паразитов, даже наоборот - лес наступал со всех сторон, лишая дома возможности расширяться, отращивать новые корпуса и сеять свои семена.

Сеять свои семена...

Точно! Я должен посадить новый дом от этого, умирающего. Тогда его жертва будет не напрасной. Нужно отколоть небольшой кусочек его стены. Зарыть его поглубже в землю и оставить его в покое. Его обнаружат, когда первые ростки арматуры полезут наружу. Специально обученные люди обнесут забором это место и будут следить, чтобы рост шёл правильно, чтобы не было искривлений молодых бетонных плит и переплетений арматуры, чтобы лестницы росли только в подъездах. А если в лестницах будет на несколько ступенек больше или меньше - кому какое дело? Мать любит своего ребёнка даже если у него есть лишние пальцы. Если климат будет благоприятным, а земля достаточно плодородной и содержащей нужное количество камня, то на месте посева взойдёт новый дом - точно такой же, как и умирающий, только новенький, с красивыми стенами и блестящими окнами.

Я встал и подошёл к ещё живому дому. На земле лежал небольшой плоский камень. Судя по его тёмному окрасу он не был семенем этих домов, а значит был бесплоден - но мог помочь мне сделать доброе дело. Я подошёл к тому торцу дома, где не было светящихся окон. Трещины покрыли буквально всё пространство, а значит будет легко. Я обнял угол дома, прижался щекой к его едва тёплой, но всё же живой поверхности и зашептал.

- Потерпи, родной. Будет больно, но так надо. Пожалуйста, держись.

Я опять почти плакал. Надо торопиться, пока я ещё держу себя в руках. Я сделал шаг назад, размахнулся и со всей силы ударил на пять сантиметров от угла дома подобранным камнем. Звук был громкий и я замер. У окон никто не появился, а значит можно продолжать. Я ударил ещё два раза, когда наконец небольшой кусочек стены отвалился и упал. Я пошарил в темноте у ног, нашёл его и сунул в карман. Он ещё хранил тепло. Надо успеть, пока он не умер. Я провёл рукой по сколу. Он был острым. Здание слегка дрожало - я причинил ему боль. Я опять обнял его, уткнувшись носом прямо в скол.

- Молодец, ты выдержал. Я знаю, это было больно, но ты выдержал. Потерпи немного и ранка заживёт. Ты молодец.

Я слегка лизнул скол. Острый и тёплый. Но скоро такая пустяковая рана заживёт. Сначала исчезнет острота, раны сгладятся, скол начнёт сужаться и кирпич восстановит свою целостность. Однако даже это было трудно едва живому зданию.

Я поцеловал поверхность скола, развернулся и зашагал к своему дому. Теперь пора хорошенько выспаться.

***

Весь следующий день я не мог найти себе места. Волнение не отпускало, руки дрожали и хотелось просто дождаться темноты. Я брал книги и бросал их, смотрел в окно, курил, снова и снова ел таблетки, но время назло мне едва двигалось. Когда солнце коснулось горизонта я был уже одет. Первым делом я отправился в единственный в этом районе строительный магазин. Как и любому ребёнку, семени нужна колыбель. Лучшим вариантом был горный лён, который так кстати напомнил о себе во сне. Возможно, мой дом специально сообщил это, чтобы семя дождалось земли в максимальном комфорте. Строительный магазин обитал внутри небольшой старой постройки. Стены её были совсем тонкими, а вдохи раздавались почти каждые пять минут. Прозвенел колокольчик входной двери, я подошёл к кассе, где читал газету пожилой продавец. Выглядел он довольно неприятно. Срываясь на шёпот и покашливая, я прочитал заранее заученную фразу. Продавец поднял на меня глаза и ответил почти сразу.

- Асбеста нет.

Это было внезапно. Я даже не предусмотрел такую возможность.

- Что? Как? А когда будет? Завтра зайду - будет?

- Нет. Асбест не продаём.

Я быстрым шагом вышел из магазина. Жалко. Очень-очень жалко. Семени придётся лежать в холодной земле, а не на мягком горном льне. Я резко опёрся стеной о столб и закурил. Наверное, я довольно сильно его ударил, но корни, переплетаясь, уходили слишком глубоко, чтобы такая мелочь его беспокоила. Ну ничего, дом, от которого я его взял выглядел сильным - а значит плоды будут. Не всё потеряно. Я намеренно медленным шагом побрёл к своему двору, удлинняя и путая маршрут.

Как и предполагалось, дошёл я только к окончательной темноте. Я некоторое время бродил под деревьями и сидел на лавке, разглядывая соседние дома. Наконец последний алкаш покачиваясь ушёл в подъезд и двор опустел. Пора. Оглядываясь и выискивая спрятавшихся в кустах я кинулся к центру двора. Здесь, между кустов, было идеальное место - полно свободного пространства для роста, но в то же время оно закрыто от глаз прохожих. Я убедился, что семя в кармане и упал на четвереньки. Впился руками в землю и стал копать. Влажная и липкая земля легко поддавалась, но я давно не выполнял физической работы и кожа на руках стала нежной, совсем не приспособленной для такого. Царапаясь о камни, щепки и другой мусор я продолжал углублять яму, разбрасывая вырытую землю вокруг. Нужно глубже, ещё глубже. Довольно скоро началась сухая земля, копать которую было ещё сложнее. Неприятно щёлкнуло. Я сломал ноготь вдоль о какой-то булыжник. Кажется пошла кровь, но прекращать было рано. Я остановился только тогда, когда яма достигла примерно тридцати сантиметров. Руки горели. Теперь - самое важное. Я ещё раз огляделся по сторонам, достал из кармана куртки семя. Последний раз поцеловал его. В следующий раз так близко я смогу увидеть его только тогда, когда оно станет совсем большим. Медленно опустил его на самое дно.

- Извини, что без пелёнок. Не вышло. Я старался. Правда.

Огляделся вокруг. Я разбрасывал землю совершенно беспорядочно и в разные стороны, о чём сейчас жалел. То ли онемевшими, то ли болезненно чувствительными руками я стал сгребать всю грязь вокруг в яму. Это было трудно, но всё же лучше копания. Через десять минут осталась только ровная кучка. Я встал и слегка притоптал её ногами. Было бы идеально, если бы пошёл дождь - он бы скрыл все следы. Поклонился семени, скрытому под толщей земли, развернулся и пошёл домой.

***

Прошло два дня. Новый воздух постепенно приелся и стал обыденным, а дыхание домов становилось тише и тише. Вернулась привычная апатия. Также как и раньше, я проводил свои дни листая книги и беспорядочно употребляя лекарства. Кончились сигареты и мне пришлось вновь выходить на улицу. Я решил не дожидаться темноты. Выйдя из подъезда я сразу сунул руки в карманы - не стоит привлекать лишнего внимания. Вернувшись домой после закладки семени я не стал играть во врача, а просто смыл грязь с рук под струёй воды и вылил на них банку йода. Должно быть, до самой постройки забора я буду постоянно бросать взгляд в сторону тех кустов - не торчит ли первая арматура среди листвы?

Ближайший киоск располагался довольно далеко. Идти нужно было не менее двадцати минут. Уже подходя к цели, я вошёл во двор новостройки. Она росла ещё тогда, когда я ходил в университет. В памяти всплыло воспоминание - я иду мимо, а в свежевырытый котлован люди в униформе опускают бетонную плиту.

Я остановился. Я понял, каким был идиотом.

Эта новостройка имела больше десятка этажей, но всё же была не самым большим зданием в окрестностях. Для её роста потребовалось закопать целый бетонный блок, опустив его почти на два метра. Так на что я мог рассчитывать со своей маленькой ямкой и крошечным кусочком семени?

***

Я лежал на кровати и листал какую-то старую книгу. Даже не вчитывался в текст. Как всегда, успокоение приходит позже. На самом деле, может быть не всё так плохо? Мне даже интересно, что взойдёт из моего посева. Это может быть маленький магазинчик или трансформаторная будка.

Я надеюсь, что это будет киоск.

Мне слишком далеко ходить за сигаретами.