Когда Вася «Шуруп» загремел в очередной раз на зону, ему было уже под сорок. К своему возрасту он уже имел 25 отсиженных за плечами лет и несчётное количество ходок.
В этот раз ему впаяли 8 лет «строгача», и, перекантовавшись некоторое время на централе, Вася поехал по этапу в какую-то отдалённую зону в Зауралье.
Всю свою тюремную жизнь он жил «мужиком», в «блатные» не лез, но традиций воровских придерживался еще с малолетки, куда попал первый раз, спиздив в ювелирке золотых цепочек.
В тюрьме он научился неплохо мухлевать в карты и частенько наёбывал зеков в «очко» на деньги, чай или сигареты. Карты были для него всё. По большому счету, этим он только и жил.
Поймать за руку его никогда не могли, поэтому не могли ничего и предьявить. А тем более, он исправно отправлял в зоновский «общак» процент с выигрыша, и «блатные» ему покровительствовали.
На этот раз Вася попал на небольшую зону посреди степей, вдали от населённых пунктов. В зоне было всего два трёхэтажных жилых барака, столовая, баня, клуб да маленькая медчасть.
Встречать этап пришёл сам «хозяин», начальник колонии, видом своим больше похожий на лесника, нежели полковника внутренней службы. Он осмотрел вновь прибывших, сказал что-то дежурной смене, да и ушёл в клуб.
Обшмонанных, помытых в бане и переодетых в робы новых зеков отвели в клуб, где их выдёргивали по одному в какой-то кабинет на беседу к начальнику.
Когда очередь дошла и до Васи, он предстал перед начальником, сидящим за столом и пристально разглядывающем зека. От этого взгляда Васе «Шурупу» стало немного не по себе.
— Забудь и не вспоминай, иначе руки отсохнут. Пошёл вон.
Немного охуевший от такой короткой беседы, Вася вышел и позвал следующего.
* * *
Когда Вася «Шуруп» с «рулетом» в подмышке и баулом в руке поднялся в расположении отряда, его сразу подтянули в каптёрку, где сидели и чифирили «блатные».
Зек с золотыми фиксами, татуированный с ног до головы, был смотрящий за зоной авторитет по кличке «Циркач». Вася слышал о нём, остальных троих он не знал.
Когда Вася поздоровался и представился, его сразу усадили чифирнуть, даже не спросив, кто он по жизни, откуда и каких понятий. За Васю «Шурупа» они слышали и знали, что он порядочный арестант.
— Ну короче, братух, режим не шатаем. «Кайф» — запрет, бухло — запрет, в зоне не «играют», только в шахматишки и нардишки. И «лыжи навострить» с зоны даже не помышляй... — вводил Васю в курс дела «Циркач».
— В смысле, не «играют»? Как так, нет «кайфа»? Не понял, зона «красная», что ли? — Вася был озадачен уже второй раз за час пребывания в колонии.
— Да какая разница, красная, зелёная... Сиди на жопе ровно, и откинешься по звонку живым-здоровым. Иди пока к завхозу, пусть тебя к «мужикам» в располаге определит...
* * *
Завхоз по кличке «Комар» тоже ничего не обьяснил толком Васе, сказав лишь, что если накосячишь с запретами, то отправишься на беседу к «хозяину», а после заедешь в «Кунсткамеру».
«Кунсткамерой» назывался второй барак, стоящий напротив. Зеки, жившие там, не ходили никуда, даже в столовую. Весь хавчик в бачках таскали им из столовой дневальные.
Вася долго не мог понять, куда он попал, но вскоре пошёл работать на промку, где устроился плотником в столярку.
* * *
«Хозяина» боялись все, даже сотрудники колонии. Каким образом он добился режима в зоне, Васе было неведомо, а остальные арестанты на эту тему вообще не хотели говорить, как боялись чего-то. Появлялся в зоне он редко, обычно доходил до клуба, вызывал на беседу зеков и уходил. На еженедельных плановых обходах всей зоны он сроду не появлялся, ходили только его замы и другая пиздобратия из сотрудников.
В те редкие моменты его появления, зона как будто вымирала. Даже контролёры-прапорщики ныкались кто где, а служебные собаки на периметре за забором начинали выть и скулить.
— Да он сам Сатана! — бросил мимоходом Васе как-то один старый зек, семенящий на вахту с обходным листом, который выдают зекам в день их освобождения.
«Да что за хуйня тут творится?» — думал Вася бессонными ночами, и вскоре ему представился случай узнать всё самому.
* * *
Примерно через полгода Васиного пребывания в зоне пригнали очередной этап. С этого этапа и появились в зоне три молодых зека. По прибытии на зону эти трое так и держались постоянно вместе.
Один из них, по кличке «Могила», умудрился протащить с этапа немного гашиша, заныканного на «торпеде», в собственной заднице. Про него он смолчал «блатным» и вообще хранил для удобного случая.
Как-то ночью они скурили его в сушилке отряда и повстречались Васе, проснувшемуся ночью в сортир, когда шли в спальное расположение, прикалываясь над какой-то хуйнёй.
А утром за ними пришёл контролёр из дежурной смены и повёл их на беседу к «хозяину». А затем, в течение недели, все трое один за другим как-то внезапно закашляли, захаркали кровью и после посещения медчасти переехали вместе со своими шмотками в «Кунсткамеру». Вначале никакой взаимосвязи между этим событием и раскуриванием гашиша в сушилке Вася не уловил, все догадки пришли немного позже.
* * *
У Васи была заныканная до лучших времен колода самодельных игральных карт, которую он хранил в нычке в столярке. И однажды случай «сыграть» Васе всё же представился.
Однажды в цеховой курилке он разговорился с зеком по кличке «Модный», который работал на промке токарем. Он тоже был в зоне не очень давно, всего на месяц побольше, чем Вася. «Модный» между делом обмолвился, что он самый настоящий «игровой», а тут с «игрой», к сожалению, глухо. На что Вася ему сразу же предложил пару конов в «очко» на чай и сигареты. Побросав работу, картёжники заныкались за пилорамой и, записывая счёт в тетрадку, стали резаться в «очко».
Вася успел выиграть у «Модного» всего лишь два блока сигарет, когда перед ними появились контролёры и, отобрав карты, велели следовать в клуб, где их уже ждал «хозяин».
Откровенно недоумевая, кто мог так быстро застучать начальнику — а тем более и не знал об этом никто, — Вася с «Модным» пришли в клуб.
* * *
Первый на беседу зашёл Вася. «Хозяин» сидел за столом и перетасовывал в руках Васину колоду карт, которую ему уже успели отдать контролёры. Вид у него был зловещий, и Вася стал обречённо настраиваться заехать в штрафной изолятор на пятнашку, по максимуму. Однако произошёл диалог, который Вася никак не ожидал.
— Осужденный Балашов, тысяча девятьсот... — начал было представляться Вася.
— Гражданин начальник, я не понимаю... — начал было Вася, но «хозяин» посмотрел на него так, что Вася сразу заткнулся. — Левая...
— Пошёл вон. Второго ко мне.
* * *
Ничего не понимая, Вася пришёл обратно в цех и долго думал, почему его не посадили, например, в «шизо», да и вообще, про карты даже не было упомянуто. А вопрос «хозяина» вообще не поддавался никакому обьяснению.
Следом за ним в цех вернулся и «Модный», который радовался, что их так вот пронесло, и что не было наказания за игру.
«А начальство походу совсем ебанулось, лево-право попутало, а наше дело правое, я ему так и преподнёс!» — прикалывался «Модный».
Через два дня, работая за токарным станком, он каким-то образом умудрился зацепиться рукавом правой руки за вращающийся на небольших оборотах барабан, куда тут же и намотало весь рукав робы вместе с рукой. Работавшие рядом зеки подскочили и выключили станок, но руку «Модного» так переломало, что спасти её не удалось.
«Модного» отвезли в районную больницу, откуда он вернулся одноруким, долежал в медчасти до заживления культи, а когда поднялся обратно в зону, то был переведён в «Кунсткамеру».
* * *
У Васи стали появляться смутные догадки по поводу случившегося, а когда вдруг стало нарывать левую ладонь после занозы, которую Вася засадил, таская доски в столярке, ему немного поплохело от тех догадок.
Вася срочно пошёл на приём в медчасть, где ему помазали рану зелёнкой и перебинтовали. А когда на другой день у него поднялась температура и заболела невыносимо рука, Вася содрал бинты и охуел.
Вся ладонь почернела, и чернота немного распространилась вверх по руке, пальцы были такими же. Началась гангрена. Вася побежал в медчасть, и в тот же день его отвезли в районную больницу, где ампутировали руку по локоть.
* * *
Когда культя зажила, Васю перевели в «Кунсткамеру». Как только он переступил порог своего нового отряда, он сразу понял, откуда такое название этого барака. Здесь сидели одни инвалиды и безнадёжно больные.
Таких, как Вася, было большинство. Их тут называли «однорукими бандитами», в честь игровых аппаратов. И все имели неосторожность поиграться в карты на этой зоне.
Было три «лыжника» — три одноногих зека. Когда-то все они, независимо друг от друга, пытались бежать с зоны. Кто в машине с мусором, кто через подкоп под пилорамой, кто через канализационный коллектор. Их ловили не далее чем за сто метров от зоны, как будто стояли и поджидали беглецов, а зека из мусорной машины вытащили еще в досмотровом шлюзе. После беседы с «хозяином» каждый из них лишился ноги, причём какими-то нелепыми способами, наподобие «сломал ногу в трёх местах, упав на лестничных ступеньках, в результате чего начался некроз и омертвение мягких частей».
Было несколько туберкулёзников, их называли «плевки». Все они в прошлом были любители «раскуриться», а теперь харкали кровью и выплёвывали свои лёгкие от неизвестной формы туберкулёза, которая не поддавалась лечению.
И те трое, курившие в сушилке, тоже были там.
Наркош, любителей «приколоться по вене», называли «шприцами». Все они были ВИЧ-инфицированными, а у тех, кто уже был инфицирован до беседы с «хозяином», был теперь самый настоящий СПИД на последней стадии.
Любители поставить бражку и потом её выпить назывались «беременными» из-за своих раздувшихся животов. У каждого из них был цирроз печени, и печень их была размером с баскетбольный мяч.
До конца срока досиживали только «однорукие бандиты» и «лыжники», а все остальные рано или поздно помирали от своих болезней, после чего их хоронили в безымянных могилах на зоновском кладбище.
* * *
А когда Вася «Шуруп» отсидел уже больше половины своего срока, внезапно скончался начальник колонии. Он умер, сидя за столом в кабинете в клубе, в ожидании беседы с очередными «залётчиками» из нового этапа.
Отчего он умер, так никто и не узнал из зеков. Зеки сами выдвигали свои предположения: от сердечного приступа вплоть до убийства заточкой неким «отмороженным» зеком-собеседником.
Но как бы там ни было, после его смерти прекратились все эти загадочные заболевания и калеченья осужденных. Зона зажила своей обычной для всех зон жизнью, с карточными играми, побегами, пьянками и употреблением наркоты.
И спустя десяток лет освободился последний обитатель «Кунсткамеры», имевший честь побеседовать с «хозяином».вымышленныестранные люди