— Да на свином пятачке вертел я все эти практики! — возмутился Миша. — Пусть Никифоровна сама в эту даль гоняет.

— Тише, Мишаня. Чего кричишь? — Лена всегда так к нему обращалась, и ей это казалось смешным.

— А чего мне шептать?

— Бабку разбудишь, — буркнул Гриша, поддерживая однокурсницу.

Автобус гудел, трясся на кочках. Мише казалось, что в салоне только они втроём. Но всё же принялся шарить глазами по сторонам. И правда: впереди, завалившись на узлы, спала какая-то пожилая женщина, похожая со спины на пирожок в кульке.

Старый Пазик вёз их в Первомайский район к деревне Обознанка. Они втроём пропустили полевой этап этнографической практики в институте и теперь должны были наверстать упущенное: собирать сказки, поговорки, песни стариков и вести дневники с записями. Перспектива сомнительная. Особенно если учесть, что обозлённая на прогульщиков руководительница практики — Тамара Никифоровна отправила их в самую глухомань.

— Сами виноваты, — признался Гриша. — Поехали с историками на море вместо практики. Спасибо хоть не выгнали.

Он разнервничался и по старой привычке начал растирать уши.

— Да куда нас выгонят? В группе и так недобор. Никому эти сказки не нужны, — горячился Михаил. — Просто Никифоровне надо. Она думает, что у нас в области культурный пласт толще греческого! А Первомайский район центр цивилизации. Все дороги ведут не в Рим, а в Обознаевку.

Лена прыснула и сделала глоток из бутылки.

— Дураки вы, у кафедры открытый лист на Первомайский район. Она всех сюда отправляет.

Тут автобус резко дёрнулся, и вода пролилась на студентку. Девушка скривила лицо и стала вытираться.

Из-под капота валил дым.

— Ну всё, приехали, — водитель выскочил наружу, доставая телефон. — Говорил я Николаичу, что движок давно сгнил…

Он пару раз ткнул по экрану и выругался:

— Чёрт! Нет сети. Ну и чёрт с ним. Не горюйте, студентики, — он ударил ладонью по кузову. — Короче так, мы должны были прибыть в Обознанку через час, значит, к двум дня. Когда мы не приедем, там засуетятся, позвонят в город. Те отправят кого-то нас искать. Так что часам к шести точно найдут. Располагайтесь и ждите.

— Какие шесть часов?! Может, можно починить? — не спросила Лена тонким голоском.

— А ты что, механик? — водитель оборвал её. — Нет? Значит, ждём.

Но, смягчившись сердцем, вздохнул, и добавил:

— Хотя… можно и пешком дойти. Там тропка есть, два раза реку вброд перейдёте, потом через два моста, будет Рузанка. Километров семь путь. Оттуда постоянно ходит фабричный автобус, как раз мимо Обознанки проходит. Договоритесь – вас подбросят.

Миша посмотрел на немаленькие рюкзаки:

— Ну что, решаемся?

— Конечно, — Лена решила не обижаться на водителя автобуса, хоть желание было. — Не потеряемся же, всего-то семь километров.

— Бабушка, вы с нами пойдёте? — спросила она у той самой женщины, что до этого спала в автобусе.

— Куда уж мне, старой, — улыбнулась она беззубо. — Мне торопиться некуда. Лучше подожду. Отторопилась я своё.  — она даже не вышла из салона пазика.

— А вы, молодёжь идите на солнце — быстро дойдёте. — что-то в её улыбке было тревожное и неестественное.

Тропинка начиналась сразу от дороги. Она была неширокой, но натоптанной.

Миша без труда закинул на плечи два рюкзака и пошёл первым. Гриша взял третий. Лена пошла налегке. Но время от времени посматривала на свой рюкзак на спине Миши. Гриша почти сразу сделал свой рюкзак легче на пару бутербродов.

— Ну что ты там налегке? — поддел её Гриша, и протянул девушке еду.

— Нет, спасибо, — Лена отмахнулась. Наверное, фигуру берегла.

Речки оказались неглубокими, идти было несложно. Мостов пока видно не было. Час пути был пройден.

— Странно, — заметил Миша. — Бабка сказала идти на солнце, а дорожка уходит на север.

— Перепутала, наверное. Тропинка-то одна, — ответил Гриша.

— Лес дремучий-дремучий, — пробормотал Мишаня, отмахиваясь от паутины. Лена давно забрала свой рюкзак, и он мог орудовать обеими руками.

Полуденное солнце скрылось за густыми ветвями. Сеть так и не появилась — Гриша проверил телефон и с досадой сунул обратно в карман.

— Ох, клещей нахватаем, — пробормотал он, пытаясь убрать ткнувшую в его в спину ветку.

Ветку убрать не получилось. Гриша обернулся. Прямо за ними стоял мужик в лаптях и холщовой рубахе, держа в руках длинный заточенный шест. Из кустов вышли ещё трое, ещё суровее. В руках — совки и заступы, у кого-то узкие, у кого-то широкие.

— Эй! — крикнул Гриша, старюсь сделать голос посуровее. — Дорогу покажете?

Ответа не последовало.

Миша подошёл, оттолкнул заступ, упиравшийся в спину Грише— и в тот же миг получил два удара по затылку. Мир потемнел.

Он не пришёл в себя, даже когда его поволокли по земле. И даже когда его тащили через реку.

— Что они сделают с Мишаней? — голос Лены дрожал.

— Ничего. Как только выдастся возможность, мы ему поможем.

— Куда нас? — шёпотом спросила девушка.

— Не знаю, — ответил Гриша. — Может, на частную территорию зашли. Сейчас выведут…

Но оказалось — не выведут. Мужики в лаптях вели их странным путём, только что был лес, а тут вдруг ни деревьев, ни травы, только сухая земля и пыль. К вечеру студенты оказались в деревне. Мужики в лаптях за всё это время не сказали ни слова.

— Мишаня пропал — Лена со страху начала шептать.

Гриша оглянулся. И вправду, мужики, что волокли Мишу, стояли, никого не держа.

— Чего это у них тут за планировка? — пробормотал Гриша, пытаясь отвлечь подругу.

— Какая планировка? С Мишей что? — разозлилась Лена.

— Смотри — дома стоят вплотную, никаких садов, огородов, ни сараев, ни заборов. И животных не видно. Чем они питаются?

— Может, на заработки в город ездят. Или в Москву, — предположила Лена.

— Смотри ещё, дома тоже странные… кирпич самодельный, с кизяком, как в старых фильмах про Африку. Цвет — серый, грязный, неравномерный. Для нашей области уникально. Если выберемся — Никифоровне расскажем, кипятком ссать будет.

— Если выберемся… — в голосе Лены не осталось оптимизма, в глазах блестели слёзы.— Сейчас ещё в печах сожгут, как Баба-Яга. Может Мишаню уже сожгли. — в голосе девушки звучала истерика.

— Баба-Яга — мифология других регионов, — автоматически возразил Гриша, но тут же замолчал.

Похоже, у последнего дома на улице собрались все жители деревни. В центре — старик, он опирался на затёртую до блеска палку. Его голос разносился над толпой:

О, Роща Священная, Мати Всех Лесов!
Приносим дар — мужеского и женского рода.
Прими их, насыти корни Твои.
Сотвориши плоды наши.
Судиши нас, яко судила отцов.
Храни нас, яко хранила предков.
Корми нас, яко будеши кормити чады наши.

Чаща священная!
Тебе — дыхание, плоть и жизнь.
Так бывало. Так есть. Так пребудет во веки веков.

Молчаливая толпа внезапно загудела и зашевелилась. Ребят быстро повалили на землю. У Лены сдёрнули рюкзак, ветровку и обувь, вещи тут же ушли в толпу, разошлись по рукам с радостными возгласами. Её друг тоже остался босым и без своих вещей.

— Бандиты они. Вот тебе и уникальная культура, — прошептала девушка сквозь зубы.

Их повели дальше. Впереди показался небольшой лесок.

Деревья росли на небольшом пригорке. Они резко выделялась на фоне пустоши. Земля кругом сухая, потрескавшаяся без единой травинки. А тут росли тонкие берёзки, частые словно трава, высотой не больше метра. Стволы тоньше прутиков, но так плотно выросли, что дальше полуметра ничего не видно. Чем дальше, тем стволы были тоще, а сами деревья выше. Листвы почти нигде не было.

— Вот это да… — пробормотал Гриша. — Это и есть та самая роща из молитвы?

— Лучше бы нет, — откликнулась Лена. — Стихи ничего хорошего не обещали.

Их толкнули вперёд в берёзки. Тонкие веточки сразу начали царапать кожу. Сначала несильно, но чем глубже они продирались, тем больнее становилось. Словно проводили заострёнными расчёсками по коже.

Гриша почувствовал, как по ноге побежала капелька крови.

— Чёртовы деревья… — пробормотал он. — Кто бы подумал, что берёзы такие коварные? Пошли быстрее, пока они за нами не побежали. Не верю, что они могли нас так просто отпустить.

Ноги, руки и живот горели почти нестерпимо. Казалось эти ветки пытались сорвать кожу. А если остановиться, пойти снова было вдвойне сложнее. Гибкие и хлёсткие ветки сопротивлялись.

Берёзы становились толще, но и пространства между ними росло. Это уже меньше походило на просеивание плоти через сито. Но всё равно приходилось протискиваться между стволами.

Через несколько шагов Лена остановилась. Её лицо было полностью исхлёстано ветками. Гриша подозревал, что он выглядит не лучше.

— Я больше не могу! — всхлипнула она, и как могла облокотилась о ствол тонкого дерева. — Ай! Больно! — Тут она отдёрнула руку от дерева — Оно ободрало мне ладонь.

— Как ты так сумела — он рассматривал красное пятно на её руке.

— Я ничего не делала, оно само…

— Тихо, тихо, — Гриша встал рядом. — Надо выбираться… Если заплачешь — хуже будет. Слёзы солёные. — Он скрывал, что сам был готов упасть здесь, и больше не шевелиться. Только желание вывести Ленку вело его.

Девушка издала нечленораздельный почти животный звук.

— Смотри, впереди поляна, видишь там светлее. Там отдохнём. Совсем недалеко. — Гриша врал, но через полчаса протискиваний через стволы берёз, его слова стали правдой. И хоть это была не совсем поляна, но деревья стояли на достаточном расстоянии, чтобы пройти между ними, не задевая ни одно.

— Лес ненормальный, — прошипела Лена, смахивая слёзы. — Деревья так плотно не могут расти.

— Я видел, как берёзы растут на зданиях, уцепившись за малейшую шероховатость. Им хватало песчинки земли, чтобы вырасти в небольшое деревце.

—Но, когда они рядом, так не бывает. Они высасывают всё из земли, пока не останется самое сильное дерево. — мне так дед говорил — А они тут почти друг на друге стоят. — она оглянулась.

— И эти большие берёзы, они же почти чёрные, — вдруг заметила девушка. — Почему они не белые? —  её голос на последних словах сорвался в истерический писк.

Они переглянулись.

— Меня другое беспокоит, — тихо сказал Гриша. — Зачем нас сюда загнали?

Лена помолчала, потом выдохнула:

— Я думаю мы не выберемся отсюда. Когда старик говорил про священную чащу, я решила — нас принесут в жертву. Может так и есть. Я не просто ободрала руку об дерево. Кора словно съела мне кожу. Посмотри! — Она протянула руку.

Гриша потянулся посмотреть и почувствовал, как капля крови собралась у него под коленом, защекотала и побежала вперёд. Надо чем-то перевязать, подумал он.

Капля не впитываясь в кроссовок, сбежала вниз.

— Бвых! — раздался громкий звук, похожий на выдох великана, потом треск, и земля дрогнула. Под ногами Гриши открылась трещина. Он схватился за ближайшее дерево, пытаясь удержаться, но руки нестерпимо обожгло, и он отпустил ствол.

— Лена! — закричал он.

Она бросилась к нему, ухватила за руку. Земля расползалась всё шире. Нога Гриши провалилась вглубь. И тут земля захлопнулась. Боль пронзила икру так, что в глазах потемнело.

Лена закричала и дёрнула изо всех сил. Не получилось. Ещё раз — и Гриша смог вырвать ногу. От джинсов остались только клочья. Вся икра была в крови. Кожа словно растворилась. Лена отвернулась, чтобы не видеть обнаженное мясо.

Треск раздался снова. И они побежали. Земля пучилась перед ними и раскатывалась волнами. Гриша спотыкался, падал, быстро вставал, снова падал, обмирая от боли в ногах. Лена тоже спотыкалась и вдруг провалилась сразу обеими ногами. Он успел вытащить её очень быстро— ноги лишь покраснели до коленей.

— Бежим! — хрипел он, подталкивая её вперёд.

Но чаща не кончалась. Деревья мелькали пёстрым чёрно-белым забором. Земля грохотала и разверзалась.

Вдруг девушка, бежавшая быстрее, исчезла из виду.

— Ленка! — Гриша кинулся на поиски и увидел, что её руки торчат из-под земли. Провалилась с головой – подумал он. Ухватился за неё – дёрнул, и в его собственных ладонях оказались её безжизненные кисти. Он замер. Словно чужими глазами он видел, как её руки упали на землю. Одна из них, с кровавым следом, покатилась вниз в вновь раскрывшуюся пасть земли. Тут же её края сомкнулись.

Гриша закричал так, что голос сорвался.

— Бвых! — почва собралась в большую волну и толкнула Гришу. Он упал и дальше двигался ползком, встать он не мог, оставаться на месте было невыносимо.

Вскоре он понял, почему не может встать, его ноги тоже исчезли — так же, как Лена. Земля съела их. Он полз на локтях, скользя в своей крови. Уже не чувствуя боли. Из всех чувств остался только слух. Он слышал, как где-то в вышине шелестела листва, шепча что-то на своём древнем языке.

----

Старейшина вышел в пятно света перед всеми деревенскими.
Он поднял свой посох и сказал:

— Есть жертва. Ей умирать — нам жить. Пусть священная чаща будет щедра с нами.

Толпа загудела.

Старик наклонился к самым корням берёз, где была вырыта маленькая канава. Он зачерпнул земли, пропитанной блестящей густой жижей и положил её в большой глиняный горшок.

Перемешал. Поставил в костёр.

— Ох, жирна каша, — сказал он торжественно. — Всех прокормит.

Горшок зашипел. Земля и жижа превратились в густую массу. Старик размешал и зачерпнул ковшом.

Толпа затаила дыхание. Он поднёс ковш ко рту и сделал первый глоток.

— Вкусно!