ВНИМАНИЕ: в тексте присутствует ненормативная лексика и жаргонизмы.
– Слыш, Васёк. Там кажись зелёные. – Кто? – Да сухопутные, голяк те в жопу и провернуть, карась глухой. – Слыш, за карася ща ответишь!
– Хорош бакланить! – я хлопнул по столу. Старшим матросом быть почетно, но неудобно. Ты вроде как и матрос, но пока нет старшины, за своих в ответе. – Слышьте, валим-ка на улицу, тут чет вонять начинает. По головам прокатился понимающий смешок. Коляну хотелось позадираться, и в другое время я был бы не против, нехай бы, чем больше синяков в увале, тем меньше нарядов потом. Но там же пили и старшие, причем и наш, и чужие. Был бы старшина один – спустил бы, а так отыграется потом, уже на линкоре. А это и шмоны, и шила потом не видать. К хуям, в общем, такое счастье.
Морской ветер плеснул в лицо как из ведра холодной водой после хорошей пьянки. В первое время на флоте он вымораживал меня до костей, а потом ничего – привык. Да и летом на берегу это так, ерунда, приятно.
Были мы, на тот момент слегка выпивши, на большее и бабосов-то увольнительных не хватало, но до борделя вряд ли бы дошли – зелёных шибко развелось. Так что привычным ходом двинулись в порт. На «Коммуну» возвращаться было рано, и мы как раз думали, куда бы ещё сходить, когда я посмотрел на воду. И увидел форт. Он белел в начинающихся сумерках, вызывая в душе что-то такое, мутное, непонятное, но сильное. Заброшенная махина, уже лет пять стоящая без дела. Мы проходили мимо пару раз, но, ясен хер, там не швартовались. Проследив за моим взглядом, один из матросов, кажется, это был Олег – вот этот точно карась ещё, и месяца не служит, протянул: – Мне батя травил, что там погребок от имперских остался. Не пустой. Но место, мол, хуевое, не шарится там никто. – Пупкины хуевы, – отрезал я. – Ну че, народ. Сходим?
Бля буду, буду бля Мы ебали кракена!
Кракен плакал и стонал! Дырку щуплой закрывал!
Бля буду, буду бля Мы ебали кракена!
Поделом ему теперь Многоногий пидарас!
Разносилось по каналу залихватское разноголосье, берущее скорее мощью моряцких легких, нежели стройностью хора. Мудрёное ли дело, на лодках дойти до острова, в час управились.
Погребок, чтоб его камбалой придавило и бакланы обосрали, мы нашли не сразу, половина подвалов была засыпана, в одном нашелся оружейный склад, где, виноват, тоже подзадержались. Там ж такие раритеты, ух. Васёк презрительно сказал, что за столько лет от рабочего там разве что порох, да и тот, если не отсырел, но проверять не стали. Было и без самодурства чем заняться.
Красный клад нашелся под противоположной стеной, полузаваленый доскам и камнями, но пара спичек закинутых в проход дала понять, что наши поиски закончены. – Ну, поднажмите, вы чо как крысы сухопутные, – сипел Колян, налегая на балку. Балка трещала и намекала, что сейчас превратит моряков в крыс подземных, если её девичьей невинности не перестанут так яростно домогаться. – Харе деревяшку дрочить, – я махнул рукой и присел, разглядывая дыру. – Если внизу камни убрать, можно пролезть. Кто смелый? Смелых было много. А вот тощих только один, так что через каких-то полчаса Васёк натаскал бутылок, и мы расположились у входа. Уже стемнело, из родственницы той балки и притащенных веток мы соорудили костер. Не хватало только мяса и, может, девок, но если есть вино, то и так неплохо.
Неожиданно, ночную тишину прервало негромкое бормотание, доносящееся со стороны моря. Бормотание постепенно нарастало, и мы замерли, напряженно всматриваясь в ту сторону. Наконец, свет костра высветил сгорбленную фигуру в длинном плаще. Фигура семенящим шагом поспешила к нам, опираясь на кривую клюку, будто вырезанную из первой попавшейся ветки покрепче. Когда она подошла ближе, я понял, что это монах. Бормотал именно он, но так тихо, что никто ничего не мог разобрать. Волей неволей, мы подошли и услышали булькающее: – Не Божьим словом здесь, грехи ваши не замолены, на плохую землю ступили, во имя… отмаливать нужно, кровью молить, отмаливать. Монах бормотал быстро и почти неразборчиво. Я заметил, что некоторые парни крестятся, подходя ближе, наклоняясь, чтобы лучше услышать, что он говорит. Почему-то у меня скользнул холодок меж лопаток. Было в нем что-то неправильное, да и откуда ночью, в заброшенном форте возьмется монах? Я не боялся божьей кары, хоть и кичился этим – не к добру людей кипишить, в бога многие верили.
– Эй, старик, не бурчи, уйдем мы к утру, – я легонько тряхнул его за плечо. Монах на удивление легко шатнулся назад, заваливаясь, но не упал. Капюшон слетел и я отпрянул, чувствуя, как предательски немеют ноги, а сердце начинает отбивать такой причудливый ритм, что позавидовали бы чечёточники. Позади кто-то из парней выдохнул немудрёное: – Ёб твою мать… И я его полностью поддерживал. Бля буду, если это было не ёб твою мать.
Свет от костра падал на выпученные огромные глаза и бликами разлетался от гладкой чешуи, покрывавшей морду чудовища. Огромный рот хлопнул, без капюшона оно чувствовало себя не так удобно. Монах засеменил назад, протяжно булькая: – Кровью молить, моли-ить. Наверное, мы бы так и стояли, пока он не убрался бы туда, откуда пришел, если бы Олег не крикнул: – Там же лодки!
Очнувшись от первого шока, парни бросились вперед, отшвыривая тварь дальше от моря. Полы его балахона задрались, и стало понятно, что ног у чудовища нет – на их месте были плавники, на которых оно и передвигалось. От мысли, что придется схватить эту склизкую рыбу за чешую, у меня подкатил ком к горлу, хотя не соврет ни один на борту, я никогда не чурался разделывать любого морского гада. Но это было другое, это было... я не мог подобрать слов, даже мысленно. Ужас пытался заставить меня бежать или сражаться, но он же сковывал руки. «Склад!», – вспомнил я. Если затолкать монаха в погреб и кинуть туда гранату, то точно не выживет.
– Ебошь эту тварь к погребу! – на ходу крикнул я своим, выхватывая ветку из костра и рванув к складу. Мины, мины, мины, нет, не то. Вот оно! У дальней стены лежали старые колотушки. Схватив одну, я поспешил назад, с пьяных глаз не сразу заметив, что бегу уже без палки.
Первым, что я увидел по возвращении, был Олег, сжимающий в руке измазанный темным камень. Рыба валялась перед входом в погреб, от головы чудовища осталось месиво, смотреть на которое дольше пары мгновений было тошно. Матросы уставились на меня, привычно ожидая, что старший всё исправит, и скажет, что делать. – Валим, – коротко скомандовал я, откидывая гранату подальше в кусты.
О ветке я вспомнил, только когда мы уже отплыли и на острове прогремел первый взрыв, но вместо страха за содеянное я почувствовал облегчение. – Хорошо придумал, старшой, – наклонившись, сказал Васёк, будто прочитав мои мысли. Никто не был уверен, что оно сдохло. Но знали, что огонь завершит дело.
С легким сердцем мы возвращались в начавший оживать от грохота порт. А за спиной рушился форт Павел I.без редактированиясущества