Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Белое, длинное
© Дарья Бобылёва19 мин. Страшные истории archive 15-02-2019, 15:20 Указать источник! Принял из ТК: rainbow666
Правда, собственно шашлыка у Валеры было мало — всего одно пластмассовое ведерко, которое со вчерашнего дня занимало всю нижнюю полку в холодильнике и благоухало уксусом. Но Кирюха, приятель из соседнего дачного кооператива, сообщил, что его отец недавно купил пять кило свинины, мать уже не знает, что из этой свинины делать, и даже грозится сшить себе мясное платье, которое видела по телевизору на «одной педерастке». И обещал принести пару кило этого нескончаемого мяса.
Гости начали подтягиваться после обеда: летом всем студентам хочется поспать подольше. Первым приехал Валерин однокурсник Санек. Он привез кудрявую Светку, с которой они были в свободных отношениях: то жили вместе, то не жили, то бурно, с матерными визгами, ссорились, и только раз в год, обычно летом, Светка все-таки садилась Саньку на шею, а он начинал жаловаться на несвободу, женскую логику и заевший быт.
Пришел Кирюха с большим красным ведром, в котором под самодельным прессом из тарелки и плоского камня томился обещанный шашлык. Последним явился Виталик Блох, причем Блох в данном случае не какая-нибудь немецкая, например, фамилия, а прозвище, означающее именно блоху в мужском роде. Виталик был мелкий, кудрявый, с выпирающим дуэтом носика и кадыка и очень активный.
Раздули угли, открыли пиво. Светка начала готовить салат. Когда она сидела у Санька на шее, ей отчаянно хотелось по любому поводу демонстрировать свои кулинарные навыки и вообще домовитость. Валера, который лучше бы съел огурцы так, без салатного обрамления, с неодобрением смотрел на Светкину потную мордочку и думал, что Санек-то, пожалуй, дурак.
Компания была крепкая, дружили давно и плотно. Хорошая была компания, стабильная, можно сказать.
— Вы такого шашлыка никогда не жрали, — доказывал Кирюха, любовно нюхая свое ведро. — Мариновать надо в кефире. Говно ваш уксус.
— А я люблю с уксусом! — игриво возразила Светка.
— Да-ача-а… — пропел Виталик по кличке Блох и, раскинув руки, повалился в траву. Корень древней яблони больно ткнулся ему в копчик. Виталик подскочил, держась за зад, и Санек с готовностью загоготал — басовито и раскатисто. У соседей собака заметалась по участку, хрипя от распирающего шерстяную грудь чувства долга. Дачка Валериных родителей стояла на отшибе, у леса, и шуметь тут можно было беспрепятственно — бесилась от этого только собака и иногда — ее толстая хозяйка.
Уже была съедена половина заготовленного мяса, оценена разница между уксусным и кефирным маринадом, рассказаны все последние новости. Светка сидела у Санька на коленях и чесала его за ухом — по привычке, наверное, потому что Светка была кошатница и любила, разумеется, «британцев».
И тут Валере захотелось огурцов — нормальных, целеньких, без противной масляной пленки. И петрушка закончилась — точнее, ее почти единолично уничтожил Кирюха, обкладывавший каждый кусочек своего хваленого шашлыка зеленью.
Поднявшись и весело удивившись неустойчивости ног, Валера отправился на огород. Огород был на задах участка, у забора. За забором начинался лес — обычная дачная рощица, с грибами, сетью тропинок и помойками под каждым вторым деревом.
Валера присел на корточки и начал старательно собирать маленькие еще, колючие огурцы. Перед глазами немного плыло, и даже лес за забором как будто колыхался слегка. Особенно молодая березка, которая росла у самой калитки, так и кланялась туда-сюда, точно ее сгибали резкие порывы ветра.
— И что характерно!.. — взметнулся у Валеры за спиной тенорок Виталика, и все захохотали.
Валера горкой сложил огурцы на землю и потер глаза: все-таки рябило в них неприятно, особенно эта мельтешащая березка раздражала.
Лес снова слился в темно-зеленую массу. Вообще Валера был близорук, очки презирал, а от линз у него чесались глаза.
Быстро выщипнув пучок обильно разросшейся петрушки, Валера пошел обратно, теряя по дороге огурцы.
Стемнело, рядом с мангалом развели костерок — «для подсветки», как сказал Санек, и тут же получил в ответ пронзительный вопль Виталика: «Га-а, это ж ты — подсветка!»
Грянул гогот — сначала не очень дружный, потому что не все поняли шутку сразу.
— Мальчики, ну вы вообще… — капризно протянула Светка и положила себе еще ложку салата. Она пришла в чисто мужскую компанию, чтобы стать объектом всеобщего внимания и комплиментов, а не всяких там дурацких шуток.
Кирюхе вдруг приспичило послушать музыку — причем громко, чтоб лес дрожал и все завидовали. Освещая себе путь мобильным телефоном и оступаясь с дорожки то в цветы, то в кусты, Кирюха направился к воротам, чтобы включить магнитолу в Валериной машине. То есть машина изначально, как и дача, была родительская, а Валере разрешали безвозмездно пользоваться.
— Кирюх, не надо, — дожевывая шашлык, увещевал его Валера. — Кирюх, поздно уже, бабка ругаться прибежит, — он не знал, что соседка, не такая уж, кстати, и старая, осталась сегодня в городе.
— Да ну нах, — отмахнулся Кирюха, и голубоватое мерцание его телефона скрылось за домом. Затем раздался треск и матерное шипение — Кирюха, очевидно, забрел куда-то не туда.
— Все поломает, — закатила глаза Светка.
— Чего это у вас растет перед воротами? — спросил из-за дома Кирюха.
— Розы, — под очередной взрыв смеха объяснил Валера.
— Да не, я про дерево. Выезжать не мешает?
— Какое дерево? — не понял Валера.
— Да перед воротами же. Белое, длинное… Береза, что ли…
Валера тоже обогнул дом, посветил телефоном и увидел Кирюху, стоящего посреди маминого цветника. Потом подошел чуть ближе к воротам, посветил на забор. Никакой березы там, конечно, не было. Перед воротами у них деревья никогда не росли.
— Пошли, Кирюх, — веско сказал Валера, выволакивая приятеля обратно на дорожку. — Не лезь к машине, тебе уже березы в чистом поле мерещатся.
— Не, ну было дерево, — широко разводил руками Кирюха, послушно следуя за ним. — Чесслово, дерево. И качается так. Чесслово. Белое такое дерево…
Наконец все утомились и решили идти спать. Соленый-перченый, сожженный на углях шашлык лежал в желудках тяжелыми комьями.
Из-за присутствия Светки тлеющий мангал и костерок залили просто водой. Виталик героически опустошил оставшуюся банку пива, сказал «ой» и сел на дорожку. Кирюха потащил в дачу ведро, в котором погромыхивал камень и нестерпимо благоухали остатки правильного кефирного маринада.
— Завтра помою, — пояснил Кирюха, установив ведро посреди веранды и глядя на него с удовлетворением.
Валера молча взял ведро и засунул в один из рассохшихся шкафчиков. Кирюха икнул, выражая то ли согласие, то ли неодобрение.
Через несколько часов Светка проснулась, потому что ей срочно надо было в туалет. Пару минут Светка еще полежала в постели, тщетно надеясь как-нибудь переждать свою потребность и заснуть обратно. Но пиво настойчиво просилось наружу, и Светка, шлепая незастегнутыми босоножками, побежала во двор.
Ночь была прохладная, луна уже закатилась, и только на кусты перед забором еще падал белесыми пятнами ее свет. Лес шевелился черной массой, в нем что-то шуршало и вскрикивало.
Светка семенила по дорожке, быстро переставляя тонкие голые ноги и одергивая просторную Санькову футболку, которую надела вместо ночнушки. Светке было страшновато, ей казалось, что в каждом темном углу дачного участка ворочается что-то жуткое, а за забором, возможно, притаились дикие звери. Добежав до туалета, обычного деревянного «домика раздумий» с дыркой и ведром, Светка шарахнулась от особо громкого шороха, стриганув в воздухе ногами, и влетела внутрь. Поискала на стенах выключатель, но его не было — Валерин папа уже много лет собирался провести в туалет электричество, и наконец сделал это только через год после описываемых событий.
— Фу-у, — сказала Светка, засовывая в петельку ржавый дверной крючок.
Пахло тут как-то особенно противно, густой гнилью и тухлятиной, и даже как будто дохлыми кошками. Брезгливо кривясь, Светка задрала футболку повыше и начала пятиться в сторону «пьедестала».
И спустя секунду модельный Светкин зад уткнулся во что-то прохладное, мягкое, но при этом достаточно упругое, вроде туго набитого тряпками мешка. Светка застыла, выпучив глаза в темноту и пытаясь понять, что же это такое. Тут загадочное препятствие шевельнулось, и что-то сухое, шершавое потрогало Светку за правую ягодицу.
Светка заорала благим матом, выбила головой дверь и побежала к дому, задыхаясь от ужаса.
Если бы в даче спали трезвые, Светка, конечно, всех бы перебудила. Но компания была погружена в тяжелый пивной сон, и выползти на Светкин плач смогли только Санек и Валера. Ее умыли, дали попить. Санек покараулил на крыльце, пока Светка, всхлипывая и озираясь, журчала под кустом жимолости у самой веранды. Толком объяснить, что произошло, Светка никак не могла.
— Там что-то… — твердила она, икая и остервенело вытирая нос. — Сидит что-то. Меня потрогало. Холо-одное!.. — взвизгивала Светка напоследок и начинала плакать, чтобы потом, успокоившись, завести сначала: — Там что-то…
Валера нашел в шкафу дедушкин фонарик, включил, пятно слабого света скользнуло по черноте сада.
— Живем, — обрадовался Санек.
И они направились к туалету, поеживаясь и стараясь не смотреть за пределы движущегося перед ними светового кружка. В лесу за забором происходили какие-то ночные события, не предназначенные для человеческого глаза. В траве на участке тоже что-то шуршало, пищало, копошилось, пряталось, охотилось и ело.
Деревянный сортир был пуст. Воняло там и впрямь, на удивление, противно, но вовсе не «трупом», как уверяла плачущая Светка.
Пока Валера с фонариком инспектировал туалет, Санек ждал снаружи, то поднимая голову к пьяно плывущему небу, то оглядываясь по сторонам.
— Бабы — дуры, — закончив осмотр, сказал Валера.
— Посвети-ка вон туда, — попросил вдруг Санек.
Валера направил фонарик в указанный угол, к забору. Там был малинник, который давно не плодоносил, а только мстительно царапался. В малиннике мелькнули, отражая свет, чьи-то маленькие красные глазки и тут же исчезли.
— Зверек какой-то, — предположил Валера.
— Не, не то, — мотнул головой Санек и развернулся, чтобы идти обратно к даче.
Когда они вернулись, Светка уже почти успокоилась. Сидела на веранде и хлюпала, слегка подрагивая кудрявой легкой головой. Светке было стыдно — за истерику, за густые прозрачные сопли, за журчание у крыльца. Но она твердо знала — в туалете кто-то сидел, кто-то ее трогал, и это оправдывало весь дальнейший позор.
Санек с Валерой не стали говорить Светке прямо, что она дура и истеричка, а просто предложили высморкаться и идти спать.
— Показалось тебе, — лежа в постели, успокоительно бурчал Санек, стараясь гладить Светку так, чтобы под руку почаще попадала прохладная грудь.
— Не показалось.
— Заснула небось на толчке.
— Не заснула! — шипела оскорбленная подробностями Светка.
— Тихо, Виталика разбудишь.
Компактный Виталик спал за стенкой, в закутке под лестницей.
— Да ему хоть из пушки…
Светка не успела договорить — раздался шум, который все-таки разбудил Виталика, а ее саму заставил взвиться к потолку. Не то чтобы действительно палили из пушки, но грохот был такой, что теперь уже проснулись, кажется, все. Впрочем, Виталик Блох, за которого Санек так волновался, похлопал выпуклыми глазками, невнятно выругался и снова уснул.
Гремело на веранде. Санек с Валерой взяли с собой Кирюху, который бурно негодовал по поводу прерванного сна, и снова отправились проверять.
Как выяснилось, на веранде сорвалась со стены сушилка для тарелок. Белые крупные осколки разлетелись по всему полу. Вдобавок сушилка каким-то образом задела в полете один из шкафчиков, и теперь его дверцы были распахнуты, красное ведро из-под Кирюхиного шашлыка валялось под столом, а рядом лежал благоухающий кефирным маринадом плоский камень-пресс.
Валера притащил швабру и веник, стали сметать осколки в кучку. Кирюха, которому не хватило орудия уборки, поднял с пола ведро, бросил внутрь гулко загремевший камень и поставил все обратно в шкаф. От назойливого запаха специй снова захотелось есть.
Кирюха рассеянно глянул в окно. За пыльным стеклом, в темноте сада, шевелилась какая-то белая полоса, не похожая ни на отблеск света с веранды, ни на забытую на веревке тряпку. Кирюха прищурился, пытаясь разглядеть, что это, и сделал шаг вперед.
Произошли одновременно две вещи: Кирюха наступил голой пяткой на острый осколок, а белая полоса за окном, качнувшись, растворилась в темноте. Впрочем, Кирюха этого не заметил: он упоенно ругался, окропляя кровью дощатый пол.
Кирюхе выдали йод, вату, пластырь и даже рюмку водки, после которой он сморщился так, будто глотнул уксуса.
Собрав почти все осколки, они выключили на веранде свет и разбрелись по дачным комнатушкам досыпать.
У Санька разболелась голова. Он ворочался в постели, толкая бесшумно спящую Светку, и с огорчением понимал, что спать ему, кажется, расхотелось. Потом переполз поближе к окну и выглянул в щель между пыльными занавесками, надеясь выяснить, наступило уже утро или нет.
За окном было белое. Не белое утреннее небо, не туман — просто белая вертикальная полоса, которая пересекала часть окна и загораживала обзор. Санек подцепил пальцами занавеску, отодвинул. Полоса как будто шевельнулась, а Санек, приглядевшись, понял, что она объемная и напоминает ствол березы, непонятно откуда возникшей у самого окна.
Тут Санек, невзирая на все свое недоумение, почувствовал, что его опять клонит в сон — пиво и усталость взяли верх над измученным шашлыками организмом. Решив выяснить природу непонятной белой штуки завтра, прямо вот с утра, он перевернул подушку прохладной стороной вверх, умостил на ней все еще гудящую голову и бросил прощальный взгляд на щель между занавесками. И, уже проваливаясь в сон, то ли увидел, то ли вообразил, что из-за стекла на него смотрит что-то грязно-белое, скомканное, как старый платок, несколько складок которого образовали вмятину рта, еще несколько — нечто вроде запавших щек, только очень уж несимметричных. И две черные дырки как будто бы уставились на Санька с этого мятого «лица».
Он бы, наверное, заснул и благополучно забыл о видении. Но тут опять загремело, только уже не на веранде, а наверху. Как будто что-то упало на втором этаже.
— Я там видел!.. — торопливо сообщил Санек, налетев в коридоре на Валеру, который тоже вышел на шум.
— Кошка забежала, — уверенно сказал Валера, глядя на подсвеченный одинокой лампочкой потолок.
— Рожу в окне видел! — не сдавался Санек.
— Я тебе говорю — недавно соседская кошка забежала, полдома разнесла, всю ночь гремела, а найти не могли, — гнул свою линию Валера. — Рыбу сперла. Ловить надо сволочь!
Санек посмотрел на него, помолчал, перекатывая непослушные мысли в сонной голове, и неожиданно согласился:
— Давай ловить.
Валера взял швабру.
— Постучим — она выскочит.
Прислушались. В доме опять стало тихо, только Виталик всхрапывал. Санек заунывно зевнул.
— Тс-с! — шикнул Валера. — Слышишь?
Что-то как будто зашебуршилось на втором этаже — тихонько, осторожно, очень по-кошачьи.
— Я ж говорил! — торжествовал Валера.
Они прошли на цыпочках через коридор, поочередно споткнулись о тазик, который, по счастью, был пластмассовым и особого шума не произвел. Мучительно, до боли в пятках стараясь не скрипеть и не топать, поднялись по лестнице. На втором этаже было темно и тихо. Валера никак не мог решить, включать свет или нет — ведь если спугнуть проклятую кошку, она спрячется.
И вдруг прямо перед ними швырнули на пол что-то тяжелое — по крайней мере звук был именно такой. Весь старый, пропахший плесенью и мышами дом вздрогнул. Валера, тихонько вякнув, попятился и наступил Саньку на ногу. Снова загремело, откуда-то потянул сквозняк. Зашевелился рваный тюль на маленьком окошке, и за окошком мелькнуло что-то белое. Саньку даже чуть было не показалось, что он снова видит краем глаза скомканную рожу. Но определиться он не успел, потому что в темноте раздался глухой топот.
— Это что?! — заорала снизу Светка.
— Дайте спать! — поддержал ее Кирюха.
Санек и Валера скатились с лестницы, причем Валера успел остановиться буквально в паре сантиметров от батареи трехлитровых банок, предназначенных для маминых солений.
В коридоре беспокойно переминались с ноги на ногу теплые со сна Виталик, Светка и охромевший Кирюха. Шарили руками по стенам в поисках выключателя — предмета, в чужом доме неуловимого. На втором этаже продолжало грохотать. То потолок сотрясался от шагов неизвестного, но, судя по всему, крупного существа, то словно большой тяжелый шар катился из одного угла в другой, то раздавался мелкий дробный топот.
— Ма-ама… — кривила большой рот Светка. — Я же говорила, в туалете кто-то был. Теперь сюда пришел…
— И в окно зырили, — подхватил Санек. — Мятая такая рожа.
— Бомж, что ли? — спросил Валера. Свет он включать побоялся, чтобы не привлекать внимание того, что буйствовало на втором этаже, и в моменты затишья опасливо подсвечивал перепуганную компанию фонариком, а потом прикрывал его ладонью. Розовая ладонь светилась.
— Сам ты бомж! — зашипел Санек. — Рожа! Мятая! Стремное что-то… монстр, понял?
— Найду, кто шутит — ноги вырву, — с чувством и даже некоторым надрывом пообещал Валера.
На втором этаже почти успокоились, только изредка что-то шуршало. Вооружившись шваброй, секатором и фонариком, компания переместилась на веранду. Как на многих старых дачах, веранду в свое время пристраивали отдельно, и страшного, захваченного неизвестно кем второго этажа над ней не было. Все решили, что там будет поспокойнее.
Зажгли свет. Санек и Валера были бледные и очень недовольные тем, что это заметно. Светка, разумеется, хлюпала. Виталик нервно хихикал, отчего тряслись тугие кудряшки на его маленькой голове, и повторял:
— Ничего себе дачка!
Только Кирюха, невзирая на полученную травму, бодрился. Залез в холодильник, впился в кусок сыра, достал бутылку и прямо с сыром в зубах разлил всем по полстопки оставшейся водки.
— Для храбрости, — строго сказал он, увидев скривившиеся лица. — А потом найдем этих мудаков и ноги вырвем.
Выпили, не чокаясь, и запоздало вспомнили, что нет закуски — Кирюха свой сыр успел дожевать. Валера полез в холодильник и приступил к активным поискам.
— Да хорош греметь, — нервно сказал Санек.
Валерина нижняя часть, торчавшая из холодильника, послушно замерла. И локти перестали деловито двигаться туда-сюда. Однако шум продолжался.
В течение нескольких секунд, глядя на застывшую заднюю часть товарища, компания боролась с чудовищной догадкой: холодильник сожрал остального Валеру и теперь громко чавкает. Но тут Валера бодро выпрямился и развернулся, держа в руке кусок копченой колбасы.
А мгновение спустя дверцы рассохшегося кухонного шкафчика сами собой распахнулись и оттуда вылетело красное ведро, как будто его с силой пнули. Из ведра, в свою очередь, вылетел плоский камень, которым был придавлен правильный шашлык, и приземлился прямо на голые пальцы правой Валериной ноги.
Валера взревел, а вслед за ним тоненько заголосила Светка. Она первой заметила, как за окнами веранды, в густой садовой темноте, что-то ходит. Что-то белое, длинное двигалось за стеклом, покачиваясь, и ветки сирени вздрагивали, когда оно их задевало. Высотой оно было метра два с половиной, а то и больше, и на всем его то ли теле, то ли стволе не было ни сужений, ни расширений, ни каких-нибудь отростков, хотя бы отдаленно напоминающих конечности.
— Да я им… — кратко пообещал Кирюха, но бросился почему-то не к двери, а к окну, грозя белому и длинному шваброй.
Валера наконец вспомнил о камне, который все еще лежал у него на ноге, и отшвырнул его, попав точно в ведро.
Белое за окном согнулось, как гусеница-пяденица, меряющая листок своим тельцем, и в стекло ткнулась смятая морда с двумя черными дырочками. Ткнулась мягко, словно тряпичная. Немного отстранилась. Снова ткнулась. Опять отстранилась. И еще. Она билась в окно со слабым постукиванием, как мотылек, рвущийся к лампе.
Как и когда все убежали с веранды, толком никто не запомнил. Кажется, Светка удрала еще до того, как появилась рожа. А Валера, наоборот, все стоял и смотрел, как рожа прижимает к стеклу свой тряпичный лоб, точно ребенок, прильнувший к аквариуму. Валера сбежал последним, зачем-то прихватив валявшееся на полу красное ведро.
Забились в комнату, где до этого спали Кирюха и Валера. Там было самое маленькое окно, вдобавок наполовину заставленное старым платяным шкафом (его Валерин отец много лет собирался либо привести в порядок, либо распилить на дрова). Штору на оставшемся кусочке окна плотно задернули. Одну кровать придвинули к двери, на другую уселись — Виталику места не хватило, сдвигаться потеснее никто не захотел, и Блоху пришлось устраиваться на полу.
— Яйца бы им поотрывать, — буркнул, помолчав, Кирюха.
— К-кому? — вытаращился на него Виталик. — Думаешь, прикалывается кто-то? Видал, какая рожа?!
— Это полтергейст, — свистящим шепотом сказала Светка.
Что-то протопало по второму этажу, прямо у них над головами. Грохнуло, заскрипело. Стихло. Светка запустила когтистые пальчики в свои негустые кудри и всхлипнула.
— Оно вот это ищет, — неожиданно подал голос Валера, до этого молча разглядывавший ведро.
Отталкивая друг друга, все кинулись смотреть на то, что он держал в руках — это был камень, которым Кирюха придавливал шашлык. Плоский, размером с блюдце, похожий по форме на доисторическое рубило. Камень пах кефирным маринадом, приправами и сырым мясом. К нему прилипло колечко лука.
— Оно голодное, что ли? — не понял Санек.
Валера подсветил камень фонариком и показал, куда смотреть. И все охнули, увидев наконец на камне полустершиеся, еле различимые среди естественных выщерблин и трещинок буквы. Получались три строчки: верхняя покороче, нижняя подлиннее, в центре, как полагается, нечто среднее:
«…ва
…лья
…евна».
— Так он же с могилы, — громко и как будто с облегчением объявил Санек.
Светка раскачивалась из стороны в сторону и возбужденно шептала, испытывая острое удовольствие от значимости и правильности того, что говорит:
— …а ты его к мясу положил. В крови измазал. И в молоке тоже — кефир же из молока делают…
— Хватит, помолчи, — не вытерпел Санек.
— И что оно… — Виталик мотнул беспокойной головой в сторону окна. — За камнем?
Валера кивнул:
— Оно туда зырило. Дырками своими. Я сразу понял — прямо на камень зырит.
— Пришло бы да забрало, — вздохнул Санек. — И отвязалось наконец.
— А вдруг оно без приглашения не может, как вампир? — встрепенулась Светка, а Кирюха у нее за спиной показал всем, что он думает о Светкином интеллекте.
— Ты точно хочешь, чтоб оно пришло? — выразительно глянув на Санька, спросил Валера.
На веранде зазвенело стекло — судя по звуку, разбилось сразу несколько тарелок или чашек. Потом как будто покатились по полу шары. Включился старенький отцовский радиоприемник, зашипел по-кошачьи, выключился.
— Мальчики, отдайте ему… — проныла Светка, на всякий случай отодвинувшись от лежащего на полу камня подальше.
— Я с болота шел. Которое за прудами. Там подберезовиков много… — вспоминал Кирюха под испытующим взглядом Валеры.
— Ты не про грибы, ты про камень давай. — У Валеры было такое лицо, будто он собирался Кирюху бить.
— Я и рассказываю!.. Уже почти к шоссе вышел, там березнячок, а дальше, у шоссе, елки. И смотрю — подберезовики, три штуки. А посередине камень. А мать как раз грузди солить хотела, там гнет нужен. Да и шашлыки, а груза подходящего нет. И взял, — уже с вызовом закончил Кирюха и набычился. — Я ж не с кладбища взял!
— Хоть бы глянул, что берешь, — уже почти миролюбиво упрекнул его Валера.
— Может, еще иероглифы на нем надо было поискать?! — взвился Кирюха. — Камень и камень!
— А делать с ним теперь что?
Наверху снова грохнуло.
— А вот что… — Кирюха взял камень и поднялся. — Пусть берет и уматывает.
— Ты чего?! — Валера рванулся за ним, попутно споткнувшись о Светкины ноги.
Травмированный Кирюха с неожиданной ловкостью отпихнул Валеру, прыгнул к окну, с характерным, обещающим ночную прохладу звуком распахнул форточку и, не глядя, швырнул камень в темноту сада.
Валера заматерился, на него огрызнулся Санек, внезапно решивший защитить Светку, которой в неразберихе наставили синяков и, что самое ужасное, сломали ноготь. Виталик нервно загоготал. В замкнутом пространстве, освещенном одиноким лучом брошенного на кровать фонарика, назревала бессмысленная драка напуганных людей.
Раздался звон бьющегося стекла, привычно заорала Светка и взвыл Санек, которому влетевший в комнату камень попал по руке.
На втором этаже загрохотало так, будто там открыли танцкласс.
— Оно не согласно, — констатировал Валера, убедившись, что камень тот самый.
— Не оно, а она, — неожиданно возразил Санек и направил луч фонарика на буквы. — Видишь: «…лья», «…евна». Наталья какая-нибудь…
— Не согласна твоя Натаха, — с ненавистью глянув сначала на камень, потом на Кирюху, буркнул Валера.
Занавеска, прикрывавшая разбитое в нижнем левом углу окно, зашевелилась, медленно надуваясь пузырем. Валера осторожно посветил туда фонариком. Тугой пузырь из выгоревшей на солнце ткани как будто этого и ждал: попав в круг слабого света, он зашевелился, заволновался, и на его поверхности начали возникать выпуклости и провалы, быстро сложившиеся в низколобую, круглую рожу с глубокими вмятинами глаз и длинным распахнутым ртом. Если бы не сопутствующие обстоятельства, рожа казалась бы скорее нелепой, чем страшной, и вполне могла принадлежать простой и глупой бабе, крайне возмущенной тем, что ее, к примеру, обсчитали на рынке…
Поорав и потолкавшись в коридоре, перебежали в другую комнату, где раньше спали Санек и Светка. Окно занавесили шерстяным одеялом — Валера с Саньком притащили из коридора молоток и гвозди, и одеяло прибили прямо к стене. Двигая кровать, уронили подушку, и Светка стыдливо прикрыла ладонью обнажившуюся пачку презервативов, но над ней даже не стали смеяться.
— Где камень? — прошипел вдруг Валера.
Чуть было не отправили Кирюху на поиски — в комнату, где по занавеске ползала рожа, — но камень нашелся. Оказалось, на него случайно набросили пододеяльник. Камень положили на табурет, табурет поставили посреди комнаты. К двери придвинули тяжелую, с советских времен оставшуюся тумбочку.
Парни молчали, только сопели по возможности сурово. Светка, пользуясь биологическим правом на трусость, ныла нараспев:
— Господи-Господи… Кошмар какой, какой кошмар, Господи-Господи-Господи…
— Что теперь делать? — вторил ей Виталик Блох, которого и так никто за мужика не считал. — Делать-то что будем?
— Надо утра дождаться, — сказал Валера. — После рассвета они не приходят.
— С чего это ты взял? — усомнился Санек.
— Днем привидений не бывает, — отрезал Валера.
Светка, Санек и Валера свернулись калачиками поперек широкой кровати. Вдоль — было вроде как неприлично, втроем в постели. Виталику досталось кресло, в котором он отлично уместился. Кирюха, на которого все и так косились, как на врага народа, растянулся на полу.
— Надо дождаться утра, — повторил Валера и выключил перегревшийся фонарик. — Утром она нам ничего не сделает. Возьмем машину и отвезем камень. На то же самое место…
— Это если я еще вспомню, — мрачно пробормотал Кирюха.
— Вспомнишь, Кирюх. Все вспомнишь…
— Часа три осталось, — зевнув, прикинул Санек. — Недолго.
— Ой, мамочки… — пискнула Светка так жалобно, что Санек даже проникся к ней сочувствием и погладил по плечу. — Ой, Господи-Господи…
Сначала всем казалось, что сна ни в одном глазу — особенно в непосредственной близости от осколка могильного камня, все еще пахнущего возмутительно вкусно. Но потом навалилась дрема. Валера держался до последнего, приподнимая голову на каждый стук и на каждое вкрадчивое поскребывание по оконной раме. Минут через сорок заснул и он, с наслаждением склеив опухшие веки.
Просыпались еще трижды. В первый раз от подозрительных ритмичных звуков проснулся Виталик. Разобравшись в природе звуков, он перебудил остальных. Со стороны коридора кто-то дергал в разные стороны дверную ручку. Дверь не была заперта, только задвинута тумбочкой. Других звуков, свидетельствующих о том, что в коридоре кто-то ходит, топчется, налегает на дверь, пытаясь ее открыть — не было. Все сидели, смотрели, как бьется в дрожащем круге света дверная ручка, и нервно позевывали. Выпитое накануне все еще путало мысли, да и запасы страха в организме, видимо, иссякли.
— Да пошла она… — внезапно сказал Валера и выключил фонарик.
Ручка подергалась еще, потом затихла. Улеглись обратно. Почти моментально заснули.
Во второй раз опять орала Светка. Кирюхе спросонья захотелось выкинуть ее в окно, как он до этого пытался выкинуть камень. Светка захлебывалась слезами и утверждала, что только что кто-то кусал ее за пальцы ног. Посветили фонариком, ничего не обнаружили, хотя на Светкиных пальчиках действительно были какие-то розоватые отметины — наверное, натерла босоножками. Зато нашли здоровенный кровоподтек с явными следами зубов на плече у Кирюхи. Кирюха торопливо прикрыл синяк рукой и огрызался на всех, доказывая, что ничего не было и никто его не кусал, даже Светка.
А в третий раз проснулись уже все сразу. Трещал потолок — громко, как еловые поленья в печке. Деревянные перекрытия даже как будто прогнулись под неведомой тяжестью, на пол и на кровать сыпались струпья белой краски. Очень хотелось немедленно выбежать из комнаты, пока потолок не обвалился, но дверную ручку кто-то снова дергал в разные стороны.
На пол со звоном упал гвоздь. Валера сначала глазам не поверил, долго смотрел на этот гвоздь, который так глубоко, старательно вбивал в стену несколько часов назад. Но потом из досок, как деловитые ростки в ускоренной съемке, полезли и другие гвозди, на которых держалось закрывавшее окно одеяло. Отогнулся уголок, другой, и одеяло мягко сползло на пол. А за окном уже маячило в предрассветных сумерках белое, длинное. Мятая рожа прижалась к стеклу, беззвучно разевала проваленный рот, в черных дырочках глаз что-то тлело, как угли в мангале. Разболтанная оконная рама скрипела даже громче, чем потолок. Рожа сползла пониже, на уровень человеческого роста, распялила пасть, и Валера отчетливо увидел в глубине темные поломанные зубы.
— Отче наш, — вдруг ноющим тенорком зачастил Виталик. — Иже еси на небеси…
К нему, путая слова и подвывая, присоединилась Светка, а потом смущенно и басовито — Кирюха.
Рожа расплылась в кривой улыбке и посильнее налегла на окно.
И тут на другом конце поселка придушенно заголосил петух — так неожиданно, что его вопля все испугались едва ли не больше, чем рожи. А рожа сгинула мгновенно, в одно моргание, будто ее выключили или каким-нибудь другим способом изъяли из окружающего пространства.
Валера встал, почесал сначала за ухом, потом под коленом, потом поскреб несвежую футболку на животе. Лицо у него после вчерашнего и ночного сильно отекло, глаза закисли, но взгляд все равно был решительный, как у комсомольца.
— Поехали, — коротко сказал он.
В наступившей тишине протяжно вздохнул Кирюха.
Могильный камень в ведре кощунственно гремел, поэтому его обернули в тряпку. Нести камень в руках было страшно, а ведро его вроде как изолировало.
Коридор миновали спокойно, но долго топтались у двери на улицу — никто не решался выйти первым. Светка вдруг сказала, что не поедет, но тут же испугалась, что ее и вправду оставят в доме одну, решила ехать, потом еще что-то решила — ее угрюмо слушали, как радио, не вникая в смысл.
Валера обругал всех за трусость и приготовился медленно и эффектно открыть дверь, чтобы шагнуть навстречу возможной опасности. Но его опередил Санек, который буднично сшиб щеколду большим пальцем и, заложив руки в карманы, вышел на крыльцо.
Рассветный сад был сер и пуст. Небо затянуло тучами. Поскрипывала распахнутая дверь уже совершенно не страшного деревянного сортира. Ей подпевали утренние птицы.
В Валериной машине впятером оказалось тесновато. Зажатый у левой задней двери Виталик бурно вертелся и в конце концов отломал какую-то пластмассовую пимпочку, но суровый Валера промолчал. Кирюху посадили на переднее сиденье, чтобы показывал дорогу.
— Да как я вспомню, — бубнил Кирюха. — Там все одинаковое…
— Давайте просто отъедем подальше и в кусты кинем, — предложил Виталик.
— Чтоб она еще раз пришла? Отвезем в лес, — хмуро сказал Валера. — Положим на место. Все.
— Откуда вообще в лесу могильный камень взялся? — продолжал ныть Кирюха. — Никогда тут кладбища не было…
— Земля — она в принципе одно большое кладбище, — заводя машину, философски заметил Валера.
Мимо проплывали спящие, мокрые от росы дачи. Там посапывали и ворочались люди, к которым никто и никогда не приходил ночью, а потому они во всю эту историю никогда бы не поверили. И тем более не поверили бы в то, что набившаяся в машину молодежь, опухшая и пахнущая перегаром, совершает, можно сказать, героический поступок, увозя проклятый осколок надгробия из поселка.
Никто не верит до тех пор, пока к нему самому не придут.
Машина выехала на пустынное шоссе. Валера, не очень себе доверяя после незабываемой ночи, полз у самой обочины, очень медленно. Кирюха уныло разглядывал придорожные елки — темные и абсолютно одинаковые. Он действительно не мог вспомнить, где именно подобрал камень, и был уверен, что не узнает место.
Проползли где-то полкилометра. Между елками показалась широкая, хорошо вытоптанная тропинка, спускающаяся с дороги в лес.
— Вот, вот, — оживился Кирюха. — Я примерно по такой выходил. И по обочине потом, до поворота…
Валера остановил машину, глянул на Кирюху исподлобья:
— Точно?
— Примерно…
— Иди, — пожал плечами Валера.
— Как — иди? Один?!
— Ну ты ж его один подобрал?
Кирюха обвел приятелей взглядом, полным отчаяния, ненависти и обещания в случае благоприятного исхода все им припомнить.
— Ребят, ну вы че-е? — огорчилась Светка, которую никто бы, конечно, в лес не погнал.
— Ладно, — не выдержал Валера и открыл дверь. — Пошли, Кирюха…
Оставшиеся на заднем сиденье Санек со Светкой и вертлявый Виталик сначала сидели молча. Потом начали переговариваться, коротко и возбужденно хихикать. К Виталику вернулась его обычная насекомая подвижность, и он перебрался по салону на переднее пассажирское сиденье, нашел в бардачке сигареты и закурил. Вспоминали подробности ночи, округляя глаза и в отчаянной заячьей браваде к месту и не к месту вставляя неловкие шуточки. Санек даже решился описать ночную рожу со всеми комическими подробностями — теперь она опять казалась больше нелепой, чем страшной. Светка сказала, что напишет про все это в блоге и прославится, но ей не поверили: писала Светка плохо, со множеством ошибок и смеющихся скобочек.
И тут случилось неожиданное. Из леса, размахивая руками и смешно подпрыгивая, вылетел Валера. Он бежал почему-то не по дорожке, а напролом, через крапиву, борщевик и ту высокую зеленую дрянь, которую дети называют «бамбук».
Вопящий Валера влетел в машину с той стороны, где сидел Виталик, прямо по Виталику переполз на водительское место и повернул ключ.
— Куда?! Что?! А Кирюха?! Ты чего?! — обрушились на него пассажиры.
Машина не заводилась. Валера, трясясь и щелкая зубами, сначала отчаянно, до скрежета орудовал ключом и бессмысленно жал на педали, потом обмяк и затих.
— Что там?! Где Кирюха?! Чего ты?! — снова атаковали его Санек, Светка и Виталик.
Валера медленно обвел их остановившимся взглядом, затравленным и жалобным, и шепотом сказал:
— Там белое… длинное…
В этот момент машину сотряс первый удар. Что-то гулко стукнулось в правую переднюю дверь, и престарелая Валерина «ласточка» ощутимо качнулась.
— Чего?! — возмутился Санек, а Светка взвизгнула.
Удар повторился, теперь — с другой стороны, ближе к багажнику. Потом опять стукнули спереди. Машина жалобно скрипела и покачивалась, а одуревшие от страха пассажиры поджимали ноги, отчаянно вскрикивая и только изредка пытаясь выглянуть в окно. Увидеть, что же врезается в бока автомобиля, точно разъяренный кабан-секач, им и хотелось, и очень не хотелось одновременно. Валера, хрипло пыхтя, все пытался реанимировать заглохший двигатель.
— Не надо! — вдруг тоненько завопил, непонятно к кому обращаясь, вжавшийся в сиденье Виталик. — Ну не надо! Ната… Наташенька, не надо, пожалуйста!
«Свихнулся», — тоскливо подумал Санек и тут же шарахнулся от двери, которую чуть не вспучило от удара.
— Наталья, не надо! — выл Виталик. — Ната-а-алья, пожалуйста!..
Секунды на три воцарилась тишина, но потом атака на машину продолжилась. На одной из дверей треснуло стекло, и Светка зажмурилась, чтобы не видеть, как страшно рассерженное неизвестно что разобьет окно и запрыгнет в машину. И выколупнет их, как консервы из банки…
— Евна… евна… — бессмысленно забубнил Виталик, у которого всю кучерявость на голове вздыбило от ужаса. — Наталья Васильевна, не надо! Наталья Василь… Наталья Геннадьевна, ну не надо, ну пожалуйста! Наталья Андре-е-е-евна-а!..
— А если она и не Наталья совсем?
— А кто?!
— Наталья Аркадьевна! — закричал Санек. Что-то шмякнулось уже об крышу, и Санек истошно, как молодой бычок на бойне, взревел:
— Наталья Аркадьевна, не надо! Мы больше не будем!
— Простите нас! — рыдала Светка. — Наталья Аркадьевна, не надо, простите нас, пожалуйста!
Все орали так отчаянно, с надрывом и слезами, что не сразу заметили, как снаружи стало тихо. И машину больше не качало. И снова запели птицы. По шоссе протащился грузовик, оставив за собой облачко ядреного шансона.
— Ушла, — шепнул Санек и прежде, чем все начали его отговаривать, открыл дверь. Вылез, отошел на пару метров, посмотрел на машину, покрытую старой пылью и новыми вмятинами, на бледные лица с выпученными глазами, которые глядели на него из салона. Выпрямился, чувствуя прилив внезапной бестолковой радости, широко развел руками и крикнул уже громко:
— Ушла!
Кирюху искали два дня. Первый — своими силами, правда, поиски начали уже к вечеру, когда наконец пришли в себя и решились зайти в лес. На второй день искали уже с Кирюхиными родителями, которые из сбивчивых рассказов поняли одно: молодежи лишь бы собраться тесной компанией, нажраться водки вперемешку бог знает с чем, а о последствиях никто не думает.
Нашли Кирюху ранним утром третьего дня грибники, прочесывавшие прозрачный березнячок у деревни Ларево, в десяти километрах от Валериной дачи. Нашли, как ни странно, живым. Кирюха сидел на полянке, чем-то очень удивленный, срывал травинки и жевал их. Сидел он тут, судя по всему, давно, по нему ползали муравьи и другая лесная гадость. Лицо у Кирюхи было сильно исцарапано, губы разбиты, а еще он где-то лишился переднего зуба. Дальнейшая судьба Кирюхи могла бы сложиться плачевно, если бы в Лареве не снимали дачу хорошие знакомые Валериных родителей, которые были в курсе молодежного дебоша и его неприятных последствий. Несколько телефонных звонков — и все еще крайне удивленный Кирюха вернулся в лоно семьи.
Валере здорово влетело за бардак в доме и особенно — за помятую машину. Отец сказал, что ремонт Валера будет оплачивать сам, и наказанный сын познал все прелести работы в известной сети быстрого питания. Еще и курьером подрабатывать пришлось, потому что отец велел восстановить семейный транспорт в максимально короткий срок.
Валера, кстати, совершенно бросил пить, а затем и вовсе стал сердитым вегетарианцем. Санек со Светкой расстались окончательно, и Светка тут же выскочила за кого-то замуж. Сам Санек бросил институт, устроился работать, и следы его затерялись. Виталик же совершенно неожиданно ударился в религию, отрастил жидкую отшельническую бородку, и общаться с ним стало совершенно невозможно.
Кирюху долго лечили и почти вылечили. На память о произошедшем у него остался логоневроз — часто, пытаясь что-то сказать, Кирюха морщится, комкает рот и надрывно мычит. Собеседникам становится неловко, а Кирюха, разлепив наконец непослушные губы, продолжает разговор как ни в чем не бывало.
Как ни странно, он единственный из всей компании все еще приятельствует с Валерой. Но видятся они редко, хотя дачи их родителей по-прежнему находятся в соседних кооперативах. Оба так никому и не рассказали, что же предшествовало Валериному позорному бегству из леса и куда они в итоге дели камень. И что в конце концов случилось потом с Кирюхой.
Больше ни к кому из них по ночам никто не приходил. Но компания, такая дружная, веселая и легкая на подъем, развалилась.
И это самое обидное.
1 229 просмотров
0 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
