В прошлый четверг я переехал на новую квартиру. Снял комнату — время уже поджимало, поэтому выбирать особо не получилось. Въехал в первый подвернувшийся из предложенных вариантов. Сосед оказался хозяином квартиры — пенсионер, инвалид. Очень толстый, очевидное ожирение, руки и ноги — как бревна, пузо свисает до колен. Лицо тоже такое заплывшее всё, толстое, с маленькими глазками. Шеи нет. Эдакий колобок. Он пообещал, что лезть в мою личную жизнь не будет, главное — платить, а там хоть на голове стой. На деле оказался вполне добродушным, поделился своей картошкой, не докучал, да и вообще, почти все время спал. Побродит час-другой — ляжет, поспит. Потом еще побродит — и снова спать. И так до ночи. Ночью какую-нибудь передачу по телевизору глянет и — спать до утра. Так и живет.
Прошла неделя, я уже более-менее обвыкся на новом месте, подал заявку на подключение Интернета, оборудовал стол. Для меня настал выходной день (четверг). С утра ко мне подошел сосед и сказал: «Давай сходим в погреб за картошкой — наберем и будем неделю жарить и есть». Я согласился, к тому же точку доступа должны были прийти делать только через четыре часа.
Небольшое отступление: сам по себе я крайне недоверчивый. В любой просьбе или жесте доброй воли всегда ищу скрытый подвох, неохотно иду на уступки и уж тем более не принимаю «безвозмездные подарки» от малознакомых людей. Если мне кто-то вдруг помогает или что-то дарит — считаю своим долгом отплатить ему той же монетой. Помочь чем-то, например.
Примерно через час, в полдень, сосед зашел и сказал: «Пора». Я быстро оделся и стал ждать его в коридоре. Одевался он долго — пенсионер, что поделать. А ведь всего два новых предмета на себя натянул: черные спортивные штаны и черную поношенную то ли куртку, то ли телогрейку. Прямо на голое пузо. Хорошо, хоть застегнул. В коридоре он дал мне два больших пакета для картошки и... вот тут то и произошло то, от чего я весь следующий час сильно нервничал. В руках у соседа была фомка. Маленькая, старая, с одной стороны острая, с другой — имеющая гвоздедер.
Пытаясь себя успокоить, я сказал себе: «Ну, мало ли что, может, дверь в погребе поддеть надо — ключ у него такой». Но это мало помогало. Полдень, будний день, на улице только случайные бабушки и пара школьников, которые прогуливают занятия. На площадке тоже, скорее всего, все на работе. Воображение рисовало мне невеселые картины того, как я иду, он за мной и тут бац — мир темнеет и я мертв, а сзади улыбается своей кривой ухмылкой страшный дядя-пенсионер с фомкой и разглядывает своими маленькими поросячьими глазками, как по земле растекается лужа крови из моей головы. А тут еще, как назло, я собирался выкинуть мусор и оставил заранее пакет у выхода. И этот инвалид, будь он неладен, выходя, так резво подхватил его свободной рукой... Надежда на то, что у него не хватит сил жахнуть мне по темечку, отпала навсегда.
Сознание, которое уже перешло в режим загнанной жертвы, давало мне последние установки: «Не идти первым, не спускать с него глаз, следить». Будь она неладна, вся эта социальность, которая уже не позволяла мне сказать ему: «Нет, спасибо, я лучше дома посижу».
Мы вышли из квартиры, я закрыл дверь, стоя к нему боком. И тут произошёл первый «момент». Не знаю почему, но я решил забрать у него пакет с моим мусором. Просто протянул руку, сказал: «Давайте». Он забормотал что-то вроде: «Да ладно», — но отдал. Пара неловких секунд — идти первым я не решался, тогда он сказал: «Ты иди первый, я потихоньку буду». Я начал движение, пока он все это говорил, что позволило обойти его и при этом не спускать глаз и не вызвать подозрений. Как только он закончил, я уже был на половину пролета ниже и стремительно увеличивал разрыв между нами. Когда он отставал уже на один пролет, я более-менее успокоился.
На улице мы шли вместе, я его не опережал, иногда отставал. Это было даже логично, так как дороги в погреб я не знал. Шел по его левую руку, ибо фомку он держал в правой. А он постоянно что-то бормотал под нос, пыхтел, кряхтел и приговаривал зловещее: «Сейчас-сейчас, уже скоро.» Ближе к концу пути я уже не выдержал и спросил, указывая на фомку: «Это ключ?». «Это? — пенсионер посмотрел на руку с инструментом, как будто удивляясь тому, что в ней увидел. — А, ну да, там просто поддеть надо будет».
«Как будто только что придумал, — тревожно заметались мысли в моей голове. — На улице не нападет, прохожих хоть и мало, но они есть. Может, когда будет в погребе. Черт, во что бы то ни стало нужно пустить его в погреб вперед и быть готовым отбить или увернуться от удара». Но всё тактическое планирование закончилось уже через секунду — мы пришли к погребу. Это был просто люк, тяжелый люк в земле. В том месте, где он лежал, половину обзора закрывал густой кустарник, а вторая половина была каким-то пустырем, где никто не ходит. «Ну вот и все, мне конец».
— Нужно снять замок, — пенсионер протянул мне ключи. — Давай.
Чтобы это сделать, нужно было присесть. Я специально встал так, чтобы быть к нему хотя бы боком. Но он даже не шевелился и не смотрел в мою сторону. «Понятно, ждешь, пока я открою, и там уже меня порешаешь, злодей». Замок был ржавый, но кое-как открылся. Им не пользовались месяца три как минимум. Чтобы открыть саму крышку люка, пенсионер дал мне фомку. «Ну, конечно, меня-то ты не боишься», — я поддел люк и с трудом открыл. Определенно, если человек будет находиться под ним без рычага, этот кусок чугуна будет неподъемным.
Тут наступил второй «момент». Если до этого я еще как-то мог изворачиваться и держать его в поле зрения, то теперь я попал в тупик. Под крышкой люка в земле была просто квадратная дыра. Нечто, отдаленно похожее на лестницу, начиналось только через метр, а то и полтора от отверстия. Единственной опорой, которой можно было воспользоваться до того, как ноги коснутся ступеньки, были края дыры. И держаться нужно было обеими руками. Зайти можно было только с одной стороны, так как с другой был кустарник, да и не важно это. Важно то, что сам пенсионер явно в этот люк не собирался лезть, затем меня и позвал, и с какой бы стороны я не начал спуск вниз, он всегда будет надо мной, а обе мои руки будут в полусогнутом состоянии выполнять роль опоры. Стоит убрать одну руку, и я провалюсь вниз, с вероятностью 95% ударившись о выступ лестницы, которая как будто специально была сделана таким образом.
— Сразу не лезь, постоим, подождем. А то там воздух... и сдохнешь, — я его почти не слушал. Мой наполненный ужасом взор был прикован к яме, которая уже виделась мне моей уютной могилкой. За все то время, что мы стояли и ждали, пока выйдет спертый воздух, мимо не прошел ни один человек. Тут даже тропинки не было. Никто не гулял. «Чёрт, ему даже убивать меня не надо. Можно просто закрыть люк, пока я буду внизу, и подождать, пока я не сдохну».
Через пару минут пришло время спускаться. Пожертвовав удобством, я таки решился сделать это, находясь к нему лицом, чтобы со спины меня прикрывал хотя бы кустарник, куда он не сможет встать из-за своих габаритов. Все это время он держал фомку в руке, а я не сводил с неё глаз. Но вниз посмотреть пришлось, так как нужно было узнать, куда поставить ногу. В долю секунды я буквально провалился в эту яму, уворачиваясь от потенциального удара фомкой по затылку. Но удара не было.
Внизу я уже ожидал увидеть расчлененные трупы или высушенные черные кости. Глаза не видели ничего, так как еще не привыкли к темноте.
— Ну что, увидел? — донеслось сверху.
— Чего увидел? — мои глаза расширились и начали высматривать во тьме образы изуродованных тел.
— Картошку, чего... В дальнем углу должна быть. Подожди, глаза привыкнут.
Погреб оказался землянкой два на два метра с низким потолком. По всей дальней стенке стояла картошка, точнее, белые ростки этой самой кортошки, которая проросла и уже начала тихонько гнить. Я с полчаса ковырял её, пока не набрал два пакета более-менее твердых клубней. Когда лез наверх, уже не ждал удара... даже не знаю, почему. Был настолько вымотан — устал бояться, да, устал...
По пути домой я его обогнал и сидел на лавочке перед подъездом, курил, наблюдая, как он медленно, кряхтя, приближается ко мне — в черных поношенных спортивных штанах, в черной телогрейке, с маленькими поросячьими глазками и с фомкой в руках. Вылитый маньяк-убийца.
Дома я бросил картошку на кухне и сразу ушел к себе в комнату, где проспал два часа.
Все-таки самое страшное — это не неведомые монстры, не призраки, не проклятые особняки. Самое страшное — это обычный человек, которого ты видишь впервые или совсем не знаешь, и который ставит тебя в безвыходное положение потенциальной жертвы.без мистикиложная тревогаулицаархив