ВНИМАНИЕ: история содержит ненормативную лексику и жаргонизмы. 

------------------------------------  

С 8 класса Ванюха серьёзно занимался пожарно-прикладным спортом, достиг на этом поприще кое-каких успехов, а потому, когда пришло время отдавать священный долг Родине, был сильно разочарован, что призывают его в войска связи, а не в МЧС. Он даже ходил со своей бедой к военкому. Немолодой, усталый подполковник, отнёсся к Ванюхе благожелательно: внимательно выслушал сбивчивую взволнованную речь, затребовал дело; полистал, усмехнулся и сказал:

- Не печалься, боец. Служить будешь в ВПК (военно-пожарная команда). Не смущайся, что связь – связисты разные бывают. А служба тебе интересная досталась…

Заинтриговал, чёрт! 

На призывном Ванюха обнаружил в своей команде несколько парней, с которыми был знаком по ППС – и окончательно успокоился: не обманул его военком.  Куда собираются отправлять – никто не говорил, и парни терялись в догадках. Потом за ними приехал подполковник с петлицами медицинской службы. Он был суров, немногословен; лично подолгу беседовал с каждым наедине; после этих бесед двоих из команды исключили. И лишь когда их привезли к поезду, подполковник сказал, где выпало им служить.

В Москве, на Ярославском вокзале, их встретил молодой, жизнерадостный лейтёха:

- Здорово, пацаны! Меня зовут Олег, а фамилия моя – Олежка, и если кто-то хоть слово скажет по поводу чувства юмора моих родителей – вырву гланды без наркоза. Потому что я ваш командир взвода, и обращаться ко мне следует «товарищ лейтенант». Всосали? 

Пацаны, слегка охреневшие от Москвы и суеты Комсомольской площади, дружно заорали: «Всосали, тащ лейтенант!»

Часть была какая-то странная. Чем она занималась – было совершенно непонятно; но к связи, похоже, никакого отношения не имела - над входом в расположение взвода ВПК висел огромный транспарант с двумя эмблемами на чёрном фоне, но эмблемы были явно не связистов. На все вопросы ответ был один – придёт время, узнаете.

Часть явно знавала лучшие времена; а теперь - то ли была сильно сокращена, то ли вообще заново создавалась после расформирования - во всём ощущался какой-то лёгкий налёт неустроенности и бардака. 

«Карантина» как такого не было – в две недели ухитрились уложить КМБ, без особой помпы приняли присягу и потекли суровые армейские будни. Жесткий режим, какая-никакая дисциплина и физические нагрузки Ванюху не пугали – серьёзно занимаясь ППС, он ко всему этому привык. Кормили хорошо. Дедовщины во взводе не было практически совсем, в роте – чуть похуже; но жаловаться, в общем, было грех.

С командиром им тоже повезло. Лейтенант Олежка был парнем довольно жёстким, но «своим в доску», и воспринимался скорее как старший брат и товарищ, чем как командир. Впрочем, гонял он их не по-детски, несмотря на то, что парни почти все были подготовленные, и в нормативы вполне укладывались. 

Вскоре Ванька получил погоняло – Космонавт. Случилось это так: любимую бабуську Зинаиду Захаровну вдруг занесло в  столицу по каким-то научным делам, и она не упустила возможность навестить внука. Ванюха в этот момент  в старой «пожарке» проверял ТОК-200 - костюм, сильно похожий на космический скафандр. КПП был буквально в двух шагах, и он не удержался: желая произвести впечатление на бабуську, вышел к ней прямо в костюме. Впечатление он, несомненно, произвёл: боевая старушка, схватилась за сердце и закричала:

- Боженьки, Ванюша! Чем эти изверги заставляют тебя здесь заниматься?!

- Как - чем? – недолго думая отвечал раздолбай, - Не видишь: в космонавты готовят. На Марс лететь!

Бабуська  подняла крик, её насилу успокоили. Ванюха получил «втык» от начальства, но шутка имела успех, и с тех пор иначе, как Космонавт его не называли. 

А потом на них пришли  «допуски», и они узнали, чем на самом деле занимается эта войсковая часть.

Объект Ванюху потряс. Он  был большой и старый; он имел много имён; он таил множество тайн в полумраке бесчисленных ходков и направлений; он поражал роскошью кафеля на «парадных» линиях; от некоторых надписей на латунных табличках просто захватывало дух.

Ванюха имел доступ почти всюду; он старательно и почтительно знакомился с Объектом, поражаясь его величию и былой мощи. Он как-то сразу стал воспринимать Объект как огромное, живое, и разумное существо – как если бы это был какой-нибудь неведомый и могучий, но израненный зверь, нуждавшийся в его, Ванюхи, заботе и участии.  Пацан чувствовал, как недоверчивый зверюга принюхивается к нему, привыкает, ходит вокруг кругами, присматривается; подпускает всё ближе и – наконец! – уютно укладывается у ног, урча, словно огромная кошка.

Ванюха порой сам пугался этого странного чувства; иногда он почти с ужасом ловил себя на том, что на полном серьёзе говорил с Объектом;  рассказывал ему то, что не доверил бы даже лучшему другу. Объект, конечно, ничего не отвечал – но слушал очень внимательно. Так они и подружились – Ванюха и Объект. Восемнадцатилетний раздолбай и огромный таинственный подземный монстр с длинной и славной историей…

Ванюха любил бывать на Объекте – здесь ему всегда было спокойно и хорошо. А Объекту нравилось, когда рядом был Ванюха: в его смену ни разу не случалось серьёзных происшествий или аварий, а во время обходов Объект доверчиво жаловался парню на свои болячки: почему-то, никто кроме Ванюхи не замечал, что в S-ходке искрит проводка, а в длинном перегоне сопливит тюбинг. Впрочем, может просто никому, кроме Ванюхи, не было до этого дела...

К тому времени Объект был уже «на пенсии» - основные подразделения покинули его, перебравшись в новые, более удобные и безопасные сооружения; разве что на узле связи ещё теплилась жизнь – но и то лишь потому, что заменить установленное там оборудование и каналы связи было не так просто. Остатки инженерно-технической роты лишь не давали умереть этому древнему исполину. У Объекта было много имён, но Ванюха, обращаясь к своему диковинному другу, просто называл его «Старый»: – Привет, Старый, как дела?  - Пока, Старый, доброй ночи! -  Объект не возражал.

Вообще, на Объекте было много чего интересного; но Ванюхе, почему-то, больше всего нравился Центральный ствол и его эскалатор. Да – в этом бункере был эскалатор!  Длиннющий, не меньше, чем на ближайших станциях метро. Ванюха просто оторопел, когда впервые увидел этого таинственно поблескивающего тёмными панелями монстра. Увы, эскалатор давно не работал, а Центральный ствол, который он обслуживал когда-то, наверху был наглухо закрыт. Немногие нынешние обитатели Объекта вполне обходились двумя лифтами. Однако, осматривать и наклонный ход, и машзал, и сам ствол полагалось по регламенту. Там оставались узлы и механизмы, которые нужно было обслуживать, а потому Центральный был вполне себе обитаем. 

Более того, машзал эскалаторов в Центральном у солдатни считался очень престижным местом – начальство туда практически не заглядывало, а потому, в машзале и прилегающих к нему окрестностях, в рабочее время собирались «деды» и приближённые к ним лица и занимались дедовскими своими делами. Командиры подразделений, конечно, об этом «шалмане» прекрасно знали, но закрывали глаза, поскольку между срочниками и офицерами отделов всегда существовали некие негласные договорённости; и это работало гораздо лучше, чем уставная дисциплина. 

Ванюха очень любил бывать в машзале. Вечером, на смене – после того, как вся эта дедовская шобла отчалит в расположение. Ему было совсем не влом в тяжёлом пожарном снаряжении взбираться по глухо громыхающим тёмным ступеням, и на него охотно свалили эту обременительную обязанность – обход Центрального. 

Когда-то, во времена былой славы, на верхней площадке эскалатора был заботливо устроен цветник, превратившийся теперь просто в мусорницу. Ванюха, совершенно не понимая, зачем он это делает, выгреб из цветника весь сор; натаскал земли; тайком нарезал в штабе отводков. В цветоводстве он совсем ничего не понимал, и большая часть черенков почти сразу сгинула; но когда один из них дал новый листок, Ванюха был счастлив. Много ли солдату нужно для счастья? И Объекту это тоже очень понравилось. 

Его особые отношения с Объектом не укрылись от внимания общественности – солдатня, она всё примечает, её не проведёшь…  Над Ванюхой, по началу, посмеивались; но вскоре к странной этой «дружбе» с Объектом стали относиться даже с каким-то почтением – может быть, из уважения к Ванюхиной «упёртости», может быть, потому что невозможно было отрицать – Ванюха и вправду «чувствует» Объект, и он много раз обнаруживал источник проблем в самом зародыше, или там, где пасовали дипломированные инженеры отделов…

Наверное, всё это началось в том самый день, когда Ванюха, забравшийся, по обыкновению, в безлюдный машзал во время ночного обхода, вдруг обнаружил в учебном классе гитару.  Гитара, как и сам Объект, была старая,  потрёпанная, исписанная многочисленными автографами, и было не особо понятно – откуда она тут взялась.  Играть Ванюха не умел. Когда-то пробовал  было научиться, но терпения не хватило. Но он всё равно зачем-то снял куртку, взял инструмент, пристроился на древнем скрипучем стуле и…

- Ты-ды-ды-дын-дын! – пальцы как-то вдруг сами собой скользнули по струнам, и в пронзительной тишине заброшенного учебного класса прозвучала странноватая, но вполне складная и смутно знакомая музыкальная фраза. Ванюха удивился.

- Тын-дын-дын! – уверенно закончили фразу пальцы – словно бы безо всякого его участия. Ванюха испугался. Он отбросил гитару, она ударилась о стену и жалобно загудела.

Объект, кажется, обиделся. Как Ванюха это понял? А чёрт его знает… Разве что в ушах как-то странно зазвенело… Ему стало стыдно. Он взял гитару, аккуратно вытер гриф, словно извиняясь, примерился, и попробовал сыграть ту же незамысловатую фразу. Ничего не получилось.  Ванюха прислушался – Объект явно чего-то от него ждал. Ванюха попробовал ещё раз – нет. Не выходит Каменный Цветок.

- Слушай, Старый! – громко сказал Ванюха Объекту, - Ну, не понимаю я, чего тебе от меня надо. Скажи – так, чтобы понятно было, а?

Он долго сидел, боясь пошевелиться, и старался не очень громко дышать – чтобы услышать, если Он вдруг ответит. Но Старый не ответил. Просто у Ванюхи начало сильнее звенеть в ушах и стало клонить в сон. Он покосился на часы, и решил, что вполне может вздремнуть минут тридцать. Он забрался на необъятный учебный стол, вытянулся во весь рост, и как-то неправдоподобно быстро задремал…

В этом странном состоянии – между сном и реальностью – он вдруг отчётливо услышал ту простую  и смутно знакомую музыкальную фразу – словно бы кто-то  рядышком осторожно наигрывал на гитаре:  «ты-ды-ды-дын-дын… тын-дын-дын…»  А потом был ещё голос – мужской,  хрипловатый, но приятный. Он пел чего-то уж совсем знакомое, но по англицки... Смысла слов Ванюха не понимал и песню узнать не мог:

«So, so you think you can tell

Heaven from Hell,

blue skies from pain.

Can you tell a green field

from a cold steel rail?

A smile from a veil?

Do you think you can tell?»

Ванюха ещё подумал, что это здорово похоже на колыбельную. Ему было тепло и уютно, как в детстве, когда он засыпал, положив свою вихрастую голову матери на колени, а она гладила его непослушные льняные лохмы, напевая грудным голосом какие-то непонятные заунывные мотивы…  Он и не заметил, как заснул. 

Проснулся Ванюха ровно через полчаса  от странного чувства – будто бы кто-то тряхнул его за плечи. Ванюха вскочил – неожиданно бодрый, живой и отдохнувший. Он приятно потянулся, хрустнув суставами, увидал гитару, ухватил её без малейшего колебания, и вдруг непостижимо естественным и простым движением ударил по струнам…  

И тогда впервые Объект испугал Ванюху – ибо Ванюха играл; играл легко и свободно, без малейших усилий, словно бы учился много лет. Это было странное, кайфовое, но очень пугающее ощущение: с одной стороны – полный восторг: ух ты! вот я как могу! А с другой – леденящее душу понимание, что этого не может быть, и это – не он, Ванюха, так ловко струны перебирает… 

Доводилось ли вам летать во сне? Тогда вы, должно быть, помните это удивительное ощущение лёгкости и восторга:  блин, да как же это просто! И чего же я раньше так не делал? Вот и с гитарой этой было что-то похожее. «Может, я просто не проснулся ещё?» - подумал Ванюха. Наваждение… С одной стороны, хотелось разбить эту гитару к чёртовой матери; с другой – это доставляло совершенно невыразимое блаженство. Ванюха отчаянно ударил по струнам, набрал в грудь воздуху, и…

И тут хлопнула входная дверь. Ванюха отчётливо услышал, как кто-то спускается в машзал по гулкой металлической лестнице. Шаги глухие и мягкие – значит, кто-то из смен: они в тапках ходят, не в сапогах.

- Эй, кто это там? – недовольно крикнул Ванюха, но никто не отозвался. Он с сожалением отложил гитару и выглянул из класса – никого. Мерещится, что ли?  Ванюха обошёл машзал – никого! Чёрт, наверное, почудилось спросонья. А гитара? Тоже почудилось? 

Одна его подружка, упёртная по «осознанным сновидениям», однажды пыталась ему втолковать - как отличать сон от яви. Ванюха посмеялся. Но ему, почему-то запомнилось, как определить – спишь ты или нет. Он несколько раз посмотрел на часы – нет, стрелки показывали одно и то же время. Он потряс руками перед глазами, даже ущипнул себя за ухо – и вдруг разозлился: да какого чёрта? Не психопат же он какой-нибудь – сна от яви не отличить? Только вот с непонятно откуда взявшимся умением играть на гитаре - с этим как быть?  

Он вернулся в класс и, сделав над собой некоторое усилие, взял гитару. Нет, это был не сон – Ванюха играл, свободно и уверенно. Играл мелодию, название которой даже не мог вспомнить... А что если, к примеру, «Мурку» забацать? Облом - «Мурка», почему-то, не игралась. Ванюхе стало страшно. 

- Старый, это твои проделки? – крикнул он дрогнувшим голосом, оглядывая обшарпанные стены учебного класса. Объект, конечно, ничего не ответил. Зато Ванюха вдруг услышал, как наверху кто-то неторопливо начал спускаться по полотну эскалатора.  По спине пробежала противная дрожь.

- Эй! Кто там? – заорал Ванюха, - А ну-ка, стой! 

Он вихрем взлетел на верхнюю площадку.  В длинном наклонном ходу горело едва ли пять-шесть фонарей, тёмное полотно терялось в полумраке, но Ванюха отчётливо разглядел  где-то  почти на середине наклонного хода тёмную фигуру в «оперативке» и пилотке. Как это он так быстро ухитрился спуститься?

- Стой, кому говорю! – рявкнул Ванюха, и припустил вниз. Тип в оперативке на его окрик не отреагировал, и продолжал спускаться. Странное дело: он, вроде бы, шагал не спеша; но Ванюха, мчавшийся со всех ног, нагнал его уже почти у нижней посадочной. Вернее, не совсем нагнал… Бежать по эскалатору в сапогах и широких штанах БОП было страшно неудобно, Ванюха запнулся, и последние несколько метров буквально скатился кубарем по ступеням, каким-то чудом ухитрившись не свернуть себе шею. 

Ударился он, всё же, знатно; с трудом поднялся и  кое-как уселся на ступеньке. Голова гудела, как колокол, в ушах противно звенело. Ванюха отдышался и вдруг вспомнил  о том, кого догонял. Он поднял взгляд и вздрогнул: этот тип, оказывается, никуда не делся – стоял прямо у гребёнки полотна, в нескольких метрах от Ванюхи, засунув руки в карманы штанов, и смотрел на него с лёгкой усмешкой. Это был молодой пацан, его ровесник. Чуть выше среднего роста, ладный и стройный. Ванюха разглядел на погонах ефрейторскую лычку – значит, срочник. 

- Ты живой, Космонавт? – спросил пацан, и Ванюху царапнула какая-то неправильность происходящего. Что-то было не так, но что – он не мог сообразить, видимо, ещё не успел прийти в себя после падения.

- Живой, - нелюбезно отозвался он, - А ты кто такой? И чего здесь шляешься?

- Я – Макс, - коротко ответил паренёк в оперативке, словно бы это всё и объясняло. Ванюха присмотрелся: ну, пацан как пацан. Физиономия самая обычная, вполне располагающая – но Ванюхе явно не знакомая.

- Ты из кабельного взвода, что ли? Какой ещё, к чёрту-дьяволу, Макс?

Паренёк спокойно посмотрел Ванюхе в глаза, и сказал:

- Ну, называй меня «Старый», если тебе так больше нравится.

Ванюха не сразу осознал смысла прозвучавших слов, но ему вдруг сделалось как-то неуютно, он даже поёжился:

- Да ты кто такой-то?  - с нажимом выпалил Ванюха, но ефрейтор лишь улыбнулся:

- Не узнал, стало быть? А мог бы и догадаться!

И тут Ванюха понял, что ему сразу показалось неправильным: когда говорил он, Ванюха – его голос гулко отражался от выложенных дорогущим кафелем стен нижней посадочной. А когда говорил ефрейтор – никакого эха не было, Ванюха слышал его слова, словно бы они возникали сразу внутри головы.

Волна иррационального, животного ужаса ударила словно ледяной шквал, и на несколько мгновений парень полностью потерял над собой контроль: он позорно засучил ногами, и судорожно цепляясь руками за ступени, каким-то непостижимым образом изловчился забраться на несколько метров вверх по эскалатору; попытался подняться; оступился; упал  – и, наконец, понял, что никуда ему не деться от этого спокойного  и страшного взгляда незнакомца. Он скорчился, полулёжа на ступенях; сердце бешено колотилось, в висках тяжело стучало; уши резал противный то ли звон, то ли свист.

Чувак в оперативке криво усмехнулся и сказал:

- Не ссы. Солдат ребёнка не обидит.

Он ещё какое-то время смотрел обалдевшему Ванюхе прямо в глаза, потом вдруг подмигнул,  сделал несколько шагов назад, повернулся и уверенной походкой удалился в направлении КДП.

Страх тут же схлынул, но в себя Ванюха пришёл не скоро: он долго сидел на ступенях, пытаясь понять – что это было. Глюк? Розыгрыш? Что за чудной ефрейтор такой? Чего шляется по наклону? И говорит странно, и оперативка у него какая-то необычная... И Ванюхе уже было совершенно непонятно, чего это он вдруг испугался... "Может, догнать его, сволоча?" - мелькнула в голове тоскливая мысль; но догонять ефрейтора ему почему-то совсем не хотелось... 

В машзал всё равно пришлось подниматься – за курткой. Ванюха долго пялился на гитару, потом решился – взял в руки и попробовал сыграть хоть что-нибудь. Но – нет. Играть на гитаре Ванюха не умел.

Об этом случае Ванюха никому не рассказывал.  Он пытался было поговорить с Объектом, но – странное дело! – впервые ощутил какое-то отчуждение: Старый, почему-то, не хотел об этом слышать.

Между тем, не прошло и недели, как ротные деды вдруг почему-то стали настойчиво интересоваться у Ванюхи – не замечал ли он чего странного на Объекте?  Ванюха пожимал плечами и уверял, что ничего особого не замечал. Врать он не умел, и проницательные старшие товарищи поняли, что чего-то Ванюха не договаривает. Дедам это очень не понравилось, и вечером в умывальнике роты состоялась довольно неприятная беседа. Ванюха впервые  ощутимо получил пиздюлей, но всё равно ничего не сказал. Да и чего бы он мог сказать-то?

Готовясь к следующей смене, Ванюха вдруг отчётливо осознал, что ему впервые не хочется спускаться на Объект. Но... куда было деваться… 

С Объектом явно было что-то не то. Физически это ощущалось как довольно неприятный звон в ушах. А не физически – как некая отстранённость. Ванюха не чувствовал обычного «контакта», этого дружелюбного, обволакивающего присутствия… 

В тот день, при выполнении довольно незамысловатых работ, серьёзные травмы получили три человека из роты. По странному совпадению, именно эти трое «метелили» Ванюху вчера в умывальнике… 

Вечером взводный позвал его в канцелярию. Олежка демонстративно закрыл дверь на замок, велел сесть, и сказал:

- Я слышал, у тебя рамсы какие-то были с ротными? Ну, чего молчишь?

- Если жаловаться стану, ты же первый меня уважать перестанешь, - просто ответил Ванюха. 

- Да срать мне на ротных, - Олежка был прям до невозможности, -  И если они тебе пиздюлей дали – тоже насрать. Не маленький, сам должен разобраться.  Меня другое интересует – из за чего были рамсы? 

- Ротные спрашивали – не замечал ли я в последнее время чего странного на Объекте, - осторожно ответил Ванюха.

- И – что?

- Я сказал, что не замечал ничего… Они не поверили.

- Почему, почему не поверили?! - Ванюха подумал, посмотрел на Олежку, и  честно ответил:

- Наверное, потому что я врать совсем не умею.

Олежка вдруг сделался  очень серьёзен, и даже слегка побледнел.

- Послушай, Иван, - тихо сказал он, - Кроме шуток. Я хочу знать, что происходит. Если можешь – расскажи. Если – нет, объясни – почему не можешь.

Ванюха долго колебался. Ну, что, собственно, он мог рассказать?  Фантастическую историю, как он во сне выучился играть на гитаре одну-единственную мелодию? Или про ефрейтора, который без эха говорит? Так Олежка, после таких рассказов, должен допуск ему аннулировать – кому нужны психи в пожарной команде?  Но даже не это было не главное… Рассказывать кому-то о Старом... ну, это было как-то совсем немыслимо. 

Олежка не торопил, ничего не говорил, но исподлобья наблюдал за Ванюхой очень внимательно. И сомнения его от взводного не укрылись. Олежка печально вздохнул:

- Ну, ладно. Давай, попробуем по-другому. Ну-ка, двигайся сюда, к монитору…

Лейтенант вывел на экран фотку, и  Ванюха икнул от изумления.

Объект, даже в нынешнем его состоянии, был штукой чертовски секретной, и за любую фотку вполне реально было схлопотать срок.  А на снимке, который Ванюхе сейчас показывал Олежка,  все дембеля роты, облачившись в нелепые дембельские наряды, гордо позировали на фоне впечатляющих агрегатов машинного зала.

- Товарищ лейтенант, - осторожно сказал Ванюха, - По инструкции, вы обязаны эту фотку секретчикам передать.

Олежка хмуро глянул ему в глаза:

- Да. Должен. Только вот ведь какая закавыка: ротные сами мне эту фотку и принесли.

- Зачем?

Олежка гневно хлопнул ладонями по столу:

- Ну, так ты смотри на фотку-то, Космонавт  недоделанный!

На что вы в первую очередь обращаете внимание, когда рассматриваете фотки? Правильно, на лица. Вот и Ванюха принялся вглядываться в лица дембелей – все они ему были более-менее знакомы – Макар, Васька, Синий, Улыба, Рында, Макс… стоп-стоп-стоп! Макс?!! Ванюху кинуло в дрожь. Он непроизвольно ткнул пальцем в монитор, и Олежка услужливо увеличил изображение.  Ошибиться было невозможно – это был тот самый ефрейтор. И только теперь Ванюха разглядел, что «оперативка» ефрейтора Макса  и вправду была странная - серо-устричного цвета, и эмблемы были инженерные, и ефрейторская «сопля» жёлтая, и нашивка над левым карманом странная – «БП–99». Да и находился таинственный этот ефрейтор не среди выстроившихся и обнявшихся дембелей – а сильно сзади. Он сидел на главном двигателе второй машины, и потому очень органично вписывался в шеренгу второго ряда – если не присматриваться, сразу и не поймёшь…

Ванюха глянул на взводного – тот смотрел на него широко распахнутыми голубыми глазищами... Он был редкостный умница, этот Олежка.

- Ну, ты понял, о чём я спрашиваю? – глухо сказал взводный. 

- Понял, - просто ответил Ванюха, и тут же всё рассказал… 

Вот вы знаете - как нужно общаться с призраками? Ванюха не знал, и взводный не знал тоже. Олежка довольно настойчиво предлагал своё участие, но Ванюха не захотел. Олежка зачем-то дал ему фляжку коньяку...

На следующей смене Ванюха забрался в машзал; коньячных бокалов там почему-то не обнаружилось, и он тупо разлил пахучую янтарную жидкость в две покоцаные эмалированные кружки.

- Старый, ну, давай. Выходи уже, - негромко молвил Ванюха, и совсем не удивился, когда наверху вдруг хлопнула дверь, послышались мягкие шаги по металлической лестнице, и в классе показался Макс.  В оливково-серой оперативке с инженерными эмблемами и красно-жёлтой нашивкой «БП-99» над левым карманом. Выглядел он совсем, как настоящий. Ну, то есть в воздухе не парил, не просвечивал, запаха какого-нибудь могильного тоже не наблюдалось – просто обыкновенный, ничем не примечательный парень.

- Вон оно что, коньяком, значит, тебя нужно выманивать, - хмуро усмехнулся Ванюха. Макс не ответил. Он спокойно поглядел на Ванюху, перевёл взгляд на кружку, взял в руки, понюхал и поморщился:

- Дерьмовый у лейтенанта коньяк. В следующий раз выманивайте чем-нибудь поприличнее.

Всё это было невыразимо дико, и сознание отказывалось воспринимать происходящее; Ванюха никак не мог убедить себя, что это происходит на самом деле. Но страха не было.

- Кто ты? – не выдержал Ванюха.

- Я – Макс. Дежурный боевого поста № 99, - спокойно ответил ефрейтор.

- Ты… настоящий? 

- А ты?

- Блин, я живой!

- А я, по-твоему, мёртвый, что ли? – криво усмехнулся ефрейтор.

- Да! – отчаянно выпалил Ванюха, - Ефрейтор Макс Веткин умер много лет назад при невыясненных обстоятельствах… Мне взводный всё рассказал и копии документов твоих показывал...

- Вот это новость! – рассмеялся ефрейтор, - А я-то всё думаю - что со мной не так?

Ванюха потрясённо примолк – с призраками у него явно как-то не ладилось общаться.

- Так и кто же я, по-твоему? – насмешливо спросил ефрейтор.

- Не знаю, - хмуро ответил Ванюха, - Думаю, призрак какой-нибудь.

Призрачный ефрейтор вполне по-человечески ухмыльнулся:

- А коньяк призраки пьют?

Ванюха растерялся – он как-то не задумывался над такими вопросами. Ефрейтор рассмеялся, тремя глотками осушил кружку; скривился и утёр рот запястьем:

- Дерьмовый коньяк у лейтенанта, так и скажи…

В голове у Ванюхи вдруг полыхнула страшная в своей простоте мысль: а что, если всё это – просто розыгрыш, в котором и Олежка завязан, и ротные? Ванюхина странная привязанность к Объекту всем известна – вот и решили приколоться?  Кровь ударила в голову.  А ведь и правда! Фотка? – Фотошоп, чего уж проще! История с гитарой? – в чае «марку» размешали, в Москве это купить проще простого.  История про БП-99 и погибшего ефрейтора Веткина? – так ведь она Ванюхе только со слов Олежки известна... Ксерокопии подделать - как два пальца...  Пацан незнакомый? - с узла связи или прикомандированный… Блин, как просто то всё… Ну, держитесь суки!

Ванюха зло глянул на ефрейтора:

- Так, значит, если ты настоящий, тебе и пизды можно дать?

Брови ефрейтора взметнулись в шутливом удивлении:

- Ну, наверняка!

- А ну, вставай! – Ванюха решительно шагнул к гадёнышу. Тот встал безо всяких возражений, и спокойно уставился Ванюхе прямо в глаза. Наверное, Ванюха не смог бы его ударить, если бы в тот момент ефрейтор вдруг не улыбнулся – глумливо и насмешливо. Ударил Ванюха от души, со всей силы, вложив в этот удар всю свою злость на этих говнюков с их дерьмовыми шутками. Ефрейтор с грохотом повалился на пол, зацепив с собой пару стульев – вот тебе и призрак.

- Вставай! – рявкнул совершенно взбесившийся Ванюха, - Вставай, сука, а то я тебя запинаю сейчас, нахрен!

Он не удержался, и пару раз пнул лежачего – впрочем, не сильно, скорее для виду. Ефрейтор, тяжело поднялся. Влетело ему нехило; знатный фингал был обеспечен, нос расквашен, кровь текла по лицу и капала на пол – настоящая, тёплая; в ярости все чувства обострились до предела, и Ванюха остро чувствовал её пьянящий запах.

А ефрейтор улыбался. Глупой, счастливой улыбкой. Ни злобы, ни боли – лишь какое-то непонятное тупое блаженство. Чисто по инерции, Ванюха ударил его ещё раз; ефрейтор удержался на ногах, кровь из носа хлынула с новой силой, а он, по-прежнему счастливо улыбаясь, вытер её ладонью, размазав по лицу. Ванюха вдруг растерялся. Ему почему-то стало страшно, и он отступил на пару шагов.

- Бля, ты мазохист, что ли? – зло крикнул он. Ефрейтор тряхнул головой, поднял взгляд; глаза его заблестели, лицо перекосилось.

- Ты и представить себе не можешь, Космонавт, как клёво иной раз бывает чувствовать себя живым… - глухо ответил он.

Ванюха не понял, что он имеет в виду, но ему почему-то сделалось... как-то не по себе. Словно бы холодом откуда-то сверху повеяло. Ему вдруг стало невыносимо стыдно.

- Подожди, я сейчас, - он пошёл к умывальнику, намочил полтенце, и вернулся в класс. В классе никого не было.  Кружка была пуста; стулья повалены;  на столе, и полу – капли крови.  Проворный, говнюк… Ванюха не стал его преследовать, не видел смысла.  Плевать, кто он – связист или прикомандированный.  Розыгрыш был мощный – здесь Ванюха не мог не согласиться – но теперь всё понятно. Вот ведь мудаки!..

- А хочешь, фокус покажу? – раздался вдруг за спиной беззаботный голос, и Ванюха едва язык не прокусил от неожиданности. Чёртов ефрейтор – или кто он там? – как ни в чём ни бывало стоял в дверях класса, прижимая к носу мокрое полотенце, сочащееся багровыми разводами. Ванюха окончательно растерялся:

- Ну, давай! – осторожно сказал он, и, ощутив неожиданную слабость в ногах уселся за стол. Цирк, оказывается, ещё не закончился.

Ефрейтор ступил внутрь, аккуратно прикрыл за собой дверь,  сел слева от Ванюхи и сказал:

- Хлопни три раза в ладоши, и громко скажи: дух лейтенанта Олежки, явись по моему зову!

Ванюха сдержался с большим трудом:

- Слушай, Макс – или как там тебя. Ты мало по ебалу получил? Ещё хочешь?

Чёртов ефрейтор весело рассмеялся:

- Ну, сделай мне одолжение, Космонавт! После можешь ещё пару раз меня стукнуть, если будет охота. Ну?

Чувствуя себя невыразимо глупо – кажется, у него даже уши покраснели – Ванюха три раза ударил в ладоши, и зло крикнул: «Дух лейтенанта Олежки, явись по моему зову!»

В тот же миг от молодецкого  пинка распахнулась дверь, и на пороге явился лейтенант Олежка. Безумным взором окинул он класс, уставился на Ванюху и молвил человеческим голосом:

- Космонавт, а ты не охуел ли часом?

Ванюха обалдело глянул на ефрейтора;  тот радостно рассмеялся и развёл руками – вуаля!

- Олег? Ты чего здесь делаешь? – от неожиданности, Ванюха встал, и попятился, уперевшись спиной в учебную доску. Да что происходит-то, в самом деле?

- Что делаю? Пытаюсь выяснить, что за хрень творится в моём подразделении, - хмуро ответил лейтенант. Ванюха покосился на ефрейтора – тот глупо лыбился – происходящее явно доставляло ему удовольствие.

- Куда ты пялишься? – зло спросил Олежка, проследив за Ванюхиным взглядом – типа, не видит он ефрейтора. Ну, чтож, спектакль вполне достойный. Ванюха вдруг даже загордился, что ради него затеяли такую роскошную постановку – с командиром взвода в главной роли. Ну, развлекаться – так развлекаться:

- Да разве ж вы его не видите, тащ лейтенант? – зловещим шёпотом прошипел Ванюха, - Ну вот же он, справа от вас сидит, скалится!

Ефрейтор просто взвыл от восторга. На роже Олежки изобразилась целая гамма чувств – от изумления, до испуга. Какой молодец, ему бы во ВГИК надо было поступать, а не в ВИТУ…

- Вот, чёрт, - мрачно молвил лейтенант, - Так ты и вправду ебанулся.

- Ну, да! – с готовностью подхватил Ванюха, - и мне повсюду мерещатся дохлые ефрейторы и… кровь, кровь – всюду кровь! - он драматически заломил руки и надрывно зарыдал. Но лейтенант на него уже не смотрел. Он смотрел на стол, и на багровые капли на его жёлтой пластиковой поверхности. Потом лейтенант осторожно провёл пальцем по столу, поднёс к глазам, огляделся, увидел пятна на полу, багряные разводы на косяке…

- Иван, - упавшим голосом сказал Олежка, - что здесь творится?

Ванюха скривился и глумливо пошлёпал ладонями, изображая аплодисменты:

- Браво, товарищ лейтенант! Но – как это там у Вильяма нашего Шейкспира: «… и начинания, вознёсшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия…». Так что, хватит уже.

Лейтенант его образованности не оценил, он устало грохнулся на стул; вытер со лба пот, и мрачно сказал:

- Короче, так, Космонавт. Или ты сию же минуту рассказываешь мне, что здесь происходит, либо из ВПК ты вылетишь прямо сейчас, и ноги твоей на Объекте больше не будет. Это я лично тебе обещаю.

Ванюха заколебался: в актёрском искусстве он не шибко разбирался, но что-то ему подсказывало, что Олежка не настолько гениальный актёр.

- Олег, так ты… правда его не видишь? – осторожно спросил Ванюха, переводя взгляд то на лейтенанта, то на ефрейтора.

- Кого я должен видеть? – сухо ответил Олежка, - Чья это кровь?

- Старый, ну сделай же что-нибудь! – взмолился Ванюха, - почему он тебя не видит?

Ефрейтор не ответил: он вдруг забеспокоился, глаза его тревожно забегали, он словно бы прислушивался к чему-то. Ванюха глянул на лейтенанта, и напоролся на полный ужаса взгляд широко распахнутых синих глаз:

- Вот чёрт, - тихо брякнул Олежка, и медленно встал, не отводя взгляда, - Иван, ты только не волнуйся, мы всё уладим. Я тебе обещаю. Сядь, пожалуйста, успокойся.

- Старый, чего ты молчишь, сука? – взвизгнул Ванюха. Уши вдруг резанул то ли звон, то ли свист, выносящий мозг; ефрейтора вдруг затрясло – изобразить такое невозможно, это было поразительно и страшно; свет в классе померк; лампы замерцали и собственный крик раздавался словно бы откуда-то издалека. Ванюха глянул на Олежку и вздрогнул: вытянувшееся лицо, выпученные глаза – лейтенант Олежка, похоже, увидел, наконец ефрейтора Веткина. Ефрейтор судорожно дёрнулся, ссутулился, странно склонил голову влево, как собака, и каким-то незнакомым хрипловатым голосом вдруг чётко сказал:

- Уходите.

Бледный как смерть лейтенант посмотрел на Ванюху:

- Ванька, это… что?

- Так ты это видишь?

- Я уже не знаю, что я вижу. Но ефрейтора вот этого, с фотографии – вижу, да!

Ефрейтор вдруг поднялся. Трудно объяснить, что в этом коротком движении было не так – но молодые люди так со стула не встают. Словно бы другой человек – гораздо старше; другие движения, другая осанка…

- Уходите, скорее!

И голос! Этот голос –

So, so you think you can tell

Heaven from Hell…

- Куда нам уходить? – рявкнул Олежка, - Почему уходить? Кто ты такой вообще?

Лампы опять замерцали, ефрейтора  жутко выгнуло;  крупная дрожь сотрясла его тело;  в изнеможении, он оперся руками о стол; его ещё пару раз тряхнуло; он взметнул голову коротким хищным движением; посмотрел сначала на лейтенанта, потом на Ванюху, и хрипло каркнул:

- Вы жить хотите, придурки?! – это был уже вполне знакомый ефрейтор.

Спираль ужаса раскручивалась быстро и неумолимо.

- Да что это за херня?! - заорал вдруг Олежка. Ванюха глянул на него и окончательно струхнул: у лейтёхи, похоже, поехала крыша: безумный взгляд, трясущиеся руки… слаб оказался Олежка супротив потусторонних сил...

И тут в офицерском классе захрипела ГГС – система громкой связи.

- Внимание!  Говорит КДП! Объявляю код «Первый рассвет»!  Повторяю – код «Первый рассвет»!  Это не учения. Вторая линия заблокирована.  Все, кто  Центральном – немедленно, повторяю – немедленно свяжитесь с КДП!

«Первый рассвет»! Пожар в Центральном стволе... Сказалась выучка: лейтенант разом пришёл в себя, метнулся в офицерский класс и принялся вызывать КДП по громкой связи:

- Михалыч! Михалыч, бля – это Олежка! Я в Центральном, в машзале! Что случилось?

- Блядь, Олег, что ты там делаешь? С тобой есть ещё кто? У меня датчики сработали в натяжной камере! Глянуть можете, чего там? 

Ванюху заколотило: выход из Центрального заблокирован, его ни при каком исходе быстро открыть не смогут, а при пожаре даже не дёрнутся открывать. Если блокирована вторая линия – деваться им из ствола некуда. Это как на подводной лодке:  пусть один отсек погибнет, но все остальные спасутся. В класс влетел Олежка:

- Хули вы тут сидите? Быстро, баллоны похватали – и за мной. Ну?

Ванюха метнулся бы за Олежкой без колебаний в огонь и в воду. Если бы не Старый. Ефрейтор предостерегающе поднял руку, серьёзно посмотрел на Ванюху и ясно сказал:

- Нет. Поздно.

- Блядь, Ванька – я тебе приказываю - за мной, - заорал лейтенант и кинулся в наклон. Макс, в упор глядел на Ванюху, разорвать этот контакт было невозможно. И тут оно накатило...

На краткий миг Ванюха и Объект стали одним целым... У них не было больше никаких секретов друг от друга...

Ванюха едва не задохнулся от восторга и ужаса. Он мог видеть и чувствовать каждый ходок, каждое помещение, каждый узел Старого; он впервые осознал истинные его масштабы - и был потрясён, раздавлен, уничтожен суровым величием Объекта и многочисленных его собратьев - доселе он даже представить себе не мог, насколько громадна эта система. Сколько сил и средств было затрачено, чтобы на кошмарной глубине вырыть и оборудовать всё это? Сколько жизней загублено? Это было невыносимо жутко - тени погибших в завалах, утопленных в плывунах, раздавленных вагонетками теснились со всех сторон; Ванюха видел искажённые бледные лица,слышал их невнятные жалобы и пылающие гневом проклятия... Сколько боли, отчаяния, безысходности... Господи! Да что же это? Зачем?! Кто это всё придумал?..

- Не сейчас! - громыхнул суровый знакомый голос, и Ванюха вдруг увидел, как связисты из кабельно-восстановительного взвода болгарками режут бронированные кабели в наклоне у натяжной камеры. Увидел, как искры расплавленной стали зарываются в многолетний слой пыли, мусора и резиновой крошки на фермах наклона; как они тлеют, разгораются рубиновыми огоньками. Как ползёт по фермам робкое до времени фиолетовое пламя...

Он увидел,как "мабуты" - военные строители - прячут в натяжной свои промасленные тряпки, канистры с бензином, какие-то картонные коробки, баллоны с кислородом и ацителеном; он увидел, как бензин тонким ручейком вытекает из дырявых фляг и медленно прокладывает себе дорогу к фермам... И он понял.

- Останови его. Через минуту-другую наклон полыхнёт; вы ничего не сделаете. Если не уйдёте – вам конец.

- Куда, куда  нам уходить? – заорал Ванюха, - Сверху – заблокировано; вторую нам не откроют, даже если добежим!

- В тринадцатый! Он герметичен; пожар долго не продлится – как только в стволе выгорит кислород, всё закончится само собой. Воздуха там хватит, чтобы продержаться.

- Внимание! – заорала ГГС, - Срабатывание датчиков второго и третьего пояса Центрального ствола! Олег, ты меня слышишь? Центральный, кто-нибудь меня слышит?

Ванюха кинулся в наклон. Лейтенант видимо долго провозился с загородкой, а потому ушёл совсем недалеко. Дорогу ему в узком проходе между фермами преграждал Старый. Ванюха даже не удивился – призрак же, чего с него взять?

- Олег! – заорал Ванюха, вцепившись в лейтенанта мёртвой хваткой - Что ты делаешь? Если ствол загорелся, мы его не потушим! Надо уходить!

И тут снизу полыхнуло. Загорелось, видимо, в самом низу, в натяжной. По стволу прокатился мягкий мощный удар. Дружно грохнули тележки - точь-в-точь, как при запуске машины. Волна горячего воздуха ударила в лицо, вверх по наклону поползло оранжевое пламя – будто сильно замедленный взрыв. Зрелище было потрясающее, завораживающее своей мощью и убийственной красотой…

Старый с невероятной мощью отшвырнул лейтенанта вверх по ступеням:

- Бегите, дураки! – рявкнул он. И они побежали. Они ломанулись обратно в машзал, вылетели на верхнюю – там уже было полно дыма - как живое существо он струился по потолку наклона; в начале полотна пламя уже пробивалось сквозь ступени. Картина была совершенно дикая и сюрреалистическая. Остро пахло палёной смолой.

- Живее, живее!

Они вихрем преодолели четыре пролёта. Старый, конечно был уже тут, а тринадцатый гермолюк - распахнут. Ефрейтор чуть ли не пинками затолкал туда Олежку и коротко кивнул Ванюхе: - Лезь!

- Старый, а ты? – отчаянно крикнул Ванюха. Пламя вырвалось на верхнюю площадку; мощно и страшно грохнуло, воздух пришёл в движение; в пролёте жарко полыхнуло.

- Так я ведь мёртв - что мне сделается? – с мрачным весельем крикнул ефрейтор, - Ну, живо!

Ванюха скользнул в тёмное отверстие люка – надёжные руки Олежки его подхватили; и, прежде чем захлопнулся тяжёлый защитно-герметический люк, Ванюха услышал насмешливый голос Старого:

- Доброй ночи, Космонавт!

Глухо хлопнул люк - и тут же в ствол ворвался огненный вихрь. Даже через толстые бетонные стены этот страшный удар был очень ощутим – всё затряслось, в темноте задребезжали какие-то железки;  жуткая вибрация пробирала до кишок; в ушах гудело; стало страшно на каком-то физиологическом уровне – Ванюха невольно закричал, и его вопль слился во мраке тринадцатого лючка с хриплым криком лейтенанта Олежки.  И в этот самый момент Ванюха отчётливо слышал, как  стучат  по металлическому полотну стальные пальцы ригелей: тот, кто остался по другую сторону, старательно задраивал гермолюк...

Эта жуть длилась недолго. Вскоре тряска прекратилась; объект вздохнул – так, что даже застонал лючок – тоскливо и отчаянно, словно бы какая-то страшная сила снаружи безжалостно пыталась его вырвать…  И вдруг всё стихло...

- Ванька, ты живой? – убитым голосом прохрипел Олег.

- Живой, - отозвался Ванюха. Потрясение было настолько велико, что они ещё долго сидели молча, в полной темноте, судорожно прижавшись друг к другу…  Ванюха пришёл в себя первым:

- Что делать-то будем, товарищ лейтенант?

- А что тут сделаешь?.. Будем сидеть и ждать, пока нас найдут. Люк изнутри не открыть – сам знаешь.

- Ты думаешь… он ригели успел затянуть?

- Если б не затянул – нам бы точно кранты. Обраткой выбило бы люк нахуй… А теперь - даже если могли бы открыть – пока ствол не проветрят, туда без «аквалангов» соваться нельзя. Так что – сидим, ждём…  Ванька, ты молодец, что вспомнил про тринадцатый…  а то валялись бы сейчас в наклоне, поджаренные, как куры …

- Это не я. Это он, Старый.

- …

- Чего молчишь, Олег? Думаешь, я с ума схожу?

- Ну, тогда мы на пару с ума сходим… Я ведь тоже его видел. И уебал меня  твой приятель в наклоне нехило – до сих пор грудина ноет…

- И… что нам теперь со всем этим делать?

- Блядь, нашёл, о чём заботиться! Давай, сначала выберемся отсюда – а потом подумаем, что со всем этим делать!

- Скажи, что это не твой розыгрыш?

- Блядь! Ванька, я уебу тебя сейчас! Какой розыгрыш? Ты охренел что ли?..

- Как ты оказался в машзале? Мы же договаривались!

- Как-как…  Ну, не удержался, извини…  Я  то-ведь думал, что это ты мне голову морочишь.. Пробрался втихаря по наклону, чтобы подглядеть, что тут у вас… А ты в классе сидишь, сам с собой разговариваешь. Потом грохот какой-то; потом, гляжу –  ты полотенце мокрое потащил. Я к двери поближе подобрался, а тут ты и заорал: «Дух лейтенанта Олежки, явись!». Ну, я и явился…  Бля, ты молись, что я вообще тебя тогда не уебал с налёту!

- А… вон чего… 

- Ну, да... И, кстати, ты знаешь, почему так полыхнуло?

- Знаю... Мне Старый показал. Тогда, в классе, когда ты в наклон метнулся…

- …

- Я обход строго по регламенту делал. Пошёл бы вниз – фляги бы эти увидел…  Если бы жив остался, конечно…

- А чего Старый заранее тебя не предупредил? Он – что, не знал, что мабуты в натяжную всё это дерьмо натащили?

- Я не знаю…  Чего ты хочешь от меня, Олег? Я ещё час назад был уверен, что Старый – это мой персональный глюк…

- А теперь что думаешь?

- Ты… смеяться не будешь?

- Ванька, мы с тобой, может быть, последний час воздухом дышим. Чего ты стесняешься-то, дурак?

- Я думаю, у Объекта свой разум есть. И он иногда может… воссоздавать из небытия тех людей, с которыми у него была какая-то особая связь, и которые…  теперь мертвы.  И люди эти, в каких-то пределах, осознают себя, как личность...

- Блядь, Ванька – что ты мелешь? По-твоему, ефрейтор этот понимал, что он – фантом?

- Думаю – да… Я-то считал, что всё это твой розыгрыш, и в классе по морде ему врезал. А он лишь улыбался: «Ты и представить себе не можешь, как иной раз, клёво чувствовать себя живым!»  И глаза… Сука, а я ведь не понял тогда… 

- Бля…  жуть какая…  страшно представить…  выходит, Старый твой –  этакий Солярис…  местного розлива?

- Во-во...  Солярис…  Кстати, о местном розливе…

- Чего ты делаешь? Куда ты полез?

- Тут Синий где-то брагу ставит…

- Чего-чего? Вы вконец охуели, бойцы?

- Ладно, притихни, товарищ лейтенант.

- Ты как с командиром разговариваешь?

- Заткнись, а то браги не дам…

- Ну, чего ты там возишься-то так долго?

- Держи…

- Бля… дрянь какая! Как вы это пьёте?

- Чужую брагу всегда норовят обругать…  А для меня и эта хороша. К тому же, коньяк твой тоже говняный был. Старый так и велел тебе передать: мол, дерьмовый у лейтенанта коньяк.

- Ну-ну… Привык, сука, «Курвуазье» хлебать…

- К чему привык? 

- К коньякам дорогим.

- Блин, а ты-то откуда знаешь?

- Это длинная история…

- А мы разве торопимся куда-то?..  Э, ты имей совесть – уже, небось, полбанки выжрал!

- Жадина…  Любимому командиру браги вонючей пожалел?... А про ефрейтора Веткина… Ванька, ты правда это хочешь знать?

- Правда. Хочу.

- Ну, слушай тогда…