Александр сидел за рабочим столом и раздумывал, откуда взять денег на оплату ипотеки, как вдруг из офисного коридора донёсся пронзительный вой сирены и зазвучало громогласное:

– Внимание, это не учения! Всем немедленно покинуть наземные этажи здания и спуститься в подвальное бомбоубежище. Повторяю: это не учения! Всем немедленно укрыться в подвале! Угроза воздушной атаки!

Заскрежетали по полу отодвигаемые стулья, люди в рубашках и деловых костюмах спешно заструились в коридор под повторяющийся аккомпонемент сурового бездушного голоса и мрачной сирены из старинных советских громкоговорителей.

Александр вскочил с кресла и вышел с остальными в коридор. Там уже скопилась целая толпа. Торопясь и матюгаясь, люди спешили по пыльной лестнице вниз, в подвал. В безопасность. Сирена продолжала реветь – вообще в первый раз за долгие годы работы Александра в этом здании. Похоже, это действительно были не учения.

«Чёрт, что случилось-то? “Воздушная атака”… Американцы ракету запустили? Корейцы? Террористы? Сука, надеюсь, это ошибка всё-таки…» – гадал он, спускаясь к подвалу. Взгляд в окно ответа на вопрос, что за апокалипсис сейчас, возможно, приключается, не дал: за окном стоял плотный октябрьский туман и не было видно вообще ни черта.

Вот и подвал: голые стены с откалывающейся плиткой, запах сырой штукатурки. А вот и дверь в убежище, оставшаяся в этом старом здании, видно, ещё с шестидесятых: прямоугольник тяжёлого металла и ручка в виде вентиля. Кто-то открыл дверь и стал пропускать остальных внутрь, в тёмное нутро бомбоубежища. Над дверью, вращаясь, мерцала кроваво-красным лампочка. Александру стало тревожно. Страшно. А как же Ленка там, как же Владик? Они сейчас уже домой едут, где им укрыться успеть? Может, где-то уже ракеты первые упали? И даже не связаться с женой, чёрт возьми: телефон наверху, в кабинете остался. Ему вдруг захотелось развернуться и, растолкав людей, побежать на улицу, помчаться к близким, плевать на тревогу – но людской поток давил, и вскоре Александр оказался в темноте убежища.

– Внимание: это не уче… – массивная дверь наконец закрылась, отсекая все звуки снаружи. Кто-то повернул вентиль, повторяя: «Сохраняйте спокойствие, люди, пожалуйста, все спустились – и хорошо». Без сирены стало непривычно тихо.

Народу в убежище набилось как сардин в банку. Благо, тёмное, сырое и пахнущее чем-то застарелым помещение было достаточно вместительным – даже противоположной от двери стены не было видно – а потому обошлось без толкучки и давки. Некоторые встали у стен, некоторые сели прямо на бетонный пол. Засветились фонарики мобильных телефонов.

– Связи нет, – констатировал кто-то.

– Ясен хрен, коммуникации-то порушились уже. Ракеты полетели. Америка это, эт я те точно говорю, – задребезжал в ответ старческий голос.

– Успокойтесь, пожалуйста! – раздалось от какой-то женщины. – Может, это всё-таки учения какие-то…

Другая женщина, стоявшая рядом с Александром, тихо всхлипывала. Большинство окружающих же ещё просто пребывало в недоумении.

– Что вообще происходит? Какая к чёрту тревога? Нормально ж всё было, твою мать… – заговорил мужчина, вроде, Павел из соседнего отдела.

– Эй, в темноте, не толкайся! – перебил говорящего кто-то возмущённый и смутно видный.

– Слышь, мужик, я и не толкаюсь, – огрызнулись ему в ответ.

– Толкаешься-толкаешься, я ж чувствую. И в спину дышишь мне дышишь, и хихикаешь тут. Прекрати, а.

– Кто здесь?! – взвизгнула женщина, ещё недавно просившая всех успокоиться. Мелькнула, задев и Александра, какая-то бесформенная тень, юркнула в темноту дальней стены. Александру показалось, что он тоже услышал на секунду какой-то мерзкий смешок. Или это кто-то по полу ботинком скрипнул? Становилось дурно.

– Нас отсюда не выпустят, – заявил дед, говоривший до этого про Америку и ракеты. – Вы что думаете, спасать нас будут? Нам просто гибель отсрочили, да… Загнали сюда – хотя мы сами даже зашли по сирене. А теперь заперли нас они, главные-то, и мы тут с голоду, с холоду просто помрём в темноте. А вы что думали? Что мы нужны кому-то?

Александр слушал его бред вполуха. Или это не бред? Если правда война, конец света – то когда вообще выйти отсюда можно будет? Когда там радиация рассеивается? Когда он Лену с сыном увидит? А увидит ли вообще?..

– Это бомбоубежище вообще? Что это такое? Комнат никаких нет, коек нет, еды-воды нет, туалета даже… Тут только помирать и можно. Растащили же всё, страну разграбили, суки, – всё возмущался мужик, которого кто-то пихнул в темноте, под одобрительное «Во, во» какой-то старушки. Помещение правда было странным, больше пары-тройки дней и не протянешь. Александру становилось всё тревожнее. Лишь бы родные там, наверху уцелели...

– Воздуха не хватает… – простонала всё ещё плачущая женщина сбоку от Александра. Воздуха на самом деле не хватало, от духоты начинала кружиться голова, в ушах звенело.

– Мне мерещится, или стены теснее стали? – неожиданно спросил кто-то из толпы.

Александру также показалось, что пространство бомбоубежища как-то уменьшилось, съёжилось: если раньше стен не было видно в темноте, то сейчас они виднелись: серые, покрытые каплями воды и тёмными разводами. У потолка на стене крутилась лампочка, монотонно скрипя, зловеще багровея и периодически освещая недоумённые и испуганные человеческие лица. Места как будто и вправду стало меньше: может, оттого и душно так? А может, сюда вообще воздух никак не поступает? Стало очень, очень страшно. А вдруг убежище попадания ракет не выдержит? Может, жить даже не пару дней, а пару минут осталось? Александр ощутил холодный пот на своей покрывшейся мурашками коже. Вокруг все испуганно переговаривались, пытались куда-то позвонить по телефонам без связи.

– Эй! Послушайте! Люди! Слышьте! – нервно, встревоженно донеслось откуда-то из людской массы. – Да заткнитесь вы тут все… ПОСЛУШАЙТЕ, мать вашу! Алло, блядь!

Голоса смолкли.

– Послушайте, – откашлялся стареющий мужчина в спецовке с внешностью алкоголика. Вокруг него расступились люди. – Это не война, это не тревога, это просто хуйня какая-то. Я ведь что вспомнил-то. Эти громкоговорители, из которых сирена – они, блядь, нерабочие все, никак они, нахуй, работать не могут. Я лично тем летом их систему отключал. Не могут работать они, это точно…

Быстро воцарилась тишина. Кто-то истерически захохотал. Несколько человек бросилось к двери в убежище и попыталось повернуть вентиль в обратную сторону, чтобы открыть. Он не поддался ни на сантиметр, даже когда на него навалились вдесятером.

– Намертво. Заперты. Что происходит, боже мой?.. – спросил в пустоту крепкого вида пожилой мужчина и осел, прислонившись к стене и закрыв руками лицо.

– Господи, помилуй, господи, помилуй, господи, помилуй, – бормотала бухгалтерша Софья Михайловна, пытаясь устоять на ногах. Становилось почему-то слишком тесно. Кому-то уже стало плохо, какая-то женщина упала на пол, исступлённо хватая ртом воздух. Воздуха не хватало, да. Тесновато. Стены определённо стали ближе, Александр уже не мог обманываться: расстояние между ними сошлось до метров четырёх-пяти от силы, люди жались друг другу вплотную, задыхаясь и затаптывая тех, кто упал. Мигающая красным лампочка на одной из стен светила уже так близко, что в глазах плыли яркие пятна. Освещались лица всех, находящихся в подвале: испуганные, покрытые слезами, с выпученными от паники глазами, страшные. Кто-то молился, кто-то истерично кричал, кого-то вырвало, кто-то упал в обморок и даже не мог свалиться на пол, продолжая «стоять» с закатившимися глазами. Раздался отвратительный хруст, кто-то пронзительно завопил.

Сам Александр вспоминал хорошее. Знакомство с Ленкой. Первое свидание. Отдых в Крыму. Последний день рождения Владика: новая игрушечная машинка-трансформер, тесные объятия, счастливые улыбки.

А потом он вдруг вспомнил, что подвала в их офисе и вовсе нет: своевольный застройщик ещё давно просто взял и залил пространство под старым советским зданием бетоном. И Александр понял, что это в самом деле не учения.

Это что-то совершенно другое.