Январь — месяц немного грустный. После новогоднего веселья и затяжных выходных возвращаться в унылый ритм серых будней отчаянно не хочется. Метель и белоснежные сугробы, которые в первой половине зимы служили предзнаменованием праздников и беззаботных дружеских попоек, теперь напоминают только о том, что терпеть их придется добрых три месяца, а полноценно согреться можно будет не раньше мая.
Сергей брел по исчезающей в метели тропе, старательно торопясь в заветное место к заветному времени, но метрах в тридцати знакомая красная вывеска алкомаркета неуверенно замигала и окончательно погасла, лишив путника не только вечернего пятничного пива, но и единственного освещения на этом отрезке пути.
Плюнув с досады под ноги, Сергей поглубже натянул на голову старую армейскую ушанку и уже намного медленнее продолжил свой путь, мастерски скользя по узкой тропе, где под слоем свежего снега пряталась коварная наледь. Ориентируясь по трубам теплотрассы, уходящих в зимнюю мглу, парень вышел в промышленную зону, взяв курс на слабо горевшее окошко на первом этаже городской теплостанции.
Поставив заиндевевший пакет на землю и поудобнее перехватив рюкзак, Сергей сильно постучал в окованную железом дверь.
— Ты что ль, юродивый? — голос за дверью стал немного мягче.
Послышался металлический лязг, и массивную дверь моментально распахнула вьюга. Перешагнув порог и с трудом задвинув засов, Сергей очутился в маленькой караулке с докрасна раскалившимся калорифером. Хозяин помещения, плечистый мужчина преклонных лет в форме сотрудника охраны, уже ставил чайник, бурча себе в усы что-то о погоде, в которую, как известно, «хороший хозяин собаку не выпустит».
Сняв замершие до состояния доски рукавицы, Сергей молча растопырил ладони над источником тепла, периодически блаженно жмурясь.
— Почему «груша»-то? — спросил наблюдавший за ним охранник.
— А! — спохватился «генератор паролей», и схватив пакет, который по плотности был близок к состоянию рукавиц, высыпал из него килограмма три замерзших, но вполне аппетитных на вид зеленых груш.
— Не успел я за пивом.
— И за водкой не успел, — добавил гость, уловив разочарование на лице хозяина.
— За грушами зато успел, — ухмыльнулся усач.
— Их размораживать же еще пол-ночи, давай в чай что ли накрошим... От, выдумщик, как к девушке в гости пришел, с грушами! — продолжая посмеиваться, охранник перешел от слов к делу и быстро нарубил в алюминиевые кружки неожиданное угощение.
— Саныч, я думал, ты обрадуешься! — искренне расстроился Сергей.
— Да рад я, рад! — благодушно улыбаясь, заверил парня хозяин.
Аркадий Александрович, бывший боевой офицер на заслуженной пенсии, относился к своему юному другу по-доброму, но снисходительно, а если точнее, как к тихому деревенскому дурачку. Нет, Сережка не был дураком в полном смысле этого слова, а, скорее, даже наоборот. Лихо разбиравшийся в компьютерной и прочей технике, парень был несколько странен. Детская наивность, простодушие и бьющая в лоб прямолинейность Сергея отгородила его от социума, в котором процветали изощренность, ложь и грубость.
В феврале прошлого года, в такую же ночь, застигнутый резким понижением температуры, насмерть замерзший парень попросился погреться, чтобы вконец не околеть по дороге к дому, до которого оставалась еще пара километров. Несмотря на суровые инструкции, охранник сжалился над парнем и впустил на доверенную ему территорию, напоив горячим чаем. С тех пор этот ритуал повторялся раз в три дня, как только Аркадий Александрович заступал на свою ночную смену.
Отзыв на пароль соответствовал тому, что Сергей нес в качестве угощения, а с пустыми руками он не приходил никогда. По пятницам и на выходных это было «пиво», «водка» или «коньяк». А вот в будние дни предсказать очередной отзыв было нереально. В этот раз были груши.
Поколачивая чайной ложкой по стенкам пол-литровой кружки, парень радостно рассказывал, как заметил в супермаркете скидку на фрукты, как отстоял очередь из жадных до халявы бабусек, совершенно забыв про горячительные напитки, и как героически донес свою добычу до адресата. Затем последовали восторженные воспоминания, как в детстве покойный отец Сергея принес огромную сумку груш, которые были добыты такой же холодной зимой, что в Советском Союзе было сродни волшебству.
Аркадий Александрович прятал в усах улыбку, колотил своей ложкой в такт и с удовольствием слушал эту простодушную эпопею о замороженных грушах.
— И с тех пор, Саныч, это мой самый любимый фрукт! — завершил рассказ Сергей, довольно хрумкая горячей долькой.
Саныч открыл было рот, чтобы обрадовать своего друга и признаться, что сам очень любит эту зеленую хреновину, как беседу оборвал страшный грохот на втором этаже.
Подскочив как ужаленный, парень уставился в потолок, а затем перевел взгляд на абсолютно спокойного Аркадия Александровича.
Прочитав немой вопрос в глазах испуганного друга, охранник не спеша потянулся за сигаретой и, чиркая зажигалкой, сказал лишь одно слово:
— Ищет.
— Кто? Кого?
— Сядь, нормально всё, сейчас расскажу.
Сергей присел на колченогий табурет, часто-часто моргая и пугливо посматривая потолок.
Раскурив «Союз-Аполлон», бывший военный, прошедший не одну и не две «горячие точки», не верящий ни в бога, ни в черта, начал свой удивительный рассказ.
— Лет шесть назад был у нас шеф тут, начальник местный. Мужик хороший, понимающий, справедливый. Жена любящая, дети, внуки, всё чин-чинарем. На объекте порядок, зарплата приличная, работники в нем души не чаяли. Да угораздило болезного по темноте заплутать, аккурат после Нового Года. Ну, ясен — красен, не трезвый был, с работягами последки праздника отмечали. И вышел он как раз там, где твой частный сектор сейчас стоит, — Саныч кружкой показал направление, отхлебнул остывающий чай и принялся за новую сигарету.
— Так вот, на том пустыре и нашли его, замерзшего, как твои груши. Хоронили, кстати, с пакетом на голове, что на самом там деле было — никто не знает. Кто говорит, что голова оторванная была, кто брешет, что перед смертью он что-то такое увидел, что от страха и перекосило. Баек много, а суть-то вот в чем: грешен был немного наш шеф, когда менты стали всех перетряхивать, да дознавать, всплыло, что у него любовница имелась. Жена после новости такой даже из морга не стала тело забирать и в дом гроб запретила приносить. Так рабочий люд и взялся за похороны, прощаться тоже сюда привезли, а потом сразу на кладбище. И никто из родни на похороны-то и не пришел, даже поминок не было, так, посидели с мужиками, погоревали...
Аркадий Александрович замолчал, задумчиво сбивая пепел с тлеющей сигареты.
— Своих родных ищет? — догадался Сергей.
— А черт его знает. С тех самых пор каждую зиму вот такая свистопляска творится. Я бы в жизни в такую чертовщину не поверил, если бы сам не видел.
— Видел... что? — съежился парень.
— Хочешь посмотреть? — в упор глянул на испуганного друга охранник.
— Я сперва тоже ссал, как полковая лошадь, а потом ничё так, даже разговариваю с ним.
Теперь пришла очередь Сергея сомневаться в ясности ума бывшего вояки.
— Не веришь? Пошли! — Саныч ухватил парня за рукав и потащил его к лестнице.
Нащупав выключатель, Аркадий Александрович щелкнул тумблером, и в свете люминесцентных ламп Сергей увидел царящий в огромной комнате форменный бардак. Вдоль стен стояли деревянные шкафчики, принадлежащие переодевающимся в начале и в конце смены работникам теплосети. Многие из них были распахнуты настежь, хлипкие замки были выкорчеваны с корнем, а нехитрое имущество в виде валенок и ватников было хаотично раскидано по полу. Из-под двери, ведущей в душевые кабины, бежал внушительный ржавый ручеек, уже подбирающийся к противоположной стене.
— О, как раз за полночь, — мельком взглянув на наручные часы, объявил Аркадий Александрович.
И словно в подтверждение его слов заскрипела дверца ближайшего шкафчика, из недр которого вылетела пластмассовая мыльница и синие семейные трусы.
— На меня раньше грешили, — глядя на распластавшийся на полу предмет туалета, вздохнул Саныч.
— Потом я нового шефа уломал-таки остаться в ночь. До утра водкой отпаивать пришлось.
— Саныч, пойдем отсюда, пожалуйста! — взмолился Сергей, утягивая невозмутимого охранника обратно на лестницу и нервно покусывая мерзлую грушу.
— Да он так-то безвредный, если посудить. Шесть сезонов уж тут продежурил, и ничего, живой.
Но поверить в безвредность призрака Сергею так и не пришлось.
Бардак ожил, с диким грохотом открывались и закрывались металлические дверцы, пара кирзовых сапог самостоятельно зашагали по направлению к зрителям и, не дойдя пары метров, взвились в воздух. По полу, похожий на раздавленную катком черепаху, заскользил ватник, обрезки труб, сложенные каким-то собирателем металла, вывалились наружу, грохоча и подпрыгивая до потолка.
— Ээээ, не бушуй, это я, Аркаша! — крикнул Саныч и наступила тишина.
— А это товарищ мой, Сережка! Он хороший, добрый! Не пугай его! — продолжил общение укротитель духов и победоносно посмотрел на полумертвого от страха «хорошего и доброго Сережку».
Обрезок трубы вновь устремился к потолку, одним махом выбив ряд ламп, погрузив раздевалку в кромешную темноту.
Последнее, что помнил Сергей, это надсадно гудящие в темноте водопроводные трубы и шепот, повторяющий его имя.
— Ну, очнись же, очнись, Серега. Прости дурака старого, не знал я, что он так начнет... Очнись! — знакомый голос и мокрые ладони, нещадно хлещущие по щекам, медленно, но верно возвращали в сознание.
Сергей с трудом поднял голову и с облегчением увидел бьющие в окно лучи утреннего солнца. В караулке пахло нашатырём, а сверху доносилась отборная четкая матерщина, видимо, пришедшие работяги наводили порядок после ночных хулиганств бывшего начальства.
— Прости, — снова повторил Саныч и протянул страдальцу кружку с крепким чаем.
— Саныч, да пошел ты в задницу! — жалобно простонал парень.
— Я бы тут свихнулся, чессслово. Когда твой кореш-то прекращает бушевать?
— Ну, пару деньков еще, наверное. Но тут другое, Сереж, он ведь никогда не говорил... Вот так вот, словами. Бывало, перестукивался со мной, я вопросы задаю, а он стучит. Если громко — это «да», если тихонько — «нет». А что бы так, по-человечьи, ни-ког-да.
— Я очень за него рад! — наверное, впервые в жизни Сергей применил сарказм, а потом и вовсе разразился такой бранью, что вызвал уважительное молчание на втором этаже.
Схватив неразлучный рюкзак и нервно трясясь от пережитого страха, он бежал, не разбирая дороги, желая побыстрее оказаться в родных стенах и в компании старой овчарки, которую он так вчера и не выгулял.
Забежав в частный сектор, Сергей ощутил себя немного спокойнее, атмосфера обжитости притупляла страх, в отличие от мрачных строений промзоны. Крохотный однокомнатный домик из белого кирпича был все ближе, в окне уже можно было разглядеть обеспокоенные глаза и торчащие уши верной собаки, которая просидела у окна всю ночь в ожидании своего друга. Радостно залаяв при виде долгожданного хозяина, Дейзи стала тыкаться влажным носом в оконное стекло, что означало наивысшую степень радости.
Лихорадочно копаясь в рюкзаке непослушными пальцами, Сергей, наконец, извлек ключи, как над ухом раздался хриплый простуженный голос:
— Закурить не найдется?
Возле калитки стоял немного сутулый человек неопределенных лет, в такой же ушанке военного образца, что и у хозяина дома. Машинально пошарив по карманам, Сергей смущенно развел руки:
— Нет, бросил.
— Филиппов, да ты в край оборзел! Не узнаешь? — незнакомец снял шапку, обнажив бритую голову с крупны шрамом от темени до лба.
— Важнов! — просиял Сергей и бросился обнимать старого армейского товарища.
— Да хорош тискать меня уже, может, пустишь? — не ожидавший такой бурной радости, но явно польщенный Важнов запросился в тепло.
— Слушай, Ден, ты вещи брось, и пойдем еще минут на десять прогуляемся, у меня псинка изнемогает.
Бывший сержант аккуратно поставил на пол объемную спортивную сумку, которая тихим позвякиванием выдала свое содержимое, и снова нахлобучил шапку.
— Ну, пошли, прогуляемся, я хоть вспомню, как мой район выглядит, а то только у матери сегодня успел побывать.
Пулей вылетев на улицу, собака принялась заниматься своими крайне важными делами, пока друзья неторопливо шли по сонной улице.
— Слушай, Ден, ты ведь здесь давно жил, до меня еще?
— Еще как до тебя, вырос тут, тогда еще два дома в три ряда стояли, да пустырь.
— А лет шесть назад не помнишь, труп на том пустыре нашли.
— Ха! Так мы ж его с пацанами и нашли, мужика собаки загрызли, их тут полно бегало, а после этого случая перестреляли всех.
— Загрызли?
— Не то слово загрызли, сожрали почти. Ни кистей, ни лица не оставили. Я по ночам орал потом, месяца два.
— Да, я б тоже орал... Ну ладно, рассказывай уже, как сам-то?
Обратно они шли уже втроем, полностью удовлетворенная прогулкой Дейзи так же не спеша шагала рядом со своим хозяином, навострив уши, словно ей тоже было очень интересно узнать, как Важнов остался служить в армии по контракту и прочие казарменные байки.
Байки продолжались до вечера, под спиртное и щедрые запасы холостяцких пельменей. Изрядно захмелев, Сергей поведал Денису о ночном происшествии, расписав его в красках и лицах. А так же намекнул, что тот самый труп шестилетней давности скорее всего и принадлежит разъяренному призраку теплосети.
— А п-п-а-а-а-шли к тете Вале! Э-э-эт-т сестра мамкина. Она ва-а-а-ще разведка, всё тут знает, — поставил Денис боевую задачу.
Боевая задача была выполнена без сучка и задоринки, и возвращение Важнова продолжили праздновать в компании «разведчицы» и её мужа.
Их частный сектор, хоть и стоял на самой окраине, но все же еще считался частью города, хоть и нравы здесь царили исключительно сельские. А посему многие жильцы были прекрасно осведомлены о личной жизни своих соседей.
— Дык как не знать! — авторитетно всплеснула руками тетя Валя, услышав о главном событии их поселка 2004 года.
— К любовнице он сюда ходил, Маруське Горшениной. Эта коза вертлявая лет на двадцать его моложе была, ведьма, проходимка! — «разведка» погасила свой праведный гнев очередной рюмочкой и продолжила: — Мокрощелка эдакая, не одного мужика так уже сгубила, зараза.
— К-к-к-а-а-к сгубила? — спросил Ден уже откуда-то из-под стола.
— А вот так! Ведьма она, говорю же вам! Все еёные мужики сгинули! Один шею на мотоцикле свернул, другой сам повесился, третий сгорел живьем в хате. А которых не знаем сколько! И все на том свете, точно вам говорю!
— А сейчас она где? — Сергей уже не на шутку увлекся расследованием.
— Так после того случая и съехала, бить её тут хотели, все бабы собрались, кажная-то за своего мужика переживала, — на этих словах муж тети Вали пьяно закивал, мол, видите, какая она у меня заботливая.
На этом развединформация была исчерпана. Тетя Валя продолжала поносить Маруську под пьяное мычание своего мужа и храп дембеля, к которому присоединился и его товарищ.
* * *
ЧАСТЬ 2
Наш век информационных технологий причудливо соседствует с неизжившими себя временами «сарафанного радио», людских толков и вековых воспоминаний. А поэтому найти информацию о Марии Горшениной не составило труда.
Сергей тщательно перепроверил данные адресной базы и рассказы односельчан, прежде чем подъехать к величественной новостройке в центре города.
Нервно крутя в руках бессменную ушанку, парень топтался возле подъезда. Несмотря на возрастающий интерес к местечковой страшилке, парень вполне разумно полагал, что незнакомая женщина просто посмеется над его визитом. А то и полицию вызовет. Но любопытство оказалось куда сильнее здравого смысла. Пиликнув домофонным ключом-вездеходом, Сергей поднялся на девятый этаж и с замиранием сердца нажал на дверной звонок.
Хозяйка квартиры на ведьму была явно не похожа. Но, несмотря на почти полные четыре десятка лет, выглядела она сногсшибательно. Вальяжно облокотившись на дверной косяк, она вопросительно смотрела на смущенного паренька.
— Эээ… Здравствуйте! Извините, я… Вы меня не знаете… Я слышал… Я живу на Ключевой, там…
Услышав название улицы, «ведьма» растеряла свою вальяжность и, молча, поманила пальцем через порог, приглашая войти в квартиру.
— Ну и что там опять приключилось? — даже не поинтересовавшись, причем тут, собственно, она, женщина сразу перешла к сути.
И без того не слишком красноречивый Сергей, смущенный своим поведением и ситцевым халатом, который мало что скрывал, выпалил то, что было у него на уме:
— А вы правда ведьма?
Ослепительно улыбнувшись, демонстрируя немалую сумму, отданную дантисту за жемчужное отбеливание а-ля Голливуд, женщина направилась на кухню, небрежно бросив через плечо:
— Раздевайся.
Содрав с себя куртку и кинув её прямо на пол, Сергей заспешил за хозяйкой.
Невозмутимо разливая чай по кружкам, как будто в её дом пришел старый знакомый, Мария так же безмятежно, но тоном, не терпящим возражений, приказала:
— Рассказывай.
И Сергей рассказал. Нервничая, сбиваясь и краснея, он рассказал ей все недавние события, которые заставили его вылезти из своего кокона и даже, о, ужас, придти в гости к совершенно незнакомому человеку.
— Сколько дней уже ваш призрак бушует?
— Эээ… шесть лет.
— Лет? — женщина изумленно вскинула голову и смешно застыла с неразжеванным куском пряника за щекой.
В недрах ватных штанов запиликала старенькая Нокия, высветив на мигающем экране имя абонента САНЫЧ.
— Сережка, ты это, не приходи сегодня, — раздался в трубке печальный голос.
— Беда у нас, нечисть наша разбушевалась, четверных в больницу увезли. Кипяток изо всех щелей свищет, замыкания на каждом шагу, Комарова в душе током шандарахнуло. Армагеддон местного масштаба. И это… Когда первый раз трубы рванули, свист такой из них пошел «серёёжааа», будто пар свистит, ан нет, все разборчиво. Так что сиди ты дома, с господом богом, неспроста всё это.
— Саныч, я сейчас у…
— Всё, всё, Сережка, прощаюсь. Как-нибудь еще свидимся.
Вслушиваясь в короткие гудки из громкого телефонного динамика, женщина склонила голову на бок, задумчиво прожевывая пряник.
— Шесть лет… Шесть лет, а беды вот только сейчас начались. Это вам еще повезло…
— Ладно, мальчик мой, вот тебе информация. Ведьма ли я? Я не люблю это слово. Как и «экстрасенс», «ведунья» и прочие «гадалки». На шабаш я не летаю, людям не врежу, способностей обширных не имею. А вот мстить… — Мария сделала торжественную паузу.
— А вот мстить — умею. Умею, люблю и практикую. И не за краденый там кошелек какой-нибудь, а за вещи куда более страшные, Сереженька. Какая природа у моих способностей — не ведаю, да и не больно-то интересно. Но знаю точно, что если мужчина со мной в связь интимную вступит, так весь он мой, весь, без остатка. Что угодно могу с ним сделать, любую смерть пожелать могу.
Сергей зачарованно слушал эти откровения, сжимая в руках верный телефон.
— А за что вы их так всех?
— Каждого по деяниям его. Нравится тебе на мотоцикле своем паршивом в кураже пьяном по городу кататься, да девок малолетних сбивать — получи. И не спасет тебя, что ты без номеров и с места преступления скрылся. Хочешь дочку малую бить да придушивать за трояки школьные — изволь сам в петле поболтаться. А уж если ты извращенец, в полах и возрастах разбора не ведающий, да жертв своих насильно истязающий, то быть тебе псами бешеными загрызенным. Откуда про грешки их знаю — не спрашивай, да и не так уж это важно. Ферштейн, Сереженька?
— Фершетейн, ну, да, то есть. А на теплосети почему…
— Не сильна я в теории, мальчик мой. Жить, падла, уж больно хотел, наверное. Где-то читала, что если дух со смертью не смирится, то черта с два его из мира живых выгонишь. А если еще и разозлить эту тварь, то ох как погано всё будет. Вот, как у Саныча на работе. Кстати, дух-то, кажется, его за своего принимает. Не иначе, как у товарища твоего крови на руках — не отмоешь. Воевал ведь он? То-то и оно.
— Выходит, что я его разозлил? Ведь до меня он так, хулиганил только. А сейчас убивать хочет и… имя мое говорит.
— Выходит, что так. И не смотри на меня собачьими глазами, не умею ничего, кроме того, что уже рассказала. Ни выгнать, ни усмирить не смогу. А что ты в ту ночь делал-то?
— Да ничего особенного. Груши принес, чай пили…
— Груши? — истерично хихикнула ведьма.
— Помнится мне, так мы и познакомились. Груши я с рынка несла, так пакет порвался, они в снег и посыпались. Специально всё, конечно. Я время подгадала, как он с работы выходил, вот неподалеку и устроила представление. Ой, мужчина, помогите, пожалуйста. Ой, а может, вы донести поможете, я вас потом чаем напою, — женщина продолжала хихикать, явно довольная своей стратегией.
— Короче, мальчик мой, не ходи ты больше туда. Попа позови, если уж так беспокоишься. Я слышала, что срабатывает.
— Хорошо, спасибо вам, я пойду.
Мария терпеливо ждала, пока парень неуклюже обувался в прихожей, а когда Сергей перешагнул порог, она цепко схватила его за куртку, и, развернув к себе, настойчиво прошептала:
— Не ходи больше туда, запомни! Теперь ты его раздражитель. Есть вероятность, что побушует, да успокоится до следующего года, раз уж «график» у него такой. Так-то у них памяти, как у золотой рыбки. Главное — не напоминать. Всё понял?
Сергей всё понял, но мысль о том, что смерть совсем рядом ходит по его району, не давала ему покоя. Выгребая мелочь из карманов, он запрыгнул в холодный трамвай, где расспросил словоохотливую кондукторшу, где находится ближайшая церковь.
Терпеливо отстояв вечернюю службу, парень подошел к священнику с просьбой освятить злополучную теплосеть.
— Три тысячи! — озвучил цену за свои услуги плечистый носитель сана.
— Но… У меня только пятьсот рублей осталось. Зарплата только в пятницу.
— Вот в пятницу и приходи, — резюмировал священник и скрылся за алтарем.
Удрученно шагая по церковному двору, Сергей внезапно развернулся и зашагал к окошку церковной лавки. Пятисот рублей вполне хватило на свечи, небольшой крест, святую воду и маленький псалтырь. Осталось даже на пиво и проезд.
На подходе к своей улице, Сергей увидел черную дымку и учуял отчетливый запах гари. Два дома, которые ближе всего стояли к остаткам пустыря, выгорели дотла.
Злобно скрипя зубами, парень влетел в дом и бросился к компьютеру. Гугл не успевал обрабатывать запрос за запросом. «Как изгнать духа», «экзорцизм», «обряд изгнания», «уничтожение нечистой силы» и многие-многие другие сыпались в поисковик, как из рога изобилия. Информация попадалась как отчаянно бредовая, так и вполне осмысленная. Набор-чтение-выписка в тетрадь, набор-чтение-выписка в тетрадь, набор-чтение-выписка в тетрадь…
Обогатившись к ночи новыми знаниями, Сергей вооружился покупками из церковной лавки, псалтырём и новыми записями. Взяв на поводок поскуливающую Дейзи, он решительно направился в сторону теплосети.
Здание тонуло в темноте, лишь в окошке сторожа теплился слабый подрагивающий огонек масляной лампы. Разыгравшаяся вьюга толкала в спину, словно заставляя быстрее идти вперед по оледенелой от мощного разрыва труб земле. Преодолев чуть ли не километровую наледь и таща за собой упирающуюся овчарку на манер санок, свежеиспеченный экзорцист забарабанил свободной рукой в обледеневшую дверь.
— Пароль!
— Kyrie eleison! (прим. автора — «Господи помилуй» на латыни)
Дверь распахнулась, и на крыльцо вылетел Саныч. Несчастная продрогшая собака, мечтавшая поскорее оказаться в тепле, вдруг встала на дыбы и зашлась в истерическом лае, норовя бросится на хозяина караулки.
— Пришел все-таки… — странным тоном прокричал охранник. Непонятно было, то ли радовался он, то ли злился…
— Пусти, Саныч, нужно срочно поговорить!
Не дожидаясь приглашения, парень рванул в сторожку, на ходу успокаивая озверевшего питомца. В сторожке стоял лютый дубак, электричества не было, и калорифер уже давно остыл, что, однако, не смущало престарелого офицера. Он спокойно стоял в одном кителе и черной вязаной шапке, а тяжелая дубленка небрежно была переброшена через спинку кровати.
Торопливо отряхивая валенки, Сергей вывалил информацию сегодняшнего дня на своего друга, даже не обращая внимания на его попытки вставить хоть какое-то слово.
— Вот когда поп меня послал лесом, так я и решил. Я сам всё сделаю! Сам! До пятницы он тут всех перебить ведь может, весь район, как нефиг делать. Пишут, что изгонять духов может только священник, любой, главное, что христианский. Но бывает, что и миряне справлялись. Не все и не всегда, но мне пофиг, Саныч, пофиг! Я буду защищаться, и всех вас буду защищать! Я не позволю! Я не боюсь!
— Да кого тут уже защищать, блаженный, сбежали все. Света нет, трубам хана. Я вот только и остался. До тепла жить тут буду. Денег вагон пообещали, а я ж и не против. Черти эти меня не трогают, к морозам привык, лафа же! Да привяжи ты куда-нибудь свою дурную псину! — Дейзи снова совершила попытку атаковать и почти цапнула за руку неполюбившегося ей сторожа.
— Саныч, у нас два дома сегодня сгорели! Стой, что это?… — наматывая поводок на железную спинку кровати, Сергей разглядел бурые пятна крови на рукаве бесхозной дубленки.
Аркадий Александрович тяжело опустился на самодельный табурет и закрыл лицо руками.
— Я сегодня Муську свою на втором этаже нашел… Без головы. Оторванная. Рядом валялась. Муську мою, ирод… Такое животное ласковое! Приходила ко мне, на плечо ложилась, носом мне в шею тычет и тарахтит, тарахтит, — Саныч жалобно всхлипнул.
— Ладно, Сергунь, давай попробуем, уж коли такой замес пошел. Только псину свою наверх не пускай, достала! Да и Муська там, так и не смог я её взять, решил до утра подождать.
Сосредоточено, в гробовом молчании, друзья расставляли зажженные свечи по второму этажу вымершего здания под глухой лай неугомонной овчарки и скрип старой кровати. Видимо, обозленное животное изо всех сил пыталось освободиться, таская за собой кровать по всей сторожке. Новое освещение не рассеивало страх, а, напротив, пляшущие на стенах тени добавляли новые краски к подбирающемуся ужасу. Вылив святую воду в железную чайную кружку, которая все еще сохраняла еле уловимый душистый запах зеленого фрукта, Сергей смастерил из пакли что-то вроде кропила и торжественно положил его рядом с псалтырем.
— Ну, что, начнем?
— И ты думаешь, я позволю тебе начать, клоун? — охранник поднял с полу обрезок трубы и одним махом скинул все приспособления на пол.
— Саныч, ты что творишь, Саныч? — изумленно заорал Сергей, пытаясь спасти остатки святой воды в катящейся в угол кружке.
— Да нет тут уже никакого Саныча, идиот! — глумливо усмехнувшись, Аркадий Александрович снял черную вязаную шапку и продемонстрировал шокированному парню кровавое месиво и раздробленный череп.
— Застрелился твой кореш, вот прям после того, как тебе отзвонил, — довольно улыбался труп.
— Он-то, дурак, думал, что не трогаю я его, как же! Я ему тут такие песни пел, о грехах его ночами нашептывал, с ума сводил. Во снах все убитые им души показывал. Но крепкий был, сволочь, вот только на шестой год и пустил себе пулю в череп.
— Зачем тебе это все нужно? Чего ты хочешь? — затравленно зашептал Сергей, не чувствуя ног и оседая на пол.
— Тело самоубийцы, «друг» мой. Тело, отданное добровольно! Где бы я еще нашел такую шикарную возможность?! А теперь сиди тихо, он скоро придет, и ты тоже подаришь ему свою драгоценную тушку.
— К-к-кто? — желудок сжался, и фонтан нервной рвоты выплеснулся на деревянный пол.
— А ты думал, я тут один? — снова ухмыльнулся дух в новом обличье.
«Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. И тогда говорит: возвращусь, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным. Тогда идет и берет с собою других духов, злейших себя, и, войдя, живут там».
Сергей вспомнил строки из Нового Завета и ужаснулся. Каких-то несколько часов назад он зачем-то выписал их в тетрадь и… Стоп! Тетрадь! Тетрадь и крест. Они лежали здесь, во внутреннем кармане куртки. Чуть наклонившись вперед, он даже почувствовал, как деревянное распятие впивается ему в ребра.
В темноте раздался протяжный вздох, как-будто вздохнуло всё здание, неожиданно обретя самостоятельную жизнь. Одна за другой гасли свечи, этаж погружался в темноту, а снизу раздался истошный, полный отчаяния собачий вой.
Ползя по собственной рвоте к паре уцелевших свечей, парень схватил единственный источник света и выставил перед собой, свободной рукой доставая тетрадь, где был подробно описан обряд экзорцизма, применяемый в католической конфессии.
То, что раньше было его добрым другом Санычем, не спеша вытащило из кобуры пистолет и, улыбаясь синими губами, положило его у ног жертвы.
— С чего ты взял, что я буду в себя стрелять? — уже без дрожи в голосе спросил Сергей.
— По-другому мы не уйдем. Мы продолжим убивать и калечить, здесь не останется камня на камне. Но если ты отдашь нам свое тело, никто больше не пострадает, мы уйдем, наслаждаясь новой жизнью.
«Великий лжец», — всплыло в голове Сергея библейская «кличка» злого духа.
— Нет!
— Ты хорошо подумал? Умрут все!
— Да! — подсунув огонек свечи под промасленный ватник, парень одним рывком встал на ноги.
Куча старых штанов, ватников и валенок начала дымить и разгораться. Едкий удушливый дым не давал как следует разглядеть аккуратные латинские буквы в уже потрепанной тетради, но ждать уже было нельзя.
— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus… — теплосеть снова «вздохнула», а огонь начал разгораться всё сильнее, осветив растерзанную на полу окоченевшую кошку, перекошенное лицо сторожа и… клубящееся черным дымом нечто, мечущееся под потолком, обвивая трубы и непрерывно «вздыхая».
Вытянув перед собой крест, Сергей продолжал читать древний текст, шаг за шагом подбираясь к опрокинутой в углу кружке, надеясь, что там сохранилось хотя бы несколько капель святой воды.
Опустившись на четвереньки и бешено мотая головой, за ним неотступно следовал изуродованный труп, видимо, выжидая удобный момент, чтобы, наконец, покончить с упрямой жертвой.
— Ты не священник! — корча гримасы рычал дух откуда-то из глубины тела. Рот оставался закрытым.
— У тебя ничего не выйдет, сдайся, сдайся, сдайся-я-я-я!
Трещали старые деревянные опоры и оконные рамы, стройные ряды шкафов ярко пылали, треща и разбрасывая искры. Промасленные спецовки, припрятанные горюче-смазочные материалы и обветшалые половые доски дали прекрасную почву для бушующего пожара.
— Ut inimicos sanctae Ecclesiae humiliare digneris, te rogamus audi nos! — Сергей выкрикнул последние слова обряда и ловко пнул почти опустевшую кружку в лицо рычащей твари.
Веер блестящих капель окропил и воюющее чудовище в костюме охранника, и ползущую по горящим половицам черную мерзость.
Собачий вой, злобное рычание и гул бушующего пожарища слились в один сатанинский вопль.
Электрощиток выбросил гигантский сноп искр, салютуя проламывающимся опорам и грохочущим трубам. Объятый пламенем этаж рухнул, словно сделанный из картона, увлекая за собой и без того ветхую крышу, погребая под собой всех живых и неживых.
* * *
ПОСЛЕСЛОВИЕ
За последнее десятилетие улица Ключевая преобразилась до неузнаваемости. Здесь стояли добротные многоэтажные дома, от пустыря не осталось и следа, а на месте сгоревшей теплостанции отстроили огромный гипермаркет. Вокруг стояли детские сады, школы, магазины и поликлиника. Пустырь, часть промзоны и небольшой частный сектор превратились в элитный благополучный жилой район с многочисленными новыми переулками. Вопреки полицейской статистике, здесь почти не происходит краж, поножовщин, изнасилований и убийств. Местная легенда рассказывает о молодом парнишке, вступившим в схватку с нечистой силой и выйдя из нее победителем ценой собственной жизни. Что ему помогло — древний обряд или мужественное самопожертвование, об этом старожилы могут спорить до хрипоты. Но если вы, выйдя в завьюженную зимнюю ночь, вдруг увидите человека в армейской ушанке, ведущего на поводке крупную овчарку, то, думаю, вам не стоит его бояться.ведьмывымышленныеоккультизмполтергейстпризракизима