Деревенская история

• Страшные истории
• Captain_Torch
• 2019-08-31
• 1
• 585
• 4 мин.

Может, было, а может нет, врать не буду. Эту историю услышала еще в детстве, от одной маминой знакомой. Время тогда было социалистическое, коммунизм строили, и всякой мистике значения, упаси боже, не придавали. А она имела место быть.

Моя мама, будучи молодой девушкой, вышла замуж и уехала из своей деревни в богатый райцентр. Далеко от дома, но маму это не пугало: рядом был муж, любимая работа, квартира. И ожидание первого ребенка, то есть меня. Связь со своей деревней мама не прерывала, и, когда подросла я, а потом и сестра, мы часто наведывались в далекую, таежную деревеньку, которую я просто обожала. В те времена деревня не выглядела такой убогой и заброшенной, как сейчас. О, в те времена деревня была своеобразной романтикой, даже поэзией, и в таком количестве, как сейчас, народ с неё не бежал. Так, собственно, об истории.

У моей мамы в деревне жили родители, мой дед и моя бабушка, к ним-то мы и ездили каждое лето. 

И вот в один из таких приездов к моей маме в гости «нагрянула» её когда-то лучшая подруга. Подругу звали Алёна, в своё время она удачно вышла замуж, порвала все связи с бывшими знакомыми и подругами и укатила вместе с мужем в город. А тут вдруг заявляется в деревню и к моей маме прямым ходом. И откуда узнала, что мы здесь?

Я её как сейчас вижу, красивая, одета богато, и ревёт, прям слёзы в три ручья.

— Анна, — так маму мою зовут, — вот и пришло время за нашу глупость расплачиваться! — и всё рыдает.

Смотрю, мама моя лицом помрачнела. А мне тогда лет 12 было, а сестренка совсем маленькая, ей только три исполнилось. Мама на меня смотрит и говорит:

— Надя, выйди из комнаты, мне с тётей Алёной поговорить надо.

Я вышла-то, а сама с обратной стороны двери стою и слушаю, как Алёна маме рассказывает.

— Гадание наше-то помнишь, когда ещё незамужними были? Помнишь, как мы втроём на блюдце гадали, ты, я и Ирка Соловьёва?

Мама моя молчит, а тётя Алёна уже в голос срывается.

— Помнишь, что нам блюдце нагадало тогда? Тебе венец безбрачия, мне бездетной быть, а Ирке, наоборот, трех мужей, трех детей, мы ещё посмеялись тогда, вот счастливая! Прям за нас двоих счастье своё должна была взять!

Слышу мама приглушенно так говорит: 

— Я всё помню!

А тётя Алёна отвечает:

— А помнишь, как вдвоём с тобой судьбу нашу решили на блюдце перегадать, без Ирки? Чёрный обряд совершить… Иркину судьбу тогда на двоих раскидали, так нам счастья своего хотелось! Помнишь? Помнишь, как Ирка вдруг ни с того, ни с сего, после того, как мы второй раз погадали, спиваться начала. И Матвей её бросил. А как-никак жених её был, да какой — первый парень на деревне… И после этого Иркина судьба под откос пошла… троих детей-то она родила, да от разных мужиков, а дети её теперь все по приютам живут. 

Мама, слышу, молчит. А тетя Алёна продолжает: 

— А мы с тобой, Анна, замуж вышли, у тебя дети есть, у меня, и мужья у нас, что грех жаловаться! А я вот недавно по городу иду, а навстречу мне цыганка, и говорит: «Не своим счастьем живёшь, отнимут у тебя его скоро». А у меня одно счастье — дочь! Цыганка словно мысли мои услышала: «Дочь к лошадям не пускай», — говорит. А что сделаешь, моя-то Верка только ими и грезит, даже на секцию записалась, призы берёт. Анна, боюсь я за неё очень, что делать-то?

— Ничего, видно, не сделаешь уже, Алён, — слышу мамин голос, — правда, грех с тобой взяли, чужого счастья захотели, нельзя так было. А Ира где сейчас-то?

— Ирка где-то в больнице для сумасшедших живет, — отвечает тётя Алёна. — Да какая разница, что с ней, я как-то поехала к ней, покаяться хотела, а она как кинется на меня… глаза черные, бешеные, сама худая, еле её от меня санитары оттащили. Самим-то как дальше жить, я Верке своей по сто раз на день звоню, телохранителя ей наняла… а все равно боюсь за неё, муж ругается, говорит, совсем того стала… что лошадь-то сделать может… боюсь я, Анна…

Тут тетя Алёна замолчала, а мама моя, сквозь щелку смотрю, с лица вся спала, и видно, думает о чем-то, а потом тихо так говорит, да с таким трудом, словно у неё в горле совсем пересохло:

— Я, Алён, тоже не своим счастьем живу... Чувствую это. И хорошо всё, вроде, замуж я за Матвея вышла, и девчонок моих любит, и меня, и деньги в дом носит, и не пьёт, да чувствую, не мой он, мне тоже тяжело…

И тут в комнату дед ворвался, он, видно, с другой стороны комнаты всё слышал, комната-то проходная. Да как на маму кричать начал, я даже слов в этом потоке разобрать не могла. Кричал, что всё исправить нужно. Что натворили, прощения вам нет, что удумали, чужое счастье красть…

Потом была ночь, я помню, мама с тётей Алёной и дедушкой на болота ушли, в самое полнолуние… Что было там, я не знаю… Бабушка всю ночь не спала и шептала, глядя на луну: «Помоги, помоги». Мама с дедом только под утро вернулись. Мама бледная была и как-то на себя не похожа.

А вот тётя Алёна вернулась намного раньше, как сейчас помню, в дом дедушкин ворвалась, зло так на нас посмотрела, и как давай на бабушку орать, что, мол, ваш старый дед с ума совсем выжил, такое требует, дочь, мол, свою она никому не отдаст. В общем, дверью хлопнула, и поминай, как звали…

Спустя два года после этой ночи мама с папой развелась. И так нас одна всю жизнь и воспитывала, хотя красивая была настолько, что дух захватывало при взгляде на неё, мужчины были, конечно, но ни один замуж так и не позвал за всю жизнь. Мама так с грустью порой и говорила, долг свой с лихвой вернула.

Я выросла, вышла замуж, у моей сестрёнки тоже всё хорошо, хотя нас папа и знать не хотел после развода, и до сих пор не знает, но мы с сестрой выросли хорошими дочерьми и жёнами, и будем хорошими матерями, надеюсь…

Папа наш живёт с Ирой, с той самой маминой подругой, забрал её из сумасшедшего дома, она как-то быстро на поправку пошла, детей всех они из детского дома забрали и ещё своих двоих народили, живут душа в душу, не смотря на возраст, видно, и впрямь судьба…

Мама теперь уже не плачет, но иногда, по ночам, глядя на луну, просит у кого-то невидимого прощения… и благодарит за то, что мы живы. Я не знаю, к кому она обращается.

Знаю лишь то, что тётя Алёна после той самой ночи приехала к себе домой, забрала свою дочь и уехала в путешествие за границу, подходить к лошадям она своей дочери категорически запретила… Вера её послушала, но спустя полгода после того, как они уехали за границу, у Веры начался роман с итальянцем. Итальянец был молод, хорош собой и очень богат. Алёна эти встречи, конечно, одобряла, но было одно «но» — итальянец оказался заводчиком породистых лошадей. Итальянец заверил Алёну, что Веру он и близко к лошадям не подпустит. Сыграли свадьбу, и вот в один из дней, когда итальянец уехал по делам, Вера уговорила свою мать проехаться верхом. Лошади шли смирно, но вдруг лошадь, на которой сидела Вера, завернула в амбар, где находилось сено. Через несколько секунд Алёна услышала какие-то хрипы из этого амбара, и на своей лошади рванула туда. Её дочь Вера висела на крюке, который был вбит в балку. Лошадь стояла чуть поодаль. Видимо, когда лошадь проходила под крюком, тот зацепился за верину рубашку. Рубашка передавила девушке горло, и она задушилась.

Когда моя мама узнала об этом, она не заплакала, но сказала: «Вот и расплатились за своё ворованное счастье».

И только когда мамы не стало, я поняла, что она имела в виду. Забирая её больничную карту, я увидела, что мама в тот момент, когда они с дедом ушли на болота, была беременна. Я не знаю, что там произошло, но знаю, что мама после болот стала другой. Она никого не родила. Она надела на себя венец безбрачия и покорно носила его всю жизнь.