Надлежащее подлежащее

— Я боюсь свешивать руку с кровати!

Игнатий зафиксировал брови в полуприподнятом положении, по неровному контуру сплющенной параболы Лобачевского. Удивление, самоирония, лёгкое недоверие. Как нелинейно время! В теории мы начинаем с простых задач и движемся к сложным. Но лучший гипнотерапевт страны начал свою практику с необъяснимого, сложнейшего, ужасающего случая. После такого врачи обычно либо уходят на покой, либо сами становятся пациентами.

Всю свою профессиональную жизнь Аннушкин совершенствовался, оттачивал навыки гипноза и архетипического анализа, учился и учил, искал и находил диагнозы в трудах немецких философов… Для чего? Чтобы в зените славы заниматься такой банальщиной? Хотя уж лучше монстры под кроватью, чем красный ангел одной из постоянных клиенток.

Гипнотерапевт опёрся виском о сведенные вместе пальцы: указательный и средний — и слушал нестройный дуэт своего внутреннего голоса и рассказа пациентки.

— Я недавно прочитала, что кровать должна стоять на силовых линиях. Пришлось передвинуть её к другой стене, но там было очень тесно. Поэтому я купила более узкую. Теперь я почти всегда сплю, свесив руку вниз. Но буквально позавчера, когда я почти уснула, меня посетила мысль. А вдруг моя рука кому-то мешает?

— Кому? — самым серьёзным тоном поинтересовался Игнатий.

— Тому, кто под кроватью.

Кривизна параболических бровей слегка увеличилась.

— Я знаю, как это звучит, — пациентка выглядела виноватой. — Но эта мысль не даёт мне заснуть уже двое суток!

— Вы боитесь, что из-под кровати кто-то вылезет?

— Немного.

— Вы думаете, там кто-то поселился?

— Думаю.

— Вы чувствовали прикосновение к руке?

— Нет. И от этого только хуже. Так стыдно!

— Стыдно?

— Только начинаю дремать, как на меня накатывает ощущение собственной неуместности. Я вредная, я мешаю. А ко мне даже прикоснуться нельзя.

Аннушкин вздохнул и наполовину прикрыл глаза в знак понимания и сочувствия. 

Вот и полезла из-под кровати настоящая причина.

— Итак, это не страх. Это чувство вины, — подытожил Игнатий. — Вы не боитесь того, кто под кроватью. Это он вас боится. Представляю, если бы у моего лица постоянно мельтешила чья-то рука.

Пациентка невольно улыбнулась.

— Я вспомнила один эпизод из детства, — прервала она недолгое молчание. — У Борьки, соседского мальчика, была большая книжка-раскраска. И я очень ему завидовала. А он, как назло, любил сидеть во дворе на лавочке и раскрашивать. Я стала ему мешать, закрывая рукой страницы. Боря бесился, плакал, убегал домой.

— Дети часто бывают жестокими, — Игнатий решил отделаться дежурным комментарием.

— Бывают. Но я же не знала, что он на скамейке сидел не от хорошей жизни. Родители часто оставляли его одного с престарелой бабкой. Она уже давно была в маразме и почти не вставала с кровати. Почти.

— Почти?

— Да. У неё случались приступы активности. Она выходила голой на балкон, выбрасывала из квартиры всякие вещи и громко материлась на прохожих. Родственники её поэтому запирали в спальне, где кроме матраса почти ничего и не было. Мы все уже привыкли и воспринимали происходящее как шутку. Только Боря знал немного больше, чем мы. Поэтому отсиживался на лавочке.

— А вы его оттуда прогоняли, — протянул Аннушкин.

— Получается, что прогоняла. Гнала на верную смерть. Он был довольно худеньким мальчиком. А у бабки во время приступов развивалась нехилая такая ловкость. Даже не ловкость, а цепкость. Жилистость. И то ли её забыли в спальне запереть, то ли она дверь выломала. Да только Боря с балкона полетел, вслед за телевизором, тумбочкой и столом. Она приняла внука за часы.

— За часы?

— Да. Я же всё это видела. Стоит эта ненормальная на балконе, держит внука за ногу и кричит: «Смотрите, какие они мне часики подарили! Часики! Да **ать я хотела ваши часики!». А Боря даже не сопротивляется, висит вниз головой и рисует в своей раскраске… Так и летел, сжимая книжку в руках.

Игнатий не ожидал, что клиентка сумеет вербализовать травмирующие воспоминания на первой же сессии. И гипноз не понадобился.

— Вы сейчас скажете, что мне просто нужно было изжить чувство вины? Или что я всё равно ничего не могла сделать тогда? Или что ничего не понимала? Или что страх это лишь эхо прошлого, плачущего среди руин памяти?

— Зачем? Вы сами всё сказали.

— Сказала. Спасибо вам. Мне бы никогда не хватило сил сказать это самой себе.

— Для этого и нужны психотерапевты. Мы всего лишь создаем рамку, ради которой клиент пишет целую картину.

«Или чертову картинную галерею», — мужчина невольно вспомнил оккупированный безумием особняк Ерофеевых.

Пациентка задумалась, доставая миниатюрное портмоне.

— Рамку. Забавно. Новое место для кровати я нашла именно с помощью рамок. Ходила как дура по квартире с двумя металлическим уголками. Уже хотела бросить эту затею, как вдруг рамки просто вырвало у меня из рук, и они отлетели к стене. Там я поставила кровать. Ладно, до следующей встречи.

— Только если почувствуете внутреннюю потребность в терапии.

Игнатий проводил клиентку к выходу и сам стал поспешно собираться домой. У его новой молодой супруги были особые представления об объемах супружеского долга. В её концепцию явно забыли включить понятие финитности. Это приходилось учитывать в распорядке дня (и ночи).

Поэтому звонок от пациентки поздним вечером был не слишком желательным явлением. Тем не менее, Аннушкин решил-таки ответить. Этот случай показался ему подозрительно простым.

— Я не поздно? — раздался в динамике бодрый голос. Слишком бодрый. С маниакальными нотками.

— Добрый вечер. Не очень.

— А я вам из-под кровати звоню!

— Откуда?!

— Из-под кровати! Да вы не пугайтесь. Я просто решила проверить, насколько помогла ваша терапия.

— И насколько же?

Прятки под кроватью вряд ли можно было считать терапевтическим эффектом.

— На все сто! Ни страха, ни стыда, ни совести, — пациентка истерично хихикнула. — Поэтому большое вам спаси… спаси. ой. Спасибо.

Последние слова она практически просвистела, поэтому Аннушкину показалось, что в конце вместо «спасибо» вдруг образовалось «спасите». Но, во-первых, трубку клиентка уже положила. Во-вторых, терапевт должен быть терапевтом только внутри кабинета. В-третьих, благоверная умела взыскивать супружеский долг без всяких коллекторов.

Только на утро Игнатий увидел в телефоне СМС от пациентки.

«Спасите. Я сейчас под кроватью. А на кровати кто-то лежит, свесив руку».