Старший брат моего друга проходил службу в «горячей точке», был разведчиком. И был в их части замполит. Никто его не любил, понятное дело, все тишком посылали — уж больно строг был, за малейшую провинность вроде нестроевого шага при передвижении от палатки к гальюну мог послать тот самый гальюн чистить или перед строем поставить и полчаса отчитывать. Поговаривали в части, что даже удовольствие половое с этого имел, ну да не суть.
Вечер, команда «отбой», все уже лежат по койкам, и тут слышит брат голос этого замполита: «Сержант Петренко, вы что в лесу делаете? Команда отбой была!». Брат прибалдел: сержант Петренко — это же он! Но он же не в лесу, а здесь, в палатке! Хотел крикнуть и дать о себе знать, а ему будто горло сдавило — только сипеть может слегка. Хотел пошевелиться — тоже не может, ни одна мышца в теле не слушается. Брат смотрит перед собой и видит глаза соседа, тот тоже испуган донельзя. И тут он начинает по-настоящему паниковать, потому что двадцать здоровых мужиков какая-то сила придавила так, что с трудом можно глазами шевелить. Паника нарастает, брату плохо уже. И тут он слышит из-за стены свой — свой! — голос: «Иван Федорович, а не пошли бы вы на х**!». Брат лежит ни жив ни мертв: эту фразу он буквально два часа назад дословно пробормотал, когда ему втык за неуставные кроссовки сделали. Из-за стены вопли замполита удаляются: ах ты, мол, гад, да как смеешь, на гауптвахте сгною — и затихли. А брата не отпускает, держит. Так он и не спал всю ночь. С утра только отпустило. Он с сослуживцами переговорил — да, говорят, так и было, хотим крикнуть, а пошевелиться не можем.
Пошли к командиру, доложили. Тот аж подпрыгнул, сразу приказал на поиски выдвигаться. Долго не искали, нашли почти сразу. Брат говорил, что новички проблевались знатно: от замполита осталась только кожа, сморщенная, как воздушный шарик сдутый. И огромная крестообразная рана во весь живот...военныестранная смертькороткие